х совершенно
глухи к магии первого рода, и мертвые для них не живут, и небо
им кажется черным, и душа у них пустая, вот как у Даттама.
   - Клянусь божьим зобом! - сказал Белый Эльсил, - мальчишка прав!
Когда мы гнались за этим Бредшо, - как он узнал о том, что мы
гонимся за ним? И потом - он разлил за собой горный ручей. А еще
потом - мы оставили его одного, связанного. Сделался гром, как в
Голубых Горах, башня расселась. Мы думали, что его щекотунчики
унесли и сохранили, а теперь я думаю, что он сам, без
щекотунчиков, управился.
   Марбод вспомнил, как два месяца назад, в далеком Золотом Улье на
берег выбежал медведь, и тогда незнакомый еще Ванвейлен показал
на него каким-то железным сучком - и мишку закрутило и
разорвало...
   - Тогда, однако, получается, что магия чужеземцев будет
посильнее магии империи?
   Неревен кивнул.
   - А мои руки, - медленно спросил Марбод, - это чья магия,
Арфарры или Ванвейлена?
   - В том-то и дело, - сказал Неревен. Это выдумка Арфарры.
Ванвейлен делал, что ему велят, и никто ему ничего не объяснял.
А Ванвейлен однажды напился, и, наверно, это его сильно мучило,
потому что он стал хохотать и говорить: "Зачем советнику голова
Кукушонка, у таких, как он, не голова опасна, а руки и меч в
руках..." Стало быть, догадался!
   - И я подумал, - сказал Неревен, - что Ванвейлен сильнее учителя
в магии второго рода и слабей учителя в магии первого рода. И
что учитель совсем заколдовал его душу, потому что совсем
недавно он, чтоб вас спасти, рассказал о том, что происходило на
его корабле в его отсутствие. А если честно - этот-то рассказ
его и погубил, потому что он все очень точно описал.
   А хотя это часто бывает, что преступления разгадываются на
небесах, небеса всегда ниспосылают эту разгадку в виде первичных
символов, а не вторичных толкований и фактов.
   И вот понимаете, - сказал Неревен, - я не мог объяснить
Арфарре-советнику про чужеземцев, не признавшись, что я шпионил
и за ним. А с другой стороны, я понимал, что эти люди идут в
империю как лазутчики, и написал про них все, что знал.
   Марбод подумал о том, что он бы сделал в первую очередь, и
спросил:
   - А на корабль ихний ты не лазил?
   Неревен усмехнулся.
   - Понимаете, господин Марбод... Если бы вы, например, залезли в
храмовые мастерские, вы бы там мало поняли, много испортили и
почти наверняка убились бы... Нет уж! - если их допрашивать в
империи, то поймешь больше, чем если обыскивать их корабль в
Ламассе... И я думаю, что мне было бы так же не уйти от этого
дракона на их корабле, как вам бы не уйти от ядовитого газа в
наших кувшинах...
   - Так, - сказал Марбод. - И что же советник Ванвейлен делает
сейчас?
   Неревен неожиданно засмеялся.
   - Вот за этим я вам все и рассказываю. Потому что позавчера,
после того, как вы зачитали прошение, господа советники
поругались. И Ванвейлен сказал, что правда на вашей стороне, и
что у него дома строй такой же, как вы предлагаете. А больше он
ничего не успел сказать.
   - Он мне написал, - удивился Марбод.
   - Это не он вам писал. Взяли бумаги, подделали почерк и
приложили кольцо.
   - А кто меня ждет у Золотой Горы?
   - Советник Ванвейлен - только мертвый. Арфарра сказал:
"Кукушонок пойдет на встречу, однако возьмет с собой товарища. И
после этой встречи Кукушонок и его товарищ будут живы, а
безоружный человек - мертв. А человек сам написал, что придет
один и без оружия, и когда-то спас Кукушонку жизнь, и читал
прошение, во всем противоположное вашему.
   Неревен помолчал и добавил:
   - А еще там найдут мертвым - меня, потому что советник Арфарра
сильно рассердился на меня за соглядатайство. И когда я это
услышал, я решил пойти и рассказать ему про Ванвейлена, чтобы он
если не меня простил, то хотя бы его допросил. А Арфарры не
было, и я пошел, как он велел, ловить вышивку.
   - Итак, - еще раз спросил Марбод, - что же случится у Золотой
Горы?
   - В Золотой Горе, - ответил Неревен, - есть ход. Этим ходом еще
Золотой Государь ходил из города на гору молиться богам. Хаммар
Кобчик со слугой приведут через ход Ванвейлена, в таком деле не
нужно много свидетелей, и я был бы с ними, а как теперь, - не
знаю. У Золотой Горы есть глаза - станут через них смотреть. От
Храма проедет человек в плаще советника, тот, что уехал туда
позавчера, оставит лошадь и уйдет в скалу. Вы приедете к
часовне, не дождетесь Ванвейлена и уедете. А надо сказать, что в
это время на поле возле часовни пойдет процессия из деревни, а
это государев лес и государевы егеря. Они вас встретят по
дороге, а потом найдут мертвого, теплого, по обстоятельствам, и
ваши следы, и лошадь. Ну, теперь, конечно, и меня...
   - Так! - сказал Кукушонок. - Однако, если через два часа
Ванвейлен будет теплый, то сейчас он - еще живой.
   Неревен улыбнулся. Кукушонок на лету все схватывал!
   - Не совсем живой, - сказал Неревен, - так, сильно сонный. Это
тоже магия второго рода, однако преходящая. Времени поэтому, -
продожал Неревен, - у нас нет, и подмоги тоже. И я вам предлагаю
вот что: к речной часовне мы сейчас не пойдем, а пойдем
наискосок к левому боку Золотой Горы. Там есть еще один ход в
гору, в подземный храм Ятуна. Государев ход ведет через этот
храм, другого хода нет. Я вас там научу, где спрятаться, потому
что вы без меня и в храм не попадете, и в храме пропадете, и нас
будет трое против них двоих.
   Неревен говорил быстро. Он понимал: если не все рассказать -
Кукушонку не понадобится живой Ванвейлен. Если все рассказать -
Кукушонок возьмет его с собой проводником. А потом, когда
освободят Ванвейлена, - тот никогда не позволит убить Неревена.
Он такой, - добрый, как зимородок.
   - Не трое против двоих, - горько сказал Неревену Эльсил, а один
меч против двух мечей.
   - Да, ты хорошо придумал, - сказал Марбод. - Но я придумал еще
лучше. Золотой Горы я, правда, не знаю, - а вот ятунов храм и
без тебя найду. Стало быть, все правильно предсказала мне
колдунья, что в родовом храме я найду солнечный меч... А вот
времени у меня мало - это ты прав.
   Тут-то Неревен хотел закричать, да разве успеешь?
   У Эльсила с собой было два кинжала, и один он оставил в спине
Неревена. Во-первых, чтобы зря ни на кого не думали, во-вторых,
чтобы отвести беду от нарушенного слова. Ну и, конечно, кто
вытащит кинжал, тот берет на себя месть, если найдутся охотники.

   Через час полезли в Золотую Гору. Эльсил видел, как трудно лезть
Кукушонку, и подумал: "Хаммар Кобчик - кровный враг Марбода...
Стало быть, он мне не позволит убить его, будет драться сам, с
такими руками".
   И сказал вслух:
   - Вот я гляжу на Даттама и Арфарру, и сдается мне, что магия
второго рода сильно портит человека. И если советник Ванвейлен в
ней сильней, чем они, то как бы ты не раскаялся, связавшись с
ним. То-то он третьего дня бранился, что мы смотрим на жизнь,
как на поединок. В поединке, однако, спорят на равных, а если
сыпать с воздуха голубые мечи...
   Марбод ответил:
   - Молчи! Я-то угадал с самого начала, что чужеземец может мне
помочь. А он - не угадал.
   Усмехнулся и прибавил:
   - А Хаммара Кобчика постарайся застрелить первым. Потому что
есть в мире вещи поважнее моей чести.

   * * *

   В это самое время, в час, когда ставят вторую закваску для
хлеба, через два часа после того, как Марбод Кукушонок и Белый
Эльсил незаметно уехали из замка, в замок явился Даттам.
   Увидев, сколько вооруженных людей вокруг, Даттам сделался очень
задумчив.
   Даттам, как и никто вокруг, не понимал, что происходит, однако,
в отличие от многих, отдавал себе в этом отчет. Он знал, что
историю нельзя предсказывать, и именно поэтому можно делать.
   Неожиданная прыть городских властей немало поразила его. Короли
и прежде приглашали бюргеров в свой совет. Расходы на поездку
приходилось оплачивать городу, представитель города вез королю
подарки и привозил известие о новом налоге, и немудрено, что эта
повинность была из самых ненавистных. А теперь граждане Ламассы
торопились сказать, что от них представителей должно быть втрое
больше, чем от прочих.
   Даттам посматривал на юго-восток, в сторону дамбы, и понимал,
что холодная вода смоет весь их пыл, но, заодно, и доброе имя
Арфарры.
   Даттам всю ночь разглядывал мысль Кукушонка, как привык
разглядывать мысль, кипящую в пробирке: выйдет прибыль или не
выйдет? "Я ведь хорошая повивальная бабка", - думал он.
   В конце концов Даттам решил, что выборные представители ничуть
не хуже вассальных рыцарей. Стоить Даттаму они будут, конечно,
дороже. Зато преимущество их в том, что свои, то есть
оплаченные, решения, они будут навязывать стране не мечом, а
словом, и что такой механизм контроля над законами если и не
менее разорителен, чем казенная инспекция, то, во всяком случае,
менее разрушителен, чем гражданская война.
   Основные сомнения, мучившие Даттама, заключались в том, что
представители местечек будут стоить дешево, а вот представители
городских цехов - очень дорого, много дороже государева
чиновника, ибо чиновник хочет лишь кусок пирога, а представитель
цеха метит на место того, кто печет пирог.
   Итак, Даттам приехал в замок, чтоб поговорить с Кукушонком.
Вышел брат Кукушонка, Киссур Ятун, провел к себе и попросил
подождать:
   - Марбод спит. Лекари чем-то его напоили, от рук.
   Даттам кивнул, спустился в залу и стал ходить меж гостей.
   Через полчаса он вновь предстал перед Киссуром Ятуном и сказал,
холодно улыбаясь:
   - Есть, однако, обстоятельства, из-за которых я должен
переговорить с вашим братом тотчас же.
   - Какие именно?
   - Такие, что я не бог, и когда я выбираю, кому выиграть, я не
гадаю на черепахе.
   Тогда Киссур Ятун, рассудив, что Марбода уже не догнать,
протянул Даттаму записку.
   Даттам прочитал ее, повертел, поднес к носу и долго нюхал. Его
тонкое обоняние, обоняние жителя империи, химика и эстета,
уловило, как ему показалось, характерный запах храмовых
подземелий, - смесь старинных благовоний и химических реактивов.
Даттам вспомнил о подземных ходах в Золотой Горе, усмехнулся и
подумал: "Ну, ладно. Какой строй будет в этой стране, это мы еще
посмотрим, но Арфарру-советника я из нее при всех случаях
выкину."
   - Эту записку, - сказал Даттам, - советник Ванвейлен писал с
разрешения советника Арфарры. И уверяю вас, что честь будущего
наместника, или аравана, или еще какого чиновника будущей
провинции Горный Варнарайн, Клайда Ванвейлена, не пострадает от
того, каким способом он расправится с вашим братом.
   Не прошло и времени, потребного для того, чтоб сварить горшок
каши, - Даттам, Киссур Ятун, Шодом Опоссум и еще десятеро
вылетели из ворот замка, и кони их перепрыгивали прямо через
столы, расставленные во дворе.

   * * *

   Когда Марбод и Эльсил пришли в пещерный храм, Эльсил поначалу
испугался. Морок! Высятся стены там, где их нет, цветут и
опадают небесные своды, девушки танцуют с мечами на стенах.
   - Клянусь божьим зобом! - сказал Эльсил, показав на золотого
юношу с золотым луком, нарисованного вверху. Это сам Ятун!
   - Не сам Ятун, - усмехнулся Марбод, - а его Свойство, или
Атрибут. Сам Ятун, писали, безобразный и бесконечный, тела у
него нет. Стало быть, и рук тоже нет, - злобно добавил Марбод.
Он очень устал.
   Отыскали конец подземного хода, договорились, что делать. Эльсил
встал в божьем саду за серебристым лопухом в сорок локтей, упер
в основание лопуха лук, обмотанный лакированным пальмовым
волокном, вынул из колчана две стрелы и наложил их на тетиву.
Стрелы были рогатые, из белого тростника, с лебединым оперением,
и два пера были окрашены в зеленый цвет храма, а остальные были
белые, как и полагалось вассалу экзарха Харсомы.
   Потом Эльсил покачал головой, вышел из-за лопуха и промерил
расстояние до входа на пальцах; зеркальный морок сильно мешал.
   Слева от входа, на приступке у белого столба, стоял идол. Марбод
пихнул его и встал на его место. Идол свалился вниз, а рук у
него было целых восемь.
   Прошло столько времени, сколько нужно, чтобы зажарить среднего
гуся. Послышались шаги. В залу вошел Хаммар Кобчик, а за ним
целых трое стражников вели советника Ванвейлена. Ванвейлен был
несвязанный, однако квелый, как тритон зимой.
   Белый Эльсил спустил тетиву. Он метил одной стрелой в Хаммара
Кобчика, а другой - в стражника. В стражника он попал точно, а
Хаммару Кобчику только оцарапал руку, - морок мешал. Тут Марбод
со своего приступка метнул в Хаммара дротик. Это был хороший
бросок для человека, у которого руки были как два шелковых яйца,
но Хаммар уже был настороже и успел повернуться на пятке, и
дротик пролетел мимо.
   Тут Марбод прыгнул на Кобчика, потому что в глубине души он был
рад, что Эльсил в него не попал, а Эльсил стал драться с обоими
дружинниками. Те выпустили Ванвейлена, а советник сел на землю и
начал спать.
   - Клянусь божьим зобом, - сказал Эльсил. - Вот опять мы деремся
за чужеземца, а он сидит и спит, словно это его не касается.
   А Кобчик выхватил меч и ударил Марбода. И это был бы смертельный
удар, если бы Эльсил не вскрикнул:
   - Смотри! Сбоку!
   Так у них было условлено, и Марбод не повернул головы, а Кобчик
повернул, меч его поскользнулся в бронзовых шишках на щите
Марбода. Марбод дернул щит: Кобчик напоролся на свой собственный
клинок и упал.
   Однако он тут же вскочил, перехватил меч покрепче и сказал:
   - Как, однако, это мы не подумали, что Марбод Кукушонок знает
здешние горы не хуже рудокопа! И сдается мне, что тебе самое
время найти солнечный меч Ятуна, потому что больше тебе ничто не
поможет!
   Тут Хаммар Кобчик размахнулся и ударил. Марбод отскочил, но удар
снес у щита навершие и две шишки светлой бронзы, так что верх
его стал гладким, как девичья щека, а так как щит был, против
обыкновения, привязан к локтю Марбода, тот полетел на пол.
   Хаммар Кобчик наступил ему каблуком на забинтованную руку и
сказал:
   - Это хорошо, Кукушонок, что мы встретились здесь, а не у
Золотой Горы, потому что лучше, чтоб ты погиб от хорошего меча,
чем от козней Арфарры-советника.
   А Марбод закусил губу, потому что руке было очень больно, и
сказал:
   - Арфарра, однако, сильно облегчил твой труд.
   Тут Хаммар Кобчик осклабился и отвел руку для удара, и вдруг
Марбод увидел, как меч разлетелся в его руках от цветного луча,
а луч пошел дальше, разрезал панцирь, как ниткой режут бобовый
сыр, и лак на пластинах пошел пузырями. Кобчик удивился и упал,
а цветной луч ушел далеко за ним в каменный столб, и со столба
посыпались каменные листья и ягоды.
   Марбод вскочил на ноги и увидел, что Эльсил и двое стражников
лежат на камне, а третий стражник собирается бежать. Тут,
однако, Клайд Ванвейлен опять поднял руку: цветной луч рассек
стражника издали и еще сдул каменную чашу, как золу с
обгоревшего пня.
   Марбод подошел к Эльсилу и увидел, что он лежит со стражником в
обнимку, и меч стражника - в груди Эльсила, а меч Эльсила - в
груди стражника.
   Другой стражник тоже был мертв. Марбод поглядел на рассеченную
каменную чашу и вернулся к Хаммару Кобчику. Тот был еще жив,
однако было ясно, что очень скоро он кончится как человек и
снова начнется как Кобчик. За его спиной луч из рук Ванвейлена
сильно порезал гранитный столб, но не перерубил, завяз в локте
от поверхности.
   Марбод побоялся сделать Хаммару Кобчику дурное, добивая его
такими руками, а Ванвейлена ему просить не хотелось: это,
действительно, не поединок, а как курицу резать.
   Марбод подошел к Ванвейлену и сел рядом. Зрачки у чужеземца были
страшно сужены, лицо бледное и потное. Марбод потрогал лицо
губами - действительно, не совсем живой.
   Марбод похолодел: он понял, что вдвоем им из подземного храма не
выбраться, потому что оружие в руках Ванвейлена все-таки завязло
в каменной стене и гору не разрубит.
   Ванвейлен попробовал улыбнуться и сказал:
   - Это пройдет. Посидим и пойдем. Как вы, однако, меня нашли?
   Тогда Кукушонок стал пересказывать свой разговор с Неревеном.
Ванвейлен слушал, свесив голову и плохо дыша.
   - Верно? - спросил, кончив, Марбод.
   - В целом - да, - ответил Ванвейлен. - А что вы сделали с
Неревеном?
   - А что мы могли с ним сделать? - возмутился Марбод. - Он же как
разбитое яйцо: и дома не оставишь и в дорогу не возьмешь.
   - Да, - сказал тихо Ванвейлен, - убить безоружного королевского
советника - это, видите ли, крах политической карьеры, а убить
безоружного мальчишку... Впрочем, ладно.
   Марбод снял кое-как с убитого стражника плащ, подоткнул его под
Ванвейлена и помог тому сесть. Советник явно не мог еще идти, и
руки-ноги у него были холодные. Кроме того, Хаммар Кобчик был
еще жив, и Кукушонку хотелось посмотреть, как умрет его кровник.

   - Что же, - сказал Кукушонок, сев рядом с Ванвейленом, у
каменного цветка, - можете вы устроить Арфарре потеху, как в
Голубых Горах?
   - Прежде всего, - сказал Ванвейлен, - надо окружить и отбить
дамбу. Она вся нашпигована динамитом.
   - Чем? - спросил Марбод.
   - Такой штукой, от которой взрываются даже скалы, как это было у
Даттама в Голубых Горах. В случае чего, мы еще закидаем этим
динамитом весь храм.
   - Не надо закидывать храм, - сказал Кукушонок. - Господин Даттам
и так не знает, с какой стороны лепешка масляней. Он к нам
перебежит быстрей, чем утка переплывает заводь.
   - Да. Вы правы, - сказал Ванвейлен. - Это очень важно, даже
важней, чем выборный совет. Будет время - это мы будем ввозить в
империю не меха и не шерсть, а готовую ткань... Еще, - сказал
Ванвейлен, - надо догнать позавчерашний караван и вернуть моих
товарищей. Нечего им ходить одним в империю. Если экзарх Харсома
здесь умел свой дела устроить, он у себя под носом разберется,
что к чему... Впрочем, нам скоро придется нанести ему
вооруженный визит. Есть в империи одна штучка, я очень не хочу
ее оставлять в любопытных лапах экзарха... Если она уже не
пробыла в них слишком долго.
   Ванвейлен говорил все тише и тише, наконец, выдохся и замолк.
Ему было холодно, одежда липла к потной коже. "Какой же дрянью
меня опоили, - подумал он. - Видно, это не просто эфир". Вслух
он сказал:
   - Да, коготок увяз - всей птичке пропасть. Вы, однако, не можете
дать мне воды?
   Кукушонок поднялся, нашел на полу довольно большой черепок,
принюхался к ближней луже: вода была зеленая и старая, но вполне
пригодная для питья. Кое-как окунул черепок в лужу и стал поить
Ванвейлена.
   - А мне? - сказал в углу Хаммар Кобчик.
   Кукушонок подумал, что тот скоро умрет, и нехорошо отказывать
мертвецу в просьбе. Кукушонок наполнил черепок и отнес его
Кобчику. Тот завозился, приподнимаясь, протянул руку.
   - Это, - сказал он слабо, - за ваш успех. Ваш и чужеземца!
   Однако не удержал черепок, выронил и разлил. Кукушонок отыскал
другой черепок, но на этот раз встал на колени и нагнулся над
умирающим. Тот напился.
   - Жалко, однако, - сказал Кобчик, - что во главе такого дела
будет стоять мой кровник.
   Тут он вскинул руку с кинжалом и всадил его Кукушонку точно в
сердце.
   Последнее, что заметил Кукушонок, падая, была страшная белая
вспышка, - но тут уже трудно было решить, отчего она.

   * * *

   Через час Даттам с товарищами вломился в подземный храм.
Посмотрел и сказал:
   - Все - померли.
   Померли, однако, не все. Советник Ванвейлен был только без
сознания и даже не оцарапан, а на кинжале в его руках не было ни
капли крови. В остальном крови было много, рубка была большая,
мечи напились вдоволь. Всего, однако, труднее было понять, кто и
как убил Хаммара Кобчика, потому что его сначала смертельно
ранили, а потом развалили страшным ударом от головы до бедра,
меж тем как у Кукушонка меча не было, а Эльсил лежал далеко и
умер раньше. Многие говорили, что, поскольку дело было в родовом
храме Кречетов, Марбод взмолился перед смертью, бог исцелил ему
руки и вложил в них пропавший Ятунов меч, который покойник
столько искал.
   Даттам только кривился и считал, что Кобчика убил Эльсил. В
чудеса он не верил, цв