аления от центра, и
заморский берег был мало на себя похож.

   Город был, однако, покинут не совсем: не то снова приезжали
переселенцы, не то наведывались пираты. Длинный шпиль у храма на
городской площади был починен недавно, и на стапелях в доке
сидел новый корабль с одинокой мачтой и пустыми уключинами для
весел. Киль его, восемнадцати метров длиной, был вытесан из
одного куска дерева, и с обоих его концов удивленно посматривали
на землян два резных длинношеих дракона.
   Ванвейлен осмотрел корабль и сказал:
   - Вот на этот корабль мы погрузим вон то золото, и доплывем на
нем до материка.
   Накануне отплытия, когда круглый корабль качался в бухточке, к
Ванвейлену, скорчившемуся у костра, подошел Бредшо. Ванвейлен,
сев на корточки, выгребал из углей завернутую в пальмовые листья
дикую курицу, - рецепт, подсмотренный у местного населения.
   - Неужели вы действительно думаете дотащить все это золото до
"Ориона"?
   - Да.
   - Глупо. А знаете ли вы, во сколько раз грамм золота дешевле
грамма рения?
   - Жаль, что горожане забыли спрятать свой рений в тайники.
   - Глупо. Нас убъют за это золото.
   - Нас убъют и без него. А вы что, боитесь, что мы потонем в
море?
   - Просто я не люблю деньги.
   - Мистер Бредшо, если человек говорит, что он не любит деньги,
это значит, что деньги его не любят.
   Бредшо пожал плечами, и они некоторое время в молчании ели
курицу. Курица была божественная. Аромат ее возносился над
опустевшим городом, и местные голодные боги свесились с облаков
на запах и жадно глотали слюнки.
   - Кстати, - полюбопытствовал Бредшо, - откуда на вашем корабле
бортовые лазеры? И почему вы не стали стрелять в пиратов?
   - Вас побоялся, - сказал Ванвейлен, - думаю, сидит невинный
геофизик, испугается, донесет.
   - Да, - сказал Бредшо, - испугался помидор помидора.
   Помолчал и прибавил:
   - Странная все-таки история приключилась с кораблем. Как вы
думаете, что нас ждет на том берегу? Мне так ужасно интересно,
куда мы попадем?
   Ванвейлен ничего не думал о том, что его ждет на том берегу. Он
привык думать только о тех вещах, про которые можно надумать
что-то толковое, и тут он думал до конца. О вещах, о которых
думать бесполезно, а можно только гадать, он никогда не думал.
   - Да, - сказал Ванвейлен, - очень интересно.
   - А?
   - Очень интересно, куда мы попадем. Вдруг у них там сейчас
гражданская война, и они распотрошили нашу ракету, - и лупят
сейчас друг друга вашим... геофизическим оборудованием.

   На следующий день корабль со звериной мордой отплывал из пустого
города. Неудачно развернутый травяной парус хлопнул и сбил
Ванвейлена с ног, и бывший капитан "Ориона" долго воевал с новым
своим двигателем и ругался, что всякая катастрофа - великий шанс
для примитивных устройств.
   Окончив свое занятие, он подошел к поварам: бортпрограммист
Хатчинсон готовил обед, а Бредшо стоял рядом и, вместо того,
чтобы чистить батат, чесал языком.
   - О чем спор? - осведомился Ванвейлен.
   - Да вот, Клайд, - сказал Бредшо, - мы спорим о политическом
устройстве земель за материком. Согласитесь, что от их уровня
развития и образа правления во многом зависит, сумеем ли мы
добраться до корабля. Вот Хатчинсон полагает, что мы столкнемся
с целым рядом таких же э...э.. городских республик, как этом
покинутый город. А мне кажется, что горожане вовсе не были
самостоятельным государством. Они были частью какой-то очень
дисциплинированной империи, которая приказала им переселиться
отсюда, - вот они и переселились. И согласитесь, что если на том
берегу нас ожидает централизованное государство со шпионами и
доносчиками, то про корабль наш давно донесли по начальству и
прибрали к рукам, и договориться с таким правительством будет
нелегко.
   - Я на стороне правительства, - сказал Ванвейлен. - им на голову
сваливается три тонны плазменнных гранат, ракетометы и прочее, а
потом являются хозяева всего этого барахла и заявляют, что они
мирные люди и поклонники свободы. Кстати, для кого вы везли мой
груз?
   Бредшо надулся.
   - Не скажу.
   - Подумаешь, теорема Ферма, - фыркнул Ванвейлен. - Если учесть,
что на Эрконе всего две воюющие стороны, и если учесть, что наши
доблестные спецслужбы вряд ли будут поставлять оружие этому
уголовнику-президенту, то, стало быть, оружие предназначалось
будущим демократам.
   Бредшо молчал. Хранитель государственных тайн.
   - Так вот, учтите - сказал Ванвейлен. - Я, конечно, не знаю, что
там на том берегу, рабовладение или еще какое хитрое слово, но я
полагаю, что по сравнению с режимом на том берегу даже президент
Эркона может получить медаль за прогресс и демократию. И если вы
там тоже попытаетесь нести в массы огонь свободы, то я вас
придушу раньше, чем это сделают массы. Никакой самодеятельности,
ясно? Наше дело - дотащить это золото до корабля и улететь. Мы -
торговцы. Торговцы не спасают прекрасных принцесс, не убивают
драконов и не вступаются за права угнетаемого населения.
Понятно?
   Бредшо сказал, что ему понятно.

   ***

   Прошла неделя. Люди из горной деревни спустились на праздник в
Город. В городе они увидели, что нелюди, прилетевшие с неба,
уехали по морю на погребальном корабле, который строят раз в
четыре года и пускают по воде со всеми отходами жизни. Староста
сказал, что вряд ли такой поступок принесет нелюдям удачу, если
только они не большие колдуны. А колдовство этих людей было
слабее деревенского. Ведь они прилетели с неба в большой тыкве,
а деревенские колдуны летали на небо безо всяких тыкв, и это
было гораздо сложнее.
   А люди очистили Большой Дом и площадку перед ним, после чего
Белый Батат устроил на площадке обещанный праздник. Пришли со
всех деревень. Раскрасили тела, сообразуясь с фресками и надели
на ноги лучшие браслеты, сообразуясь с браслетами, которые
надевали боги на их предков, но несколько хуже, потому что
браслеты предков были из железа, а браслеты нынешние - из перьев
и лака. Пришлось немало потрудиться, чтобы съесть за неделю всех
свиней и овощи, потому что Белый Батат запасал и менял все для
праздника один год и еще один год и еще четверть года. В конце
прошел слух, что Белый Батат что-то оставил себе: люди пришли с
камнями и пристыдили его, что в следующий раз не будут на него
работать. Он выменял откуда-то свиней и раздал еще.
   У Большого Короба был родственник, Малый Короб. Вместе им
причиталась целая свинья. Большой Короб был человеком уважаемым,
и ему причиталась почти вся свинья, а Малому Коробу - только
левая задняя нога. У Малого Короба явилась хорошая мысль, и на
празднике он спросил:
   - А нельзя ли нам получить свинью живой?
   Белому Батату было, конечно, все равно, и он обещал им свинью
живой. А вскоре Малый Короб пошел к Большому Коробу и сказал:
   - Я, пожалуй, передумал. Отрублю-ка я лучше свою ногу и съем.
   Большой Короб испугался, потому что трехногая свинья никуда не
годилась, и стал его уговаривать. Наконец тот уступил, выпросив
себе вторую заднюю ногу.
   Через неделю Малый Короб опять пришел к Большому и сказал:
   - Я, пожалуй, передумал: съем-ка я эти задние ноги.
   Большой Короб испугался и посулил Малому Коробу третью ногу.
"Ну, так и быть", - сказал тот и ушел.
   А через неделю он вернулся снова и сказал:
   - Гляжу я на нашу свинью, и так мне хочется съесть свою долю.
   Тут Большой Короб плюнул и сказал:
   - И зачем я с тобой связался! Забирай свинью целиком и уходи.
Отчего, однако, если ты такой хитрый, ты не можешь нажить свиньи
сам?
   После этого Большой Короб взял мотыгу и пошел копать ямс на
огороде Дикого Кота, чтобы Дикий Кот прополол кукурузу на
огороде Рябушки, а Рябушка за это подарил Большому Коробу
поросеночка от своей свиньи.
   Если бы Большой Короб умел считать, он бы посчитал, что у него
почти сто полей, огородов и деревьев. Однако Свои поля, как
известно, имеют затем, что это очень почетно, и затем, чтобы
знать, на чьем Чужом ты работаешь.
   А Малый Короб через три дня свинью зарезал и съел.
   И больше мы не будем упоминать об этом острове, пусть их живут и
наживают добро, а станем рассказывать о том, что происходило на
восточном берегу, на материке.



   Глава ВТОРАЯ, в которой оказывается, что Страна Великого Света
лежит и на востоке, и на западе, и на севере, и на юге, однако
непременно по ту сторону горизонта.

   В эту пору в Горном Варнарайне, в усадьбе Золотой Улей жил
человек по имени Шодом Опоссум. Он был один из самых
рассудительных людей в округе, и многие обращались к нему за
советом и поддержкой. Этой весной пришла пора выдавать замуж его
младшую дочь. Шодом решил добыть побольше мехов перед приходом
храмовых торговцев, снарядил три больших лодки и поехал грабить
деревню Лисий-Нос, принадлежавшую Коротконосому Махуду, его
давнему врагу. Все вышло как нельзя лучше, а еще Шодом навестил
храм матери зверей, стены сжег, а украшения и прочее взял себе.
   На обратном пути Шодом остановился в усадьбе Птичий Лог, и
хозяйка сказала ему, что рыбаки, ездившие к Темному острову за
черепахами, видели там на мели разбитый корабль, точь-в-точь как
корабли предков на скалах.
   - Кто там был, люди или покойники, неизвестно, - сказала
хозяйка, - но их было не больше семи и держались они смирно.
   Дружинник Шодома, Арнут Песчанка, сказал ему:
   - Если это покойники, какой смысл с ними драться? Все равно
навье золото, если его взять силой, обернется углем и грязью.
   - Можешь остаться, - говорит Шодом Опоссум.
   - Я не останусь, - говорит Арнут Песчанка, - однако я вижу, что
поездка эта добра не принесет.
   Через некоторое время Шодом вышел по малой нужде и оставил в
сенях секиру. Возвращается - а с секиры капает кровь. Шодом стал
ее вытирать, а железо течет, течет, словно женщина в месячные.
Тогда Шодом пихнул секиру под лавку, чтобы никто не заметил, и
вернулся на свое место.
   Хозяйка, однако, увидела, что он стал рассеян, усмехнулась и
сказала:
   - Вряд ли тебе, Шодом Опоссум, этот корабль по зубам, потому что
три дня назад здесь проехал Марбод Кукушонок. А теперь он стоит
у Песчаного Вала, и ходят слухи, что он решил с этим кораблем не
связываться.
   Тогда Шодом Опоссум сказал:
   - Марбод Кукушонок своей храбростью торгует за деньги, вот она у
него и кончилась.
   И наутро выехал к Темному острову.
   А женщина проводила его и вернулась во двор. Слышит - собаки
подняли страшный лай. Вот она входит во двор, и видит, что это
лают не ее собаки, а посреди двора бьются пернатый Вей и рыцарь
Алом, и собаки лают и визжат с пластины на панцире Алома, и еще
клекочет кречет с лезвия секиры. Но тут Вей взмахнул плащом из
птичьих перьев, в точности таким, какие рисуют на людях Великого
Света на скалах, - перья посыпались с плаща, превратились в
голубые мечи и оранжевые цепы, бросились на собак и стали их
мять и трепать, так что кишки разлетелись от угла до угла.
Рыцарь взмахнул рогатым копьем и затрубил в рог: наваждение
сгинуло, голубые мечи полетели на землю простыми листьями с
золотыми кистями, собаки стали рвать бумагу...
   Тут, однако, Пернатый Вей взмахнул рукой, кинул в землю семена:
из земли - копья в виде колосьев, новые воины.
   Женщина убежала к себе бочком, в ужасе, села прясть: глядь, а на
прялку вместо кудели накручены собачьи кишки...
   Она рассказала все служанке, и та говорит:
   - Не к добру это. Потому что, несомненно, тот морской корабль из
Страны Великого Света, и люди с него - из рода Пернатого Вея.
   А женщина подумала и добавила:
   - Сдается мне, однако, что не про Шодома Опоссума это видение,
хоть он и уважаемый человек, а в Варнарайне скоро настанут
страшные времена...

   * * *

   А с Марбодом Кукушонком было следующее. Услышав про корабль, он
не подал виду, а велел плыть к соседнему островку, где была
рыбачья деревушка. Жители попрятались, но Кукушонок не велел
ничего трогать.
   Ночь была с двойной луной, по воде плавали льдинки.
   Вечером Марбод подвязал штаны и куртку, надел на пальцы рук и
ног кожаные перепонки, чтобы лучше плавать, взял с собой в мешке
лук, стрелы и меч. За два часа переплыл пролив, а еще до
рассвета перешел на другую сторону Темного острова, где видели
корабль.
   Корабль был, действительно, точь-в-точь как корабль предков, и
весь светился белым светом. Когда рассвело, стало видно, что он
лежит на мели, и мачта у него сломана. Люди на корабле совсем не
береглись: двое прошли мимо кустов, где сидел Марбод, взявшись
за руки, так что тот мог бы без труда изловить обоих.
   К вечеру на берег выбежал медведь. Один из людей махнул рукой:
налетел вихрь, задрожали листья на деревьях, в воздухе
замелькали голубые мечи и оранжевые цепы: медведь упал и умер.
   Марбод решил, что увидел достаточно, убрался и стал ждать.
   * * *

   Когда Шодом Опоссум подъехал к острову, над морем стоял туман.
Шодом, однако, был человек осмотрительный и боялся, что у
острова тумана не будет. Чтоб люди с корабля не успели
перестрелять лошадей из луков, он велел заранее спустить коней в
воду и привязать их за кормой, а когда те почувствуют под ногами
дно, - садиться и скакать.
   Тумана над островом, действительно, не было, а люди с корабля
спали на берегу. Дружинники Шодома подкрались к ним и задавили
их щитами, так что те не успели проснуться, как их скрутили, как
циновку.
   Шодом Опоссум положил в мешок того чужеземца, который казался
главнее, - впоследствии стало известно, что его звали Ванвейлен,
погрузил мешок в лодку и поплыл к кораблю.
   Тут из-за мыска выехали еще лодки, и с них закричали:
   - Сдается мне, что бой здесь неравный!
   Шодом Опоссум увидел, что это Марбод Кукушонок, и что людей у
него в три раза меньше.
   Лодка Кукушонка сошлась с его лодкой. Кукушонок стоял на носу.
На нем был пятицветный боевой кафтан, украшенный облаками и
птицами, панцирь был скреплен роговыми застежками, на голове у
него был шлем, увенчанный перьями белого кречета, а за спиной -
колчан с бамбуковыми стрелами, отороченными белым пером и меч
Остролист. Рукоять меча была увита золотой нитью.
   А поверх всего на Марбоде Кукушонке был длинный малиновый плащ
королевских посланцев, с жемчужным оплечьем и печатью у пояса,
такой плойчатый, что даже меча не видно в складках, и расшитый
по подолу золотыми лапами и листьями, и плащи эти давно видали
лишь у предков на скалах. А королевских посланцев в стране вот
уже век как не рассылали, потому что никто их все равно
слушался.
   Марбод закричал:
   - Именем короля - прекрати разбой!
   А дружинник Шодома Опоссума поглядел на плащ Кукушонка и сказал:

   - Что-то нынче много развелось живых покойников, - корабль как у
предков, плащи как у предков...
   Шодом Опоссум засмеялся и крикнул Марбоду:
   - Сними тряпку - мешает драться!
   Марбод Кукушонок отвечал:
   - Сдается мне, Шодом Опоссум, что твоей голове не место на твоих
плечах, раз ты говоришь такие слова.
   Тут одна лодка зацепилась за другую, люди Марбода выскочили на
палубу и начали биться, и не все люди у Шодома сражались так
храбро, как обещали.
   Марбод сбросил плащ и кинулся на Шодома. Шодом нанес ему удар
под названием "клюющая перепелка", но Марбод подставил щит, и
меч вонзился в щит с такой силой, что застрял в нем. Марбод
отвел щит и выворотил меч у Шодома из рук.
   Тут Шодом схватил секиру, завертел ею и отступил за мачту, а щит
его остался перед спускной балкой. Марбод бросил швырковый
топор, - тот порхнул и пригвоздил шодомов щит к балке.
   А затем Марбод ударил Шодома ударом "кошачья лапа бъет справа",
так, что у того соскочил подшлемник и шлем слетел с головы, сбил
его с ног, занес меч и сказал:
   - Признайся, что ты напрасно оскорбил меня, и нечестно было
грабить чужеземцев.
   Шодом был человек рассудительный, он вздохнул и ответил:
   - Многие бы предпочли смерть такому унижению. Однако я думаю,
что нет позора быть побежденным лучшим мечом королевства и
человеком из рода Кречетов.
   И Шодом Опоссум закричал людям, чтоб перестали драться.
   Однако у Марбода было несколько дружинников из тех, что во время
битвы, помимо желания, превращаются в рысей и волков, так что
прежде чем все успокоились, многие еще получили отметины на
память, а от некоторых на воде остались лишь пузыри, а потом и
пузыри пропали.
   После этого Марбод подошел к чужеземцу, который во время драки
выбрался из мешка, и помог ему встать на ноги.
   Марбод Кукушонок, однако, ничего не взял из принадлежащего
Шодому. Все считали, что оба вели себя очень благородно, - ведь
лари на лодках Опоссума были забиты мехами. А чужеземцы вели
себя довольно-таки гнусно, потому что когда началось сражение,
их как бы отпустили, и старший даже выполз из мешка, а они
сидели и смотрели, словно их это не касалось.
   Друг Марбода, Белый Эльсил, сказал ему:
   - Ты сегодня сделал две глупости: отпустил живым Шодома и не
взял добра у чужеземцев. Будет время, и ты раскаешься в этом.
Потому что чужеземцы, видно, и вправду колдуны, однако те, кто
во всем полагается на колдовство, а воевать не умеет, кончает
плохо.
   - Молчи, - сказал Марбод. - Если они помогут мне в том, что я
задумал, мне не придется жалеть ни о чем.
   Марбод Кукушонок и Шодом Опоссум перегрузили вещи из корабля на
свои лодки, и это были в основном золотые слитки. После этого
корабль сняли с мели и отвели в Золотой Улей, поместье Шодома
Опоссума.
   Чужеземцы почти не говорили ни на языке богов, ни на языке
людей, однако поняли, что Кукушонок дрался за их жизнь и добро,
были ему очень благодарны и подарили много золота.
   Они хотели также подарить кое-что Шодому Опоссуму, но тот не
хотел брать от таких трусливых людей ничего, иначе, чем за
деньги.
   Тогда Марбод Кукушонок сказал:
   - Сдается мне, Шодом, что ты питаешь дурные мысли в отношении
этих людей, а мне надо уезжать, и я не хотел бы, вернувшись,
найти их мертвыми.
   Тогда Шодом Опоссум взял от чужеземцев столько золота, сколько
они хотели, и зарыл это золото в беличьем болоте. Все поняли,
что не будет удачи тому, кто этот клад выроет.
   Перед отъездом Шодом сказал Кукушонку:
   - Я хочу, чтоб ты знал, что моя жизнь и мои земли - все это
теперь твое, и ты вправе просить у меня все, что пожелаешь.
   Кукушонок ответил:
   - Я о многом попрошу тебя, а сейчас мне бы хотелось одного,
чтобы ты помирился с Махудом Коротконосым, потому что наступают
странные времена и покойников в королевстве, действительно,
чересчур много.
   Марбод Кукушонок как всегда, был удачлив, потому что сделал все,
что хотел, и даже больше того, раз Шодом стал его другом.
   Марбод оставил чужеземцев в Золотом Улье чинить корабль и
обещался вернуться через месяц.
   - Правда ли, - сказал Марбод Кукушонок, прощаясь, - что в
Золотом Улье есть подземный храм Ятуна?
   Шодом Опоссум побледнел, а собаки на ножнах его меча
насторожились.
   - Это я так спрашиваю, - сказал Марбод Кукушонок. - Прошлое не
должно стоять между нами. Разве я плохо воевал для короля этой
зимой?

   * * *

   Карта с морскими течениями и торговыми городами соврала, и карта
с империей-черепахой соврала тоже. Не было на Западном Берегу ни
городов, ни империи. Были замки над морем, усадьбы за каменными
стенами и деревни за сосновым тыном.
   Хуже всего, однако, было то, что и кораблей, подобных кораблю
землян, нигде не было, - только их подобия были высечены на
"скалах предков". Были этакие плоские лодки без киля, на которых
было удобно заходить в реки и грабить приречные деревушки, а на
торговые корабли с глубокой осадкой спроса не было. Заморский
корабль с золотом торчал как бельмо на глазу. Впрочем, без
золота он торчал бы еще больше, - здрасьте, приперлись, - а
зачем, спрашивается? Со своим золотом - значит, торговать, а без
золота - значит, грабить.
   Ванвейлен ломал себе голову: кто же построил корабль на том
берегу?
   Все считали их оборотнями, но мало ли оборотней на свете?
Ванвейлен думал, что Марбод Кукушонок спас их корабль, приняв
его за корабль