то время поэтам.
А при чем же тогда тут Ленский? Он - то ведь никому не подражал!

А.А.: Ошибаешься, Геночка. И он  подражал.

Гена: Кому?

А.А.: Да самым разным поэтам, авторам всяких туманных элегий. Тем, к кому в
полной мере могут относиться слова Пушкина, сказанные им о Ленском. Тем,
кто тоже писал - темно и вяло.

Гена: Да нет, вы мне прямо скажите. Был такой поэт, которому Ленский
подражал, вот как Прутков Бенедиктову? Фамилию назвать можете?

А.А.: Могу, конечно! Даже не одну фамилию, а несколько. Вот, скажем,
Кюхельбекер. У него были такие стихи:
  "И не далек, быть может, час,
  Когда при черном входе гроба
  Иссякнет нашей жизни ключ,
  Когда погаснет свет денницы.. -
Они тебе ничего не напоминают?

Гена: Напоминают!.. У Ленского почти так же: "Падет заутра луч денницы..." И
про гроб тоже: "А я-быть может, я гробницы сойду в таинственную сень..."

А.А.: Молодец! Правильно... Но это еще не все. У поэта Перевощикова была
элегия, которая начиналась строчкой:
  "Куда, куда вы удалились..."

Гена: Прямо так и начиналась?

А.А.: Именно так! А у поэта Милонова были такие строки:
  "Как призрак легкий улетели
  Златые дни весны моей!"

Гена: Вот это да!.. А у Ленского - "весны моей златые дни"! Архип Архипыч!
Понял! Значит, у Ленского - тоже пародия? Что же вы мне сразу так прямо не
сказали?

А.А.: Ох, Геночка! Как же ты кидаешься из одной крайности в другую! Только
что доказывал мне, будто между Козьмой Прутковым и Ленским нет ничего
общего, а теперь даже не хочешь замечать разницы между ними... Нет, стихи
Ленского все-таки не пародия. В крайнем случае их можно назвать
"полупародией". Кстати, именно так их и назвал известный наш
ученый-пушкинист Юрий Николаевич Тынянов... А стихи Пруткова - самая
настоящая пародия, убийственная, злая. Более того! Сам образ бессмертного
Козьмы - шедевр русской литературной пародии, одно из ярчайших ее
достижений!

Гена: Почему же тогда он у нас в Эпигонии очутился? Я ж говорил, лучше
поместить его в другую область, которую мы так прямо и назовем - Пародия.

А.А.: Ты прав. Козьма Прутков - один из самых выдающихся граждан этой
замечательной области Страны Литературных Героев. Когда мы с тобой
отправимся туда, мы его там обязательно встретим. Но и в Эпигонии его не
зря выбрали королем. Ведь Козьма Прутков - классический тип эпигона. В нем,
как в увеличительном стекле, сконцентрировалась самая сущность эпигонства.
Так что, я думаю, он вполне заслужил свой титул: Его величество король
Эпигон Первый... Вообще, Геночка, должен тебе сказать, что от эпигонства до
пародии - только один шаг...

Гена: (с облегчением). Ну вот! Разобрались наконец! Теперь все ясно. Можно
уже больше не возвращаться в эту самую Эпигонию...

А.А.: А вот на этот счет полной уверенности у нас с тобой, к сожалению, быть
не может.

Гена: Это почему? Вы же все правильно доказали!

А.А.: Правильно-то правильно! Да мало ли что может случиться! Не исключено,
что у Ленского найдутся еще какие-нибудь защитники! Так что, брат, как
говорится в таких случаях, еще не вечер!



                         Путешествие девятнадцатое

                         Сирано защищает Ленского


  Архип Архипович у своего "телетайпа". Он вынимает и проглядывает ленту с
очередным посланием из Страны Литературных Героев. Гена сидит рядом.

А.А.: Так и есть! Я оказался прав! У нашего друга Ленского нашлись новые
защитники. И, судя по этому письму, весьма влиятельные.

Гена: А что за письмо? От кого?

А.А.: Прочти!

Гена: (читает). "Благородные сеньоры Архип Архипович и Гена!.." Интересно,
от кого же это?.. (Продолжает читать.) "Совет старейшин Страны Литературных
Героев имеет честь пригласить Вас на творческий вечер поэта Владимира
Ленского, который состоится сегодня в кондитерской господина Рагно..."
Архип Архипыч, это какой Рагно? И что за кондитерская такая?

А.А.: Разве ты не помнишь Рагно? Приятеля Сирано де Бержерака?

Гена: Так, может, там и Сирано тоже будет?

А.А.: Вполне возможно... Читай дальше!

Гена: (продолжает читать). "Программа вечера. В первом отделении - концерт
из произведений Владимира Ленского. Во втором отделении - диспут,
посвященный творчеству поэта. Ваша явка обязательна.
Председатель Совета старейшин Дон Кихот Ламанчский".
Вот это номер!.. Ну что, Архип Архипыч, пойдем?

А.А.: А как же иначе? Там ведь написано: "Явка обязательна".

  У входа в кондитерскую Рагно, где происходит диспут, - большая толпа
литературных героев. Среди них немало наших старых знакомых: Швейк, Портос,
мадам Мезальянсова. На страже порядка, как всегда, - унтер Пришибеев.

Мезальянсова
Ах, пардон, мсье! Неужели у вас не найдется лишнего билетика?!

Швейк
Осмелюсь доложить, все билеты были проданы еще на прошлой неделе. Точно
такой же случай произошел однажды у нас в Чешских Будейовицах, когда в
местный цирк привезли бородатую русалку и дрессированного удава...

Портос
Клянусь эфесом моей Бализарды, еще не было случая, чтобы не нашлось места
для мушкетера короля!..

Унтер Пришибеев
Нар-род! Рразойдись! Не толпись! По домам! Сказано, местов нет и не будет!
Все билеты проданы!.. Куда прешь, говорю?! Да еще с дитем!

Гена: (обиженно). Это кто дите? Я, что ли?

А.А.: Во-первых, прошу вас быть повежливее. А, во-вторых, вот наш
пригласительный билет...

Пришибеев
Билет, кажись, настоящий... Тогда другое дело!.. Виноват, ваше благородие!
Обознался! Извольте пройти прямо в залу. Аккурат сейчас первое отделение
кончится...

  Гена и Архип Архипович входят в зал как раз в тот момент, когда тенор
заканчивает арию Ленского.

Тенор (поет).
  Сердечный друг,
  Желанный друг,
  Приди, приди, я твой супруг!
  Сердечный друг,
  Приди, я твой супруг,
  Приди, приди!
  Я жду тебя, желанный друг,
  Приди, приди, я твой супруг!

  Ария закончена. Аплодисменты. Крики: "Фора!", "Браво!", "Бесподобно!",
"Шарман!.." Перекрывая все эти постепенно стихающие голоса, звучит голос
Дон Кихота.

Дон Кихот
Благородные сеньоры!..
Позвольте на этом закончить первое отделение нашего вечера. Во втором
отделении, как уже было объявлено, состоится диспут, посвященный творчеству
нашего славного собрата. Угодно ли вам, чтобы был сделан перерыв?

А.А.: Если позволите, благородный рыцарь, я бы просил вас обойтись без
перерыва. Дело в том, что мы с Геной ограничены временем нашей
радиопередачи. Увы, в нашем распоряжении всего полчаса...

Голоса
  - Верно!
  - Правильно!
  - Ах, пожалуйста! Не надо никакого перерыва!
  - Даешь диспут! Точка и ша!

Дон Кихот
Я рад, дорогой профессор, что большинство поддержало вас, ибо ваше
присутствие на диспуте для нас крайне важно. Не стану скрывать, Совет
старейшин решил устроить этот диспут только потому, что вы в прошлый раз
невеликодушно назвали творения нашего друга Владимира Ленского пародией.

А.А.: Простите, благородный рыцарь, но я как раз утверждал, что стихи
Владимира Ленского правильнее было бы называть "полупародиями". Они нечто
среднее между пародией и подражанием.

Дон Кихот
Как бы вы ни смягчали своих обвинений, они тяжки и оскорбительны. Да и что
дурного в том, что наш поэт подражал в своих стихах прекрасным, благородным
образцам? Что дурного в подражании? Я и сам впервые вступил на тернистую
стезю странствующего рыцаря только потому, что страстно хотел подражать
благородным героям прошлого: великому Ланселоту, Амадису Галльскому и
другим защитникам обездоленных. Что в этом дурного, спрашиваю я вас?

А.А.: Я не хочу вас обижать, благородный рыцарь, но это как раз доказывает
мою правоту.

Дон Кихот
Вот как? Почему же?

А.А.: Потому что вы сами были задуманы вашим создателем, великим
Сервантесом, как пародия...

Голоса
  - Он?! Как пародия?!
  - Какая наглость!
  - Он оскорбил нашего председателя!
  - Неслыханно!

Гена: Архип Архипыч! Это уж вы правда того... Перехватили...

  Гул возмущенных голосов все возрастает - и вдруг сразу же прекращается.
Это Дон Кихот жестом остановил своих возмущенных сторонников.

Дон Кихот
Успокойтесь, благородные сеньоры! Увы, сеньор профессор прав. Я не был бы
Дон Кихотом, если бы мне изменило чувство справедливости. Да, мой создатель
Сервантес хотел сперва посмеяться надо мной и над моими любимыми рыцарскими
романами. Но что из этого вышло, спрашиваю я вас? Начав с насмешки, он
кончил тем, что стал восхищаться мною! Да, я признаю: мои поступки бывали
смешными. (Горячо.) Но разве смешны те чувства, которые руководили моими
поступками?.. Нет, сеньор профессор, советую вам последовать примеру
благородного Сервантеса и добрее взглянуть на нашего славного Ленского.
Быть может, и он немного смешон,- однако судите и о нем по его благородным
чувствам!

А.А.: (примирительно). Я попробую, благородный рыцарь... Но ведь сейчас речь
не о том. Одно дело подражать в жизни и совсем другое - подражать в
литературе. Человек, у которого хватило мужества повторить подвиг
какого-нибудь великого героя, сам становится героем. Человек, решивший
повторить чье-нибудь чужое, пусть даже великое творение, создает всего лишь
копию с уже известного оригинала. А велика ли цена копии?.. Поверьте,
благородный рыцарь, в поэзии подражать даже прекраснейшим образцам - совсем
нестоящее дело!..

  Раздается добродушный, запинающийся от робости голос. В зале поднимается
толстенький, кругленький человек.

Толстяк
  Смысл вашего сравненья, сударь, ясен.
  Но я с ним, извините, не согласен...
  Что делать? Пусть меня осудит свет
  За то, что в спор посмел ввязаться сдуру.
  Ну что плохого в копии?.. Поэт -
  Он тоже ведь копирует натуру...
  Не всем дано возвыситься до звезд!
  Иной, как я, бесхитростен и прост,
  Однако, да простит меня создатель,
  По-своему неплох и подражатель...

Гена: Архип Архипыч, а это еще кто такой?

А.А.: Это и есть кондитер Рагно. Хозяин дома, в котором мы все сейчас
находимся...

Гена: Кондитер?.. Ну и ну!

А.А.: Тебя удивляет, что кондитер решил принять участие в литературном
диспуте?

Гена: Ну да!

А.А.: В этом как раз ничего удивительного нет. Ведь Рагно - не только
кондитер... Он еще и... Впрочем, он кажется, сам собирается нам это
разъяснить.. Давай послушаем!

Рагно
  Я, господа, прошу у вас прощенья...
  Я, господа, в смятенье...
  Я в смущенье...
  Но чувствую, что дольше не стерплю:
  Вниманьем вашим злоупотреблю.
  Моя стихия - тесто да варенье,
  Конек мой - крем-брюле, а не сонет.
  И все ж в душе - поверьте - я поэт.
  Позвольте я прочту... (смущаясь) стихотворенье...
  О боже, я сгораю от стыда...
  Рецепт в стихах!.. Он краток, господа...

Дон Кихот
Не смущайтесь, мой добрый Рагно! Я в особенности рад вам - вы так
напоминаете мне моего Санчо. Читайте, мой друг!

Рагно (откашлявшись, торжественно объявляет).
  Рецепт приготовленья
  Миндального печенья!

Голоса
  - Ого!
  - Вот так сюжет!
  - Не мешайте, господа! Пусть он читает!
  - Просим!

Рагно (подвывая, как и полагается настоящему поэту, начинает читать).
  Прежде - в пену сбей белки.
  Натолки
  Вместе с сахаром ванили,
  Всыпь в белки душистой пыли
  И миндальным молоком
  Это все разбавь потом.
  После легкою рукою
  Замеси миндаль с мукою
  И скорей
  Тесто в формочки налей.
  И, гордясь своим твореньем,
  Ты, дыханье затая,
  Абрикосовым вареньем
  Смажь края...

  В зале - хихиканье, смех. Рагно, ничего не замечая, самозабвенно
продолжает читать.

  После сбитые белки
  В пирожки
  Влей по капле осторожно,
  Там и в печь их ставить можно.
  Если выйдут из печи
  Пирожки твои душисты,
  Как брюнетки - горячи,
  Как блондинки - золотисты,
  То скажи себе тогда
  С тайным вздохом облегченья:
  Вот миндальное печенье,
  Господа!..

Голоса
  - Ха-ха-ха!
  - Ай да кондитер! Ну и спек же стишки!
  - Что за чепуха!

Гена: Архип Архипыч, я не понял. Это он всерьез написал? Или это тоже
пародия?

  Смех в зале все усиливается,- и вдруг разом смолкает. Шутники струхнули,
увидев разгневанного Сирано де Бержерака, который спешит на помощь своему
верному Рагно.

Сирано
  Ах, вы смеетесь? Бедный мой Рагно!
  Ты не поэт, я признаю... Однако
  О том прекрасном, что тебе дано,
  Пусть спросят у меня! У Сирано
  Де Бержерака!
  Ты не поэт, увы! Ты не поэт.
  Зато сердец таких на свете нет!
  Зато ты чище и добрее всех...
  А подражанье - что ж, не смертный грех...
  Умерьте ваши страсти, господа!
  Сдержите ваше радостное ржанье!
  Я, право, ни обиды, ни стыда
  Отнюдь не вижу в слове "подражанье"!

А.А.: Господин де Бержерак! Что я слышу! Вы ли это?! Вы не видите ничего
дурного в слове "подражанье"? Разве не вы сказали о драматурге Баро:
  "Не стоит ни гроша почтенный ваш Баро!
  Все то, что пишет он, нелепо и старо!"?
Разве не вы со шпагой в руке прогнали со сцены актера Монфлери, который
декламировал эпигонские, подражательные стихи этого самого Баро?

Сирано
  Э, нет, мой друг! Баро - вопрос иной!
  Он в паре с этой круглою луной,
  С пузатым Монфлери, с бездарнейшим актером,
  Морочил публику бессмыслицей и вздором...
  Но, помнится, мы собрались сюда
  Не для Баро, - не так ли, господа?

Дон Кихот
Ты прав, мой славный Сирано! Мы собрались, чтобы защитить, как подобает
настоящим рыцарям, нашего юного друга, поэта Владимира Ленского.

Сирано
  Да, Ленский не Баро!.. Он юн и смел...
  Конечно, жаль, что не владеет шпагой.
  Но честь свою он защитить сумел
  С достойной уважения отвагой,
  И если бы не пал под пистолетом,
  Наверно б стал прекраснейшим поэтом!..

Гена: Мне Ленский тоже нравится! Он смелый, благородный, это все правда. Но
вот насчет того, что он мог бы стать хорошим поэтом, это, по-моему, вы зря!
Мы с Архипом Архипычем уже точно установили, что он - эпигон, то есть
подражатель.

А.А.: Да, в этом грехе он повинен.

Сирано (решительно).
  За ним не знаю никаких грехев!
  Он подражал? Не спорю! Может статься...
  Но кто из нас не вторил в восемнадцать?
  Кто не писал - грешно ли в том признаться? -
  По-детски подражательных стихов?
  Так начинал и я, де Бержерак!
  Всегда поэты начинают так.
  Поверьте мне, от сотворенья света
  Без подражанья не было поэта...

Гена: Как это так - не было? А Пушкин? А Лермонтов? А Некрасов? (Задиристо.)
Может, скажете, они тоже подражали?

Сирано (неожиданно смутившись).
  Простите, но.... признаться... к сожаленью,
  Я не могу о них иметь сужденья...

Гена: (от удивления начинает вторить ямбам Сирано).
  Вы - растерялись? Вот тебе и на!..

Сирано (сухо).
  Я правда, слышал эти имена.
  Я знаю: Пушкин - Ленского создатель...
  Но я их не читал...
  (Видя изумление Гены.)
  Увы, приятель!

Гена: То есть как? Вы что? Пушкина не читали? Некрасова не знаете?

А.А.: Геночка, да чему же ты удивляешься? Ведь Сирано жил задолго до Пушкина
или Некрасова. Да к тому же он - француз...

Гена: Ах, верно... Как это я не подумал...

Дон Кихот
Благородные сеньоры!
Этот добрый, но заблудившийся мальчик решил оспорить слова нашего
доблестного де Бержерака. Есть ли среди вас люди, обладающие достаточными
знаниями для того, чтобы объяснить мальчику его ошибку?

  Общее молчание.

А.А.: Если позволите, благородный рыцарь, я попробую сделать это...

Дон Кихот
Вы? Но ведь именно вы и вызвали гневную отповедь нашего Сирано! А теперь
хотите защитить его? Не странно ли это?

А.А.: Ничуть не странно, дорогой Дон Кихот. И я надеюсь, вы скоро это
поймете.

Дон Кихот
Что ж, в таком случае слово вам, сеньор профессор. Друзья мои! Храните
молчание!

А.А.: Итак, я попробую ответить на вопрос Гены... Скажи, Геночка, как,
по-твоему, чьи это стихи:
  "Когда взойдет денница золотая
  На небосвод
  И, красотой торжественной сияя,
  Мрак разнесет..."

Гена: Как? Как? "Денница золотая"? Вы знаете, Архип Архипыч, если бы я не
знал, что Ленского Пушкин выдумал, я бы сказал, что это Ленский написал.
Что это его неизвестное стихотворение...

А.А.: (смеясь). Ты прав, похоже... Да дело и не в том, что совпадают
отдельные строчки. Дело не в этой самой деннице. Главное - то, что стихи
эти написаны по законам того же самого ученического подражания, по которым
писал и Ленский. Больше того: Ленский, пожалуй, даже еще не так рабски
копировал тех, кому подражал...

Гена: А кому этот подражал?

А.А.: Евгению Баратынскому - вот кому. У него есть такие строчки:
  "Когда взойдет денница золотая,
  Горит эфир,
  И ото сна встает, благоухая,
  Цветущий мир..."

Гена: Прямо точь-в-точь!

А.А.: А вот тебе еще строчки того же стихотворца:
  "Красавица! Не пой веселых песен мне!
  Они пленительны в устах прекрасной девы,
  Но больше я люблю печальные напевы,-
  Они манят к той дивной стороне..."

Гена: Да это же Пушкин!

А.А.: Что ты, Гена, побойся бога! Какой Пушкин?

Гена: (поправляется) Нет, я хочу сказать, что этот ваш эпигон Пушкину
подражает. Это ведь у Пушкина такие стихи есть:
  "Не пой, красавица, при мне ты песен Грузии печальной..."

А.А.: Ты прав, - хотя и не совсем. Дело было несколько иначе. Этим строчкам
Пушкина подражал Владимир Бенедиктов. И вот что у него получилось:
  "О! Не играй веселых песен мне,
  Волшебных струн владычица младая!
  Мне чужд их блеск, мне живость их - чужая,
  Не для меня пленительны оне..."
Видишь? Бенедиктов подражал Пушкину. А уж тот стихотворец, о котором я тебе
говорю, подражал Бенедиктову. Он, как видишь, никем не брезговал.

Гена: (он возмущен). Ну, это уж слишком! Что же это за поэт, которому все
равно кому подражать - Пушкину или Бенедиктову?

А.А.: Если хочешь, Геночка, я еще могу подлить масла в огонь твоего
благородного негодования. Он подражал не только им...

Гена: А кому еще?

А.А.: Кому? Пожалуйста: и Лермонтову, и Жуковскому, и Языкову, и Козлову, и
Ивану Панаеву...

Гена: (это превзошло все его ожидания). Ну и ну!..

А.А.: Погоди, и это еще не все! Он подражал даже таким поэтам, про которых
ты, наверно, и не слыхал: Ростопчиной, Мейснеру, Стромилову...

Гена: (уничтожающе). Вот видите! Нет, не знаю, как там было бы с Ленским, а
уж из этого эпигона ничего не могло выйти!

А.А.: (лукаво). А между тем кое-что вышло.

Гена: Не может быть! (Придирчиво.) Как его фамилия?

А.А.: (безмятежно). Некрасов.

Гена: Какой Некрасов? Однофамилец, что ли?

А.А.: Да нет, тот самый. Николай Алексеевич.

Гена: Наверное, вы меня опять разыгрываете, Архип Архипыч?

А.А.: Нет, Геночка, не разыгрываю. Это Некрасов. Некрасов, проходящий в ту
пору школу ученичества, необходимую каждому поэту. Все эти стихи - из его
первой книжки, которую он и назвал - то в духе Ленского "Мечты и звуки" и в
которой он как бы бессознательно подытоживал опыт всей предшествующей ему
поэзии, учился всему, чему можно было научиться...

Гена: Интересно... Выходит, в подражании и правда нет ничего плохого? Раз уж
сам Некрасов подражал?

  До сих пор все участники диспута послушно следовали указанию Дон Кихота:
хранили почтительное молчание. Но в этот момент в разговор решительно
вмешивается Сирано. Его терпение лопнуло.

Сирано
  Вот именно! Я верю: ваш... Некрасов
  Достоин славы, лавров и Парнасов.
  Но бедный Ленский - отчего же он
  Страдать средь эпигонов осужден?
  Я протестую - и без промедленья
  Я требую его переселенья!

А.А.: Видите ли, дорогой Сирано, к сожалению, невозможно переселить Ленского
из Провинции Эпигонии. Как ни печально, но он ведь не успел стать
самостоятельным поэтом. Законы поэзии суровы. Если бы случилось так, что и
от Некрасова остался бы лишь сборник "Мечты и звуки", он тоже не имел бы
права на более почетную прописку. В России просто не было бы тогда поэта
Некрасова... (Мягко.) Так что, Сирано, вы не совсем правы...

Сирано (вспыхнув).
  Что слышу я? Де Бержерака мненье
  Осмелились подвергнуть вы сомненью?
  Ни принц, ни герцог, ни маркиз, ни граф
  Не смели мне сказать, что я не прав!

Дон Кихот
Сеньор де Бержерак, не давите на общественное мнение! У нас это не принято.