язаться с ними в любое время - как только потребуется. А пока - пусть отдыхают, знакомятся с городом и тому подобное. Вас же я беру на мое попечение.
     - Разве был такой уговор? - спросил вполголоса неприятно удивленный гость.
     - Раз уж вы доверились мне, - столь же негромко ответил Столбовиц, - то и полагайтесь на меня во всем. Без этого мы далеко не уедем.
     И - громко, повернувшись к свите:
     - Джентльмены, вот ваша машина - вы поедете в отель где для вас заказаны номера. Не "Уолдорф", но за удобства могу поручиться. Не беспокойтесь, кстати, - оплачивать постой вам самим никак не придется. Мистер Джон Смит (он кивнул в сторону стоявшего рядом, чуть позади, человека, чей облик был столь же зауряден, как и его наверняка условное имя) будет отвечать на ваши вопросы и по возможности выполнять пожелания. Вот ваша машина, и желаю приятно провести время. О'кей?
     Глядя вслед ускользавшему по дороге кадиллаку, приехавший проговорил:
     - А наша машина что - опаздывает?
     - Она нам не нужна. Сейчас пройдем на вертолетную площадку.. Время существует для того, чтобы его экономили, не так ли?
     - О'кей, - ответил гость, давая понять, что не намерен возражать против местных правил и обычаев.
     Конечно, появись он в Штатах с официальным визитом, он мог бы рассчитывать на куда более помпезные апартаменты; но небольшой уединенный домик на берегу океана, куда хозяин и гость прилетели на вертолете, состоявшем, видимо, в распоряжении опытного адвоката (Столбовиц и по сей день не терял связи с прежней фирмой), в данном случае визитера из России вполне устраивал. Место выглядело достаточно безлюдным, а Столбовиц предупредил его:
     - Охраны вы не видите, но она есть. Устройств для прослушивания и скрытой съемки вы тоже не видите - но это потому, что их тут нет вообще. Проверка происходит ежедневно. Этот кусочек Америки - частная собственность, и никто сюда не забредает - даже если очень захочет, не сможет сделать этого. Прислуга - два человека, вполне надежные. Следовательно - если вы захотите рассказать мне о целях вашего приезда, никто третий нас не услышит. Хотите дринк с дороги?
     - Разве что самую малость. И наберитесь терпения: я буду говорить достаточно долго.
     - Терпение - добродетель разведчика, - сказал Столбовиц серьезно. - Прошу извинить - придется на минуту отвлечься. Телефон. - Он улыбнулся, как бы прося извинения.
     И в самом деле послышался сигнал - странный, ни звонком, ни мелодией назвать его было трудно; скорее приглушенный звук сирены, - и доносился он не из соседней комнаты, а словно бы с другого конца дома. Столбовиц быстро вышел, почти выбежал. Приезжий лишь пожал плечами: на гостеприимство это не очень-то походило.
     А еще менее - то, что затем последовало. Столбовиц вошел так же стремительно, как и ранее покинул комнату. Остановился. И, не дав гостю произнести ни слова, заявил:
     - Еще раз прошу великодушно извинить, но я вынужден срочно отлучиться, - Он слегка развел руками. - Дела не ждут. Но постараюсь вернуться как можно скорее: мне и самому не терпится услышать вас, догадываюсь, что ваша миссия достаточно важна. Здесь все к вашим услугам, включая персонал, разумеется. Я спешу, еще раз простите!
     И исчез - словно его и не было.

***

     Дневник, изъятый из дома покойного Ржева старшим лейтенантом Комаром, в разговоре был ошибочно назван им дневником наблюдений: просто потому, что такая надпись была на обложке толстой тетради. На самом же деле это действительно был дневник; но не журнал наблюдений, каким почел его Комар, а просто дневник. Иными словами - покойный Люциан заносил туда эмоции и мысли, возникавшие у него в связи с наблюдениями. А также более или менее подробно - свои действия, весьма, впрочем, однообразные. Дни его, за редкими исключениями, были очень похожи один на другой - особенно если учитывать, что немалая часть каждого дня уходила на сон, поскольку вести наблюдения возможно только в темное время суток. Кстати, имя Джины там не встречалось ни разу - ни в связи с работой, ни в какой-нибудь другой. Но тут никто и не предполагал, что оно должно бы встретиться.
     Майор Волин, тот самый непосредственный начальник, что дал старшему лейтенанту Комару разрешение заняться немного смешным делом о конце света, дал свое "добро" потому, что первой возникшей у него при докладе Комара мыслью была такая: видимо, создана, или создается, какая-то новая секта из числа тех, что проповедуют близкий Армагеддон и всеобщую гибель.
     Держать такие секты в поле зрения следовало постоянно, поскольку это была, по сути дела (так это представлялось майору), все та же старая, добрая борьба идеологий, для участия в коей организация, в которой он служит, и была в свое время создана.
     Но, выслушав доклад старшего лейтенанта и пролистав доставленную им тетрадь, майор ощутил полное разочарование: похоже, к сектантской деятельности все это не имело ни малейшего отношения.
     Захлопнув тетрадь, он выразил свое неудовольствие в словах:
     - Зря только время потеряли. И бензин сожгли. Пустышка.
     И опустил глаза с потолка, на который смотрел, делая этот скрытый выговор, на подчиненного, которому сейчас полагалось признать свой промах. Однако, глянув, с удивлением понял, что старший лейтенант каяться вовсе не собирался.
     - Что, не согласен?
     Комар был достаточно опытен, чтобы ни в коем случае не пользоваться словами "не согласен" или другими в этом же роде. Вместо этого он деликатно проговорил:
     - Записи последних двух дней - вам не кажется, что в них что-то есть, что стоило бы проверить?
     Эти последние записи майор, откровенно говоря, прочитал даже не по диагонали, как делается, чтобы уяснить смысл написанного, не увязая в тексте, но выхватил лишь две первые и две последние строчки, и ничего интересного в них не нашел. Обе записи начинались жалобами на все более мучивший автора кашель и боли в горле, а завершались: первая - сетованиями на облачную погоду, не позволившую повторить вчерашнее наблюдение, а вторая, последняя, - констатацией факта: "Сейчас приедет Марик, съезжу с ним в клинику для осмотра. Надеюсь..." Фраза не была закончена, но и так можно было понять - на что автор надеялся и что, к сожалению, не сбылось.
     - Что же в них такого, по-твоему?
     - Позвольте тетрадочку, - попросил Комар. Раскрыл. И на узком поле отчеркнул ногтем: - Вот это место... и потом вот здесь.
     - Бумагу прорвешь, - проворчал для порядка майор и принялся читать. А прочитав - поднял на Комара сразу отяжелевший взгляд. - А ты не проверял - он как псих не зарегистрирован случайно?
     Другой спросил бы: "Крыша у него на месте была?" Но для майора слово это раз и навсегда имело другое значение: было словом профессиональным, а не из уличного жаргона.
     - Товарищ майор! Он же не на явление ангела ссылается, а на астрономические наблюдения, на фотографии! А фотоаппарат же свихнуться не может!
     - Всяко бывает, - снова для порядка проворчал Волин, но тут же спросил уже деловым тоном: - Где же фотографии? Где все?
     - При осмотре обнаружить не удалось. Возможно, у него какие-нибудь тайники есть. Или на своей голубятне хранил, где, по оперативным данным, держит телескоп... то есть держал. Но там на замках все, и замки не простые...
     - А вас учить надо, как замки открывать?
     - И хорошо, что не стали. Нагрянул наследник. Накрыл бы нас получилось бы неудобно: как-никак телескоп - вещь ценная, денег стоит; вмешалась бы милиция, а вы сами знаете, как они нас... А этот наследник - журналист по специальности, поднял бы шум, это вы тоже знаете... И так еще неизвестно, как обойдется: в доме-то мы побывали до его приезда. Но вообще все было вроде бы доброжелательно.
     Майор кивнул.
     - Он один был - наследник? Без свидетелей?
     - Никак нет. Была еще девица, она нам известна - из тех, с кем шеф проводит закрытые собеседования.
     - Это... астрологиня, что ли?
     - Так точно.
     - Вы их задержали?
     - Да нет, конечно. - Комар позволил себе даже слегка улыбнуться. - И оснований вроде бы не было, а главное - зачем?
     Кажется, этот последний вопрос настолько возмутил майора, что он даже не сразу нашелся с ответом. Сперва покрутил указательным пальцем у виска и только потом перевел жест в слова:
     - Ну хоть настолько-то вы сообразить можете? Как это - зачем? Журналист! Это же готовая утечка информации! Да и эта дамочка тоже: раззвонит, понимаешь, среди своей братии, а они уж постараются это использовать в своих прорицаниях! (Похоже, Волин ко всему эзотерическому народу и его деятельности в душе относился без уважения и доверия.) Как же можно было их отпускать? Нет, прямо детский сад какой-то, а не отдел!
     - Так ведь информация не секретная...
     - Да? Это кто же тебя просветил на сей счет - что она не секретная? Какая же по-твоему - общего пользования? На столбах расклеивать? На рекламных щитах?
     Комар уже понял, что сейчас говорить - себе дороже, сейчас время помолчать с сокрушенным видом.
     - В общем, так, - заявил майор, сделав еще несколько неодобрительных замечаний относительно способностей самого старшего лейтенанта и тех, кто его в этом выезде сопровождал. - Утечку - пресечь. Пригласить и его, и ее на беседу, а дальше видно будет. А еще до того - свяжись с этой... ну, куда он еще писал...
     - Обсерваторией?
     - Ну, вот именно.
     - Тоже пригласить?
     - Туда, может быть, лучше даже съездить - на месте виднее будет, что за народ и чем они там дышат. Займись, в общем. У меня и других дел полно...
     И как бы в доказательство сказанного открыл сейф и стал доставать оттуда какие-то бумаги.
     Комар, испросив разрешения, вышел. Как только дверь за ним затворилась, Волин вернулся к столу и позвонил по внутреннему:
     - Товарищ генерал, Волин беспокоит. Разрешите, когда я мог бы зайти к вам - посоветоваться? Да тут новая информация возникла, по тому самому перехвату, - щекотливого, так сказать, характера. Может быть, нужно решение на высшем уровне... Через сорок минут? Слушаюсь, товарищ генерал. Спасибо.
     Он положил трубку и сразу же стал заносить в рабочую тетрадь те свои предложения, которые хотел довести до сведения начальства. В конец света майор Волин не верил, а вот в чьи-то попытки сеять панику и вносить дезорганизацию в мирную жизнь общества - верил. И даже очень.

***

     В Колокольской обсерватории ничуть не ожидали такого визита; у них и своих забот было достаточно, а (как уже упоминалось) тут еще любитель из дальнего Подмосковья своим факсом заставил немного отвлечься от текущих наблюдений и переключить одну трубу на проверку его открытия. Работу поручили аспиранту по имени Зенон Просак. Как полагали - переключить ненадолго; пользуясь сообщенными координатами, усмотренное Ржевом тело обнаружить, как мы уже знаем, не удалось. Пожали плечами - любитель! - и спокойно вернулись к своим темам.
     Все, кроме Зенона - одного из двух нахальных молодых людей, о которых уже было вскользь упомянуто. То ли упрямство, то ли интуиция, но он продолжал шарить в небе, все дальше отходя от данных Люцианом координат, - и в конце концов все-таки нашел (как он полагал) именно то, что и служило предметом поиска.
     Тело и на самом деле оказалось не совсем там, где ему, по законам небесной механики, полагалось бы. И Просак принялся с азартом определять все, с ним связанное, что поддавалось или могло поддаться определению. Никакого сообщения он пока делать не стал: дело могло заинтересовать и людей помаститее, а Просак уже считал это своим лично, и только своим делом, без пяти минут открытием, и вот эти пять минут он и хотел провести в одиночестве и выступить уже с открытием без всяких натяжек. Директор о ненайденном теле уже и думать забыл: он,сильно волновался из-за предстоявшего, как он полагал, визита в Кремль. А также и по другой, более профессиональной причине: не так давно японцы открыли еще один спутник Нептуна, который был надлежащим образом зарегистрирован, хотя названия получить еще не успел: ждали, пока он замкнет орбиту, как это принято в таких случаях. Открытие было весьма интересным, потому что это у Юпитера и Сатурна спутников считают на десятки, у Нептуна же они - штучный товар. Так вот, спутник этот орбиты не замкнул, а просто-напросто исчез - во всяком случае, там, где его ждали, его не оказалось, когда Нептун перестал затмевать его - вернее, то место, где вновь от крытому полагалось быть. Это было действительно интересно
     Просак же, чтобы потом не было больших обид и нарека ний, в конце концов подтвердил, что открытое любителем тело обнаружено и подлежит регистрации, подробностей же излагать не стал; возможно - потому, что и не о чем было говорить, но не исключаются и другие причины. Так или иначе, Просак даже не упомянул и о том, что любитель допустил, как аспирант убедился, помимо неверных координат, самое малое и еще одну неточность: звездная величина замеченного объекта оказалась не четырнадцатой, как у него, а тринадцатой; да и вектор... но для аматера и не такую ошибку можно признать простительной. Место не совпало с указанным на полторы минуты! Просаку даже почудилось, что и вообще что-то там, в пространстве, стало получаться не так; известный астероид Икар, например, вроде бы чуть изменил плоскость орбиты. Надо бы заняться этим всерьез: черт его знает - может быть, тут пахнет и не одним только открытием, которые именно он, Просак, и сделает, и тогда - сразу...
     А пока - он на протяжении четырех ночей объект фотографировал; за это время звездная величина его увеличилась до двенадцатой. Это можно было интерпретировать как признак высокой скорости движения, вследствие которой объект достаточно быстро - по галактическим меркам - приближался к орбитам гигантов, а затем, вероятно, и Земли и внутренних планет...
     Движение его, разумеется, не было направлено к Земле или Солнцу - то есть к тем точкам пространства, в которых они сейчас находились; его можно было характеризовать как движение по траектории, которая в будущем вряд ли сможет пересечься с орбитами планет: совсем иная плоскость. Ничего в этом не было ни странного, ни страшного.
     Любитель, кстати, сделав свое сообщение, как в воду канул - Просак ему звонил не раз, но без всякого толку. Зенон предположил, что он, сделав открытие, стал отмечать это событие - и до сих пор не мог сойти с веселой орбиты. В это, правда, не очень-то верилось: серьезные любители так не поступают, напротив, начинают работать круглые сутки, чтобы как можно больше данных о новом небесном теле связать со своим именем. Ночью - наблюдают, фотографируют, днем - обрабатывают и изучают снимки, пытаясь понять - что же именно они увидели. А вовсе не уходят в загул и не едут к теплому морю, таким способом вознаграждая себя за долгие труды.
     Вот так размышлял аспирант Зенон Просак насчет любителей и всего, с ними связанного. Разные мысли приходили в его светлую, надо признать, голову, кроме одной: да то ли тело он увидел, о котором сообщал любитель Ржев? Или, может быть, совсем другое?
     Впрочем, такая мысль, возможно, и пришла бы ему на ум, если бы ее место не заняла вдруг другая, куда более сумасшедшая. Настолько безумная, что он даже не сразу кинулся искать доказательства, а некоторое время сидел, опустив руки, часто моргая и - сам того не подозревая - улыбаясь до ушей. И лишь несколько придя в себя, он кинулся к компьютеру: когда исчез нептунов спутник? И когда любитель произвел первое наблюдение?
     Найдя и то, и другое и сравнив даты, он усмехнулся - на сей раз грустно.
     Нет, не подтверждалось: любитель наблюдал свое тело еще тогда, когда спутник не исчезал и лишь готовился спрятаться за спину своего господина.
     Но ведь нигде не сказано, что спутник наблюдался до последней минуты? Не было такой необходимости, думал Просак. Так что - вряд ли точно известно, когда он исчез. Зафиксировано, лишь - когда его отсутствие было обнаружено.
     Ну ладно. А физически - мог ли сбежавший спутник за прошедшее время добраться из той точки, в которо'й ему полагалось находиться, в ту, где был замечен Просаком?
     Пришлось считать. Получалось так: если он сохранял свою орбитальную скорость плюс орбитальную скорость самого Нептуна - то не мог. Немного, но недотягивал. Вот если бы кто-то придал ему не очень большое ускорение, то...
     Об этом умолчать просто нельзя было, но и всенародно объявлять - тоже: коллеги скорее всего стали бы громко смеяться. Но ведь должен же кто-то понять...
     Болезненное нетерпение погнало его не куда-нибудь, а к директору. На счастье или на беду аспиранта, у директора нашлось с пяток свободных минут, и он выслушал молодого человека, не перебивая, лишь качая головой и все выше поднимая седеющие брови.
     Конечно, самым простым было бы сказать: Зенон, не говорите глупостей и занимайтесь своей темой.
     Однако директор Нахимовский когда-то и сам был молодым (что неудивительно) и помнил, каким он сам был тогда (что уже достойно уважения).
     А кроме того, он знал, что не так уж редко серьезные открытия возникают тогда, когда ищут вроде бы нечто совершенно другое.
     Поэтому он сказал вот что:
     - Пока не очень убедительно. Так что обсуждать с другими я вам, Зенон, не советую. Но думать и искать не могу запретить; только не просите дополнительного времени - его у меня нет. Укладывайтесь в свою квоту.
     И после краткой паузы:
     - А вообще-то... чего только не бывает на свете! Теперь идите: меня домогается какой-то представитель государевой службы, а таких нельзя заставлять ждать.

***

     Но ничего из вышесказанного не было изложено майору Волину и его спутникам. Потому что разговаривал майор не с аспирантом каким-то, разумеется, а с обсерваторским начальством, которое в ту минуту (да и позже) и само знало ровно столько же, наблюдатель же, как мы знаем, пока помалкивал, накапливая факты. Поясним: после доклада руководству майор счел необходимым лично побывать в обсерватории и побеседовать с астрономами. Правда, он не очень многое уяснил из объяснений, такое обилие там было специальной терминологии, ознакомиться с которой заранее у него не было времени. На фотографиях, показанных ему, - самых первых, сделанных Просаком (последующие он пока не демонстрировал), и вовсе невозможно было что-то разобрать. Майор, откровенно говоря, ожидал, что ему покажут снимки этого самого объекта - анфас и в профиль, на которых можно будет хоть что-то различить; на самом же деле на них виднелись одни лишь короткие черточки, как если бы то были записи сообщений, переданных морзянкой, но без точек - одними только тире. То есть - объясняясь нормальным языком - никаких прямых доказательств опасности - или, напротив, безопасности - не было, в лучшем случае косвенные, да и то не очень вразумительные.
     Напрасно пытался он добиться членораздельного ответа на вопрос:
     - Так все-таки угрожает Земле опасность, или ее нет?
     Ему вместо короткого и ясного "Да" или "Нет" начинали плести интеллигентские кружева на тему: скорее всего, конечно, нет, но пока с уверенностью утверждать что-либо нельзя. Да и - собственно говоря, это не профиль обсерватории, она занимается в основном квазарами, а вовсе не астероидами или кометами и не 'может тратить силы на проверку любительских наблюдений: есть плановые темы, над которыми люди работают и намерены продолжать работать и впредь, этот же объект - всего лишь эпизод, вовсе для них не обязательный. Вот если бы подбросили некую толику денег, чтобы приобрести и установить более современный инструмент...
     Директор этой конторы, Нахимовский по фамилии, разоткровенничавшись, даже сообщил:
     - Знаете, я вот хочу обратиться по этому поводу непосредственно к президенту, как только он вернется из своей командировки.
     Из этого майор (фыркнув на "командировку") заключил, что серьезной опасности нет: будь она налицо, они бы тут не рассуждали, а, оправдывая название города, трезвонили бы во все колокола. Хотя, если говорить откровенно - кто их, очкариков, станет всерьез слушать? По их .речам, ми