ого  Кони,  откуда  он  знает  Розалию  и  где  они
познакомились, молодой человек отвечал, что видел ее в суде,  где она сидела
на скамье подсудимых, а он был присяжным заседателем.
     Кони,  разумеется, стал  его отговаривать, справедливо  говоря, что  из
такого брака  не может выйти ничего хорошего.  Но тот твердо стоял на своем.
От Розалии  тоже  пришло  безграмотное письмо,  в котором она  выражала свое
согласие вступить в брак.
     Венчание так и не состоялось: Розалия вскоре умерла от сыпного  тифа, а
странный  молодой  человек  куда-то  сгинул.  Больше  Кони  никогда  его  не
встречал. Но причина его  загадочного  поступка разъяснилась. Смотрительница
женского отделения тюрьмы, в которой находилась Розалия, рассказала Анатолию
Федоровичу ее историю, которую она знала с ее слов.
     Когда  она была еще ребенком, ее взяла к  себе в дом одна богатая дама.
Сперва она ее баловала, наряжала,  дарила красивые игрушки, но вскоре это ей
наскучило, и "сиротку" сдали в девичью, где она воспитывалась до шестнадцати
лет. Там  ее и  увидал  молодой человек, родственник  хозяйки. "Он соблазнил
несчастную  девочку, -  рассказывает Кони,  - а  когда оказались последствия
соблазна,  возмущенная дама  с негодованием выгнала вон... не  родственника,
как следовало, а Розалию".
     Розалия родила, ребенка отдала в воспитательный дом,  а сама, опускаясь
все ниже  и  ниже, очутилась в  конце концов на скамье  подсудимых, где ее и
увидал  бывший  ее  соблазнитель,  по   счастливой  -  или  несчастливой   -
случайности оказавшийся в том суде присяжным заседателем.
     Толстой сперва уговаривал Кони, чтобы тот сам описал всю эту историю. А
когда убедился, что тот  этого делать не  собирается, попросил уступить этот
сюжет ему.
     Так родился роман Л. Н. Толстого "Воскресение".

     Другая   драматическая  история,  взятая  прямо  из  судебной  хроники,
превратилась  в  сюжет  еще  одной  классической  книги.  На этот  раз  дело
происходило не в России, а во Франции.
     В  1827 году на  всю Францию прогремел судебный процесс некоего Антуана
Берте, приговоренного к смертной казни за покушение на жизнь своей любовницы
и покровительницы госпожи Мишу.
     Антуан Берте был сыном крестьянина, державшего кузницу.
     "Хрупкое  сложение, мало приспособленное  к физическому труду, высокий,
не для человека его  звания,  уровень умственного развития, рано выявившаяся
наклонность к высшей  науке" - такова была его характеристика, сохранившаяся
в судебном отчете.
     На одаренного юношу, не склонного  к грубому физическому труду, обратил
внимание местный кюре (священник). Он решил дать ему образование и вывести в
люди,  готовя  его к духовной карьере. По его  ходатайству Антуан был принят
воспитателем  в богатый дом  господина Мишу. Между юным гувернером и матерью
его ученика, тридцатишестилетней романтической женщиной, завязались  близкие
отношения.

ИЗ ПОКАЗАНИЙ АНТУАНА БЕРТЕ

     Каждый  день  я общался  с  женщиной,  увлекательной и доброй,  которая
осыпала  меня знаками  утонченного  внимания  и с материнской  заботливостью
берегла хрупкое мое здоровье. Общение с ней мне было сладостью:  она  словно
угадывала и понимала  все,  что творится в сердце восемнадцатилетнего юноши;
наши беседы незаметно  приобретали  характер  мечтательной чувствительности,
придававшей им несказанную прелесть. Госпожа  Мишу прониклась сочувствием  к
моим  мукам и захотела несколько  усладить их. За трогательное  ее участие я
отплатил ей неистовой любовью.

     Счастье влюбленных продолжалось недолго. По доносу горничной Антуан был
изгнан из  дома Мишу. Все  тот же добрый кюре,  принимающий  в нем  участие,
помогает  ему поступить в  духовную семинарию.  Но спустя  всего лишь  год и
оттуда его  изгоняют.  И  тогда - по ходатайству не  оставляющего  его своим
покровительством  священника  Антуана   принимают  воспитателем   в  богатый
аристократический   дом   де   Кардоне.  Грустный,   мечтательный  юноша   с
выразительной внешностью привлек внимание дочери хозяина  дома - мадемуазель
де Кардоне. О  своей влюбленности в Антуана  девушка призналась отцу.  А тут
еще  госпожа Мишу, страдающая  от  измены своего бывшего любовника, написала
господину де Кардоне  письмо, разоблачающее Антуана. В результате и из  дома
де Кардоне Антуан был  уволен так же, как незадолго до  того  его выгнали из
дома господина Мишу.
     Доведенный до отчаяния, Антуан во время церковной службы проник в храм,
где молилась его бывшая любовница, и в момент возложения святых даров, когда
она была  полностью погружена  в  молитву и не  подозревала  о грозившей  ей
опасности, дважды выстрелил в нее из пистолета.
     Суд  признал Антуана Берте виновным  в  убийстве  с  заранее обдуманным
намерением, и он был казнен.
     Драматическая история  эта  легла  в основу  сюжета самого  знаменитого
романа Стендаля "Красное и черное".
     Почти  механически, по  инерции,  я написал:  "Легла в основу".  Однако
здесь это расхожее выражение не годится,  потому что история  Антуана Берте,
взятая Стендалем из отчета о его судебном процессе, не просто легла в основу
сюжета   его  романа.  Все  события,  происшедшие  с  Антуаном  Берте,  были
перенесены  Стендалем  в его роман с поразительной точностью,  в их  строгой
фактической последовательности.
     Есть в романе Стендаля и  добрый  священник, покровительствующий герою.
(Там его зовут аббат Шелан.) И донос горничной. И точно так же, как в жизни,
роковую роль  в  изгнании героя романа Жюльена  Сореля из дома маркиза де ла
Моля сыграло письмо его бывшей любовницы.
     Даже внешность своего героя Стендаль взял прямо из судебного отчета.

ИЗ РОМАНА СТЕНДАЛЯ "КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ"

     Это был  невысокий  юноша лет 18-19, тщедушный на вид, с неправильными,
но изящными  чертами  лица.  Большие черные глаза, которые говорили о работе
мысли и внутреннем огне.

ИЗ СУДЕБНОГО ОТЧЕТА О ПРОЦЕССЕ АНТУАНА БЕРТЕ

     Молодой человек роста ниже среднего, худощавый и тщедушный. Лицо у него
выразительное: его бледность образует контраст  с большими  черными глазами.
Факты и события, взятые  из судебного отчета, легли в роман почти без всяких
изменений. Изменены были только самые  мелкие  и незначительные подробности.
Так, например, отец Антуана Берте был владельцем кузницы,  а у  Стендаля  он
(то есть  не он, конечно, а отец Жюльена Сореля) стал  владельцем лесопилки.
Не такая уж большая разница...

ЕЩЕ ОДИН ПРИМЕР

     У матери  Ивана Сергеевича Тургенева Варвары Петровны была воспитанница
- Вера  Житова.  Она оставила  интересные  воспоминания,  в  которых,  между
прочим,   подробно   рассказывает  историю,  легшую  в   основу  знаменитого
тургеневского рассказа "Муму".
     Оказывается, и героиня рассказа - барыня, и  главный  его герой - немой
дворник  Герасим, и  самый сюжет повествования -  все в точности  списано  с
натуры.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. Н. ЖИТОВОЙ

     Весь рассказ Ивана Сергеевича об этих двух несчастных существах не есть
вымысел. Вся эта печальная драма произошла на моих глазах.
     Немого дворника Герасима в жизни звали Андреем.
     Сила  его  была необыкновенная, а  руки  так  велики,  что,  когда  ему
случалось меня брать  на руки, я себя чувствовала точно  в каком экипаже.  И
вот таким-то образом была я однажды внесена им в его каморку, где я в первый
раз увидала Муму. Крошечная собачка, белая  с коричневыми пятнами, лежала на
кровати Андрея.

     Вся история  в  жизни  развивалась  точно  так, как  это  было  описано
Тургеневым в его рассказе.
     Но  есть  в  воспоминаниях  Житовой  некоторые  подробности, которые  в
рассказ не вошли.
     Вот, например, такой случай.
     Одна особа,  не пользовавшаяся, как  пишет  Житова, "симпатиями Варвары
Петровны",  вздумала подарить  Немому голубого ситцу на рубашку.  Андрей  "с
презрением посмотрел на  ситец" и швырнул его на прилавок.  Экономка,  желая
подольститься к барыне,  рассказала ей,  как  Немой показал  на свою красную
рубашку и выразил  жестом, что его барыня,  мол, одевает его  так, что  ни в
каких подачках чужих людей он не нуждается.  Растроганная его  преданностью,
барыня позвала Андрея к себе и дала ему в награду за верность десятирублевую
ассигнацию.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ В. Н. ЖИТОВОЙ

     От удовольствия и радости  Андрей оглушительно мычал и  смеялся. Уходя,
он  показал пальцем на свою  барыню и ударил себя в  грудь, что на его языке
значило, что он ее очень любит.
     Он ей даже простил смерть своей Муму.
     Привязанность  Андрея к своей  барыне осталась все та же. Как ни горько
было  Андрею, но он остался верен своей госпоже  и до самой ее смерти служил
ей.

     Я думаю, что приведенных примеров уже довольно, чтобы сделать некоторые
выводы.
     Вывод первый. В основе многих, очень многих, а может  быть, даже и всех
известных  нам  художественных  сюжетов лежат  какие-то  реальные  жизненные
факты, события, истории.

ИЗ КНИГИ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО
     "ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ИСКУССТВА
     К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ"

     Очень  легко   доказать,  что  сюжетами  романов,  повестей  и  т.   д.
обыкновенно  служат поэту действительно  случившиеся  события  или анекдоты,
разного рода рассказы и пр.

     В  этом своем  утверждении Чернышевский,  безусловно, прав.  Но так  же
легко доказать  и  другое, противоположное. Положив в основу своего будущего
произведения какой-нибудь реальный жизненный факт, писатель всегда этот факт
деформирует, обогащает, изменяет. Очень часто -  до неузнаваемости. И  это -
второй важный вывод, который мы должны сделать из приведенных мною случаев и
примеров.
     Иногда может показаться,  что изменения, внесенные писателем в историю,
взятую им  из жизни,  не  так уж существенны. Но, вглядевшись в произведение
чуть пристальнее, чуть внимательнее сопоставив основные перипетии его сюжета
с  реальной  историей,  от   которой  писатель  отталкивался,  мы  неизменно
убеждаемся,  что,  оттолкнувшись  (именно  оттолкнувшись) от  того или иного
жизненного факта, писатель, как правило, уходит от него очень далеко.
     И тут возникает естественный вопрос: зачем он это делает?

ИЗ СТАТЬИ Н. Г. ЧЕРНЫШЕВСКОГО "О ПОЭЗИИ"

     К  чему  это  бесцеремонное  драматизирование  действительных  событий,
которое так часто встречается в романах и повестях?
     Выберите связное и правдоподобное событие и расскажите его так, как оно
было на самом деле, если ваш выбор будет недурен (а это так легко!), то ваша
не переделанная из действительности повесть  будет лучше всякой переделанной
"по требованиям искусства", то есть обыкновенно по  требованиям литературной
эффектности.

     Итак,  если верить Чернышевскому,  все писатели, сколько их ни  было за
тысячелетия  существования  мировой литературы,  все  до  одного - поступали
неправильно, пересказывая или изображая взятую из жизни историю не так  (или
не совсем так), как она происходила в действительности. Поступали же они так
по  причинам (опять-таки если  верить Чернышевскому) крайне несерьезным: "по
требованиям литературной эффектности".
     На самом деле это, конечно, не так.
     Весь  опыт мировой литературы  показывает, что изменять, деформировать,
обогащать  своей  фантазией  реальный факт,  превращая его  в художественный
сюжет, писателя побуждают вовсе не соображения "литературной эффектности", а
совсем другие, неизмеримо более важные и глубокие причины.
     Чтобы  понять, как и почему  это  происходит, нам придется провести еще
одно,  совсем уже  детективное,  расследование,  которое  лучше всего  опять
поручить  таким  испытанным мастерам этого дела, как  Шерлок Холмс  и доктор
Уотсон.

РАЗГАДКА ТАЙНЫ ТРЕХ КАРТ В ПОВЕСТИ
     А. С. ПУШКИНА "ПИКОВАЯ ДАМА"

     Расследование ведут Шерлок Холмс и доктор Уотсон

     Тяжело вздохнув,  Уотсон  отложил  в  сторону  тяжелый  том  Пушкина  и
задумался.
     -  Вы явно чем-то недовольны,  мой друг, -  тотчас  откликнулся на этот
жест проницательный Холмс. - Я  заметил, что вчера весь вечер,  да и сегодня
все утро вы читали "Пиковую  даму". Неужели  эта пушкинская  повесть  вам не
понравилась?
     - Как вы можете так говорить, Холмс! -  возмутился Уотсон. -  Не просто
понравилась! Я испытал истинное наслаждение!
     - Лицо ваше, однако, говорит о другом.  Итак? Что повергло  вас в такое
уныние?
     - Повесть Пушкина прекрасна. Но  конец ее действительно  нагнал на меня
жуткую тоску. Мне жалко Германна.
     - Если я вас правильно понял, вам больше пришелся бы по душе счастливый
конец?
     - Само собой. А вам разве нет?
     Не отвечая на этот прямой вопрос Уотсона, педантичный Холмс уточнил:
     -  Стало быть, вы  полагаете, что повесть Пушкина  только выиграла  бы,
если бы Германн в ее финале получил то, о чем мечтал?
     - Ну разумеется! - воскликнул пылкий Уотсон. - Счастливый  конец всегда
лучше печального.
     - Н-да... Но Пушкин, очевидно, думал иначе. В противном случае  он ведь
не стал бы так радикально менять подсказанный ему сюжет.
     - А он разве его изменил?
     - Ну  конечно,  -  кивнул  Холмс.  -  На  замысел  этой повести Пушкина
натолкнула история.  Даже  не история,  а анекдот.  Очень короткий. Впрочем,
прочтите сами.
     Холмс  достал с  полки какую-то старую, судя по  всему, довольно  давно
изданную  книгу,  раскрыл  ее  на  заранее  заложенной странице  и  протянул
Уотсону.

ИЗ КНИГИ П. И. БАРТЕНЕВА - "РАССКАЗЫ О ПУШКИНЕ,
     ЗАПИСАННЫЕ СО СЛОВ ЕГО ДРУЗЕЙ"

     Молодой князь Голицын рассказал  Пушкину,  что  однажды он проигрался в
карты  и пришел  просить  денег  к  своей  бабке,  княгине  Наталье Петровне
Голицыной. Денег она ему  не дала, а дала три карты, назначенные ей в Париже
Сен-Жерменом.   "Попробуй",   сказала  бабушка.  Внучек   поставил  карты  и
отыгрался.

     - Как  видите, - сказал  Холмс,  убедившись, что  Уотсон  дочитал  этот
отрывок до конца, - в истории,  которую юный князь Голицы рассказал Пушкину,
конец был самый счастливый. Совсем в вашем духе. Но  Пушкина этот счастливый
конец почему-то не устроил. Как вы думаете, Уотсон, почему?
     -  Тут  даже  и  думать  нечего!  - пожал плечами Уотсон.  Ему, видимо,
показалось, что  так будет... Ну как бы это сказать... эффектнее, что  ли...
Вот  он  и  напридумывал  всяких  ужасов, накрутил  разной мистики... Смерть
старой графини... Явление  ее  Германну с  того света...  Ну и,  разумеется,
месть...  Это ведь она в отместку  Германну обманула  его и подсунула другую
карту - пиковую даму вместо туза...
     - Поздравляю вас, друг  мой! - сказал Холмс, слушавший этот запальчивый
монолог Уотсона с обычной своей иронической усмешкой. - Вы проявили поистине
необыкновенную  эрудицию.   Я,  признаться,   не   ожидал,  что  вы   читали
Чернышевского...
     - Какого еще Чернышевского? Я понятия не имею ни о каком Чернышевском!
     - Николай  Чернышевский  -  это  знаменитый русский критик  и  теоретик
искусства. Он  утверждал, что писатели напрасно изменяют по своему произволу
сюжеты,  которые  берут из жизни. И точь-в-точь, как  вы - ну прямо слово  в
слово,  -   предположил,   что  делают  они  это,  как  он  выразился,  "для
литературной эффектности".
     - Клянусь вам,  Холмс, что я  знать не  знаю никакого  Чернышевского! -
приложил руку к сердцу Уотсон.
     - Не клянитесь, друг мой, не клянитесь. Я вам верю.
     -  Однако,  - вдруг приободрился  Уотсон, - если  моя  мысль  совпала с
суждением столь знаменитого человека, да к тому  же  еще и специалиста... Не
кажется ли вам в таком случае, что эта моя мысль не так уж и глупа?
     -  Посмотрим, -  уклонился от прямого  ответа на этот щекотливый вопрос
Холмс. -  Это  выяснится в ходе нашего расследования. Пока же я только  могу
сказать, что у Чернышевского были на  этот  счет одни соображения, а у  вас,
насколько я понимаю, - совершенно другие. Вам стало жаль беднягу Германна...
     - Не  прикидывайтесь таким сухарем,  Холмс! - вспыхнул Уотсон. - Я ведь
знаю, что в глубине души вы тоже ему сочувствуете.
     -  Сочувствую? - задумался  Холмс.  -  Нет,  мое отношение к  Германну,
пожалуй, не укладывается в это определение. Кстати, вы  обратили внимание на
сходство Германна с Наполеоном? Помните, Пушкин словно бы вскользь замечает:
"У  него профиль Наполеона..." Вы  только вдумайтесь в глубинный смысл этого
сходства.
     -  Прямо-таки  уж глубинный?  - усомнился Уотсон.  Мало ли кто на  кого
похож? В жизни всякое бывает.
     - В жизни действительно бывает всякое. Но в литературе такие совпадения
всегда  несут в себе особый смысл. Вот  вам, кстати, и ответ  на ваш вопрос:
сочувствую ли  я Германну. Сочувствую  или  не сочувствую, но  многое в этом
человеке меня привлекает.
     - Вот видите!
     - Прежде всего, - словно не слыша этого  пылкого восклицания, продолжал
Холмс, -  меня  привлекает  его  яркая незаурядность. Вот,  кстати, еще одна
важная деталь  Вы обратили  внимание на  эпиграф, который Пушкин поставил  к
первой части этой своей повести?
     - По правде говоря, не обратил, - признался Уотсон.
     - Зря. Прочтите его внимательно.
     Уотсон раскрыл "Пиковую даму" и прочел:

     А в ненастные дни
     Собирались они
     Часто.
     Гнули, Бог их прости,
     От пятидесяти
     На сто.
     И выигрывали,
     И отписывали
     Мелом.
     Так в ненастные дни
     Занимались они
     Делом.

     -  Остроумно, -  сказал Уотсон,  дочитав  этот стихотворный отрывок  до
конца.
     - Я привлек  ваше  внимание к этому эпиграфу,  - поморщился Холмс, - не
для того, чтобы вы расточали ваши комплименты пушкинскому остроумию.
     - Ах, так это самого Пушкина стихотворение?
     -  Да. Впервые  он  привел его в  своем  письме Вяземскому  от  первого
сентября тысяча восемьсот двадцать восьмого года. "Я продолжаю, - писал он в
этом письме,  - образ  жизни, воспетый мною таким образом". И далее следовал
текст  этого  шуточного стихотворения. Позже,  в слегка  измененном виде, он
поставил  его  эпиграфом  к  "Пиковой даме". Я  попросил  вас  прочесть  его
внимательно,  чтобы  обратить  ваше  внимание  на  его  форму.  На  ритмику,
интонацию...
     - О, все это я оценил вполне! Можете мне поверить! Форма весьма изящна,
интонация  легка,  грациозна,  непринужденна,  как,  впрочем,  почти  все  у
Пушкина.
     - Да нет, не в этом дело, - снова поморщился Холмс.
     Подойдя к книжному шкафу, он порылся в нем и извлек старый, пожелтевший
от времени журнал.
     - Что это? - спросил Уотсон.
     -  "Русская старина"  за  тысяча восемьсот восемьдесят  четвертый  год.
Август. Здесь впервые была отмечена родословная этого  пушкинского отрывка в
описании   рукописей  Пушкина,   выполненном  известным  историком   русской
литературы  Вячеславом  Евгеньевичем Якушкиным. Сделайте одолжение,  Уотсон,
прочтите, что пишет Якушкин об этом пушкинском стихотворении.
     Приблизив раскрытый журнал к глазам, Уотсон прочел:
     - "Отрывок из известной песни  - "Знаешь те острова..." - принадлежащей
многим авторам..." Ничего не понимаю! Выходит, это не один Пушкин сочинил, а
многие авторы?
     - Нет, -  покачал головой Холмс. - Это стихотворение сочинил Пушкин. Но
современниками, знающими, в чем тут  дело, оно воспринималось как отрывок из
песни,  сочиненной   раньше.  А  песенка  эта  была   сочинена   Рылеевым  и
Бестужевым-Марлинским.
     - Вон оно что!
     - Да...  И содержание песенки было весьма, я бы сказал, примечательное.
Полный ее текст у меня имеется.
     Взяв с полки том Рылеева, Холмс быстро раскрыл его на нужной странице.
     -  Вот  она,  эта песенка,  -  сказал он,  протягивая  книгу Уотсону. -
Прочтите, пожалуйста!
     Уотсон начал:

     - Ах, где те острова,
     Где растет трын-трава,
     Братцы!..

     - Нет-нет, не это! - прервал  его Холмс. - Переходите сразу  ко второму
отрывку!
     - Вот к этому? - ткнул Уотсон пальцем в раскрытую перед ним страницу.