х ходов. Выгоды для достижения давно поставленной цели: привести оппозицию к власти и самого себя - на ее вершину.
     Потом, уже в своем кабинете, он продумал все более обстоятельно.
     Угроза Земле. Если говорить серьезно - бред, конечно. Но бредовость ее сейчас недоказуема - точно так же, как и ее истинность. А это означало, что угрозой можно будет оперировать с той же уверенностью, как если бы она была установленным фактом.
     Угроза столкновения с небесным телом. Что может предотвратить ее? Спросите прохожих на улице - и шестеро из каждой десятки ответят, не сомневаясь: ядерные ракеты. Нынче все настолько образованны, чтобы понимать такие простые вещи.
     ("А если это не метеорит или как его там, а дело рук человеческих?" - промелькнула и погасла искорка мысли - чтобы разгореться потом, позже.)
     А из этого следует простой вывод - вернул он мысли в прежнее русло: всякое сокращение ракетного парка в мире, и в частности - в России, ведет неизбежно к увеличению этой угрозы, к повышению вероятности полной гибели. И всякий, кто настаивает на таком сокращении, сам является прямой угрозой существованию планеты - не говоря уже о том, что убедительно доказывает свою политическую несостоятельность.
     Будь он кем угодно. Даже президентом. Вернее, тем более - президентом. Тут речь может пойти даже об импичменте.
     Сразу же понял он и другое. А именно: что подобные мысли сами собой придут в голову всякому политику, в чьем распоряжении новая информация окажется. Так что первым и необходимым условием желаемого успеха было пресечь дальнейшее распространение полученных сведений или по крайней мере как можно более ограничить их разлет. Он уже повидался с гольфистом - 'директором обсерватории, и с большим интересом выслушал все, что ученый смог поведать ему о возможном небесном госте. Хотя, надо сказать, неопределенность сведений его несколько смутила. Но ведь, как известно, в искусстве пропаганды главное - не факты, а их интерпретация.
     Он уже писал на листочке - быстро, размашисто, - что надо будет сделать в этой связи уже в самое ближайшее время. В часы. Даже в минуты.
     Встретиться еще раз с астрономом и уточнить - сколько еще времени остается до того дня, когда станет ясно, что на самом деле никакой угрозы нет.
     Выяснить немедленно, как широко распространилась информация на сегодня; есть ли данные о том, что об угрозе стало известно и за рубежом; если да - то где и кто там ею владеет, иными словами - с кем нужно будет вести тихие переговоры, чтобы оттуда не сломали ненароком всей игры. И не менее важно - изолировать всех, кто уже владеет информацией в России и может стать источником ее утечки.
     Это политик понял сразу же. На первый взгляд казалось, что, наоборот, быстрое и широкое распространение информации будет ему на руку, создавая определенное общественное мнение: страх смерти всегда является одним из сильнейших мотивов. Но эту версию он сразу же отбросил. Мнение возникло бы, да, конечно. И заставило бы президента свернуть работу по Соглашению - до тех пор, пока космическая обстановка не прояснится. Однако в таком случае все сыграет в пользу действующего президента, и все меры, какие будут приняты, пойдут на его счет, оппозиция же, как и обычно, останется в тени.
     А потому вариант с немедленным оглашением отметается. Нет, работать надо иначе. Скрытно. Тайно. Никакой публичной информации - да и другой тоже. Пусть Соглашение готовится. Но вот тогда, когда останется только подписать его, - в этот миг и произойдет выброс всех накопленных к тому времени данных. Информационный взрыв. И - на свет. Под лучи прожекторов.
     Тогда сразу же - полное блокирование всего, связанного с запретом и уничтожением ядерных зарядов.
     Разворот на сто восемьдесят градусов. В адрес президента - обвинения в оторванности от реальной действительности, об отсутствии в его политике элементарной логики, в крупном просчете-и тому подобное. В Думе - начало процесса импичмента. Дальше все было ясно.
     Разговор в лимузине не заставил политика резко менять все прежние, тщательно разработанные планы. Потому что ему действительно и раньше было ясно: когда он возглавил ОДО, он тем самым как бы подписал некое постановление касательно своей дальнейшей судьбы. Тогда он понял, что придет день, когда понадобится менять ПМЖ; надолго ли - неизвестно; он надеялся, что нет.
     Сейчас, похоже, день пришел. И, к счастью, в достаточно хорошей обстановке. Президент улетел далеко - на Камчатку. Скатертью дорога. И там, естественно, будет ждать появления главы оппозиции. Политик любил такие наезды: "Меня не звали - но я ни на что и не претендую, приехал за свои, за стол не лезу; зачем я тут? А чтобы ты помнил: оппозиция просматривает каждое твое движение, каждую мысль. И всему даст оценку. В нужное время и в нужном месте".
     Но на Камчатке политик не появится. Он окажется еще восточнее. И будем, президент, "мы с тобой два берега у одной реки", называемой - Тихий океан.
     Только не жди, что улетит навсегда!
     Такими мыслями политик поддерживал себя. Потому что на деле все было достаточно сложным.
     Сменить местожительство можно было, лишь пожертвовав частью интересов оппозиции в стране. Пусть и на время - все равно жаль их было; однако винить в том, что приходится кое-что перекраивать, можно было только самого себя. Собственный просчет: недооценил человека, ставшего его противником, стремление нынешнего президента России к подлинной независимости и самостоятельности. "Рано повзрослел", тяжело думал глава оппозиции, сидя в своем кабинете за столом, подпирая лоб ладонью. "И, наверное, почуял, что его главная идея - под боем, как плохо защищенная фигура на шахматной доске. А за нее, за свое историческое величие он теперь будет и горла перегрызать и вообще - сделает все. И первое горло в его списке - мое".
     Он перенес ладонь со лба на это самое горло, как бы заранее защищая его. Хотя почему - заранее? Самое время было - обороняться любым способом.
     Вывод напрашивался однозначный.
     Противников разоружения предостаточно и там. И там надо создавать мнение и искать поддержки. Лучше - за морями. Лондон слишком близко. Париж не пойдет на осложнения. Америка - вот то, что нужно. Политик такой демарш готовил давно. И вот день пришел - раньше, чем он рассчитывал. И надо было срочно, как говорят охотники, вставать на крыло. И сделать это так, чтобы там это не было воспринято как поиски убежища, но как визит совершенно деловой - по весьма серьезному поводу.
     А повод был, и не один, а целых два. Предупредить Белый дом, если сам он еще не догадался: в разоружении торопливость - смерти подобна. Для Штатов прежде всего. И второй - подать как следует новость о возможной угрозе из космоса. В Америке политика делается по тем же правилам, что и в России: на всякого президента есть конкурент. И у них выборы в программе, и у них противоборствующие лагери уже строятся в боевые порядки.
     Так что если нынешний президент не примет близко к сердцу все имеющиеся аргументы и предупреждения - естественно, придется срочно разговаривать с демократами.
     Эти переговоры поручать никому нельзя. Но и говорить о них вслух пока совершенно невозможно. То есть все нити сходятся в одной точке: надо срочно лететь в Штаты. Приглашение сварганят в два счета. Только намекнуть Столбовицу, давнему знакомцу.
     А еще до отъезда - организовать должный уровень секретности. Это все же попроще будет, чем там у них. У нас нынче свобода печати поразумнее стала.
     Он продолжал думать, но одновременно уже и взялся за дело - не передоверяя секретариату, сам созвонился со Столбовицем в Штатах.
     Сделал и еще один звонок. Чтобы предупредить о своем отъезде самого близкого и, безусловно, сильнейшего союзника, на которого надежда: он окажет помощь в задуманном деле, нажав на какие-то из своих рычагов на Западе. Что такие рычаги и кнопки у Гридня имелись - политик не сомневался, хотя на эту тему они никогда не разговаривали: вторгаться в деловые тайны магната было бы действием самоубийственным.
     И все же - звонить надо было. Потому что другой серьезной опоры просто не существовало.
     - Есть у тебя немного времени?
     - Жаль, но считанные минуты. Самолет ждет.
     - Понимаю. Камчатка?
     - Она. Да, так я слушаю.
     - Коротко. Первое: тоже улетаю. Но не туда. Напротив.
     - А... м-м... Понял. О причинах знаю. Хотя там с вами ничего не случилось бы. Но потом...
     - Да. Второе: информация, которая может оказаться серьезной.
     Политик изложил главное менее чем за три минуты. После едва уловимой паузы Гридень ответил:
     - Большое спасибо. Это и в самом деле может быть серьезно. Вам желаю счастливого пути. И надеюсь быть в курсе ваших дел там.
     - И вам того же. Будете, конечно.
     Дав отбой, Гридень минут пять посидел, приопустив веки, словно расслабившись перед дорогой. Потом вызвал секретаря.
     - Позвоните на аэродром. Самолет можно вернуть в ангар. Камчатка отменяется. - Он усмехнулся. - Слишком близка она, не наш масштаб.
     Только завершив необходимые действия и размышления, политик позволил себе передохнуть, выпил стакан холодного боржома и позвонил, чтобы несли обед. Проголодался после усиленной умственной работы.

***

     Глава президентской администрации гостеприимно указал генералу СБ на кресло перед низким - в стороне от письменного - столиком, сам уселся в такое же - напротив. Улыбнулся не официально, а как единомышленнику.
     Да они, собственно, такими и были. Потому что позицию президента в вопросе полного ядерного запрета оба в принципе поддерживали - во всяком случае, в служебное время, - хотя бы потому, что то была позиция начальства, и были готовы всеми возможными способами и силами за нее бороться. Так что главные усилия СБ сейчас были направлены на то, что и принято считать основной задачей, смыслом ее существования: борьбой с проникновением вражеских разведок, в данном случае - в государственные тайны, связанные со стратегическим арсеналом России. Разумеется - применительно к проблемам великого Соглашения (так в высших кругах было принято называть готовившийся документ). И вообще - со всяким противодействием попыткам противников как извне, так и внутри страны. С защитой. А лучшая защита, как известно, - нападение. Об этом и пошел разговор.
     - Они же торгаши, - проговорил хозяин кабинета, как бы размышляя вслух о вещах более чем секретных. - И стоит хоть одному просечь, что на деле контракт будет вовсе не на равных, что мы им, не исключено, подсунем куклу, - все может полететь вверх тормашками. Так что смотрите - чтобы ни намека, ни полунамека ни в печати, вообще нигде...
     - Тут все схвачено, - уверенно откликнулся генерал. - Тут - порядок.
     - А товар лицом предъявляете?
     - Повседневно. Везде жизнь бьет ключом, так что они со своих спутников получают такие картинки, что пальчики оближешь.
     - Военные не саботируют?
     - Проявляют понимание. Но, конечно, не мешало бы им подбросить сколько-нибудь денег и всего такого - успокоить по поводу предстоящего сокращения. Это их всегда волнует.
     - Об этом я уже подумал. И президент в принципе согласен. Не очень много, но дадим. И по квартирной проблеме сколько-то выделим. Но суть не в этом. Помните, о чем мы говорили в прошлый раз? Главное - выявлять мнения противников запрета. И пресекать.
     - Пока ничего такого не слышно. Ни военные, ни производители...
     - Это я знаю. Но ведь беда всегда приходит, откуда не ждешь.
     - Неоткуда вроде бы. Демократы - за, парламент - за, откуда же еще можно ждать?
     - Ждать надо оттуда, откуда вроде бы нельзя, - сказал хозяин кабинета. - Гром, как говорится, бывает и с ясного неба. Да, кстати о небе - эта ваша информация об этой... комете, что ли, или что это там... Тут тоже ни звука не должно просочиться, ни бита. Не то кому-нибудь вдруг влезет в голову: ради таких вот случаев надо иметь на Земле какой-то ядерный резерв; а кому его иметь? Конечно, великим ядерным - нам да Америке. Вот тебе и повод затормозить Соглашение. Поблагодарит президент за такой подарок, по-вашему?
     - Такого мыслителя оборжем - сгорит со стыда. Подскажем хотя бы Родченке - он его по стенке размажет.
     - Ладно, но это будет полдела. А вторая половина: надо запастись авторитетным мнением какого-нибудь звездочета: что, мол, таких катаклизмов не предвидится - ну, хотя бы в ближайшие пять миллионов лет. Ну, пусть пять тысяч - нам хватит.
     - Так точно, сделаем, - отозвался генерал.
     - Это будущее время. А я люблю настоящее. Презенс. Сейчас-то вы хоть что-то делаете? Надо обязательно докопаться до корней. Вы просмотрите это на фоне созыва Конференции - тогда сможете оценить масштаб возможных последствий. А пока источник не перекрыт - купите побольше скотча. Ну, липкой ленты. Чтобы позаклеивать рты всем - и у вас в Службе, а еще важнее - тем, кто... ну, сам понимаешь где. Президент завтра не вернется, к сожалению: на Камчатке погода разбушевалась, подняться в воздух невозможно. А продлится она дня три - и придется ему прямо оттуда лететь в Улан-Батор - это важнее. Так что ему не до небесной механики, сам понимаешь. Ну ладно, спасибо за доклад.
     - Люди уже работают, - заверил генерал. - Чтобы закрыть источник информации в самом истоке.
     - Правильно делаете. Желаю удачи.
     Проводив взглядом директора СБ, глава администрации уселся за рабочий стол. Просмотрел в своем кабинете составленный помощником, заведующим президентским протоколом, список, откинулся на спинку стула и задумчиво поглядел в потолок.
     Протокольному помощнику приходилось решать повседневную, но всегда непростую задачу: из двух дюжин людей, претендовавших на встречу с президентом (на сей раз - сразу по его возвращении с Камчатки), выбрать троих, самое большее - четверых. Остальное время было наглухо забронировано двумя большими министрами - иностранных дел и военным. Но главе администрации сейчас казалось, что и этого слишком много. У президента время всегда в остром дефиците. В работе над проектом текста Соглашения об окончательном и полном ядерном разоружении наступила самая горячая пора, когда каждое слово испытывалось на сжатие, излом и расгяжение, когда возникал десяток, а то и больше вариантов каждой фразы. Но сторонники другой точки зрения вовсе не собирались сдаваться, и среди тех людей, что претендовали на встречу с президентом, большинство принадлежало именно к таким. Однако заранее предвидевший такую ситуацию глава администрации дал недвусмысленную установку: инакомыслящие проникать к президенту не должны ни под каким соусом. Противники имеют трибуны в Федеральном собрании - и хватит с них. Ни Дума, ни Совет президентскую администрацию не волновали: когда придет пора ратифицировать, большинство проголосует так, как нужно. Таким образом, сейчас задача была ясна: оставить в списке лишь таких кандидатов на прием, кто намерен говорить о частных вопросах, не относящихся к проблеме ядерного разоружения.
     Например, председатель Пенсионного фонда - годится, его проблемы не имеют общих точек с вопросом ядерных боеголовок; а вот председатель Федерального Совета профсоюзов может заговорить о том, что ликвидация, по сути дела, всей ядерной составляющей оборонной промышленности приведет к неизбежному и достаточно болезненному сокращению рабочих мест, увеличению безработицы и прочим отрицательным эффектам; поэтому он в список никоим образом не войдет. И такой достойный и значительный человек, как генерал-полковник, командующий космическими стратегическими войсками, например, в ближайшие дни и недели увидеться с президентом не сможет: его войска - те самые, что должны вскоре пойти под нож.
     Так. А это кто еще? Нахимовский? Незнакомая фамилия. Директор астрономической обсерватории? Тоже мне государственный деятель... Впрочем, он-то, может быть, как раз и кстати - такой визитер годится для передышки, для расслабления... Оставим его в списке? Ах черт! Астроном!
     Он вскочил и быстро направился к двери. Но уже в секретарской перешел на нормальный - неспешный, солидный шаг.
     В кабинет протокольного помощника глава администрации вошел неожиданно, без предупреждения, как делал часто - словно бы старался поймать кого-то из подчиненных за недозволенным занятием. Помощник - как всегда в таких случаях - внутренне усмехнулся: он что - думает, мы здесь в рабочее время выпиваем? Или взятки берем?.. Но вежливо встал навстречу начальству.
     Вошедший ткнул пальцем в список:
     - Это что?
     - Это? Звездочет. Ученые вот жалуются, что им уделяют мало внимания...
     - С ума сошел? - проговорил глава администрации тихо, угрожающе. - Ты кого это наслушался? У нас тут дела мало - займемся звездами, да? Ну даешь.
     И своими руками вымарал фамилию.
     - Кто у тебя там еще просится? Ага... ага... Поставь вот этого - армянина. Президент в августе туда едет - может быть, встреча окажется кстати. И никаких астрономов!
     Сказав это, глава повернулся и пошел к двери. Помощник пожал плечами: астроном-то чем ему не угодил?
     Но у самого выхода глава администрации повернулся:
     - Впрочем, с астрономом я сам побеседую. Интересно: чем это он решил порадовать руководство? Что у него за глобальные проблемы возникли? Пусть его пригласят... на семнадцать часов.
     Чиновник с готовностью кивнул. А про себя соображал: значит, у астронома может оказаться и что-то серьезное - у шефа чутье феноменальное, и уж если он заинтересовался - что-то там есть такое...
     А в общем - наше дело петушиное: пропел - а там хоть не рассветай.
     Глава же администрации возвращался к себе медленнее обычного, размышляя на ходу.
     Вообще-то страстями своими он был уже не здесь; доставшийся президенту в наследство от прошлой администрации, он отлично понимал, что будет заменен на кого-то, более "своего"; обижаться на это не приходилось, как не обижаются на смерть - поскольку она неизбежна. Но тут, слава Богу, не о смерти речь, которой нет альтернативы; поэтому он вот уже два года (после того, как окончательно понял, что в "свои" его так и не зачислят), служа верой и правдой, одновременно выжидал удобного случая, чтобы подать в отставку: для него держали кресло вице-президента крупной телефонной компании, и кресло это было куда мягче кремлевского и уютней. И обещали быстрый рост. А чтобы связь эта оставалась достаточно прочной, нужно было, чтобы она имела характер мезонной: как между атомами идет обмен мезонами и это удерживает их в связке, там и тут. И вот эта любопытная новостишка - чем не мезон?
     Но, конечно, не телефонщикам. А повыше них. Самому.
     И без промедления.

***

     Доехали, можно считать, благополучно, несмотря на некоторые волнения; джип в роще благополучно потерялся - то ли отстал, то ли снова, развернувшись, покатил прежним сдоим маршрутом. Давя чужие следы своими покрышками, Минич въехал во двор, подрулил к самому крыльцу и остановился. Вылез не сразу; когда мотор умолк, такая неожиданная тишина вдруг упала на приехавших, что не по себе стало и Миничу, и, наверное, попутчице - судя по тому, что она тоже не торопилась выйти, вдохнуть свежего воздуха, но продолжала сидеть на месте смертника, снова уронив веки; может быть, впрочем, просто печальные мысли заставили ее не смотреть вокруг и даже не шевелиться, словно впав в кому или (что было вернее) войдя в медитацию...
     Минич покосился на нее, еще с минуту посидел, потом поднял брови, пожал плечами, как если бы удивлялся собственному поведению. Вылез наконец; дверцу захлопывать не стал - пусть салон проветрится. Вытащил из кармана полученные в клинике ключи. Зачем-то позвенел ими, словно колокольчиком, как если бы хотел предупредить о своем появлении здесь кого-то, кого простым глазом и не увидеть было. Может быть, он полагал, что Люциановы тонкие тела уже переместились сюда и их нужно хоть как-то приветствовать перед тем, как вторгнуться в чужое - но теперь уже в каком-то смысле и принадлежащее ему самому жилье.
     Отпер один замок, затем второй; второй при этом тихонько то ли про