пришлось   бы
нагибаться...
   Я чувствовал, как с каждым шагом некое знание оседает  в  моем  сознании,
как Система примеряет к ситуации новые возможности - не сомневаюсь, что  мой
мальчик, выйдя из этого состояния, не вспомнит ничего;  зато  я...  Впрочем,
меня никто не спрашивал, хочу ли я этого?
   Галерея сворачивает, идет наклонно вверх...
   Сколько мы уже шагаем?.. Час?.. Два?.. Сколько?!
   Усталости не было. Ее не было и тогда, когда мы уперлись в тупик, но  над
головой была дыра и оттуда сияло солнце.
   Наше тело подпрыгнуло, уцепилось  за  перекладину,  укрепленную  рядом  с
дырой, подтянулось и выглянуло наружу. Моему мальчику было все равно,  время
и место сейчас не имели для него никакого значения, он даже не подозревал об
их существовании, но я сразу понял, где мы находимся.
   Что уж тут понимать - замаскированное снаружи отверстие  (век  ищи...  да
что там век, пустяки какие!) лепилось меж замшелых валунов.  Отсюда  вдалеке
просматривалась стена внешних укреплений  монастыря  и  та  самая  ива,  под
которой мы наигрывали на свирели, мороча головы стражникам.
   Галерея из комнаты мумий выводила за пределы Шаолиньской обители.
   Но наше тело отказалось лезть наружу.
   Мальчику было все равно, Системе - не все равно, а мое мнение в расчет не
принималось.
   И мы пошли обратно.
   Мертвые патриархи  встретили  нас  как  родные  -  благостно  улыбаясь  и
приветливо молча. В общем, я не был  уверен,  что  они  совсем  мертвые:  за
последнее время  мои  представления  о  жизни  и  смерти  основательно  дали
трещину, и в трещину эту мигом нарос мох сомнений и лишайник допущений. Или,
если хотите, лотосы сомнений и  гиацинты  допущений.  Не  хотите?  Ну  и  не
надо...
   Мы вышли из комнаты, захлопнув дверь за собой, и пошли по Лабиринту.
   Я ни секунды не сомневался: сейчас я и мой  мальчик  в  состоянии  пройти
этот проклятый Лабиринт из конца в конец, по  диагонали  и  наискосок,  куда
угодно и как угодно.
   Если только я не буду мешать.
   А я и не мешал.
   Я забился в угол, а Система все трогала меня равнодушными  пальцами,  все
делала что-то, что должно было остаться на потом - а я, дурак,  боялся,  что
навсегда...

***

   На следующий день, прогуливаясь по внешнему  дворику,  я  и  мой  мальчик
наблюдали  за  интереснейшей  картиной:  монахи-стражники  взашей  гнали  по
ступеням крикливого типа, обвешанного клетками с пичугами. Пичуги  голосили,
тип взывал к справедливости, стражники беззлобно ругались - и вся эта шумная
процессия вскоре скрылась из виду.
   - Кто это? - спросил я у старшего стража, оставшегося во дворе.
   - Птицелов. Приволок отцу-вероучителю какой-то свиток, сказал, что тайный
завет самого Пути Дамо... Наставники смотрели-смотрели, ничего не разобрали,
а в конце там еще рожа была  пририсована,  с  высунутым  языком  -  так  они
разгневались и велели дурака птицелова гнать из обители. Вот и гоним...
   Надеюсь, мы отошли от стража с достаточно безразличным выражением лица.
   Уж я-то знал, что это была за рожа с языком -  я  сам  пририсовал  ее  на
полях своих записей! Один из слуг был благодарен мне и моему мальчику за то,
что мы неделю просидели над постелью его больного сына,  играя  на  свирели.
Патриарх не возражал, остальные сочли  это  очередной  поблажкой  Маленькому
Архату-любимчику, а нам просто было жаль пацана... он так славно засыпал под
нашу свирель.
   И, кстати, довольно быстро выздоровел - что слуга отнес на наш счет.
   Долг платежом красен - этот же слуга  мгновенно  согласился  выносить  за
пределы обители мои тайные записи и прятать их неподалеку, в тайнике у  скал
Бацюань. В последнем не было особой необходимости - сомневаюсь, что во  всем
мире  сейчас  нашелся  бы  человек,  способный  прочитать  этот  свиток,  но
береженого, как говорится, Бог бережет.
   Не сберег.
   Одно утешение: представляю выражение лица  патриарха,  когда  он  пытался
прочесть про шефовский "вольво" и про покойника-Десантуру, а  также  смотрел
на языкатую рожу!
   Я, конечно, не художник, но рука  у  моего  мальчика  была  уверенная,  а
рисовали-то мы его, отца-вероучителя...

***

   Прошла неделя.
   Другая.
   Половина третьей.
   Мой мальчик был прежним, но я не мог отделаться от ощущения,  что  внутри
его образовалась потайная комната, такая же как в Лабиринте, и стоит открыть
дверь - вот она, Система, смотрит без  глаз,  слышит  без  ушей,  никуда  не
спешит и всюду успевает.
   А однажды ночью я пришел в себя посреди Лабиринта.
   Мы направлялись в покои мумий.
   И я знал своим новым знанием, что сейчас мы зайдем  к  древним  учителям,
поклонимся как следует, дальше ноги понесут нас по галерее наружу...
   И дороги Поднебесной расстелятся перед нами.
   Мы, я и мой мальчик, должны были  отыскать  Змееныша  или  судью  Бао,  о
котором нам рассказывал лазутчик.
   Более того, я прекрасно понимал: отказаться или передумать - не  в  нашей
власти.
   Лучше было идти и не думать о том, что  вне  обители...  впрочем,  что-то
внутри меня подсказывало: никаких бед от Закона Кармы не предвидится.
   Мы, я и мой мальчик, теперь были частью загрузочного сектора.
   А я подозревал вдобавок, что мы еще и являемся частью наскоро создаваемой
антивирусной программы,
   Я и мой мальчик.
   Маленький Архат.
   В ближайшем селении мы украли чьи-то обноски и переоделись - Системе было
на это наплевать, но беглого  несовершеннолетнего  монашка  без  бирки-гуады
взяли бы первые Быстрорукие, встретившиеся ему на пути.
   А в следующем селении нас заставили петь  прямо  на  сельской  площади  -
сказался бродячим сказочником (простите за каламбур!), значит,  отрабатывай!
Развлечений у пахарей  мало,  за  песню  накормят,  за  сказку  переночевать
дадут...
   Мы пели.
   А потом мой мальчик выдохся - и верьте или не верьте, но я сочинил песню.
   - "Легенда о кулаке", -  громко  объявили  мы,  и  мой  мальчик  принялся
переводить с моего на местный.

   Шел монах за подаяньем,
   Нес в руках горшок с геранью,
   В сумке сутру махаянью
   И на шее пять прыщей.
   Повстречался с пьяной дрянью,
   Тот облил монаха бранью,
   Отобрал горшок с геранью
   И оставил без вещей.

   - Еще! - восторженно требовали сельчане, хотя  в  переводе  песня  сильно
проигрывала оригиналу. И мы дали еще:

   И стоит монах весь драный,
   И болят на сердце раны,
   И щемит от горя прана,
   И в желудке - ничего.
   И теперь в одежде рваной
   Не добраться до Нирваны
   Из-за пьяного болвана,
   Хинаяна мать его!

   И монах решил покамест
   Обратиться к Бодхидхарме,
   Чтоб пожалиться пахану
   На злосчастную судьбу,
   И сказать, что если Дхарма
   Не спасет его от хама,
   То видал он эту карму
   В черном поясе в гробу!

   Мы шли по Поднебесной, а слава "Легенды о кулаке" бежала впереди  нас.  Я
был ужасно горд, мальчик изощрялся в аккордах (мы купили новый цин!), и  при
каждом очередном исполнении мы изо всех сил старались превзойти прошлое:

   И сказал Дамо:
   - Монахи!
   Ни к чему нам охи-ахи,
   А нужны руками махи
   Тем, кто с ними незнаком.
   Пусть дрожат злодеи в страхе,
   Мажут сопли по рубахе,
   Кончат жизнь они на плахе
   Под буддистским кулаком!

   Патриархи в потных рясах -
   Хватит дрыхнуть на матрасах,
   Эй, бритоголовых массы,
   Все вставайте, от и до!
   Тот, чья морда станет красной,
   Станет красным не напрасно,
   Не от водки и от мяса,
   А от праведных трудов!

   Один раз нас даже пригласили к правителю уезда.  Вкус  у  последнего  был
невзыскательный, и пришлось польстить его патриотизму:

   Лупит палкой тощий старец,
   Восемь тигров, девять пьяниц,
   Эй, засранец-иностранец,
   Приезжай в наш монастырь!
   Выкинь свой дорожный ранец,
   Подключайся в общий танец,
   Треснись, варвар, лбом о сланец,
   Выйди в стойку и застынь!

   У кого духовный голод,
   Входит в образ богомола
   И дуэтом или соло
   Точит острые ножи,
   Кто душой и телом молод,
   Тот хватает серп и молот,
   Враг зарезан, враг расколот,
   Враг бежит, бежит, бежит!

   Я и мой мальчик шли по Поднебесной.

   Шел монах за подаяньем,
   Нес в руках горшок с геранью,
   В сумке - палку с острой гранью,
   Цеп трехзвенный и клевец.
   Повстречался с пьяной дрянью,
   Ухватил за шею дланью,
   Оторвал башку баранью -
   Тут и сказочке конец!

   Финал  неизменно  встречался  взрывом  восторга.  Любопытные  люди,   эти
ханьцы...

Часть шестая

ШАОЛИНЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН

   Воинское искусство - это важное государственное дело, основа  рождения  и
гибели, путь жизни и смерти, и его нельзя не изучать.
   Из поучений мастеров

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Лошадь испуганно заржала, кося недоверчивым лиловым глазом,  и  мальчишка
поспешил отойти в сторонку - еще лягнет копытом, с нее станется!
   - Это что за город?  -  Оборвыш  поправил  котомку,  откуда  торчал  гриф
восьмиструнного цина, весь в облупившемся лаке, и  повернулся  к  заржавшему
почище лошади конюху.
   - Тунцзин, - булькнул конюх, всласть отсмеявшись над пугливым  пареньком.
- Тоже скажешь - город! Крепостца окраинная...
   - А почему столько солдат? - Мальчишка попался на редкость любопытный.
   - А потому, что кончается на "У"! - И конюх снова заклокотал горлом.
   - Для кого кончается, - с достоинством ответил юный бродяга, - а для меня
только начинается. И подсказывает, что это - войска генерала Чи  Шу-чжао  по
прозвищу Стальной Хребет. А еще  подсказывает,  что  ты  в  следующей  жизни
непременно будешь драным мерином. Готовься, учись ржать. - С  этими  словами
он проследовал мимо обалдевшего  конюха  к  ближайшему  костру,  на  котором
солдаты как раз готовили свой нехитрый ужин.
   Подойдя, мальчишка молча уселся на единственное  свободное  место  и  под
обстрелом недоуменных взглядов извлек из котомки цин.
   - "Легенда о кулаке", - во всеуслышание объявил  он  и,  выдержав  паузу,
заставил струны весело вскрикнуть,  подобно  певичке,  ухваченной  за  ляжку
богатым гостем.
   Солдаты придвинулись поближе, и мальчик запел.
   Со всех сторон к костру уже спешили  заинтересованные  слушатели,  кто-то
тугоухий  спрашивал  у  стоявших  рядом,  что  за  песню  поет  удивительный
пришелец. Те принимались объяснять, на них шикали, грозя надавать тумаков, -
а мальчик пел, и даже самые тупые и лишенные слуха наконец поняли, что это -
знаменитая "Легенда о кулаке", а оборвыш с цином... Яшмовый Владыка, неужели
он - именно тот, кому приписывается авторство песни?! Глядите, а ведь  точно
- все приметы сходятся!
   И когда  в  финале  монах  наконец  доблестно  оторвал  "башку  баранью",
последовал взрыв одобрительного хохота, а  солдат,  помешивавший  в  котелке
аппетитно пахнущее варево, щедро  насыпал  в  плошку  добрую  горку  риса  с
прожилками говядины.
   - Ешь, парень, заработал! - Кашевар, протягивая еду, одобрительно хлопнул
мальчишку по плечу. - Неужто сам сочинил? -
   - Угу, - кивнул мальчишка, уплетая рис за обе Щеки,
   - Ну да! - не поверил молодой пехотинец  с  мосластыми  руками-оглоблями,
нелепо торчащими из куцых рукавов. - А где ж тогда еще один куплет?
   - Какой? - чуть не подавился мальчишка.
   - А вот такой! - И солдат, немилосердно фальшивя, пропел:

   Коль монаху плохо спится,
   Бьет ладонью черепицу;
   Коль монах намерен спиться -
   Крошит гальку кулаком!
   А приспичит утопиться -
   Схватит боевую спицу,
   Ткнет во вражью ягодицу -
   И с хандрою незнаком!

   -  Не  было  такого,  -  категорично  заявил  мальчик.  -  Это   народное
творчество. Хотя и неплохо.
   - Как тебя хоть зовут-то, парень? - Хлебосольный кашевар явно проникся  к
юному певцу симпатией.
   - Так, как тебе и не выговорить,  -  невесело  усмехнулся  оборвыш.  -  А
прозвали в свое время Маленьким Архатом. Если хочешь - так и называй.
   - Ишь ты! - усмехнулся усатый толстяк со  шнуром  тунлина.  -  Архат,  он
брюхат, а ты тощ, как хвощ!
   Мальчишка не обратил внимания на  перл  тунлинского  остроумия,  поглощая
честно заработанный ужин.
   Интерес  к  странному  пареньку  постепенно   угасал,   песен   пока   не
предвиделось  (с  набитым  ртом  не  очень-то  попоешь!),  часть  слушателей
разбрелась к своим кострам, а оставшиеся затеяли игру в  "тройные"  кости  -
где перебор ведет к проигрышу еще вернее, чем недобор.
   Закончив трапезу, Маленький Архат некоторое время внимательно  следил  за
игрой, а потом достал из котомки пару медяков и решительно бросил их на кон.
   - Не лез бы ты...  -  попытался  было  отговорить  мальчика  кашевар,  но
поздно: игра уже началась.
   Паренек взвесил  на  ладони  замызганный  стаканчик,  уверенно  встряхнул
кости, коротко глянул на выпавшие очки...
   - Бросай еще! - ожег ухо шепот усатого тунлина.
   - Хватит, - отрезал Маленький Архат. И впрямь хватило, да еще с избытком:
не прошло получаса, как вся "облачная казна"  перекочевала  к  юному  певцу,
расчетливому не по годам, словно дух игорной удачи Син-тянь.
   - Все, достаточно. -  Вслушавшись  в  настороженное  молчание,  мальчишка
отложил кости. Затем отделил от  выигрыша  пять  мелких  монет,  завернул  в
платок и сунул в котомку, а остальное придвинул к растерявшемуся тунлину.
   - Пошли кого-нибудь за корчагой-другой вина  -  я  угощаю!  А  мне  пусть
возьмут сладких колобков с  маком  и  полцзиня  чищеных  орехов!  Только  не
перепутай - мне сладкое, а вам вино.
   Солдатня радостно загомонила, и Маленький Архат улыбнулся тайком - в  его
планы отнюдь не входило ссориться с людьми  Стального  Хребта  из-за  горсти
медяков.
   Мосластый пехотинец, усомнившийся в авторстве "Легенды о кулаке", был  за
свое неверие отряжен в Тунцзин, к лавочникам, а мальчик тем  временем  снова
взялся за цин.
   "На подоле, сто жемчужин, никому подол не нужен..." - шутливо  забренчали
струны.
   - Под подолом лишь одна, не видна,  но  хочу  достать  до  дна!  -  разом
откликнулся хриплый хор. День обещал быть удачным.

***

   Вечерело.  Выгоревшая  голубизна  неба  наливалась  фиолетовой  глубиной,
мерцающей искрами первых звезд.  Слегка  захмелевшие  солдаты  сгрудились  у
костра, предусмотрительно потеснившись, чтобы не помять своего гостя.
   - Завтра придется брать в рот палочки, - вздохнул тунлин.
   - Ну и что? -  не  понял  мальчик.  -  Есть  будем...  Солдаты  беззлобно
засмеялись.
   - Выступаем завтра, - пояснил тунлин, топорща усы. - А палочки  в  рот  -
чтоб не болтали на ходу, тишину соблюдали.
   - А-а-а, - понимающе кивнул Маленький Архат. - На Нинго выдвигаетесь?
   - Точно, - подтвердил мосластый, после щедрого угощения отринувший всякие
сомнения относительно авторства "Легенды...". - Пора поставить  сукина  сына
Чжоу на место!
   - Ты погляди, как заговорил, - вызывающе хмыкнул тунлин. - Давно  ли  сам
принцу-мятежнику служил?
   - Давно, - согласился мосластый. - Три дня назад. А  как  понял,  к  чему
дело идет, так и решил уйти, пока  не  поздно!  Что  я,  петухом  клюнутый?!
Почитай, треть ванского гарнизона здесь - кому охота потом под  государевыми
батогами выть! У Стального Хребта тысяч тридцать войска, если не больше, а у
Чжоу-вана - и семи не осталось! Кто к генералу свалил, а кто вообще  в  бега
пустился...
   - Так ты  что  же,  три  дня  как  из  Нинго?  -  Слова  мосластого  явно
заинтересовали Маленького Архата. - И что слышно в городе? Говорят, Чжоу-ван
кучу народу арестовал?
   - Точно, арестовал, еще в первый  день  мятежа,  -  подтвердил  мосластый
перебежчик.
   - А кого именно?
   Подобный  интерес  мальчишки  мог  бы   показаться   подозрительным,   но
разомлевших после выпивки солдат переполняло благодушие.
   - Ну, перво-наперво начальника уезда, потом главного казначея... Да,  еще
ванского  распорядителя  -  дескать,  в  сговоре  был;  дальше  кого-то   из
судейских... Хотели и генерала Чи Шу-чжао схватить, только шиш лапшовый - не
вышло!
   - А из судейских - кого?
   - Кого, кого... судью городского и арестовали! Бао или Лао - запамятовал!
Я не нингоусец, меня за неделю до мятежа из Хаоляна перевели.
   - Судья Бао по прозвищу Драконова Печать,  -  тихо  проговорил  Маленький
Архат.
   - Точно!  -  обрадовался  солдат.  -  А  откуда  ты  его  знаешь?  Может,
родственник тебе?
   - Родственник. Дальний, - глухо подтвердил бледный мальчик.  -  А  что  с
ними... ну, с арестованными - не знаешь? Живы?
   - Вот уж чего не знаю, - покачал головой мосластый. - Может, живы еще,  а
может, и померли в ванских-то темницах! Но  казнить  их  не  казнили  -  это
точно. При мне, по крайней мере.
   - Мне надо в Нинго, - решительно заявил Маленький Архат. - Можно завтра с
вами? - обратился он к тунлину.
   - Ну...  -  замялся  тот.  -  Вообще-то  не  положено.  Вот  если  сотник
разрешит...
   - Если я разрешу, - раздался позади чей-то насмешливый  голос,  и  солдат
как ветром подняло, а на лицах невидимая  кисть  мигом  нарисовала  уставную
бдительность.
   -  Сидите,  храбрецы,  отдыхайте,  -  махнул  рукой  подошедший,  высокий
седовласый мужчина в парчовом халате и с поясом, украшенным золотыми бляхами
с гравировкой.
   Маленькому Архату не надо было объяснять, что перед ним - сам генерал  Чи
Шу-чжао по прозвищу Стальной Хребет,  лично  обходящий  расположение  своего
войска.
   - Я, недостойный, приветствую достославного полководца, да будут дни  его
долгими, а предстоящий поход - быстрым и победоносным.  -  Мальчик  встал  и
неторопливо поклонился:
   - Полагаю, что герой-военачальник  слышал  наш  дерзкий  разговор  и  мою
нижайшую просьбу. С трепетом  адресую  ее  мудрому  командующему  и  молю  о
снисхождении.
   Однако при этом во взгляде Маленького Архата было что угодно,  но  только
не трепет и смирение.
   - Речи странника изысканны, как и подобает словам сочинителя  "Легенды  о
кулаке", - в тон ответил Стальной Хребет. - Это правда - то, что я слышал  у
предыдущего костра?
   - Смотря что вы слышали, достославный генерал, - пожал плечами мальчишка.
   - Что, усладив солдатские уши, ты  потом  обыграл  в  кости  с  полдюжины
взрослых мужчин.
   - Увы, правда.
   - Тогда я предлагаю тебе сыграть со  мной.  -  У  генерала  сегодня  было
отличное настроение, как всегда перед тщательно  подготовленным  походом.  -
Выиграешь - возьму в обоз. Нет - не обессудь.
   - Хорошо, - серьезно кивнул Маленький Архат, но глаза его при этом  хитро
сверкнули. - Только, по моему  скудному  разумению,  игра  в  тройные  кости
недостойна достославного генерала!
   - Ну, если ты так считаешь, мы можем сыграть и в более достойную игру.  К
примеру, в облавные шашки.
   Солдаты понимающе переглянулись, заранее сочувствуя пареньку  -  Стальной
Хребет слыл истинным знатоком древней игры полководцев.
   - В шашки так в шашки, - лихо подбоченился  мальчишка.  -  Объясните  мне
правила, и сыграем. Пять партий - так, кажется, положено?
   На объяснения не  понадобилось  много  времени,  и  у  генерала  возникло
подозрение,  вскоре  переросшее  в  уверенность,  что  мальчишка   прекрасно
осведомлен о правилах и просто валяет дурака.
   "Солдаты любят редкую доступность полководца", - подумал Стальной Хребет,
расставляя шашки на доске.
   И пошел ближней юго-западной шашкой.
   Первую  партию  мальчишка  проиграл.  Расставляя  шашки  заново,  генерал
воссоздал в голове финальную позицию - и неожиданно ему показалось,  что  он
увидел сложнейшую комбинацию, ведущую к победе юного певца... и еще Стальной
Хребет увидел свой собственный проигрыш от гораздо более  простой  атаки  по
восточному флангу.
   Во второй партии Маленький Архат сразу же повел массированное наступление
по всему фронту, и Чи Шу-чжао постыдно проморгал  "лисий  клин"  на  том  же
восточном фланге - после чего исход партии стал ясен.
   Генерал с нескрываемым удивлением посмотрел на своего юного  соперника  и
снова наклонился над доской.
   На этот раз военачальник играл  куда  осторожнее,  удачно  избежал