ется лишь один.
   Я пожал плечами и, сморщившись  от  нового  приступа  головокружения,
заметил:
   - Война - это риск, эти люди знали, на что  идут,  когда  согласились
участвовать в рейде.
   - Не знаю, не знаю! - запротестовала Минако в вздернула подбородок. -
Но все это, разумеется, не имеет значения, не так ли, мистер Конрад?  Мы
же говорим вовсе не о войне. - Помедлив немного, она продолжала:
   - Крайне необходимо знать, понимает ли ваше правительство сложившуюся
ситуацию, или оно думает... как и вы?
   Я пристально заглянул в ее бездонные глаза. Первым моим инстинктивным
побуждением  было  соврать,  может,  в  целях   самосохранения,   но   я
заколебался. Совершенно открыто она сделала первый шаг  к  тому,  что  я
назвал бы одной из форм правды. Я понимал, что теперь  следующий  шаг  к
правде должен сделать я, и  таким  образом  у  нас  завяжется  диалог...
Другого  выбора  я  просто  не  видел.  Альтернативой  могло  быть  лишь
продолжение словесной перепалки, которая, с одной  стороны,  становилась
забавной, но с другой, я был уверен в этом, ничего мне не давала, а хуже
всего, наверняка отрезала путь назад, через границу.
   - Чтобы попасть сюда, мне пришлось воспользоваться своими связями  на
очень высоком уровне, - начал я объяснять. - Хотя военные круги,  как  я
уже сказал, осведомлены относительно разрушений в этой части Камбоджи от
неизвестного оружия, правда заключается в том, что  они  слишком  заняты
военными операциями во Вьетнаме и не имеют времени  на  расследование  и
изучение этих проблем, тем-более что  они  непосредственно  не  угрожают
жизни американских солдат. Мне кажется, что они  даже  втайне  радуются,
что я занялся этим делом.
   Сказав это, я принялся за чай, изучая ее реакцию по выражению лица, а
затем продолжал:
   - Вам известно американское жаргонное словечко "snafu"? - А когда она
отрицательно покачала головой, я пояснил:
   - Это военный сленг. Слово  вошло  в  употребление  во  время  второй
мировой войны, но его можно с успехом применять к любой  армии  в  любой
войне. Оно означает: все в порядке, идем ко дну.
   Минако рассмеялась и заметила:
   - Английский язык более образный, чем японский. - Она  взяла  у  меня
пустую чашку. - Ну как вам понравился "черный порох"?
   - Чувствую себя гораздо лучше, это уж точно.
   Я наклонился вперед и прикоснулся к поврежденному  месту  на  голове.
Прощупывалась здоровенная шишка, но крови не было.  На  том  месте,  где
должка бы быть открытая рана, у меня появился шрам.
   - Как это вы меня исцелили?
   - Я же говорила как. Я просто выровняла кусочки поврежденных тканей и
разместила их так, чтобы они побыстрее срослись.
   - Для меня это звучит вроде как мумбо-джумбо.
   - Извините, не поняла.
   - Ну, это бессмыслица,  звучит  красиво,  а  смысла  не  имеет.  -  Я
оглянулся. - Нет ли здесь радиационного излучения?
   - А почему вы спрашиваете?
   - Потому что приборы у наших разведчиков показали в некоторых  местах
в этой местности следы радиационного излучения.
   - Уверяю, что здесь никакой радиации нет, - заметила Минако.
   - Ну а теперь скажу вам, что мне понравилось в слепоте,  -  начал  я,
вдруг переменив тему. Я всерьез думал, что мне на нее лучше не смотреть:
один ее вид, казалось, прожигал мне глаза. - Дело  в  том,  что,  будучи
слепым, я каким-то образом, каким - не знаю, "видел" вас или, во  всяком
случае,  какое-то  ваше  подобие.  Мне  хотелось  бы  знать,   как   это
получалось. - Немного подумав, я спросил далее:
   - Хотел бы я знать также, как это вы узнали, что сопровождавшие  меня
лица убиты. Даже я не ведаю, куда подевались те  трое  кхмеров,  которые
находились в моей команде.
   - Они мертвы, мистер Конрад, заверяю вас.  Все  члены  вашей  команды
погибли, все, кроме вас и Мэтисона.
   - Кто вы такая? - тихо произнес я. - Мне очень нужно знать!
   Минако снова улыбнулась и сказала:
   - Я солдат, мистер Конрад, такой же солдат, как и вы.
   И в то же время, как и вы, сугубо гражданское лицо, по  крайней  мере
на правительственной службе не состою.
   - Это мне почти ничего не говорит, - ответил я и еще плотнее прижался
к стене. Я чувствовал ужасную  слабость,  но  изо  всех  сил  боролся  с
усталостью.
   Не вставая с койки, Минако подвинулась ко мне поближе, от нее приятно
пахло. Не может быть она  солдатом,  промелькнула  у  меня  мысль,  и  я
сказал:
   - Это приятное благоухание...
   - Какое благоухание, мистер Конрад? Я ничем никогда не душилась.
   - Запах похож...  -  не  докончив  фразу,  я  закрыл  глаза  и  сразу
провалился в глубокий сон.

***

   Проснулся я, когда кругом было уже темно. Тускло светила  керосиновая
лампа, слабо освещая палатку. В дальнем углу  палатки,  прямо  на  полу,
свернувшись калачиком, спала  Минако.  Я  долго  присматривался  к  ней,
спокойно изучая ее лицо. Ничто мне не мешало и не отвлекало,  разве  что
биение собственного сердца. Впечатление было такое, будто я рассматривал
нечто застывшее, помещенное в стеклянную банку  на  вечное  хранение.  Я
знал наверняка, хоть это и  кажется  абсурдным,  что  если  я  выйду  из
палатки и  взгляну  на  звездное  небо,  то  увижу  неподвижную  луну  и
недвижимые звезды - будто все замерло до рассвета.
   Годы прошли, а я так и не  забыл  той  картины  или  того  необычного
ощущения,  когда  находился  вне  неумолимого  течения  времени.  Да   и
впоследствии, собственно говоря, всю свою жизнь я снова и снова старался
воссоздать для себя ту обстановку.
   ...Спустя какое-то время я опустил ноги с  койки  и  поднялся.  Из-за
головокружения  я  несколько  раз  останавливался,  прежде  чем  пересек
палатку. Казалось, минула целая вечность, с тех пор как я встал.  Каждый
шаг  давался  мне  с  большим  трудом.  Но  вот  наконец  я  подошел   к
свернувшейся калачиком Минако и  стал  внимательно  разглядывать  каждую
выпуклость и каждую впадинку ее ребер. Как хорошо стоять в такой позиции
и сознавать, что при желании в любой момент  можно  вонзить  острый  нож
прямо ей в сердце! Но такого желания  у  меня  не  было.  Наоборот,  она
представлялась мне драгоценностью, бесценной  загадкой,  несущей  внутри
себя тайну гораздо более сокровенную, чем можно было представить.
   Казалось, будто она держит в  своих  руках  жизнь  и  может  каким-то
образом управлять временем - а следовательно, и  жизнью  -  с  такой  же
легкостью, с какой скульптор месит глину. Меня вновь охватила дрожь,  но
я не понял отчего: то ли от желания  овладеть  ею,  то  ли  потому,  что
захотелось разгадать тайну, содержащуюся в нй. В любом случае, какое это
имело значение? Ведь оно всегда неразрывно связано с другим, так же  как
по китайским воззрениям женское начало "инь" связано с мужским "н",  как
тьма связана со светом. Кровь бросилась мне в  голову.  Я  думал  теперь
только о том, как бы овладеть ею,  ибо,  овладев,  смогу  и  познать  ее
тайну.
   Я наклонился над Минако - глаза  ее  открылись.  Нет,  это  не  глаза
открылись, они по-прежнему оставались закрытыми; с чувством  бескрайнего
удивления я вдруг осознал,  что  открылось  нечто  непонятное,  то,  что
прежде, я был  уверен,  находилось  в  покое.  И  оно,  это  непонятное,
двигалось, сверкая и маня, неся в себе жизнь. Оно направило свою энергию
в одну точку, будто пропустив ее через линзу.  Происходило  все  это  по
воле Минако или независимо от нее?  Я  терялся  в  догадках,  не  находя
ответа.
   Теперь  эта  энергия  как  бы  обволакивала  меня.   Она   напоминала
гравитационную силу и двигалась в разных направлениях -  как  по  прямым
линиям, так и по дугам и касательным. Я почувствовал, что в  меня  летит
что-то вроде ружейной пули, но вот, вопреки всем  законам  физики,  пуля
вдруг замерла на полпути и зависла в воздухе.
   Если бы я взялся подсчитать число ударов своего сердца в тот короткий
период, то мне не хватило бы всей моей жизни.  Я  скользил,  я  летел  в
сжатых челюстях времени, чувствуя себя меньше самой крохотной  песчинки,
пронзая недра вечности. Я  перестал  дышать,  и  кровь,  я  был  уверен,
застыла в моих жилах. А может, я просто перестал  ощущать  себя,  может,
время прекратило свой бег?
   Минако сама расстегнула на  мне  окровавленную  и  пропитанную  потом
одежду. Я огляделся вокруг.  Все  в  палатке  показалось  мне  таким  же
далеким, как и Вашингтон, все виделось словно  сквозь  туманную  призму.
Одежда Минако свободно просочилась сквозь мои пальцы, и я  крепко  обнял
ее за голые плечи.
   Кожа у нее оказалась чистой и гладкой, маленькие  груди  были  тугие,
как у восемнадцатилетней девушки. Линии ее  тела  были  совершенны.  Она
перевернулась на живот и подалась назад. Изгибы ее позвоночника и  мышцы
на лопатках походили на дремлющую зыбь озера.  Великолепная  россыпь  ее
густых  черных  волос,  подобно  распластанным  крыльям  ворона,  слегка
трепетала поверх ее рук, видны были лишь ее пальцы, мастурбирующие между
моих ног. В экстазе я захотел было закрыть глаза, но тогда не  видел  бы
ее, изогнувшуюся и раскрывшуюся передо мной, а этого допустить я не мог.
Ради еще большего наслаждения я раздвинул ее  ягодицы  и  запустил  руку
несколько пониже, прямо  в  ее  теплую  и  влажную  женскую  плоть.  Она
вздрогнула всем телом и подалась назад и немного вверх,  навстречу  мне.
Не в силах больше сдерживать себя, я  сладострастно  застонал  и  плавно
вошел в глубь.
   В экстазе я входил все глубже и глубже, пока не  почувствовал  совсем
рядом источник жизни.
   А затем все кончилось - быстро, слишком быстро! - и я, ослабленный  и
размягченный, медленно и плавно вышел из нее.

***

   ...Сразу же после этого Торнберг захотел взять меня за руку, но,  как
мне показалось, не в порыве своей страсти, хотя, вне  всякого  сомнения,
он был охвачен этим чувством, а просто  потому,  что  не  смог  получить
сполна того, чего так сильно желал от полового сношения со мной.  Теперь
он ощущал непреодолимое желание добиться этого другим путем.
   Разумеется, он получил чрезмерное наслаждение, как,  впрочем,  и  все
другие мужчины, с которыми мне доводилось быть близкой.  Они  просто  не
могли противостоять моим желаниям, а я не могла  никак  удовлетвориться,
может, из-за своей дьявольской ненасытности. Оно, может, и смешно,  если
бы не было так грустно,  что  я,  которой  самой  судьбой  предназначено
выносить в чреве небывалого ранее ребенка, не могла  получить  от  акта,
ведущего к продолжению рода, ни малейшего удовольствия. Мне  тогда  было
уже шестьдесят лет, по нормальному исчислению возраста, а у меня все еще
продолжались менструации и я по-прежнему могла родить ребенка, будто мне
только что исполнилось двенадцать.
   Он, разумеется, интуитивно познал мою  натуру,  разгадал  секрет,  за
который готов был заплатить жизнью. Но только после  полового  сношения,
когда он, подобно ужу, выскальзывал из  меня,  я  поняла,  какую  ошибку
совершила. С самого начала я считала,  что  именно  он  обладает  некоей
силой и потому нашел меня здесь, в  этой  глуши,  что  он  разгадал  мою
естественную природу и как раз от него-то я должна вобрать в  себя  семя
жизни.
   Я все проделала как надо и вступила в половую связь с врагом,  потому
что это было предначертано мне судьбой. Но я жестоко ошиблась. Целиком и
полностью я положилась на "макура на  хирума",  забыв  о  предупреждении
родной бабушки. Ведь Кабуто говорила мне тогда, на кладбище, что в жизни
будут встречаться темные провалы, ложные явления будущего, которые никак
нельзя предусмотреть, и вот один из таких моментов наступил.
   Слишком поздно до меня дошло, что вовсе не семя Торнберга Конрада III
оплодотворит  мое  чрево.  В  заблуждение  меня  ввела  его  слепота   и
профессиональная способность ощутить мою  ауру  (у  его  приятеля  Вулфа
Мэтисона ничего подобного я не почувствовала). По сути дела, я ничуть не
сомневалась в  этом,  и,  хотя  такая  способность  показывала,  что  он
наверняка обладает какой-то  формой  ясновидения,  тем  не  менее  после
нашего полового акта, когда душа должна была бы полностью  раскрыться  и
стать уязвимой, все равно как перед смертью, я смогла прикинуть силу его
психической  энергии  и  обнаружила,  что  она  находится  в  зачаточном
состоянии и мне от нее проку мало.
   И все же я забеременела от его семени. Ведь это случилось как  раз  в
тот самый момент цикла, когда у меня созрели  яйцеклетки  и  органы  мои
подготовились к оплодотворению. Я ничуть не сомневалась, что забеременею
и буду вынашивать его ребенка.
   И вот,  когда  он  взял  мою  руку,  пытаясь  отыскать  ключ  к  моей
сокровенной загадке, к  "макура  на  хирума",  мне  страстно  захотелось
подняться и ногтями выцарапать ему глаза. Но ничего подобного я, конечно
же, не сделала. Вместо этого я кротко улыбнулась ему,  такому  сильному,
крупному мужчине, и поцеловала его ладонь.
   - Я не враг тебе, - врала я. -  Теперь  ты  видишь,  что  я  не  хочу
причинить вред ни тебе, ни твоему другу?
   - Но ведь ты не отдаешь назад мой  рюкзак,  -  заметил  он,  -  будто
знаешь, что в нем лежит.
   Кем бы он ни оказался, но дураком  не  был.  По  сути  дела,  он  уже
доказал, что является исключительно умным и находчивым человеком,  чему,
без всякого сомнения, обязан зачаточному состоянию "макура  на  хирума",
дремлющей внутри него.
   - Да вовсе нетрудно догадаться, что ты принес  в  нем,  -  добродушно
сказала я. - Эксперименты провожу я и никому не позволю совать свой  нос
в их результаты.
   - А результаты, - подковырнул он, - таковы,  что  ты  сжигаешь  людей
живьем.
   Безусловно, он был прав, но говорить ему об этом не следовало.
   - Минако, - продолжал Торнберг, - я пришел сюда, чтобы узнать, чем ты
тут занимаешься. Кое-что мне удалось выяснить, но  нужно  знать  все.  А
волноваться тебе не  следует.  Как  тебе  стало  известно,  официального
расследования я  не  провожу,  оно  носит  сугубо  частный  характер,  и
руковожу им я и только я.
   Тогда я взглянула  на  него  по-особенному  я,  чуть  приоткрыв  рот,
произнесла:
   - А это роли  не  играет.  Я  не  могу  позволить  тебе  вернуться  с
результатами анализов.
   -  Ну,  теперь-то,  когда  я  встретил  тебя,  плевать  мне  на   эти
результаты, - сказал он, обнимая меня. - Все, чего мне хочется, так  это
стать частицей тебя, узнать твою тайну. Ты что, думаешь, что я настолько
глуп, чтобы рассказать тебе о своих открытиях?
   Я почему-то решила, что  он  вот-вот  бросит  меня  на  пол  я  снова
овладеет мною.  "Мужчинами,  -  еще  подумала  я,  -  удивительно  легко
манипулировать. Стоит только положить руку им на  пах  -  и  пожалуйста,
делай с ними что хочешь. Разве после этого удивительно, что я отношусь к
ним с таким презрением?"
   Мне думается, что только  его  жгучее  желание  выведать  тайну  моей
внутренней энергии  останавливало  его  от  неоднократных  поползновений
изнасиловать меня. Я его к этому никак  не  подталкивала.  Еще  ни  один
мужчина не смог изнасиловать меня, если я его  активно  не  побуждала  в
этому, и, думаю, не сможет и впредь.
   - Чего я хочу, так только тебя, - промолвил он.  -  Я  знаю,  кто  ты
такая. Ты - эликсир жизни.
   Я слегка улыбнулась ему одними губами и почувствовала,  как  он  весь
трепещет. Мне доставляет немало удовольствия заставлять сильного мужчину
падать передо мной на колени, когда он  даже  не  знает,  что  из  этого
выйдет. У мужчин нет верного понимания  всего  разнообразия  психической
энергии. Вместо этого их представления обо всех явлениях, происходящих в
нашем мире, застывшие, двухмерные и совершенно не правильные.
   Поцеловав его, я тем самым вытянула из него по меньшей мере хоть один
из  ответов.  С  поцелуя  я  начала   крестовый   поход   против   него.
Перво-наперво я прикоснулась к его "макура на хирума", пробудившей в нем
интерес к возможности  продления  жизни,  но  вместе  с  тем  она  же  и
настроила его разузнать, чем мы  тут  занимаемся  под  прикрытием  войны
между Вьетнамом и Соединенными  Штатами.  Считаю,  что  он  не  имел  ни
малейшего понятия, что же тут в действительности происходило.
   Однако все это было  в  прошлом,  потому  что  наши  эксперименты,  к
сожалению,  ни  к  чему  не  привели.  Мы  и  в  самом  деле   применяли
радиоактивные  изотопы  с  быстрым  периодом  распада,  для  того  чтобы
искусственно индуцировать некоторые химические  реагенты,  которые,  как
считали, активизируют "макура на хирума". Единственным результатом  всех
этих экспериментов была смерть, и, как Торнберг и его спутник  самолично
убедились, ужасная смерть. Когда я положила его голову себе на грудь, то
еще подумала, что ситуация сложилась довольно забавная: он  прибыл  сюда
разведать наши секреты в тот момент, когда мы убедились в провале  своей
затеи.
   Угрожающими темпами уменьшилась численность ясновидцев. За  несколько
лет быстро  сократился  уровень  рождаемости  детей  с  признаками  дара
"макура на хирума". Никто из нас не знал причину этого. Но тем не  менее
было ясно, что если нам не удастся преодолеть эту тенденцию, то  в  один
печальный день психическая анергия  человека  исчезнет  совсем,  а  наши
далекие потомки будут жить среди других людей как равные, лучше  сказать
- как слепые, глухие и со свихнувшимися мозгами.
   Вот ради  предотвращения  исчезновения  ясновидцев  и  начались  наши
эксперименты, а принесли они лишь пожирающее  пламя  и  смерть.  Утешало
лишь то, что в качестве  подопытных  "морских  свинок"  мы  использовали
только северовьетнамцев: коммунистов, безбожников, варварок с  промытыми
мозгами, которые отвернулись от  своих  соплеменников  и  от  буддийской
религии. Их страдания и гибель совершенно не трогали нас.
   Теперь единственным нерешенным вопросом остался  вопрос  о  том,  что
делать с этими двумя американцами. Я бы с радостью убила Конрада, но  он
в один прекрасный день может стать отцом моего ребенка, и у меня поэтому
не было права на совершение такого злодеяния.
   "Макура на хирума" открыла мне, что  за  человек  он  был,  на  какую
подлость способен при  определенных  обстоятельствах.  Я  понимала,  что
совесть моя не успокоится, если я отпущу его просто так, не преподав ему
хороший урок.  Если  обратиться  к  прошлому,  то  такое  решение  стало
следствием того, о чем предостерегала  меня  бабушка  Кабуто,  -  высшей
степени  самонадеянности,  рожденной  в  перегретом  котле  "макура   на
хирума".
   Вот от этого и видятся ложные пути развития будущего, именно от этого
с такой  самоуверенностью  и  протаптывается  тропа,  отклоняющаяся  без
каких-либо четких сигналов от предопределенного самой судьбой курса.
   Меня разбирал смех. Кое в чем далеко не  маловажный  дар  "макура  на
хирума" схож с католическим понятием греха:  темная  сторона  могущества
непрерывно соблазняет его обладателя, и чем человек могущественнее,  тем
сильнее соблазн. Ложный путь развития будущего сбивает с толку даже тех,
кто полностью контролирует свою мыслительную  энергию,  и  зачастую  они
принимают неверные решения. Так случилось с Кабуто, так происходило и со
мной.
   К чести Кабуто, следует отметить, что она пыталась предупредить меня,
но ведь как часто благие предупреждения зароняются в глухие уши  молодых
людей, которые не могут учиться на ошибках, совершенных старшими.
   У  меня  имелись  свои  скрытые   причины   взяться   за   проведение
экспериментов в Камбодже. Хотя такая работа была далеко не  безопасна  -
северовьетнамцы наверняка убили бы нас, попадись мы  им  в  лапы,  да  и
камбоджийцы тоже не преминули бы это сделать, если бы мы не запугали  их
до ужаса, - я рассматривала эту работу как неплохую возможность испытать
себя.
   Многие годы я применяла свой дар экстрасенса как своеобразный маяк  в
надежде завлечь мужчин, которые оставили бы свое семя в моем  чреве,  из
которого родился бы ребенок, обладающий небывалым доселе  даром  "макура
на хирума". Теперь, проводя эксперименты, я убедилас