сомнение правильность уже сделанного, а именно - произведенного залпа. Чтобы сам собою у каждого возник вывод: "Если залп идет в цель - то какая разница, будет там один камень или два? Так даже лучше: начало дроблению положил сам объект, вот и прекрасно!" И от каждого такого вывода пойдут плавные волны, успокаивающие человечество. Но для этого текст должен был получиться высшей пробы. И люди работали всерьез. Информация с телескопов шла непрерывно. Но картинка, не осмысленная математически, остается просто иллюстрацией, которую надо еще анализировать и анализировать, чтобы можно было строить умозаключения. Нужно было многое. Значительно проще было бы получить эти данные с кораблей, находившихся в том же самом месте - по астрономическим понятиям. Связь с ними теперь можно было поддерживать непрерывно: она шла через МКС, которому до земной тени было еще достаточно далеко. Но непосредственно к этой связи представителей науки почему-то не допускали; все шло через военных и высоких политиков. Как уверяли военные - на кораблях все в должном порядке, и в нужное мгновение будет выполнено каждое нужное действие. Результаты измерений? Перегнать кадры попадания и разрыва ракет? Будет и это. Не одним вам трудно, господа, вы же ученые, как же не понимаете таких простых вещей?
     Но то все были, так сказать, проблемы второго порядка. А самые серьезные вопросы возникали и решались на самых верхах.
     Пока готовился текст заявления на Конференции, первые лица планеты задумались вдруг над тем, а нужно ли само заявление, а также все то, что должно за ним последовать?
     Имелся в виду, разумеется, повторный залп оставленными в резерве Земли ракетами - удар для уничтожения неожиданно возникшей второй цели.
     Сразу показалось было, что именно так и нужно поступить. Хотя бы потому, что таким способом удалось бы продвинуть дело нулевого ядерного разоружения вплоть до окончательного решения. Вот так, одним махом, минуя уже разработанные было промежуточные этапы.
     И никто против такого решения - из посвященных лиц - не возражал, даже и генералы, вообще-то любившие поговорить о том, что у них выбивают из рук последнее оружие. Но сомнения возникли одновременно у обоих президентов, когда они просматривали уже второй из подготовленных вариантов заявления, а точнее - когда, сделав замечания каждый на своем экземпляре, встретились для выработки единого мнения.
     - Все это звучит разумно, - проговорил президент США, помахивая в воздухе листками с текстом заявления. - Но как по-вашему, не получается ли так, что первый залп оказался, по сути, ненужным? Излишним? Раз уж после него приходится делать и второй - значит первый то ли не поразил цель, то ли был плохо рассчитан, или же... Да мало ли что может прийти в голову людям - не говоря уже о журналистах. Думается, что без таких вопросов не обойтись, и, независимо от качества наших ответов, они вызовут сомнение в разумности всей нашей великой акции и как следствие - недоверие к властям, куда более сильное, чем то, которое мы считаем естественным? Вам не кажется? ,
     - Не кажется, - ответил россиянин, - потому что тут нечему казаться: все ясно. Если работа сделана, но сразу же приходится начинать доделки и переделки, значит - негодным оказался либо проект, либо исполнение, либо же и то, и другое. А отсюда недоверие и к авторам проекта и к производителям работ, к генеральным подрядчикам - иными словами, к нам с вами. Мы оказываемся под огнем. Но это, во-первых, неизбежно повлияет на результаты предстоящих выборов - и у вас, и у нас; а во-вторых - еще до того откроет путь к бегству из нашего лагеря для сомневающихся глав государств, в первую очередь тех, кто соглашался расстаться со своим ракетным арсеналом, лишь стиснув зубы. А поскольку выпущенных ракет уже не вернуть, нам не удастся доказать, что на самом деле никто не понес никаких убытков. Как видите, я с вами совершенно согласен, сэр.
     - Но утаить второй залп, если мы решим выпускать его, будет совершенно невозможно, - убежденно проговорил американец, - А с ним - и все остальное.
     - Значит, и не нужно не только готовить и выпускать его, но даже говорить об этом. Самое простое решение, вам не кажется?
     - Простое - значит лучшее, согласен. Но как мы объясним?..
     - А объяснять ничего не нужно, потому что нет предмета для объяснений. Ну, Тело Угрозы раскололось - что из того? Выпущено достаточно много ракет, чтобы обеспечить успех нашему предприятию. Вот это и должно быть предметом разговоров. Показать, что все происходящее мы воспринимаем как развитие совершенно естественного процесса, вполне предсказуемое и учитывавшееся.
     - Только чтобы не возникло иных мнений со стороны ученых...
     - Ну, это вопрос чисто технический.
     - Следовательно - никакого заявления о происшедшем разломе?
     - А зачем оно? Если кто-нибудь спросит - тогда и ответим. В таком вот духе, в каком только что с вами решили.
     - Такой выход мне по вкусу. О'кей. Но только... Но тут американец умолк, как бы с ходу наткнувшись на что-то.
     - Что еще волнует вас?
     - Да так. Мелочь. - Янки усмехнулся - не очень весело, правда. - Не знаю, как ваши профи, но мои предупредили, что траектория полета меньшего обломка, того, что быстро уходит из области поражения ракетами залпа, указывает на все увеличивающуюся возможность столкновения с нами. Конечно, это еще не приговор Большого Жюри, но... А что говорят ваши?
     Россиянин пожал плечами. Ответил после паузы:
     - Да то же самое. Нам бы их единомыслие...
     - Но это же значит...
     Россиянин откинул голову. Сказал четко:
     - Если обломок прошумит мимо - мы с вами совершим великое дело. Для всех времен. А если нет... если нет, то критиковать нас будет некому. И даже истории от нас не сохранится. Капитану, остающемуся на тонущем корабле - был в старину такой обычай у моряков, - не пристало, погружаясь, махать руками и кричать: "Караул!"
     - Погибнет все.
     - Не все. Честь останется.
     - Что-то они задерживаются с командой на второй залп, - недовольно сказал один генерал другому, американец - русскому. - Только что получены последние данные по целеуказанию, место встречи обозначено, однако время уходит, а командующие молчат. А это ведь не просто кнопку нажать. Вы только что сверху - что там у вас слышно?
     - Могу обрадовать: есть полная ясность. Готовность-один приказано отменить.
     - Залпа не будет? Что - установлено, что цель уходит в сторону? Промажет по нам?
     - Похоже на то. Другого смысла не вижу. Так что если залп и будет, то не нашими ракетами. А фейерверочными.
     Ни один, ни другой не выразили никаких эмоций: люди военного воспитания. Отсалютовали друг другу и разошлись.
     Удаляясь, русский генерал сердито сопел. Никак не мог он привыкнуть к этой заморской ерунде: козырять при снятом головном уборе. Дикарский какой-то обычай. Просто дикарский.
     Нет ничего удивительного в том, что к числу людей, обладавших самой полной и свежей информацией, относился и Гридень: все-таки, по существу, на него работало две обсерватории, далеко не самых худших, да и из других краев приходили новости - хотя путем более окольным, через другие спутники. Но на "Орле", бывшем крейсере, а ныне - прогулочной яхте, принимали все вовремя и исправно: плохих специалистов на борту не было, аппаратура же стояла - высшего класса, хотя и та, какой тут пользовались, когда корабль находился еще в строю, была далеко не слабой.
     Поэтому сведения не только о факте разлома, какому подверглось Тело Угрозы, но и те выводы и предположения, какие были сделаны уже в первые часы и даже минуты в тех учреждениях, что были напрямую замкнуты на штабы и правительства и даже непосредственно на Конференцию, были получены Гриднем почти одновременно с первыми лицами, а обсуждены со специалистами даже быстрее. Это не проблема, если в твоем распоряжении имеется необъятный Интернет и ты знаешь, что, где, как и у кого там искать. Он поделился информацией с капитаном корабля - отставным контр-адмиралом.
     Капитан слушал и кивал - из уважения: гридневы опасения были ему не совсем понятны. Но стал куда внимательнее, когда дошло до распоряжений.
     - Когда эта самая угроза станет величиной с Луну - а нахо-диться будет, естественно, на порядок ближе, - придется погрузиться на максимально возможную глубину. Так, знаете - для очистки совести. Чистая совесть - это полезно при критических ситуациях.
     - Спасибо за информацию, - ответил капитан. - А когда примерно следует ожидать этого?
     - Думаю, это можно определить с удовлетворительной точностью. Если вы хотите держать его в поле зрения до последнего, нам стоит подняться к северо-западу... примерно на сто сорок долготы и пятьдесят - широты, то есть западнее канадских берегов, и там, если позволит погода...
     - Можно подумать, что вы моряк... Все будет сделано, как надо.
     - Спасибо, капитан. Не сомневаюсь.
     На этой же палубе, только в другом отсеке, Джина заканчивала просматривать своего единственного за все последнее время пациента.
     - Ну, что же, - констатировала она под конец: - Можно считать, что моя помощь вам больше не понадобится. Кудлатый глянул исподлобья:
     - Дело дрянь, а?
     - Наоборот. Вы, как принято говорить, практически здоровы. Хорошо, что нашлось время и спокойная обстановка для последних сеансов. Не злоупотребляйте излишествами - и все будет в порядке.
     - Вы серьезно? - Оказалось, что даже у Федора Петровича голос способен дрогнуть. - Выкорчевали с корнем? Раз и навсегда?
     - Совершенно серьезно. Потому что если бы соврала, чтобы, допустим, вас успокоить - куда бы я здесь от вас скрылась? Плавать почти не умею, да и вода тут холодная. А что касается "раз и навсегда" - то это зависит и от вас самого, хотя, конечно, не мы решаем.
     - Джина, я... просто не знаю, как вас отблагодарить...
     - Можете заплатить мне - по этот день включительно. Как знать - может быть, деньги еще понадобятся в жизни.
     - Ну, насчет денег - нет проблем, это само собой. Будь мы сейчас на суше, я бы вам... Ну, скажем, последний "мерс"... нет, лучше хороший коттедж где-нибудь по соседству с... А хотя - можно и то, и другое. Свою жизнь я, понимаете, ценю по высшей ставке.
     - Наверное, она того стоит.
     - Может, подарить что-нибудь и вашему... другу?
     Джина медленно качнула головой:
     - Таких друзей у меня нет.
     - Разве...
     - Нет. Ну, я пойду. Встретимся за ужином.
     Кудлатый не стал удерживать ее. Сказал лишь:
     - Не забудьте дать номер вашего счета - я переведу компьютером, в кармане, сами понимаете, я столько бумажек не ношу.
     - Обязательно, - кивнула Джина, затворяя за собою дверь каюты.
     Гридень по закрытому каналу разговаривал с оппозиционером.
     - После того, как обстановка прояснится... вы понимаете, что я имею в виду.
     Конечно же, понимал: когда Земля либо уцелеет, либо нет.
     - После этого я хочу высадиться где-то на Западном побережье - хотя бы в Сан-Франциско...
     - Хочу предупредить, есть неблагоприятные сведения. Поскольку я вашими молитвами вновь причислен к правящему лагерю, до меня доходит информация такого рода.
     - Так и должно было быть. В чем дело?
     - Некто очень обижен на вас. На вашего спутника, кстати, тоже. Очень...
     - Что в этом нового?
     - Считается, что вы оба - непосредственные виновники возникновения паники. Сейчас на Конференции возникли какие-то пробуксовки - именно вследствие давления печати, общественных организаций и так далее, и это расценивается как результат паники, а она - дело ваших рук. Таковы суждения,
     - Ну и?..
     - Вы объявлены в розыск. Возбуждено дело. Не по пресс-конференции, конечно, а по чисто уголовной статье: за угон принадлежащего государству военного корабля, ни более ни менее. И стоит вам ступить на берег Соединенных Штатов, как потребуют вашей немедленной экстрадиции.
     - И они согласятся?
     - Они найдут компромисс. Во всяком случае,- какое-то время покоя не будет - хотя не похоже на то, чтобы вас сдали. Мне как послу, разумеется, придется с пеной у рта требовать этого. Но лучше было бы, если бы этот вопрос тут вообще не возник. Вы понимаете?
     - Чего ж тут не понять. Хорошо, я подумаю. Это еще не сегодня и не завтра. А пока - вот несколько просьб.
     (Все-таки Гридень - человек деликатный. Мог ведь просто сказать: "Приказываю!")
     - Внимательно слушаю.
     - Первое: я еще не получил сегодняшней сводки по движению акций и денег - не биржевой сводки, она есть, а вашей, по нашей схеме.
     - Думаю, вы сможете принять ее, как только мы закончим разговор. Она уже в эфире.
     - Хорошо. Второе: позвоните, пожалуйста...
     Объяснение предстоящих действий заняло не менее пяти минут. Связь была устойчивой; природа вообще вела себя тихо - это походило на затишье перед бурей.
     - Я все понял.
     - Третье: журналистам неплохо было бы понять, до какой степени из рук вон плохо было - и остается - организовано все дело по защите от космической угрозы. В частности: не предусмотрели, что тело может разломиться; оставленные в резерве ракеты - во всяком случае, с нашей стороны, - еще неизвестно, как сработают, да и готовить страховочный залп надо было одновременно с первым, а сейчас - может просто недостать времени.
     - Контратака?
     - Просто отвлекающий маневр. Вы сами в этом, конечно, никак не должны показываться.
     - Естественно.
     - Теперь давайте конкретно по банковским делам...
     И разговор продолжался еще несколько минут.
     Потом, мысленно проклиная непривычно неудобный трап, Гридень поднялся на верхнюю палубу. Посмотреть на небо; за последние недели это уже вошло у него в привычку.
     Небо было ночным, безоблачным, звездным. И магнат стал смотреть на него. Но так и не смог уйти в созерцание целиком. Что-то мешало. Он опустил ставший уже постоянным его спутником бинокль. Огляделся. Да, вот и причина: оказалось, он был тут не один. В десятке метров ближе к носу лодки виднелся силуэт. Женский. Зина. Или как ее там. Человек, в общем, Кудлатого. Хотя, похоже, и не по своей воле. Жаль. Милая женщина. И в нынешней обстановке заслуживает только жалости. Как и сам Федор. Хотя Федора жалеть не за что: знал, в какую игру играет. А вот ее, как говорится, без нее женили. Нет, выдали замуж.
     Эта мысль оказалась как ветерок, заставляющий переложить руль, выбирая другой галс - так, наверное, сказал бы яхтсмен. Замуж? Что-то у нее, похоже, расклеилось с этим ее спутником-журналистом. Может быть, их и держало вместе только ощущение общей для обоих опасности? И еще - совместного дела, которое они считали важным? Да оно таким и было. Просто - теперь дело перестало принадлежать им, делом занялась вся планета, включая людей умнейших и всесильнейших (думая так, Гридень не имел в виду президентов и их окружение, ни в коем случае). И вот - прервалась связь если не времен, то взаимных влечений. Еще один повод пожалеть ее. Потому что девушка, если вглядеться, не только милая, но и интересная, в смысле - за вроде бы обычным верхним слоем есть, пожалуй, еще очень много чего - неожиданного, нестандартного. Это Гридень увидел не сейчас, а раньше еще, увидел даже не стараясь, таков был рефлекс. Не умея читать людей с листа, он никогда бы не достиг того уровня, на каком сейчас находился...
     Он постоял еще с минуту, глядя на темную фигурку, вместо того чтобы отыскивать в бинокль ту самую Моську, о которой говорил астроном. Джина-Зинаида стояла по-прежнему бездвижно, то ли не ощущая присутствия другого человека, то ли не
     желая вступать в общение с кем бы то ни было. Но, судя по положению головы, смотрела она не на небо; скорее на воду, вниз, а еще вернее - внутрь самой себя. Что же - знакомое состояние. Гридню и самому приходилось переживать такие -
     не лучшие, прямо сказать, минуты, когда ты оказывался внутри самого себя, на распутье, и каждая дорога была хуже всех прочих. А уж женщины...
     Он поймал себя на том, что слово это прозвучало в мыслях как-то иначе. Не как обычно: констатация факта, обозначение противоположного пола. Слово пролетело, как некая жар-птица, словно магнату все еще было шестнадцать лет, а не... м-м... не столько, сколько было. Таинственное, манящее. О Господи, это что еще за наваждение?
     Женщина. Ну и что? Он их никогда не чурался, ни тогда, когда была еще жива Таня, ни тем более потом, оставшись вдовцом. Секс был столь же естественным, как еда или сон, и проблем с этим не возникало, хотя всегда приходилось платить - не обязательно деньгами, конечно, он не любил профессионалок, - но он давно знал, что все в жизни должно оплачиваться - иначе везения не будет, это было одним из фундаментальных правил игры. Сейчас, правда, на эту сторону жизни он тратил меньше сил и времени; но это было естественным: время уходит, и в человеке все постоянно меняется, одно на другое, страсть - на спокойствие, например. Поэтому на борту "Орла" не оказалось у него ни единой спутницы: их участие не планировалось. Все правильно, так и должно быть. Что же это в нем сейчас вдруг взыграло? Бес в ребро толкнул?
     Но слово продолжало звучать, все так же таинственно и приманчиво. Женщина! Гридень рассердился. Да что, в самом деле, он не мальчик! Ну, увидел в свете звезд этакую романтическую фигурку. И развезло. К черту! Полно важных дел.
     Он снова ухватился за бинокль. И даже не опустил, а уронил его, чуть ли не швырнул о палубу - ремешок помешал.
     Потому что понял вдруг - или кто-то другой за него понял и сказал на ухо: да не женщина, старый осел! Не вообще женщина! А вот эта самая! Ты же о ней думаешь с того раза, когда впервые увидел! Помнишь - мельком, выезжая из своих ворот, понятия не имея - кто это и почему... Она же в тебя запала. Но ты испугался. В постели общаться ты привык, а прочего - боишься. И обманываешь, только кого? Самого себя? Ее-то ведь не обманешь: она женщина, и она это почувствовала в тот миг, когда это у тебя возникло. Так что же ты?..
     Да если почувствовала и ничего не сделала - возразил он своему шептуну, - значит, ей это ни к чему, она не одобряет. Не хочет. А вести осаду по всем правилам галантного- искусства - прости, недосуг: и возраст, да и время, сам видишь, какое. Ведь если я сейчас...
     Он запнулся мыслями. Потому что фигурка в отдалении шевельнулась наконец. Повернулась. Гридень понял, что ею увиден. Хотел отвернуться - и не смог. Зина сдвинулась с места и пошла - легко, не придерживаясь за леер, словно по городской площади, а не по палубе, сырой от неизбежных брызг, хотя слегка и покачивало. Когда она была уже в двух шагах, он непроизвольно шагнул навстречу. Качнуло. Он обнял ее - чтобы не поскользнулась, не упала, не дай Бог. Она не противилась. Сказала только:
     - Ну, что делать - это, наверное, сильнее нас?
     Он засмеялся от радости, не размыкая рук.
     - Сильнее.
     Все стало вдруг так ясно, что говорить, собственно, почти не пришлось: вместо слов были ощущения как бы восприятия мыслей, а скорее - чувств другого человека в чистом виде, когда не приходится втискивать их в речевые рамки. Временами они по очереди - бинокль на двоих был один - смотрели туда, где должно было находиться и в самом деле находилось небесное тело. Бинокль передавали друг другу медленно, как великую ценность, хотя, конечно, не в нем было дело: каждый раз отдавался весь мир. Они не целовались даже: знали, что все, чему должно быть, никуда не денется, но для всего есть свое время и место. А сейчас - сейчас просто...
     - Ой! Что там?
     - Ты о чем?
     - Посмотри быстро. Там что-то случилось...
     Гридень перенял бинокль бережно, но навел быстро. И в самом деле: словно разлетались искры. Как если бы кресалом ударили по огниву. Далеко-далеко. Там, где находилось тело с собачьей кличкой. Хотя - и не очень уже далеко...
     - Что-то столкнулось с ним, - проговорил Гридень почти уверенно. - Но его ведь не атаковали. Еще нет. Не готовы. Метеорит? Во всяком случае...
     - Там, рядом с телом, два корабля - наш и американский. Я сама их на