совершалась
только  на бумаге. Закладываемых  крестьян  никто и в  глаза не  видел.  Вот
Чичиков  и  придумал:  скупить  по  дешевке  умерших  крестьян,  которые  по
документам значились как живые. А потом...
     - Понимаю, сэр! - радостно прервал  меня  Джефф Питерс. - Знал я одного
такого мерзавца. Альфред Э. Рикс  звали эту жабу. Он  разделил на участки те
области штата Флорида, которые находятся  глубоко под водой, и продавал  эти
участки простодушным людям в своей роскошно обставленной конторе в Чикаго.
     - Да  нет  же! - закричал  Тугодум.  - При чем тут этот  ваш Альфред Э.
Рикс? Второго такого ловкача, как Чичиков, вам не найти!
     - Боюсь, друг мой, что ты слишком уж  категоричен, - улыбнулся я.  -  В
каком-то смысле Чичиков, конечно,  не повторим. - Но... Позвольте, друзья, я
прочту  вам, что  писал  о  Чичикове  знаменитый  русский  революционер Петр
Кропоткин.
     Достав из кармана пиджака блокнот с заранее заготовленными выписками, я
полистал его, нашел нужную цитату и прочел:
     - "Чичиков может покупать мертвые  души  или  железнодорожные акции, он
может собирать пожертвования для благотворительных учреждений..."
     - Как я для беспризорных детей? - вмешался Остап.
     - Совершенно верно, - кивнул я. - Вы,  Остап,  в  известном смысле тоже
ведь  ученик  Чичикова.  Весьма способный ученик,  не спорю, но...  Впрочем,
позвольте, я  дочитаю  до конца рассуждение  господина  Кропоткина. "...  Он
может   собирать   пожертвования   для   благотворительных  учреждений.  Это
безразлично. Он  остается  бессмертным типом: вы встретитесь с ним везде. Он
принадлежит всем  странам и временам: он  только принимает  различные формы,
сообразно условиям места и времени".
     - Вот это верно! - восторженно выкрикнул Джефф Питерс. - Ну прямо точка
в точку про  эту жабу Альфреда Э. Рикса,  с  которым я встретился,  шагая по
шпалам железной дороги Арканзас-Техас.
     - Чтобы уж совсем  покончить с такой  трактовкой образа Павла Ивановича
Чичикова,  - сказал я, - позвольте, я прочту вам несколько слов из  статьи о
"Мертвых душах", написанной  одним из  современников Гоголя. Вот  как  автор
этой статьи характеризует милейшего Павла Ивановича...
     Перелистнув несколько страниц в своем блокноте, я нашел нужную  выписку
и прочел:
     - "Это человек с сильною натурою, сжатою в одно чувство.  Чувство почти
животное, но которому он подчинил все прочие человеческие чувства: дружбу, и
любовь, и благодарность... И это чувство - корыстолюбие".
     - Вы хотите сказать,  - задумчиво  спросил Остап, - что  Павел Иванович
Чичиков, как и я, идейный борец за денежные знаки?
     -  Пожалуй,  -  улыбнулся  я.  -  Или,   как  назвал  его  сам  Гоголь,
приобретатель.
     На лице Остапа  отразилось сомнение, которое он  тут  же выразил  своим
любимым словечком,  выражавшим  у него, по  мере  надобности, любые  оттенки
чувств.
     -  Пар-рдон!  -  сказал он.  -  Один  вопрос. Если  я  правильно  понял
ситуацию, эти сделки по приобретению мертвых  душ, которые заключал Чичиков,
были не вполне... как бы это сказать... одним словом, они были незаконные?
     - Конечно, незаконные! - опередил меня Тугодум.
     - А с каких пор  вы стали таким  строгим  законником, дорогой  Остап? -
насмешливо спросил я.
     - Вам должно быть известно, что я всегда свято чтил Уголовный кодекс, -
оскорбился  великий комбинатор.  - Но  дело  не  в этом.  Если  сделки  были
незаконные, вся эта история, описанная Гоголем, выглядит... пардон... как бы
это выразиться поделикатнее... не совсем правдоподобной.
     - Как это неправдоподобной? Почему? - удивился Тугодум.
     - Говорю это вам как юридическое лицо юридическому лицу, - хладнокровно
объявил Остап. - Надеюсь, вам известно, что у меня  в этой  области  имеется
кое-какой опыт. Чтобы  заключить  незаконную сделку,  надо  найти  партнера.
Партнер  же  должен  быть  отъявленным  негодяем.  Увы,  тут  уж  ничего  не
поделаешь: жизнь  диктует нам свои суровые  законы.  Полагаю, вы  не забыли,
чего  мне  стоило  разыскать  всего  лишь  одного  негодяя  -  почтеннейшего
Александра ибн Ивановича Корейко. А этому вашему Чичикову негодяи попадаются
буквально на каждом шагу. Что ни встреча, то новый негодяй.
     - Это кого же вы называете негодяями? - спросил Тугодум.
     - Да все они... Все, кто соглашается продать Чичикову мертвые  души, то
есть вступить с ним в незаконную сделку, - любезно пояснил Остап. - Плюшкин,
Манилов, Коробочка... Порядочный человек на такое темное дело не пойдет. Вот
я и спрашиваю вас: откуда там набралось такое количество жуликов?
     - Вы просто не читали "Мертвые души"! - засмеялся Тугодум. - Манилов...
Коробочка... Да какие же они жулики?
     - Погоди,  друг мой,  -  оборвал  я его.  -  Не горячись. Точка зрения,
которую сейчас так убедительно изложил Остап Ибрагимович, была уже высказана
однажды. И высказана человеком весьма компетентным.
     - Это кем же? - спросил Тугодум.
     -  Знаменитым  французским  писателем  Проспером  Мериме...  Позвольте,
господа, - обратился я  к публике, -  я  прочту вам  несколько  слов  из его
статьи, которая называется "Николай Гоголь".
     - Просим!
     - С удовольствием! -  раздалось со  всех сторон. И только  один мрачный
голос недовольно буркнул:
     - А зачем нам это?
     -  Затем,  что  это  имеет самое  прямое отношение к  обсуждаемому нами
вопросу, - ответил я. - Итак, господа, прошу внимания!
     Достав из другого кармана своего пиджака книжечку Мериме, я раскрыл  ее
на заранее заложенной странице и прочел:
     - "Основной недостаток романа господина Гоголя неправдоподобие..."
     - Слушайте! Слушайте! - крикнул Остап.
     -  "Я знаю,  мне  скажут,  что  автор не  выдумал  своего  Чичикова,  -
продолжал  я  читать,  -  что  в России еще  недавно  спекулировали мертвыми
душами...  Но мне кажется неправдоподобной  не сама  спекуляция,  а  способ,
которым  она была проделана.  Сделка такого  рода  могла быть заключена лишь
между негодяями..."
     - Я  всегда говорил, что Мериме - это голова! -  снова не смог сдержать
своих чувств Остап.
     -  "Какое мнение можно составить  о  человеке,  желающем купить мертвые
души?  - продолжал я зачитывать цитату  из Мериме. - Что он: сумасшедший или
мошенник? Можно быть провинциалом, можно колебаться между двумя мнениями, но
нужно быть все же негодяем, чтобы заключить подобную сделку".
     - Золотые  слова! - воскликнул  Джингль. -  Так  оно  и  есть, сэр!  Уж
поверьте моему опыту. Среди так называемых  порядочных людей полно негодяев.
И  среди  героев  господина Гоголя их  так же много, как  и в  любом  уголке
Вселенной. Крайне много. Весьма.
     - А я вам говорю,  что найти  настоящего негодяя не  так то  просто!  -
продолжал стоять на своем Остап.
     - Не  спорьте,  господа,  -  остановил  их  я.  -  Ведь это  так  легко
проверить.  Давайте позовем сюда кого-нибудь из  персонажей "Мертвых  душ" и
попросим его охарактеризовать всех  своих друзей и знакомых.  Всех  вместе и
каждого в отдельности.
     - Отличная мысль. Великолепная идея. Блистательный эксперимент. Весьма!
- обрадовался Джингль.
     - Итак, кого из персонажей "Мертвых душ" мы вызываем? - спросил я.
     - Кого хотите, - великодушно махнул рукой Остап.
     - Только, чур, не Манилова, - сказал Тугодум.
     -  В  самом деле,  Манилову верить нельзя, - согласился  я - Он их всех
словно патокой обмажет. Уж лучше давайте позовем Собакевича.
     - Да... Этот патокой обмазывать не станет! - засмеялся Тугодум.
     Собакевич, который тем временем уже  оказался перед столом  президиума,
как видно, услыхал эту реплику Тугодума и тотчас на нее отреагировал.
     - Это верно, - пробурчал он. - Мне лягушку, хоть сахаром ее облепи,  не
возьму ее в рот.
     - Это  нам  известно,  - улыбнулся я. -  Скажите,  господин  Собакевич,
какого вы мнения о вашем соседе господине Манилове?
     - Мошенник, - убежденно ответил Собакевич.
     - Это Манилов мошенник? - изумился Тугодум.
     - В самом деле, - поддержал его я. - Мне казалось,  что он, скорее, сам
может стать жертвой мошенничества.
     Но Собакевич стоял на своем.
     - Мошенник, мошенник, - хладнокровно подтвердил он. - Продаст, обманет,
да еще и  пообедает  с вами.  Я их всех знаю: это все  мошенники. Весь город
такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.
     - Ну а Плюшкин? - спросил я.
     Собакевич отреагировал незамедлительно:
     - Это такой дурак, какого свет не производил.
     - Гм...  Дурак? - не смог я скрыть своего удивления. - Мне, признаться,
казалось, что у него совсем другие недостатки.
     - Дурак и мошенник, - повторил Собакевич. - И вор к тому же,  - добавил
он, подумав.
     - А Ноздрев? - спросил Тугодум - Интересно, что он скажет о Ноздреве, -
шепнул он мне.
     -  Он  только  что  масон,  а  такой  же  негодяй,  как  они все,  - не
задумываясь  отвечал Собакевич. - И скряга. Такой скряга,  какого вообразить
трудно. В тюрьме колодники живут лучше, чем он.
     -  Какой  же он  скряга!  - попытался  поспорить  с ним  Тугодум -  Вы,
наверно, его с Плюшкиным спутали.
     Собакевич на это отвечал:
     - Все они одинаковы. Все христопродавцы. Разве только Коробочка... Да и
та, если правду сказать, свинья.
     - Как? И она, по-вашему, тоже мошенница? - разинул рот Тугодум.
     - Сказал бы другое слово, - мрачно пробурчал Собакевич, - да только что
в такой благородной компании неприлично. Она, да  еще  этот бандит Манилов -
это Гога и Магога!
     - Ну  что, господа? Что я вам говорил? - ликовал Джингль. -  Теперь  вы
сами  убедились: я был  прав.  Все негодяи. Все подлецы. Все жулики.  Все до
одного люди замаранные. Весьма.
     -  Если  верить  Собакевичу, это  действительно так, - согласился  я  -
Однако ведь  Собакевич...  Впрочем, сейчас  вы сами все поймете...  Скажите,
друг мой, - обратился я к Собакевичу. - Знаете ли вы мистера Пиквика?
     - Как не  знать,  - отвечал  Собакевич.  - Его  тут у нас каждая собака
знает.
     - И какого вы мнения о нем?
     - Первый разбойник в мире.
     Этот  свой  приговор  Пиквику  Собакевич  произнес  с  такой же твердой
убежденностью,   с   какой  он   отпускал   все   прежние   свои   нелестные
характеристики.
     - Пиквик разбойник?! - еле смог выговорить Джингль.
     - И  лицо  разбойничье,  - с  тою  же мрачной  убежденностью  продолжал
Собакевич.  -  Дайте ему  только  нож, да  выпустите  его на большую дорогу,
зарежет, за копейку зарежет.
     Тут к Джинглю вернулся дар речи.
     -  Клевета,  сэр!  -  завопил  он.  - Наглая,  постыдная ложь! Пиквик -
золотое  сердце! Добряк из добряков! Сам убедился.  Был виноват  перед  ним.
Весьма. Но раскаялся... Нет,  сэр! Пиквика я вам в обиду не дам. Всякий, кто
посмеет сказать  что-нибудь  плохое  про Пиквика, будет иметь дело со  мной!
Сейчас же, сэр, возьмите назад  свои позорные слова, или я вырву их у вас из
глотки вместе с языком!
     - Успокойтесь, Джингль, - умиротворяюще сказал я.  -  Репутации мистера
Пиквика ничто  не угрожает... Про Пиквика  я спросил  его нарочно, ради вас.
Чтобы  вы, так  сказать, на собственном опыте убедились, как  можно доверять
отзывам  Собакевича.  Нет, дорогие  друзья!  В  том-то и дело,  что партнеры
Чичикова по его жульническим сделкам вовсе не негодяи!
     Джингль сокрушенно потупился:
     - Сам вижу.  Обмишурился. Дал маху. Ошибся. Весьма.  Какие там негодяи!
Смешные провинциалы. Простаки вроде мистера Уордля.
     - Вот это верно! - сказал Тугодум. - И выходит, что "Мертвые души" тоже
плутовской роман.
     - Это почему же? - поинтересовался я.
     - Ну как же! Ведь вы сами мне объяснили, что там всегда в центре ловкий
плут, который разъезжает по свету и всех кругом дурачит.
     -  Кто  скажет, что это не так, пусть  первый бросит  в  меня камень, -
решил подвести итоги Остап. -  В связи  с этим  предлагаю  принять господина
Чичикова не в почетные, а в действительные члены нашего славного Сообщества!
     - Правильно!..
     - Верно!
     - Браво!..
     - Гип-гип, ура! - радостно откликнулся на это предложение зал.
     Тугодум ликовал вместе со  всеми. И только я один не принимал участия в
этом  общем ликовании. - А вы что? Не согласны?  - спросил  у  меня Тугодум,
почуяв неладное.
     - Ты, как всегда, поторопился, мой друг, - сказал я, и сбил с толку все
это почтенное собрание... Нет, господа! - повысил я  голос - "Мертвые  души"
не плутовской роман. Во-первых, потому, что Манилов, Плюшкин, Коробочка - не
просто деревенские простаки, ставшие  жертвами плута.  Они  сами  -  мертвые
души. А во-вторых, что  ни говори, Чичиков  - не  совсем  обыкновенный плут.
Поэтому я  бы  все-таки советовал вам принять  его не в действительные,  а в
почетные   члены  вашего  славного  Сообщества...  Этой  высокой  чести   он
безусловно достоин.

     - Хоть убейте, а я  так и не понял, что вы имели в виду, когда сказали,
что Чичиков не совсем  обыкновенный плут? - спросил меня Тугодум, когда мы с
ним наконец остались одни.
     -  Ты правильно сделал, что  не стал  спрашивать  меня об  этом там,  -
сказал я. - Вопрос  этот не такой уж простой, и нам  с  тобой лучше обсудить
его...
     - Без них?
     - Во  всяком случае, не в этой густой  и пестрой толпе... Скажи, я ведь
не  ошибся?  По-моему,  ты  был  слегка  обескуражен,  когда  Ноздрев,  этот
вдохновенный лгун, вдруг сказал правду.
     - Про то, что Чичиков скупал мертвые души? Ну да, конечно...  Войдите в
мое положение:  то я ору, что ни одному его слову нельзя верить,  а то вдруг
сам же за него и заступаюсь. Хотя, знаете, как говорят в таких случаях: даже
часы, которые стоят, один раз в сутки показывают время правильно.
     - Два раза, - поправил я.
     - Да, часы два раза. А вот Ноздрева на два раза не хватило. Один раз не
соврал, и то спасибо.
     - Ошибаешься. Он не только про  мертвые  души не соврал. Вспомни-ка его
реплику про Наполеона. "Они с Чичиковым, - сказал он, - одного поля ягоды".
     -  Ну,  знаете!  -  возмутился  Тугодум  - И  это,  по-вашему,  правда?
Наполеон,  что ни говори,  был человек  не  обыкновенный. А  Чичиков...  Это
только такой пустозвон, как Ноздрев, мог поставить Чичикова на одну  доску с
Наполеоном.
     - О  нет!  -  возразил  я -  Сопоставление это  вовсе не  так  глупо. И
принадлежит оно не Ноздреву...
     - А кому же?
     - Самому Гоголю.
     - Хоть убейте, не понимаю, про что вы толкуете! - возмутился Тугодум. -
Неужели вы всерьез считаете, что между Наполеоном и Чичиковым и в самом деле
есть что-то общее? Да мало ли что там могло померещиться Ноздреву или дураку
полицмейстеру!
     - Ладно, - сказал я. - Оставим Ноздрева. Оставим полицмейстера. Позволь
я  напомню тебе знаменитые строки  Пушкина:  "Мы  все  глядим  в  Наполеоны.
Двуногих тварей миллионы для нас орудие оно..." Это ведь  сказано именно про
таких людей, как  Чичиков.  Про тех,  для  кого  люди всего  лишь  "двуногие
твари", которыми можно торговать  напропалую, как торговал ими Чичиков. Нет,
друг  мой!  Что  ни  говори,  а  на  этот  раз, как  это  ни  парадоксально,
вдохновенный врун Ноздрев  сказал чистую правду. Чичиков действительно похож
на Наполеона. И не только внешне. Ты только вдумайся в глубинный смысл этого
сходства!
     -  Прямо уж глубинный, -  насмешливо сказал Тугодум. - В  конце концов,
мало ли кто на кого похож? В жизни всякое бывает.
     - В жизни действительно бывает всякое. Но в литературе такие совпадения
всегда  несут  в себе  определенный  смысл.  За этим  сходством  Чичикова  с
Наполеоном   стоит  определенная  авторская  мысль.  Если   угодно  -  целая
философия... Кстати,  сходство  того или иного  своего  героя  с  Наполеоном
отмечал не  только Гоголь. Вот, например,  про главного героя одной из самых
знаменитых повестей Пушкина кто-то  из  персонажей этой повести  говорит: "У
него  профиль Наполеона..." Мысль одного из главных героев "Войны  и  мира",
как стрелка компаса к северу, постоянно обращается к Наполеону.  Сперва этот
образ  притягивает  его,  потом  отталкивает,  но  отделаться  от  постоянно
преследующих  его мыслей об этом великом человеке он не в состоянии... Герой
одного   из  самых   знаменитых   романов   Достоевского  идет  на  кровавое
преступление, отравленный преследующими  его  мыслями о Наполеоне. Он  прямо
признается в этом девушке, которая его любит: "Я хотел Наполеоном сделаться,
оттого и убил... Не деньги мне были нужны.  Мне надо было узнать тогда, вошь
ли я,  как все, или человек? Смогу ли  я переступить  или не смогу? Осмелюсь
или не осмелюсь? Тварь я дрожащая, или право имею?"
     - Это вы  про Раскольникова, - сказал Тугодум. - Это как раз понятно. А
вы  объясните мне все-таки  про Чичикова.  Он-то  чем похож  на Наполеона? И
почему  вы  сказали,  что  Чичикова нельзя принять  в  действительные  члены
Всемирного Сообщества Плутов, а только в почетные?
     - Потому что Чичиков - не совсем обыкновенный  плут. И  его  сходство с
Наполеоном как раз это и подтверждает Кропоткин, сказавший  о  Чичикове, что
он только принимает различные формы,  сообразно условиям места  и времени, а
по существу  принадлежит  всем  странам  и всем  временам,  был  прав только
отчасти.  На  самом  деле Чичиков - сын своего времени, своей эпохи. Так же,
впрочем, как Джингль и Остап Бендер.
     - Но ведь вы же сами сказали, что Остап Бендер  - ученик и чуть ли даже
не прямой потомок Чичикова, - напомнил мне Тугодум.
     - Да, это так, - согласился  я -  Но с еще большим основанием его можно
назвать прямым  потомком  Джингля. Если угодно,  его литературным внуком. Во
всяком случае, такая точка зрения однажды была высказана.
     - Кем это?
     - О, это разговор долгий. Но если тебе интересно...
     - Конечно, интересно!
     - Ну что ж, я готов. Боюсь  только,  что разговорами нам с тобой тут не
отделаться. Придется провести еще одно небольшое расследование.

ЕЩЕ ОДНО РАССЛЕДОВАНИЕ,
     в ходе которого
     ОСТАП БЕНДЕР
     ЗНАКОМИТСЯ СО СВОИМ ДЕДУШКОЙ

     - Что это за книжка у вас? - спросил Тугодум. - Интересная?
     - Очень, - ответил я.
     - А как называется?
     - Называется она так: "Литература - Реальность - Литература". А написал
ее академик Лихачев.
     - А-а, - протянул Тугодум.
     - Ты, кажется, разочарован? - спросил я.
     Тугодум промолчал, но по выражению его лица я понял, что угадал.
     - Что же именно тебя разочаровало? Название? Или имя автора?
     - Да нет, - смутился Тугодум - Я... Просто я сперва  подумал,  что  эта
книжка и мне тоже интересна будет. Не только вам.
     - По правде говоря, и я на это надеялся, - улыбнулся я.
     -  Ну вот... А оказалось, что книга специальная. Научная.  Мне, значит,
она не по зубам. Вот я и...
     - Огорчился?
     - Ну да.
     -  И  зря,  - сказал  я. - Книжка  хотя  и  специальная,  действительно
научная, но из этого еще вовсе не следует, что она так-таки уж совсем не для
тебя. Вот,  например, как раз сейчас, перед тем как ты вошел, я читал статью
Дмитрия Сергеевича Лихачева на ту  самую тему, которую мы с  тобой в прошлый
раз затронули. Она называется - "Литературный дед Остапа Бендера".
     На лице Тугодума отразилось изумление.
     - Ты, кажется, удивлен?
     - Еще бы!
     - А что, собственно, тебя так поразило?
     - Академик и вдруг про Остапа Бендера пишет, - пожал плечами Тугодум. -
Вот уж не думал, что академики такими делами занимаются.
     -  Ты,  вероятно, предполагал, что  академик должен  заниматься  чем-то
очень  специальным  и,  следовательно,  скучным? - спросил  я.  -  Ведь так?
Признайся!
     - Не обязательно скучным, - смутился Тугодум. - Но уж во всяком случае,
не Остапом Бендером.
     - Я, кажется, понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал я. - Тебя смущает
несколько  сомнительный  род  занятий  Остапа,  да и вся  его  малопочтенная
фигура. Верно? Однако разве более почтенна