го - и сразу же берутся за дело.
     - Совершенно согласен с вами. И еще президент США добавил:
     - Как вы понимаете, такая форма разоружения - идея Залпа - в принципе меняет концепцию контроля. Иными словами - требует присутствия инспекции уже не на разделочных пунктах, но на самих базах - для того чтобы убедиться, что ракеты действительно выпущены, и не просто так, а именно с ядерными головками. Вы согласны?
     - В принципе - разумеется, а что касается деталей, то, я думаю, комиссия сможет достичь единогласия. Нам нет смысла и дальше сохранять секретность там, где она еще уцелела; как у нас говорят, снявши голову, по волосам не плачут.
     И попросил:
     - Переведите это по смыслу, чтобы было понятно.
     - Если вы не против, - сказал Белый дом, - то, я думаю, разработку этого варианта контроля следует начать тоже немедленно. Лучше, конечно, если он не понадобится; однако если да, то нужно быть готовыми.
     - Как вы думаете, - спросил россиянин после коротенькой паузы, - возникнут ли у вас серьезные препятствия со стороны Конгресса?
     - Я полагаю, - был ответ, - что вряд ли эти проблемы окажутся в его компетенции.
     - Но Соглашение...
     - Оно пусть остается предметом обсуждения. Это, как вы понимаете, процесс длительный. А мы, как я полагаю, не располагаем достаточным для этого временем. Однако боевыми ракетами командует главнокомандующий...
     - А чрезвычайное положение объявляет президент, - закончил Кремль.
     - Я рад, что наши мысли совпадают. Мы как бы разделяем проблему надвое: устранение угрозы - это одно, юридическое оформление этого - другое. Не беда, если правовая часть отстанет от реальных действий: положение ведь и в самом деле может оказаться чрезвычайным.
     - Будет много шума, если окажется, что заключать Соглашение больше не о чем: все ракеты израсходованы!
     - Хорошо было бы, - проговорил американец. - Но вряд ли получится. Я думаю, что какое-то количество придется оставить. Не для того, конечно, чтобы не нервировать наших конгрессменов. Но я не верю, что нашим дипломатам за столь короткий срок удастся договориться со всеми обладателями ядерных зарядов - хотя бы потому, что всех мы просто еще не знаем.
     - Наша разведка работает в этом направлении.
     - Наша, разумеется, тоже. И подтверждаются сигналы, что такие заряды имеются уже и в распоряжении частных лиц. Но найти их - задача не на день и не на два. Нет, часть ракет придется оставить в резерве. Для устрашения. Но, кстати, и они должны подвергнуться контролю. Двустороннему, разумеется.
     - Естественно. Но хотелось бы сразу договориться о величине этого резерва: нам ведь придется назвать тем, кто начнет рассчитывать залп, количество зарядов, которым они смогут располагать.
     - Может быть, сейчас закончим на этом, и вернемся к разговору... м-м... через шесть часов?
     - Прекрасно, - согласился россиянин. - Буду ждать ваших предложений. Хочу лишь сказать напоследок: одновременно с расширением круга допущенных я намерен сделать меры секретности еще более жесткими: чем реальнее становится угроза, тем...
     - Совершенно с вами согласен. Но у нас есть опыт. С журналистами можно договориться - если обращаться к ним уважительно и серьезно.
     - Да, именно так: уважительно и серьезно. "А к тем, с кем договориться нельзя, можно применить иные меры, - подумал россиянин, но вслух говорить этого, конечно, не стал, хотя и не сомневался в том, что янки считает точно так Же. - И меры эти лучше принимать превентивно - после драки-то кулаками не машут..."
     Оба первых лица попрощались очень дружески. Страны их, конечно, не стояли сегодня рядом; но в решении внезапной и грозной проблемы они и в самом деле были равны.
     Или, во всяком случае, так они думали.

***

     Минич вылез из окна благополучно. Было уже почти совсем светло. Осторожно, оглядываясь, вышел из калитки и сразу же свернул в кусты в том самом месте, где они выходили. Зашагал не спеша, стараясь не шуметь, глядя то под ноги, то по сторонам, и жалея, что к уху не приспособлено еще и зеркало заднего вида на кронштейне. С ним было бы еще надежнее.
     Можно было считать, что и на этот раз повезло: ни на пути к магазину, ни там на него никто не обратил особого внимания; видно, чужаки не так уж редко проходили через деревню, направляясь к реке. У него, правда, не было с собой удочек, без которых у воды делать вроде бы и нечего; но кто знал - в сидоре могла оказаться складная, да и вообще, кому какое дело?
     Сделав покупки, Минич вышел из магазина. Огляделся, стараясь, чтобы это не получилось слишком уж подчеркнуто. Вышел на дорогу и пошел дальше - как и собирался. Лишь километра через полтора рискнул свернуть с проселка - там, где лесок подступал к дороге ближе всего. Углубился метров на двести и снова повернул - теперь уже к дому. Погода была ясной, солнце светило, и он не боялся очень уж сбиться с пути.
     Последний этим утром сон Джине досмотреть не удалось. Он прервался внезапно от ощущения тревоги. Открыв глаза, она не сразу сообразила, в чем дело, а когда поняла - испугалась.
     Разбудили ее голоса, доносившиеся снаружи. Два мужика разговаривали у крыльца или, может быть, уже на нем.
     - Не, никто не заходил. Печать не нарушена.
     - Я же и говорил: кто полезет? Дураков у нас вроде не числится. А вообще продать бы его поскорее - и выгодно, и спокойно.
     - Тут, понимаешь, тонкий расчет. Конечно, покупатели есть. Но срок еще не вышел. И потом...
     - Срок! Эти купцы если срока и боятся, то уж не такого. А того, что суд ломает.
     - Да не беги ты, как голый в баню. Дай договорить...
     Джине почудилось, что один голос она узнает. Высокий и хриплый. Кажется, именно такой простудный тенорок был у того, третьего, когда сюда наведалась команда на джипе. Местный кадр.
     - ...я ведь говорю: расчет на то, что тот парень здесь появится - который это как бы унаследовал. У нас считают, что . больше ему деваться некуда, связей прочных в других местах у него нет, где бы он мог затаиться. Вот тут его и рассчитывают взять. А перед тем - может, еще попасут, чтобы еще на кого-нибудь выйти. Поэтому и есть указание: ничего никому не продавать, если даже все сроки пройдут. А против таких указаний кто же пойдет?
     - Тогда лучше было бы засаду устроить...
     - Кто сядет-то: мы с тобой? Дел и без того хватает. А как он появится, я сразу узнаю: у меня его телефон на прослушке, всякий разговор сразу пишется по автомату, если даже и в мое отсутствие. Ну а как только - я сразу даю сигнал, и через час тут будут все, кому следует.
     - Что ж его до сих пор нет?
     - Выжидает где-нибудь. Тоже, видно, не пальцем делан. Голова работает. Но мимо не пройдет - так у нас там полагают.
     - Начальству виднее.
     - Да и в деревне - как только увидят, что кто-то сюда сворачивает, сразу доложат. Мне или вот тебе. Ну а ты тоже знаешь, что делать.
     - Да уж не первый год замужем. Ну, вроде здесь больше делать нечего. Все посмотрели, во всем убедились.
     - Как и положено. Теперь можно неделю не приходить. Стой, мы еще ставни не проверили.
     - Да никто не трогал - и так видно.
     - Все равно. Положено - значит надо выполнить. Давай обойдем дом еще раз.
     У Джины душа ушла в пятки. Но только на миг. Она бесшумно - босиком - пробежала в кухню. Распахнула раму. Заперла ставню, сильно потянув на себя, пока не послышался негромкий щелчок: защелка сработала. Опустилась на табуретку, стараясь дышать потише. Шаги снаружи приближались, судя по хрусту, на миг замирая перед каждым окном. Вот они рядом. Ставню снаружи потрогали.
     - Ну, теперь уж точно все.
     И хруст опавших веток стал удаляться. На душе должно было полегчать, но Джина, машинально глянув на часы - у Люциана часы были в каждой комнате, старик, видно, следил за бегом времени, - и, напротив, встревожилась еще больше.
     Потому что, судя по времени, Марик должен был уже возвращаться. Если что-то там его не задержало. Но если он наткнется на этих двух... Местный кадр может узнать его: говорят, их работа требует хорошей памяти, в том числе и зрительной. А они видели друг друга - тогда, здесь. И тогда...
     Не одеваясь, даже не подумав о том, чтобы съесть что-нибудь, она сидела, почему-то не отрывая взгляда от часов - словно от них тут что-то зависело. На самом деле она не представляла, где и когда могла бы произойти неожиданная и совсем не нужная встреча Марика с его преследователями; но почему-то решила, что если ничего не произойдет, то Марик должен оказаться здесь, самое большое, через полчаса. Ну а если его не будет...
     Но она и не пыталась и вовсе не хотела сейчас думать о том, что будет, если он не вернется. Как будто на этом жизнь окончилась бы. Хотя это было вовсе не так, конечно. Наверное, она боялась накликать беду, думая о ней. И, следя за стрелками, старалась вообще ни о чем не думать. Просто ждала.
     И все же, когда после безуспешной попытки отворить ставню Минич тихонько постучал в нее, она вздрогнула и рывком вскочила с табуретки, как если бы это оказалось для нее совершенно неожиданным. Отворила раму и нажала на защелку, освобождая ставню.
     - Не умерла со страху?
     Он спросил это совершенно серьезно.
     - Умерла. Здесь были...
     - Прими, пожалуйста... - Он поставил набитый сидор на подоконник. - Харчей нам должно хватить на неделю. Видел я гостей. Вовремя успел залечь, не то...
     - Этого я и боялась.
     - Ничего. Все в порядке.
     Он влез, затворил ставни.
     - Завтракала?
     - Что ты! Я так испугалась...
     Минич принялся выгружать консервные банки, пакеты с супами, кульки с крупами.
     - Варить-жарить придется по ночам, когда дым не виден. Газа в баллоне осталось всего ничего - это для завтраков, чая-кофе. Хорошо хоть кофе у него запасен чуть ли не до конца года. Давай позавтракаем - и в койку. Или ты, может быть, выспалась? Джина покачала головой:
     - Мне еще не хватило. Но ты, наверное, устал?
     Минич понял, что она имела в виду.
     - Нет. Я все еще молодой и могучий. И люблю сладкое. Тебя, например.
     - Знаешь, - сказала она, - а мне есть даже не очень хочется. Ты правда так проголодался?
     - Я? Ничего подобного. Разве я говорил что-то подобное? Ну-ка - кто первый залезет под одеяло?
     Что же: то был не худший способ заглушить волнение.
     Но на этот раз почему-то не получилось того, что стало уже привычным, не теряя в то же время своей - каждый раз - новизны.
     Не у него не получилось; у нее. Когда он начал разыгрывать обычную прелюдию, Джина ощутила вдруг - а вернее сказать, как раз не ощутила ничего из того букета чувств и предвкушений, какое до сих пор неизбежно возникало перед близостью. Усталость - не физическая, но нервная - и равнодушие; вот что по-прежнему лежало в груди - как будто и не живой человек и уж подавно - не желанный с первого дня знакомства лежал рядом, а... да просто никто.
     Она мягко, но решительно отвела его руки. Повернулась спиной. Он, не поняв, начал было снова; она проговорила каким-то посторонним голосом:
     - Прости. Не надо. Не хочу.
     - Зина, что?..
     - Не знаю. Устала, наверное. В другой раз.
     Он лишь пожал плечами под одеялом. Женщины!

***

     После столь важного разговора с американским коллегой российский президент снова собрал узкий круг, на сей раз, правда, несколько расширенный, чтобы довести новую задачу до руководителей.
     Они выслушали президента без радости, но и без сожалений: в конце концов, никаких сверхъестественных усилий новый возможный поворот событий не требовал. Были уточняющие вопросы, однако возражений ни у кого не нашлось.
     Во всяком случае - вслух никто их не высказал.
     Когда президент после заключительного напутствия удалился, а совещание закончилось, его военные участники, с достойной неторопливостью продвигаясь к выходу в порядке, предусмотренном субординацией, обменялись лишь краткими репликами, в которых звучало одобрение принятых мер - что стало обычаем еще за много лет до того: только так и можно было удержаться наверху. И разъехались, ни о чем более не разговаривая и не уславливаясь.
     Однако как-то так получилось, что уже через час все они - и только они - вновь собрались вместе, но не в каком-либо из их офисов, а, как ни странно, в одном из помещений спортивного клуба Министерства обороны, а именно - в тренажерном зале, который полагалось время от времени посещать всем аппаратным и штабным работникам для поддержания нужной формы. Излишне говорить о том, что, кроме них, никого в зале не оказалось, и любой, пожелавший в этот час воспользоваться им, был бы остановлен уже на самых дальних подступах и обращен в позорное бегство.
     Генералы успели переодеться в тренировочные костюмы; но вместо того чтобы разойтись по разным тренажерам, собрались тесной группой и заговорили - не очень громко - на тему, не имевшую ничего общего с физической подготовкой.
     - Контроль. - Первым волновавшее всех их слово вслух произнес министр обороны. Из собравшихся он единственный был лицом гражданским - вот уже третий год, как снял погоны. - Это проблема номер один. Но ее мы хоть заранее предполагали. Проблема номер два: "залп". Что до нас довели только сегодня. Положение представляется мне сложным. Прошу высказывать мнения.
     У генералов даже и тренировочные костюмы, не говоря уже о форменных, были достаточно единообразны: идеал всякой армии - внешнее единство, вызывающее представление о монолитности. Но вот о мнениях этого сказать нельзя: все-таки и генерал тоже человек, а людям свойственно иметь разные суждения даже по самым простым вопросам.
     - Я полагаю, - сказал спрошенный, был он командующим ВКО - войсками космодромного обслуживания, - полагаю, что единственное мнение у солдата - это мнение его командира, всякое другое будет неверным. Мнение верховного мы сегодня слышали. И обсуждать можем только пути его наилучшего исполнения. Что касается меня - все необходимое будет сделано в срок. У меня все.
     - Может, у вас такой небывало острый слух, - возразил ему начальник ракетно-инженерной службы космических войск, - но лично я никакого мнения не услышал ни в одном слове, а констатировал лишь, что нам приказано продумать обе проблемы. Считаю: если мы согласимся на их предложение, возникнет ситуация по меньшей мере сложная. Дилемма катастрофическая: либо раскрыть все карты, либо... либо вся эта затея сорвется.
     - Может сорваться в любом случае, - сказал космический инструментальный разведчик. - Потому что даже если мы чистосердечно изложим реальную обстановку, нам скорее всего просто не поверят. А на то, чтобы убедить их в нашей искренности, потребуется такое время, каким мы, судя по вводной, не располагаем.
     Все медленно, хмуро покивали.
     - Конечно, можно надеяться на то, что нашему в конце концов удастся убедить американца... - предположил генерал из Генштаба.
     - Мало надежды, - сказал начальник отдела взаимоотношений с НАТО. - Потому что как бы хорошо ни выглядели наши отношения в последние годы, все равно - недоверие к нам сидит у них глубоко в печенках. Как и у нас - к ним. Мы уже столько раз водили друг друга за нос, что...
     Министр обороны не дал ему договорить.
     - Откровенно говоря, - сказал он, - меня сейчас реакция Штатов беспокоит куда меньше, чем... Если узнает...
     Его никто не прерывал, а он сам не стал договаривать. Лишь на миг поднял глаза к потолку, и все его поняли.
     - Да, - согласился взаимоотношенец. - Надуть партнера - это, как говорится, и сам Бог велел - если выпадает такая возможность. Но своего, - он кашлянул, - главнокомандующего... не держать полностью в курсе - это уже, как говорится, чревато остальным исходом.
     На эти слова никто не откликнулся; однако едва заметное шевеление произошло в группе, а когда оно завершилось - оказалось, что один человек из собравшихся остался как бы в одиночестве, группа словно исторгла его из себя, как инородное тело. И этим изгоем оказался не кто иной, как командующий космическими войсками России.
     К чести генерала надо сказать, что он не смутился - внешне, во всяком случае.
     - Нищим легко, - сказал он чуть ли не весело, хотя на лице его не мелькнуло даже намека на улыбку. - Ибо их есть царствие небесное. У меня прямого выхода на главковерха нет, а по команде я докладывал. Так что...
     И генерал, как бы извиняясь, развел руками.
     Министр обороны кашлянул, прежде чем сказать:
     - Ну, собственно, о чем тут особо беспокоиться? Никаких ЧП в войсках не случалось, а что касается количества боеголовок, то статистику мы не искажали никоим образом, давали наверх все как есть. Так что...
     Так что не только виноватых нет - но и самой вины тоже; так следовало понимать эти слова. Может, их и на самом деле не было - но только каждый из военачальников знал, что если что-то где-то вдруг оказывается не так - виноватый обязательно должен быть, н вопрос лишь в том - кого назначат крайним. А может, и не из них?
     - Вообще-то, - проговорил ракетчик, - ситуация и не возникла бы, если бы денег хватало: мы давно бы уже заказали новые. Финансисты - вот где корень зла.
     Министр обороны кивком поблагодарил коллегу за идею.
     - Это, безусловно, так, - согласился он. - Мы не раз указывали на необходимость обновления парка - и безрезультатно. Вот теперь и придется расхлебывать.
     - А что касается информации, - вставил генерал из Генштаба, - то она по определению доступна только считанным людям. Представляете, что было бы за океаном, если бы до них дошли данные о действительном положении вещей? Да с нами тут же совершенно перестали бы считаться! Вот и приходилось даже наверх давать ее в самом сжатом виде - только для понимающих. Потому что даже и на самом верху... Вот ведь главный наш оппозиционер вдруг слинял туда - и, похоже, не очень-то спешит вернуться. Если бы он о нашей ситуации знал - честное слово, я сейчас не смог бы спать спокойно..
     Все понимали, что он прав. Информацию о космических войсках России ее заокеанский партнер исправно получал прежде всего со своих спутников. И сведения эти, в общем, соответствовали действительности: количество ракет на боевых дежурствах соответствовало тому, какое называла официальная Россия.
     Однако даже самый совершенный спутник не может со своей заоблачной высоты установить, в каком состоянии находится установленная на стартовой позиции ракета - в полной ли она исправности, в какой степени выработан ее ресурс и тем более - несет ли она ядерную головку и какую именно: одиночную или разделяющуюся. Спутники временами фиксировали замену ракет на позициях; однако опять-таки они не могли определить: заменяется ли выслужившее срок устройство новым, свеженьким - или происходит просто перетасовка старой колоды с подкраской и заменой номеров для создания видимости поддержания полной боевой готовности. Догадайся та сторона о действительном положении вещей - и совершенно невозможно стало бы даже сохранять видимость разговора на равных. Этого нельзя было допустить никак. И до сих пор это удавалось. Однако если в действие вступит новая система контроля, то вся неприглядная картина раскроется перед партнерами. И сейчас нельзя было даже сказать, как они на нее откликнутся: поверят и печально ухмыльнутся - мол, как же это вам удавалось нас столько времени дурачить, - или (что было бы куда хуже) заподозрили бы, что России удалось каким-то образом в последний момент заменить нормальные боевые ракеты с зарядами на инвалидные, которым пора была уже на списание и в резку, и где-то укрыть от посторонних взглядов, чтобы после залпа, когда весь мир останется без ракет и зарядов, оказаться, фигурально выражаясь, в белом фраке, когда прочие будут по уши в дерьме. Стоит кому-то заподозрить подобный обман - и сама идея совместного залпа мгновенно рухнет.
     Странно, но никого из собравшихся в тренажерном зале не взволновала мысль о возможной после этого гибели планеты; они в первую очередь подумали о том, что такая ситуация быстро вернет мир ко временам холодной войны, взаимных под