его не колышет. Ему
кажется: он платит пятнадцать процентов со сверхдальних рейсов,
и если бы не расходы на содержание спецслужб, он бы платил
четырнадцать с половиной. А что при этом галактика бы провоняла
террористами и диктаторами, ему до этого дела нет... Досада
сделала торговца храбрым...

   * * *

   Храм Виноградного Лу был заброшен, а сам Лу выродился, рос
вокруг в диком виде и крошил колонны.
   Марбод Кукушонок, сидел скорчившись на алтарном камне и упершись
подбородком в рукоятку меча. У ног его плавала в луже луна.
Неревен шагнул за порог, курица в мешке за плечами заквохтала.
   - Надо быть очень плохим колдуном, - сказал Марбод, поднимаясь,
- чтобы считать, будто я буду лечить свой меч у соглядатая из
вонючей империи.
   Неревен попятился. Его подхватили и бросили в лужу, к ногам
Кукушонка. Тот встал, носком сапога поддел подбородок
послушника, перевернул его на спину.
   - Многое можно простить Арфарре, - сказал Марбод, - но одну вещь
я ему простить не могу.
   Неревен глядел вверх, туда, где вместо купола над храмом было
небо, - не настоящее, с облачной залой, а видимое, черное, с
двумя яркими лунами. Неревен хотел ведь рассказать о встрече
учителю, но не посмел: тот заперся с королем... Несомненно,
месть Старца в Парчовой Куртке за утреннее святотатство. О боги!
Вы толкаете нас на преступление, и сами же за него караете!
   - Три месяца назад, - продолжал Марбод, - Арфарра взял замок
герцога Нахии, и с тех пор он распускает слухи, которые состоят
из двух половинок: он говорит, что это я предал герцога и указал
подземный ход в его замок. И еще он говорит, что, вместо того,
чтобы пустить сквозь подземный ход воинов, он пустил через него
бесов.
   Дружинники зашевелились. Многие помнили страшную картину,
представшую их глазам в упомянутом замке: люди валялись повсюду
с синими лицами и распухшими языками, ни одного живого человека
в замке не было, и ни одной колотой раны, - только распухшие
языки.
   - Так оно и было, - сказал Неревен, - или ты не видел мертвецов?

   - Мало ли чего я вижу, - сказал Марбод, - я и сегодня видел, как
Арфарра достал мангусту с неба, а на самом деле это был морок и
чушь. Не было еще такого случая, чтобы духи передушили шестьсот
воинов! Я осмотрел весь замок, и на заднем дворе я увидел
телегу, полную черепков. Я подумал-подумал, и узнал телегу,
которую за три дня до того видел на подворье Арфарры, - один из
моих дружинников еще хотел выпить вина, а монахи накинулись на
него и отогнали от телеги. "Что за притча" - подумал я, - отчего
это все кувшины разлетелись зараз, да еще так, что иные из
черепков валялись на крыше конюшни. Я стал складывать черепки, и
увидел, что дно их помечено красным крестом.
   Я лизнул черепок, и, клянусь божьим зобом, стал блевать и чуть
не отдал богу душу; и еще кое-кто в тот день умер, из тех, что
сдуру поперлись в подземелья замка за сокровищами.
   И вот я хочу тебя спросить, что это за духи сидели в кувшинах,
потому что мне очень не нравится война, в которой люди воюют с
кувшинами. Но если уж оно так случилось, мне приятней, чтобы
кувшины воевали на моей стороне.
   Неревен, казалось, прилип к полу, как мокрый осенний лист к
донышку лужи.
   - Я знаю, - продолжал Кукушонок, - что вчера господин Даттам
привез в город такие же кувшины с крестом. Ты покажешь мне
подземный ход в ваш дьявольский храм и покажешь, где стоят
кувшины.
   - Зачем?
   Марбод коротко хохотнул.
   - А вот я выпущу из кувшина бесов и посмотрю, что после этого
останется от вашего храма. Ну, так как мне добраться до
кувшинов?
   - Не скажу, - ответил Неревен.
   Марбод осклабился и снова ткнул в подбородок носком сапога.
   - Скажешь. Меня называют удачливым воином. Ты думаешь, удачливый
воин - тот, кто умеет брать замки? Это тот, кто умеет узнавать у
обитателей, куда они дели добро.
   Неревен завел глаза вправо. На разожженном костре палили
принесенную им курицу, и еще наливался вишневым цветом кинжал.
На стене, в пламени костра, прыгал облупившийся виноградный Лу.
Голова и тело были еще человеческое, а руки уже пошли листвой с
усиками. Художник чувствовал дух времени и орды варваров с юга.
Ему полагалось представить рождение виноградной лозы, а он
нарисовал гибель человека.
   - А твой меч и вправду горазд убивать только женщин, - сказал
послушник, - видно, ничего уже его не излечит, раз ты мечтаешь
воевать не мечом, а кувшином.
   Сзади Белый Эльсил сказал:
   - Клянусь божьим зобом! Мальчишка прав - это дело не принесет
чести вашему роду.
   Марбод осклабился, ударил Неревена в пах красным каблуком, и
стал бить - умело и страшно. Чужие пальцы зажали рот, мир
вздыбился и погас. Потом чей-то голос в вышине потребовал
оставить мальчишку в покое.
   Неревен открыл глаза. С проломленного неба спрыгнул человек с
мечом в руке. Неревен узнал давешнего чужеземца, Сайласа Бредшо.
На нем был суконный кафтан с семью костяными пуговицами.
   Марбод повернулся к Эльсилу и сказал:
   - Ты был прав, сказав, что я еще раскаюсь, сохранив жизнь этим
торговцам! - И, обернувшись к Бредшо: - Две недели назад твой
товарищ Ванвейлен оскорбил меня, а сегодня застрелил божью
птицу. Ты заплатишь за это сейчас, а Ванвейлен - завтра.
   Марбод выхватил меч из трехгранных серебряных ножен и бросился
на торговца.
   Бредшо поспешно отскочил в сторону, поскользнувшись на курином
пере, а меч Марбода просвистел так близко от его груди, что
спорол пуговицу с кафтана. Торговец пискнул и отпрыгнул за
столб, а меч Марбода снял с кафтана вторую пуговицу. Пуговица
запрыгала по плитам, и Марбод сказал:
   - Жизни у тебя осталось на пять пуговиц.
   Тут торговец, поднырнув наподобие утки, ударил Марбода пяткой в
солнечное сплетение. Марбод даже опешил, а торговец заорал,
подпрыгнув, и в прыжке обернулся вокруг себя, - и другая его
нога чуть не въехала Марбоду в личико. Однако Марбод ногу эту
успел захватить и придержать, а сам поддал торговцу коленом в
срамную развилку. Торговец заорал и чуть не проломил спиной пол,
а Марбод тут же спорол мечом третью пуговицу с его кафтана, и
жизни у торговца осталось на четыре пуговицы.
   Неревен понял, что торговца все-таки послал не Бужва, потому что
Сайлас Бредшо был перед Кукушонком, как уж перед мангустой или
недоимщик перед старостой. Видно было, что Кукушонок похваляется
перед дружиной, спорет пуговицы - и зарубит.
   Тут за стенами храма замелькали факелы, и снаружи закричали:
   - Королевская стража!
   Кукушонок встряхнулся и ударил по-настоящему. Торговец успел
заслониться щитом: меч снес бронзовое навершие и расколол щит,
как гнилую дыню. Марбод закричал, и в ответ ему закричала песья
морда с рукоятки меча, а бесы и пасти на пластинах панциря
подняли оглушительный вой и свист. Неревен взмолился Бужве:
Марбод ударил. Меч торговца раскатился цветными кружевами в
лунном свете, и разрубил марбодов клинок, как масло. Неревену
померещилось, что клинки даже не перекрестились. "Божий суд!" -
закричали варвары. Как будто боги выясняют грехи в поединках, а
не меряют их на весах!
   Тут внутрь стали прыгать королевские люди, и впереди Хаммар
Кобчик, начальник тайной стражи, и сам король.
   Король с порога бросил в Марбода копье: Кукушонок повернулся на
пятке, и копье ушло в старый пол, стало раскачиваться и гудеть.
Марбод выхватил из-за пояса короткую секиру, но один из
королевских стражников бросился на него. Стражник был молодой и
неопытный: Кукушонок переложил секиру в правую руку, ударил ей
стражника и потянул к себе так, что тот упал на колени.
   Кукушонок сказал:
   - Экой ленивый! Еще не умер, а уже лечь норовит.
   Тут он ударил стражника так, что разрубил шлем и подшлемник, и
тот упал и умер, а после него осталось двое маленьких детей и
еще две дочери. А Марбод взял секиру стражника и швырнул ею в
короля; но Хаммар Кобчик успел подставить щит, и секира снесла у
щита верхний правый угол и ударилась о кольчугу так, что
серебряные кольца посыпались на землю, но кожаная подкладка
выдержала удар.
   Тут у Неревена в глазах потемнело, потому что немудрено, что с
этой земли исчезли виноград и оливки, если подданный может
швыряться секирами в государя. А Марбод Кукушонок подхватил
королевское копье за кожаную петлю, уткнул его с разбегу в пол,
и, сделав прыжок опоссума, перескочил на проломленную крышу. Там
стоял стражник с мечом в руке: Марбод выхватил у него меч, а
стражника пихнул внутрь, и тот расшибся насмерть. Это был,
однако, человек уже старый, и дети у него были взрослые.
   - Мы еще встретимся, Бредшо!
   Люди Кречета уходили кто куда. Заморский торговец, тяжело дыша,
резал за спиной джутовую веревку, - мог бы и поберечь добротную
вещь.
   Неревен подумал, что богов, наверное, все-таки много. Потому что
один послал заморских торговцев, а другой - людей короля.
Правда, думал Неревен, заморских торговцев мог привести и не бог
ойкумены, а их собственный, тот самый, которого я взял сегодня
утром. Но тогда их боги слишком милосердны. А людей короля мог
послать учитель, который столько знает обо всем, словно
по-прежнему вхож к самому Бужве. Знал же он про мангусту и
кречета... Но тогда получается, что учитель не возражал, чтобы
Неревена убили. Нет, не зря сидел у него тот монах; Неревен
заплакал и потерял сознание, потому что такая мысль была еще
страшнее, чем мысль о смерти государя.

   * * *

   Бредшо поднял послушника на руки. Тот задрожал, потом заплакал и
потерял сознание. На мальчишку просто никто не обращал внимания:
шла великая драка и ругань. Бредшо распутал шнурки рясы,
поскорей нашел передатчик, сунул в рукав.
   Минут пятнадцать назад он хотел позвать корабль, в темноте
спутал код и услышал, к своему немалому изумлению, голос
Кукушонка, - а жучок был слабый, действовал в радиусе километра.
Однако что это за история с кувшинами? Если, например, в этих
чертовых кувшинах был иприт... В этой-то стране?
   Кто-то наконец остановился рядом.
   - Да помогите же, - сказал Бредшо.
   - Покажи твой меч, - ответили сверху.
   Бредшо обернулся, помертвев. Перед ним стоял сам король. Бредшо
молча протянул меч.
   Король осмотрел клинок: сталь "вороний глаз", желобок посередине
лезвия, никаких письмен на клинке. Четыре свежих зазубрины - и
ни одной такой, что могла бы разрубить красавца Остролиста - меч
Белого Кречета.
   - Ты колдун?
   Бредшо в ужасе замотал головой. Король выругался, и с силой
ударил мечом но алтарному камню. Брызнули крошки - король кинул
зазубренный меч Бредшо.
   - Только посмей повторить на суде, что ты не колдун, и с тобой
то же будет, - помолчал и спросил: - Ты в мертвом городе давно
бродишь?
   Бредшо не посмел соврать и ответил:
   - С заката.
   - Что-нибудь видел?
   Бредшо ответил:
   - Нет, дружинников Марбода я не видел. Проезжали какие-то люди,
человек пятнадцать, но с плащами королевских цветов.
   - Куда проезжали? - резко спросил король. Глаза его были
безумны, на щеках - красные пятна.
   - Куда-то к Золотой Вершине.
   Король повернулся и пошел.
   У Бредшо дрожали руки. Он не понимал, откуда взялся король; он
готов был поклясться, что видел короля среди всадников,
скакавших к Золотой Горе. Зато он понимал, что король не оставит
без расследования чуда: вспыхнул цветной луч в руках заморского
торговца и разрубил родовой клинок Белых Кречетов...

   * * *

   А теперь мы вернемся немного назад и расскажем, что делал в тот
вечер король.
   Когда начинался вечерний прилив, король Варай Алом затворился с
советником Арфаррой в своих покоях. Тревожить себя он запретил.
   Арфарра хлопотал со светильниками и заклинаниями. Король
разглядывал стены. Раньше они были покрыты зимними и летними
мехами, теперь - зеркалами и орнаментами.
   О зеркалах советник сказал, что они уподобляют горницу душе,
безграничной изнутри и отграниченной снаружи. О кругах и
квадратах... Что же он сказал? Что-то вроде того, что круги и
квадраты - лучший образ бога.
   Поскольку в природе нет ни кругов, ни квадратов, а человек,
творя, начинает с квадратных полей и круглых горшков, - то,
стало быть, эти формы он берет не из природы, а из своего ума.
Между тем уму доступно познанье лишь двух вещей: природы и бога.
И так как геометрия проистекает не из природы, она проистекает
из бога.
   В комнате с круглыми и квадратными богами, к большому зеркалу,
как к алтарю, был придвинут столик с тушечницей, бумагой и
светильником. Советник кончил писать заклинания и сжег их на
огне. Молодой паж подал епанчу, расшитую облаками и птицами,
король проверил меч за спиной.
   - В путь!
   Кони на заднем дворе уже были оседланы. Сели и поскакали.
   Свита была небольшой - человек пятнадцать. Вскоре пересекли
границу. Стало совсем темно: только впереди прыгала какая-то
тварь, ростом с кролика, глаза - как медный таз. Наконец,
пропала. Король пожаловался спутнику:
   - Какая мерзость! До чего ж напугала!
   Спутник засмеялся:
   - А какова она была из себя? - и оборотил глаза как медный таз.
   Король ужаснулся, потом признал.
   - Почему ты проиграл битву в Блуждающих Верховьях? - спросил он.

   - Ты же помнишь, - вздохнул отец, - Даттам подарил мне два меча:
Обретенную Радость и Черноглазого. Через некоторое время пришел
ко мне Иден Виверра и попросил подарить Черноглазого. Но я в ту
пору пожалел меча: хотелось самому пойти с ним в битву, и
подарил Идену Виверре Обретенную Радость. А когда пришло время
выступать в поход, я раскаялся в собственной жадности и отдал
Черноглазого Шодому Сойке. Шодому Сойке я поручил левое крыло, а
Идена Виверру дал ему в подчинение. Вот въехали перед битвой оба
на пригорок, и Виверра увидел у Шодома за спиной Черноглазый меч
в красных лаковых ножнах. Что было делать Виверре? Если бы он
оставил без отмщения то, что я не подарил меч, он бы оскорбил
предков. Если бы он изменил мне, он бы нарушил клятву верности.
Он отошел в сторону под кизиловый куст, погадал и услышал:
"Вызови Идена на поединок, и вы погибнете оба. Тебе будет вечная
слава, а королю от гибели полководцев - убыток..." Они сошлись в
поединке и погибли, а дружины их разбежались в виду вражеского
войска.
   Варай Алом взглянул на отца: тот был жуток видом. Рот страшно
разорван: когда короля окружили, он зажал кончик меча зубами и
прыгнул с лошади вниз.
   Семнадцатилетний Варай Алом дрался в то время на юге и узнал о
битве только через три месяца; за тридцать лет правления отец
увеличил королевство в четыре раза, а в последней битве утратил
треть того, что справедливо приобрел.
   - Я отомстил за тебя и победил далянов, - сказал сын.
   - Победил, но не отомстил, - сердито сказал один из спутников
отца. - Битву с далянами выиграли горожане. О нашей гибели
сложили песню, а разве сложишь песню о твоей победе?
   - А кто, кстатин на прпвосиик? - спросил отец.
   Король вздрогнул.
   - Я не знаю, - сказал он. - Ты посоветовал мне позвать предателя
из империи, я позвал его, а он посадил мою душу в хрустальный
кувшин. Ему служат огненные духи и железные кони, и я не могу
уже без него, а он не хочет, чтоб я воевал с империей.
   Отец велел оставаться всей свите у входа во дворец бога. Верные
всполошились:
   - Как можно, а если во дворце засада?
   Отец и сын вошли: коралловые залы, яшмовые стены. Разве можно
сравнить с бывшей управой! Ждали долго.
   - Я ведь, - признался отец, - при Золотом Государе лишь мелкий
чиновник.
   Золотому Государю Варай Алом взмолился:
   - Прошу не за себя, за отца...
   Бог с ликом мангусты усмехнулся:
   - О чем же?
   - О посмертной должности основателя династии.
   Золотой Государь рассмеялся:
   - Почтительный сын... Ну, этот чин дарует лишь живой бог
Великого Света. Подписывай сам!
   И кинул королю яшмовую печать. Подбежал чиновник с тушечницей.
   И в этот миг в зал ворвались спутники короля, обеспокоенные
долгим его отстуствием: потные, грязные, у одного из кармана -
утка со свертутой шеей...
   Золотой государь в ошеломлении уставился на варваров.
   - Что это? - сказал он, - или ты, глупец, хочешь взять Небесный
Дворец силой?
   Воины загалдели, а бог с головой мангусты наклонился к уху
короля и прошептал:
   - Запомни, львенок: можно взять империю силой, но тогда придется
раздать ее в лен...
   И в ту же секунду печать в руках короля отяжелела и лопнула, как
перезревший гриб-дождевик. Короля швырнуло вон, лицом вниз. Он
вскочил: на стене смеялся Золотой Государь. А советник выходил
из зеркала неторопливо, оправляя складки паллия.
   Двери в покои были раскрыты, в них толпились дружинники, дядя
Най Третий Енот и начальник недавно учрежденной тайной стражи,
Хаммар Кобчик.
   Ведь был же строжайший приказ не входить! Воистину прав
советник: миллионом маленьких людей в государстве повелевать -
легче, чем сотней вельмож в собственном дворце!
   - У меня важное известие, - сказал Кобчик. - Мы рассуждали так.
Если убитый кречет был богом Ятуном, то его и убило б чудом. А
если он погиб от стрелы - стало быть, птицу кто-то науськал. У
убитого кречета кривой коготь на левой лапке. Мы нашли в городе
человека, который торгует боевыми птицами. Он - вольноотпущенник
Ятунов, и признался, что Марбод Кукушонок два месяца назад отдал
ему кречета на сохранение, а сам всем рассказывал, что птица
умерла. Вчера он этого кречета забрал обратно. Далее мы нашли
второго вольноотпущенника, дворцового служку: он признался, что
стоял за окном на галерее, и выпустил птицу.
   - Взять под стражу, - коротко распорядился король.
   - Кого? - вежливо удивился дядя, граф Най. - Эти двое уже
арестованы.
   - Марбода Кукушонка.
   - По закону, - твердо сказал граф Най, - вольноотпущенник не
может свидетельствовать против господина, это карается смертью.
Кроме того, все знают, что за Марбодом вины нет. Очистительной
церемонией владеет род Ятунов, а хозяин волен употреблять
собственность и злоупотреблять ею.
   Король потерянно смотрел на зеркало, через которое его только
что выгнал Золотой Государь. Ворот епанчи был весь в росе от
ночной езды. Прав, прав советник Арфарра: это Марбод Кукушонок
подговорил в Золотом Улье подписать прошение! Марбод - а может,
и сам дядя за его спиной; недаром два месяца ходит и предлагает
выдать сестру замуж в род Ятунов. Теперь - ни за что.
   - Найти и арестовать - к утру.
   Начальник тайной стражи, Хаммар Кобчик, поклонился:
   - Марбод пропал. Наверное, уже бежал из Ламассы.
   - Вздор, - рассмеялся король. - Он самоуверен, как баран на
празднике! Он думает, ему нечего опасаться!
   Граф Третий Енот внезапно встрепенулся и с неприятной усмешкой
поглядел на колдовской кушвин посереди столика.
   - Говорят, - вкрадчиво сказал граф, - королевский советник умеет
вызывать души мертвых и делать вещи, о которых трудно судить -
случились они или нет. Почему бы ему не вызвать душу живого
Марбода и спросить ее, где она сейчас находится? Ведь
удостовериться в истинности его слов было бы куда легче.
   Король обернулся.
   Советник утонул в глубоком кресле, маленький, усталый и
нахохлившийся. У ног его паж, очнувшись, утирал рукавом кровь у
рта.
   Арфарра встал, неторопливо поставил на стол серебряную миску,
плеснул в нее воды. Из миски пополз белый дым. Дым превратился в
дерево (кто говорил - апельсин, кто - персик), дерево
зазеленело, покрылось плодами, бутонами и цветами, на нижней
ветке вырос оранжевый плод. Арфарра сорвал плод и очистил
кожуру, под ней был большой хрустальный шар. Дерево исчезло.
Арфарра вглядывался в шар.
   - Марбод Кукушонок, - сказал советник, - сейчас в заброшенном
храме Виноградного Лу. И опять злоумышляет против короля и
храма.
   Король выхватил меч и ударил по шару. Тот разлетелся на тысячу
кусков. Из осколков с жалобным писком выкатился и пропал
маленький человечек.
   - Я его убил? - с надеждой спросил король.
   - Ну, что вы, - ответил советник. - Это только одна из его душ.
   Король бросился из комнаты, зовя стражу. Он хотел лично
убедиться, что происходит в хр