ыли, но обнаружить их ты не смог?
   Он согласно кивнул.  Аманда  пристально  посмотрела  ему  в  глаза  и
сказала:
   - Вулф, какая бы тайна  ни  скрывалась  за  всем  этим,  ты  все-таки
остался самим собой.  Я  почувствовала  это,  как  и  всегда,  когда  мы
занимались любовью. - И, сжав его руку, добавила:
   - Ничто в тебе не изменилось.
   - Но я же не уловил следов, - возразил он и, резко поднявшись, сел на
кровати. - Я чувствовал себя как собака, ловящая свой  хвост,  а  должен
был принести апорт.
   - В таком случае за всем  этим  скрывается  тайна,  которую  раскрыть
намного труднее, чем  просто  два  убийства,  -  продолжала  она.  -  Не
приходила ли тебе в голову версия, что тот, кто  убил  твоего  человека,
мог быть и убийцей Моравиа?
   - Почему? Ведь между этими двумя преступлениями нет никакой связи.
   - С первого взгляда, может, и нет, - в раздумье произнесла Аманда,  -
но почему же тогда нет психологических следов? Ты же сказал, что в обоих
случаях ничего не ощутил.  Думаешь,  что  такое  совпадение  объясняется
простой случайностью?
   Вулф почувствовал, как змейка поползла где-то по позвоночнику.  Такой
очевидный вывод, а он об этом почему-то даже не подумал!
   - Бедный мой Вулф, - сказала Аманда с сочувствием и крепко поцеловала
его в губы. - У меня к тебе маленькая просьба. Моя младшая сестра  Стиви
устраивает завтра в Нижнем Манхэттене, в галерее "Алфабет-Сити",  званый
ужин для молодых художников. Она обещала, что все будет  очень  забавно.
Мне хочется, чтобы ты пошел туда вместе со мной.
   - Никак не могу, Панда. Комиссар ясно сказал, что дело,  связанное  с
Моравиа,  чревато  политическими  последствиями.  У  меня   просто   нет
времени...
   Она прикрыла ему рот ладонью:
   - Я только и слышу от тебя, что ты занят. Но нельзя  же  работать  по
двадцать четыре часа в сутки, даже  тебе,  мистер  Железный  Человек  из
племени шошонов.
   - Я кажусь тебе именно таким?
   Она засмеялась, крепко и страстно сжимая его в своих объятиях.
   - Конечно. Ведь ты такой и есть. Но,  поскольку  ты  тоже  сделан  из
плоти  и  крови,  небольшая  передышка  в  работе  тебе  только  поможет
сосредоточиться.
   Аманда протянула руки и, нежно поглаживая его, продолжала:
   - Поможет всему, не говоря уже о твоем настроении. Это странное  дело
не выходит у меня из головы.

Глава вторая
Нью-Йорк - Токио

   Главный судебно-медицинский эксперт  Нью-Йорка  Вернон  Харрисон  был
высоким сутуловатым мужчиной с  печальным,  как  у  бассета,  выражением
лица. Толстые стекла очков свидетельствовали о его слабом зрении. Больше
о  слабостях  Харрисона,   как   считал   Вулф,   ничто   не   говорило.
Судмедэксперт, казалось, никогда не терял  присутствия  духа,  оставаясь
спокойным  и   рассудительным   при   самых   больших   политических   и
административных заварушках, которые могут возникать только  в  огромных
городах накануне их катастрофы.
   Они встретились в полуподвальном помещении здания Центрального  морга
на  углу  Первой  авеню  и  Тридцатой  улицы,  в  одном  из   помещений,
примыкавших к холодильным камерам, где лежали в ожидании вскрытия трупы.
Время приближалось к трем часам дня. Все утро и часть дня Вулф  потратил
на ознакомление с результатами обследования квартиры и офиса Моравиа,  с
заключением баллистической экспертизы (которая пока ничего не прояснила)
и на изучение других бумаг. Уже подоспела  памятная  записка  начальника
полиции Бризарда, в ней  извещалось,  что  он  продолжает  расследование
убийства Джуниора Руиза и Вулфу надлежит дать свои объяснения.  Вот  еще
один из образчиков запугивания - Бризард был  большим  мастером  держать
подчиненных в страхе.
   - Вы занимались Аркуилло, этим торговцем наркотиками? - спросил Вулф.
   - Еще бы! - кивнул Харрисон. - Он выглядит так, будто  какой-то  псих
сунул ему в рожу паяльную лампу. Ну что же,  как  красноречиво  говорили
римляне, кормишься мечом, от меча и погибнешь, верно ведь?
   Он положил на стол пилу для распиловки костей. В воздухе висел густой
запах мертвой человеческой плоти.
   - Так, значит, он погиб от паяльной лампы?
   - Вот, смотрите, - сказал Харрисон, перебирая инструменты.  -  Кто-то
неплохо поработал и с его правой рукой.
   - Это я.
   - Заметим это.
   Вулф инстинктивно понял, что медэксперт не заметил ничего  особенного
в смерти Аркуилло, и поэтому решил переменить тему разговора:
   - А как насчет Моравиа?
   - А вот тут вы подкинули мне нечто такое, во что нужно вгрызаться,  -
сказал Харрисон, откидывая простыню с груди Джуниора Руиза.  -  Пока  же
честно признаюсь, что сказать мне нечего.
   Он ловко  вертел  хромированными  инструментами,  будто  тамбур-мажор
дирижерским жезлом во время парада.
   - Полученные данные  наводят  меня  на  определенную  мысль.  Анализы
крови, тканей - для токсикологических анализов их срезали  целых  девять
ярдов - все это в работе. Кое-что уже сделано.
   Вулф отметил про себя, что Харрисон, англосаксонец  и  протестант  до
мозга костей, как-то чересчур  самоуверен.  Занимая  должность  главного
судмедэксперта и будучи выходцем из богатой  этнической  общины  города,
говорил он высокопарно и щедро пересыпал речь иноязычными выражениями.
   - Вы проверили румяна на его щеках? Что-нибудь обнаружили?
   - Нет, ничего не обнаружил, если вы интересуетесь  помадами  от  Эсте
Лаудер, - ответил Харрисон. - Ингредиенты  отобраны  высококачественные.
Ну а чего бы вы, собственно, хотели от патентованных румян?
   Он снова посмотрел на анализы:
   - Никаких экзотических  ядов  не  обнаружено,  если  только  они  вас
интересуют.
   Вулф недоуменно пожал плечами:
   - Но мне нужны ответы на вопросы, и как можно скорее.
   - Дорогой мой, да я же верчусь как только могу, - проворчал Харрисон,
всматриваясь в разрез на  груди  Джуниора  Руиза.  -  Смотрите-ка.  Этот
парень сильно отличается от двух других трупов. Насчет него все  ясно  -
ему влепили две пули тридцать восьмого калибра, и они,  что  называется,
разворотили его легкие и сердце.
   Вулфу было тяжело смотреть на  пожелтевшее  тело  Джуниора,  покрытое
фиолетовыми синяками и черно-красными сгустками запекшейся крови.
   - Вернемся все же к Моравиа, - обратился он к Харрисону, стараясь  не
отвлекаться. - Есть ли какие-нибудь признаки наркомании?
   - Хороший вопрос,  -  ответил  главный  медэксперт,  зашивая  толстой
ниткой длинный вертикальный разрез на теле Руиза. -  Но  его  застрелили
уже после принятия кокаина, в этом нет никакого сомнения.  Долго  ли  он
принимал его? Нет, не долго. Принимал  ли  он  его  периодически,  через
какие промежутки времени? Кто знает!
   Вулф ждал, пока Харрисон не кончит диктовать в  стальной  микрофончик
заключение о причине смерти Руиза. Ему хотелось, чтобы на труп  положили
письменное заключение.
   - Ну а от чего же все-таки погиб Моравиа? - спросил он наконец.
   - Вопрос на миллиард долларов, -  ответил  Харрисон  и,  насупившись,
замолк. - Я лучше скажу, от чего он не мог погибнуть. Он был уже  мертв,
когда в него стреляли. А что касается кокаина, то мы  не  нашли  никаких
видимых  признаков  смертельных  доз.  С  кокаином  все  о'кей,  а   его
количество, которое мы обнаружили в кровеносной системе, не смертельно.
   В  конце  концов  он  положил  на  труп  Джуниора  Руиза   листок   с
напечатанным заключением и, повернувшись к Вулфу, сказал:
   - Я бы сказал, что в наши руки попала трудноразрешимая задача.
   Вулф уже уходил, когда Харрисон остановил его:
   - С этим парнем Моравиа связана одна странность.
   Вулф резко обернулся:
   - Что вы хотите этим сказать?
   Харрисон потер кончик носа и пояснил:
   - А вот что. Вы когда-нибудь слышали,  чтобы  взрослый  человек  врал
насчет своего возраста, выставляя себя старше своих лет?
   - Нет, не слышал. А что, в этом есть какой-то смысл?
   - Разумеется, есть. Согласно свидетельству о рождении, Моравиа  сорок
восемь лет. И все же, когда я  сделал  вскрытие,  то  ясно  увидел,  что
передо мной внутренности тридцатилетнего человека.

***

   Наохару Нишицу лежал  в  полной  темноте.  Позади  себя,  за  дверью,
занавешенной циновкой и выходящей в заснеженный  сад,  который  был  для
него храмом, он услышал слабый перестук бамбуковых палочек.  Оттого  что
раздвижные двери были приоткрыты,  в  комнате  было  очень  холодно,  но
Нишицу, даже совсем раздетый, не обращал на это никакого внимания.
   Он услышал слабый звук помешивания чая  -  скорее,  ощутил  его,  как
ощущают слабый запах духов, - и потянулся  на  тонкой  циновке.  В  один
момент перед ним на колени опустилась Ивэн. От  ее  стройного  девичьего
тела исходило тепло и запах каких-то экзотических фруктов.
   - Скажи-ка мне, Ивэн, - начал он, пока она наливала в чашечку терпкий
зеленый чай, пенистый и бледный, - тебе здесь нравится?
   - Я никогда не думала об этом, Нишицу-сан, - ответила она, усаживаясь
в позу лотоса. - Храм Запретных грез - мой дом, и всегда таким был.  Мой
долг - быть все время здесь, обслуживать вас.
   Ее голос походил на звук разрываемой ткани.
   - Ну а тогда, скажи мне, была ли ты когда-либо довольна?
   - Я довольна, Нишицу-сан.
   - А я нет, Ивэн, - недовольно хмыкнул он. Его слова прозвучали резко,
будто он бритвой полоснул. - Разногласия все усиливаются.
   - Разногласия?
   - Да, - ответил Нишицу, по-прежнему лежа неподвижно.  -  Я  говорю  о
лояльности. Кое-что до сих пор не казалось предметом разногласий.
   Он внимательно наблюдал за ней, за ее расплывчатым силуэтом в  темной
комнате.
   - Исторически, со времен  сегунов,  мы,  члены  "Тошин  Куро  Косай",
всегда думали одинаково, придерживались одного пути - пути безопасности.
А теперь я так не считаю.
   - Вы говорите о предателе, Нишицу-сан?
   В полной тишине он быстро оперся  на  локоть  правой  руки,  а  левой
схватил ее за правое запястье и сильно сдавил, до самой кости:
   - Умница!
   Ивэн не издала ни  звука,  но  он  почувствовал,  что  голова  у  нее
закружилась, а спустя какой-то момент уловил, что от нее исходит  другой
запах: немного резкий, мускусный, грубоватый. Ноздри у него расширились,
ибо он наслаждался ее страхом, пахучим, сложным и пьянящим.
   - Да, предатель. - Он перешел на хриплый шепот. - Я знаю, что  кто-то
из нашего окружения выступает  против  нас  и  копает  изнутри,  пытаясь
сорвать наш план.
   Он поднял правую руку и, коснувшись груди Ивэн, сильно сжал  ее,  так
что, несмотря на железную выдержку девушки, отчетливо услышал,  как  она
застонала, не раскрывая рта.
   - Ты не знаешь ничего об этом? А, Ивэн?
   - Чего?
   Нишицу, конечно, сильно напугал ее, что было неплохо, для  острастки,
так сказать. Он не ослаблял хватку, а, наоборот, все  крепче  сжимал  ее
запястье и грудь, пока не почувствовал, как она вся дрожит  от  боли,  и
пока не насладился досыта этой ее мукой.
   - Кто-то предал нас, Ивэн, может, даже и ты, - сказал  он,  покусывая
ее кругом в разные места  и  испытывая  от  этого  наслаждение,  как  от
лучшего вина. - Кто-то, кого мы хорошо знаем, предает  нас  или  задумал
предать, и это, может быть, и ты, которая  спала  со  шпионом  Лоуренсом
Моравиа, да и не один раз.
   - Но я ведь не знала,  что  он  шпион.  Если  бы  узнала,  то  уж  не
преминула бы выведать, на кого он работает.
   Нишицу не смог удержаться от улыбки -  хорошо,  что  было  совершенно
темно. Его познания  относительно  природы  мужчин  и  женщин  оказались
верны: мужчины знают, как разоблачать двуличность, а женщины  -  как  ее
выведать.
   Не имеет никакого значения, что Нишицу пока неизвестно,  кто  хозяева
Моравиа. Он знает, что Моравиа шпион с  того  момента,  когда  неопытный
разведчик отправил зашифрованное сообщение по факсу  из  офиса  компания
"Америкэн экспресс" в Гинзе. Нишицу не волновал  тот  факт,  что  он  не
сумел  расшифровать  сообщение,  -  достаточно  и  того,  что  его  люди
сообщили, кому оно направлено.
   Для Ивэн это должно оставаться тайной: Нишицу по  собственному  опыту
знал, как это трудно - много знать и не  проболтаться.  В  любом  случае
Ивэн нужна ему для более важных дел. Он немного ослабил хватку и  ощутил
в ответ, как от нее повеяло волнующим запахом.
   - Кто же предал нас? - спросил он.
   - Не знаю.
   Он водил губами по ее щекам, по уголкам рта.
   - Подозреваемых очень  немного.  Всего  несколько  человек,  но  зато
достаточно могущественных, опытных я коварных.
   Тонкая струйка слюны выступила на ее губах, и это ему понравилось.
   - Мужчины слишком самоуверенны, настолько, что решаются противостоять
нам, женщинам, хитры  и  коварны.  Кого  ты  подозреваешь?  Мужчину  или
женщину?
   - Мужчину.
   - И я назову его имя. По сути дела, первый, кого  я  подозреваю,  это
Шото Вакарэ.
   Он выпустил ее  запястье  и  с  удовольствием  заметил,  что  она  не
отдернула руку.
   - Мне известно, как ты пускаешь в ход свои способности,  и  полностью
полагаюсь на них в этих делах.
   - Я всегда делала все, что вы приказывали, Нишицу-сан.
   Он не мог удержаться от соблазна, почувствовав,  как  увлажнились  ее
губы.
   - И снова проделаешь то же, - хрипло произнес он. - Ты  поможешь  мне
отыскать предателя.
   В ответ Ивэн подняла голову,  обнаружив  лебединую  шею.  Заметив  ее
готовность выполнить его волю  и  увидев  нежное  женское  тело,  Нишицу
ощутил,  как  в  нем  пробуждается  желание,  еще  больше  подогреваемое
пикантностью ситуации.
   Он быстро лег на  нее,  раздвинув  сильными  ногами  ее  ноги.  Через
минуту-другую она заплакала, но совсем не так, как плакала только что от
боли.

***

   Вулф решил никому  не  рассказывать  ни  о  дверце  в  задней  стенке
гардероба в квартире Моравиа, ни о комнате без окон, ни об эксцентричной
обстановке в ней, в том числе и о фотографиях и странной скульптуре.  Не
мог он посвятить в эту тайну даже Бобби. Почему? Этого он и сам не знал,
просто  инстинктивно  чувствовал,   что   о   своем   открытии   следует
помалкивать.
   Во второй половине дня стало  прохладно  и  тихо,  будто  даже  и  не
существовало никакой погоды, а была лишь огромная серая морозная пелена,
грозящая ввергнуть город в небытие. Он припарковал машину  на  Восточной
Третьей улице, напротив старинного кирпичного особняка. На первом  этаже
здания размещалась художественная галерея с экспонатами, если только так
можно было назвать куски материи и полоски черной кожи, прикрепленные  к
отожженным скрученным листам железа.  Огромные  скульптуры  виднелись  в
окне за крепкими чугунными  воротами,  выкрашенными  в  разные  цвета  -
зеленый, оранжевый и  желтый,  -  похожие  на  свежие  кровоподтеки,  на
которые наложены декадентские рисунки.  Выставка  называлась  "Городская
гниль".
   "Наконец-то подобрали верное название", -  подумал  Вулф.  Он  прошел
через размалеванные ворота. Внутри галереи все было тоскливо  и  мрачно,
как в глухую полночь. Навстречу Вулфу вышла худая  как  вешалка  молодая
женщина с длинными прямыми рыже-огненными, как пожарная машина, волосами
и неприятным голубовато-белым цветом лица.  Ее  глаза  обрамлял  толстый
слой краски, а губная помада и лак на ногтях чернели,  как  стены  самой
галереи. Все ее  обличье  скорее  напоминало  смерть,  чем  жизнь.  Вулф
предположил, что в этом и заключалась ее суть. "Прелестна, - отметил он.
- А может, просто хипповая. Каждый воспринимает ее по-своему".
   Женщину звали Маун. Вулф представился ей  как  адвокат,  занимающийся
наследством покойного Лоуренса Моравиа. Маун посмотрела на  него  ничего
не выражающим взглядом, а он вынул фотографию Моравиа и показал ей.
   - О-о, да это Лэрри!  -  воскликнула  Маун.  -  Разве  он  умер?  Вот
так-так! Какой ужас.
   Но она быстро сменила выражение печали, появившееся было на ее  лице,
и продолжала:
   - Да, он не раз заходил сюда и смотрел экспонаты. Я устраивала  здесь
выставки, я их всегда провожу, вы  же  знаете?  Сперва  я  считала,  что
искусство его не интересует, что он просто приволок  сюда  приятеля,  ну
этого, вы знаете, из пригорода, чтобы разыграть из  себя  важную  шишку,
эдакого мистера Нью-Йорка. Но потом я узнала  его  получше,  и  в  конце
концов  выяснилось,  что  он  покупает  произведения  искусства.  -  Она
развернула обертку жевательной резинки "Базука бабл" и, сунув  пластинку
в рот, продолжала:
   - Вы же обычно чувствуете, чего хотят люди? Вот и я: вмиг поняла, как
только вы появились, что пришли вы сюда не ради покупок.
   - А для чего же я, по-вашему, пришел?
   Если Маун догадается, что он пудрит ей мозги, она в виду  не  подаст.
Она вздернула голову и немного склонила ее  набок,  рассматривая  Вулфа,
будто он был одним из произведений какого-нибудь художника,  принесенных
ей на оценку. Инстинктивно она продолжала жевать резинку, а потом выдула
такой пузырь, каких Вулф еще не видывал, и сказала:
   - Я думала, что вы  ошиблись  дверью.  Через  квартал  отсюда  открыт
магазинчик "Урбан дизайн", в нем продаются всякие модернистские штучки.
   - А это что, разве не то же самое? -  поинтересовался  Вулф  и  обвел
рукой скульптуры.
   - Разве искусство современно? - серьезно спросила Маун. - Если бы оно
было таковым, тогда все эти произведения к следующему сезону можно  было
бы выбросить на свалку: их же никто не  купит.  Нет  и  еще  раз  нет  -
настоящее искусство вечно.
   Пока он ходил  по  галерее,  она  наблюдала  за  ним,  не  переставая
выдувать пузыри, а затем подошла и сказала:
   - Все эти экспонаты - творение одной художницы. Ее зовут Чика.
   А затем озабоченно спросила:
   - Уж не собираетесь ли вы потребовать у нее назад деньги Лэрри?
   Вулф повернулся и внимательно посмотрел на нее:
   - Почему это я должен требовать деньги?
   - Гм-м... Странно... Ведь если Лэрри отдал концы, то, я подумала,  вы
пришли сюда... - Она в замешательстве смолкла.
   - А почему вы зовете его Лэрри?
   Маун лишь недоуменно пожала плечами:
   - Просто его так зовут. А что, не так, что ли?
   Она выдула очередной пузырь чудовищных размеров.
   - Ну мы это, Лэрри и я... - Она колебалась, рассказывать ли. - Думаю,
он частенько заглядывал сюда из-за меня, хотя между нами  ничего  такого
не было... Ну ладно, как-то в субботу днем  мы  зашли  вон  туда,  в  ту
комнату, - она показала на матово-черную дверь в  конце  галереи,  -  и,
знаете ли, трахнулись там, - она смущенно хихикнула. - Это было довольно
нахально с нашей  стороны,  потому  что  в  галерее  были  покупатели  и
посетители, и мы слышали, как они переговаривались и  ходили,  когда  мы
трахались. Ну и наглые же мы были.
   Даю голову на отсечение, что так все и было, - подумал Вулф про себя,
а вслух сказал:
   - А когда мистер Моравиа, то есть Лэрри, купил свою... ну у Чики?
   - Э-э... Во время открытия, - вспомнила Маун. -  Он  пришел  сюда  на
торжественное открытие. Здесь была  и  Чика.  Он  переговорил  с  ней  и
приобрел ее вещь. Это было, так-так,  с  неделю  назад.  Потому-то  я  и
подумала, что вы... ну это... ну вы знаете...
   - Что адвокаты, занимающиеся его  наследством,  намерены  вернуть  ей
обратно ее фигуру?
   - Ну да. - Маун скорчила гримасу. - Ну  вы  же  знаете,  работы  Чики
подходят не всем. По сути, я даже и не думала, что Лэрри возьмет  ее,  а
он ухватил ее с ходу. Он быстренько договорился с Чикой.
   - С этой художницей?
   - Угу.
   - Не считаете ли, что он и ее трахнул?
   - Не знаю. - Маун опять выдула пузырь. - Может, и трахнул. Думаю,  он
любит это дело.
   - Какое дело?
   Маун презрительно скривила свои черные губы - лицо  ее  приобрело  от
этого жуткое выражение:
   - А что, юристы все такие тупые? Непонятливые. Лэрри любил трахаться,
но у меня такое впечатление, что он не хотел... ну вы  знаете,  ну  это,
надолго с кем-нибудь связываться.
   -   Не   хотел    длительных    связей,    вы    имеете    в    виду?
Трах-бах-шлеп-грох-ам! Пока, мадам! Таков, что ли, был Лэрри?
   Маун громко заржала:
   - Да все он