делю он и сам собственной персоной появлялся в ней.
   Джейсон Яшида, получивший с помощью Хэма американское  гражданство  и
дослужившийся до чина Джи-Эс-14 - довольно высокой  ступени  в  иерархии
государственных   чиновников,   -   формально    числился    сотрудником
министерства обороны. На деле же он в основном  использовал  в  качестве
базы для своей деятельности офис на Кей-стрит, ведя дела с  впечатляющей
эффективностью.
   Хэм отвернулся от окна.
   - Знаете, миссис Симмонс, иногда для того, чтобы дети убедились в  не
правильности своих поступков, им надо всего лишь указать параметры.
   - Параметры?
   Он взглянул на супругу  сенатора:  блондинка,  красивая  той  хрупкой
красотой, которая так свойственна жительницам  Вашингтона,  но,  похоже,
ничего не смыслит в  воспитании  детей.  Ее  шикарное  сшитое  на  заказ
платье, по его оценке, наверняка сделало мужа-сенатора  беднее  на  пару
тысяч долларов. Ему хотелось надеяться, что она его поймет.
   - Если ребенок не чувствует никаких ограничений и  считает,  что  ему
позволено все, то он постарается убедиться в этом на практике, - пояснил
он свою мысль.  -  Ребенок  поступает  так,  миссис  Симмонс,  не  из-за
своеволия,  а  потому,   что   ощущает   потребность   в   границах,   в
железобетонных  стенах,  ограничивающих  его  мир,  в  четко  очерченной
разнице между "можно" и "нельзя". Потому что  эти  границы  обеспечивают
чувство безопасности, в котором нуждаются все дети.
   Одри Симмонс встала.
   - Ну, я могу  только  сказать,  что  вы  сотворили  чудо  с  Тони,  -
произнесла она, подав ему свою холодную руку с безупречным маникюром.  -
Мой муж будет...
   Хэм жестом показал, что она может дальше не продолжать.
   - Передайте сенатору, что я свяжусь с ним,  когда  в  этом  возникнет
необходимость, - сказал он с улыбкой, провожая ее  до  двери.  -  И  еще
миссис  Симмонс...  Смело  звоните  мне,  если  Тони  снова  будет   вас
беспокоить.
   Одри Симмонс повернулась так резко, что следовавший  за  ней  Хэм  на
какое-то мгновение невольно прижался к ней.
   - Только если он будет беспокоить?  -  переспросила  она,  запрокинув
голову вверх в той особой манере, посредством которой  женщины  намекают
мужчинам на свою готовность к более  тесному  контакту.  -  Мой  муж  не
единственный, кто мог бы выразить вам признательность.
   "Насколько же Одри Симмонс очумела от скуки, -  подумал  Хэм,  -  что
готова вести себя как последняя потаскуха. - Он мысленно пожалел Тони. -
Папаша - лицемер, мамаша - шлюха. Ну и семейка!"
   Он крепко взял ее за руку и, отделавшись сердечной, но ни к  чему  не
обязывающей прощальной фразой, выпроводил за дверь.
   Через минуту в кабинет проскользнул Джейсон Яшида.
   - Она заходила по делу или хотела, чтобы ее обслужили? - спросил  он,
закрыв за собой дверь.
   - Знаешь, для японца ты чертовски циничен.
   - Возможно, я и японец, но уже полностью американизировался.
   Хэм неопределенно пожал плечами.
   - Тогда пардон, -  сказал  он,  делая  примирительный  жест  рукой  и
усаживаясь за стол. - Но все равно весьма циничный субъект.
   - Это все город виноват, -  невозмутимо  заметил  Яшида.  -  Какая-то
гадость в атмосфере.
   -  А  может,  в  в  воде,  -  хмыкнул  Хэм.  -  Дело   в   том,   что
Симмонс-младший, в сущности, неплохой паренек. Как человек,  он  гораздо
лучше своих родителей. Это очевидно.
   -  Мы  можем  рассчитывать  на  его  отца,  если  он  нам,   конечно,
понадобится?
   -  Разумеется,  понадобится,  -  сказал  Хэм.  -  Со  дня   на   день
законопроект  сенатского  комитета  по  международной   торговле   будет
поставлен на голосование в сенате. Он  установит  дикие  ограничения  на
импорт, а это вызовет ответные санкции со стороны японцев. В  результате
законопроект, которого так давно добивались наши профсоюзы, отрежет  нас
экономически  от  Японии.  А  что,  по-твоему,  произойдет,  когда   все
суперсекретные военные компьютеры в США сломаются, а микросхемы  к  ним,
производимые только в Японии, окажутся недоступны для нас?
   - Этого не будет, - возразил Яшида. - Мы ведь действуем.
   - Да, действуем. Но, наверное, недостаточно  быстро.  Торнберг  очень
обеспокоен тем, что ведущие сенаторы неожиданно умерли один за другим.
   Хэм сцепил  пальцы  на  затылке  и  уставился  в  окно,  наблюдая  за
садовником и его возней с розами, завидуя его близости к природе.
   - Полиция нам не помогает, потому  что  медэкспертиза  все  объясняет
несчастными случаями или  считает  естественными  причинами,  -  заметил
Яшида.
   - Разумеется. Но полиция смотрит на все это не под тем углом  зрения.
А то бы они увидели, что все умершие  сенаторы  выступали  против  этого
законопроекта. А  кто  пришел  им  на  смену?  Люди,  которые,  по  моим
сведениям, идут на  поводу  у  профсоюзов  и  наверняка  проголосуют  за
проект.
   Яшида терпеливо слушал.
   - Что касается другого участка, то я  вернул  Шипли  на  его  прежнюю
должность  в  министерство  обороны,  но,  по-моему,  нам  следовало  бы
подумать о его повышении, - вставил он, когда Хэм закончил. - Он отлично
сделал, что заткнул Вулфом  Мэтисоном  брешь,  оставшуюся  после  гибели
Моравиа.
   - Конечно, - согласился Хэм, глядя, как на кусты рое наползает тень в
при новом освещении они становятся почти черными.
   - Я бы подумал о соответствующем вознаграждении, - подчеркнул Яшида.
   Его интонация не осталась  незамеченной.  Хэм  повернулся  и  в  упор
взглянул на него.
   - Что тебя беспокоит?
   - Сам толком не знаю,  -  признался  Яшида.  -  Но  начинаю  серьезно
сомневаться. Сначала я был уверен, что ваш  отец  распланировал  все  до
мельчайших деталей.  Но  потом  начали  отправляться  на  тот  свет  эти
сенаторы. Теперь вот ухлопали Лоуренса Моравиа, и ваш отец заставил  нас
использовать вместо него  Мэтисона.  А  мы  даже  не  знаем,  раскололся
Моравиа перед смертью или нет.
   - Ты знаешь, что это не так уж важно,  -  возразил  Хэм.  -  В  целях
безопасности мы действовали  только  через  Шипли.  Моравиа  никогда  не
встречался ни с нами, ни с кем-либо из твоих связных. Он  и  понятия  не
имел, что мы тут как-то замешаны.
   Яшида никак не отреагировал на это замечание.
   - Мы ввели в действие Шипли, - продолжал он развивать  свою  мысль  с
характерной для него  настойчивостью.  -  Он  в  точном  соответствии  с
приказом вашего отца сумел подключить к этому делу Мэтисона. Тот прет по
той же дорожке, что и Моравиа, а мы из кожи вон лезем,  чтобы,  уследить
за ним. Опять же согласно приказу вашего папаши. В  итоге  единственное,
что мы имеем, - это  некая  сногсшибательная  художница-японка.  Мэтисон
интересуется ею, возможно, потому, что хочет  ее  как  женщину.  Но  его
вдруг кто-то сбрасывает сквозь стеклянную крышу одного  из  нью-йоркских
жилых домов.
   - Послушай, Яш. Этот  план  в  основном  разработан  моим  отцом,  и,
насколько я понимаю, его никто не отменял, - произнес Хэм  таким  тоном,
будто не слышал рассуждений Яшиды или, точнее, не был согласен с ними. -
У нас сейчас идет японская фаза плана.
   - Это потому, что мы в выгодном положении и  имеем  свои  собственные
связи в Японии, - подчеркнул Яшида. - Возможно,  старик  теряет  чувство
реальности. Это всего лишь предположение, но вы должны признать,  что  в
его возрасте это более чем вероятно.  Случай  с  Мэтисоном  показателен.
Почему он так настаивает на том, чтобы мы использовали  Мэтисона  вместо
Моравиа, когда у меня уже на месте, в Токио,  есть  превосходный  агент?
Кроме того, я все время жду от Мэтисона подвоха.  Это  же  стопроцентный
любитель-одиночка. Будет ли он  соблюдать  дисциплину?  Этого  никто  не
может сказать, и вы в том числе. Он главный  дестабилизирующий  элемент.
Зачем же включать в нашу схему  такого  опасного  человека?  -  И  Яшида
неодобрительно покачал головой.
   -  Все  это  мы  уже  проходили,   -   проворчал   Хэм.   -   Мэтисон
профессиональный сыщик. Ему и копаться  в  дерьме,  в  которое  вляпался
Моравиа. По-моему, отец считает, что с Моравиа мы дали маху. Он убежден,
что только у Мэтисона хватит ума, чтобы проникнуть в храм Запретных грез
и в окружении Наохару Нишицу. Я  читал  данные  по  нему  и  по-прежнему
согласен с выбором отца. Но твои возражения, Яш, приняты к сведению.
   - Это не просто возражения, - заметил  Яшида  и  подождал,  пока  Хэм
взглянет на него. - Мы имеем дело с чем-то подобным дурному  запаху  изо
рта или крови из десен, против чего нужно принимать срочные меры, прежде
чем весь план окажется под угрозой.
   К  великому  удивлению  Вулфа,  в  больничную  палату,  куда  он  был
переведен из реанимации, его пришла навестить не  кто  иная,  как  Стиви
Пауэрс. И именно она организовала вызов  специалиста  из  вашингтонского
госпиталя "Уолтер Рид", чтобы  исключить  возможность  послеоперационных
осложнений, связанных с его падением и ударом о стекло. Вдоль левой руки
и  ноги  Вулфа  протянулись  глубокие,  длинные  раны.  Жив  он  остался
благодаря Счастливой  случайности:  при  падении  угодил  на  кровать  -
старомодную, с четырьмя  столбиками  по  углам  и  настолько  заваленную
перинами и одеялами, что все это смягчило удар.
   - Ты проводишь здесь так много времени, а как  же  твои  пациенты?  -
спросил он как-то Стиви,  когда  она  в  очередной  раз  навестила  его,
явившись в костюме от  Карла  Лагерфельда,  идеально  подчеркивавшем  ее
фигуру.
   - Я взяла отпуск, - ответила она, пытаясь  изобразить  улыбку.  -  По
правде говоря, я не  могу  лечить  чью-то  больную  психику,  когда  моя
собственная находится в таком состоянии. Конечно, Мортон не согласен  со
мной. Он считает, что самое лучшее для меня сейчас, это сразу  вернуться
к работе. Но он не прав.
   Слушая ее, Вулф уже решил было, что Стиви и  сейчас  ведет  себя  как
психиатр, стремящийся разговорить больного. Но она вдруг улыбнулась, чем
совершенно обезоружила его.
   - А вообще-то мне нравится бывать здесь... С тобой... Нигде больше  я
не чувствую себя так близко к Аманде, - призналась она.
   Однако это неожиданное проявление добрых чувств каким-то таинственным
образом возымело и обратное действие.  Как  никогда  раньше,  он  ощутил
вдруг свое одиночество. Каждый из дней, проведенных в больнице,  казался
неделей. И, хотя Бобби Коннор и другие его приятели-полицейские  нанесли
ему визиты вежливости, он понимал, что  Сквэйр  Ричардс  ни  за  что  не
придет. Когда Вулф спросил о нем, лицо Бобби прямо на глазах помрачнело.
   - Все знают о твоей стычке с ним, - произнес Бобби.
   - Это была  не  стычка,  -  возразил  Вулф,  раздражаясь.  -  Обычное
разногласие.
   -  Давай  о  чем-нибудь  другом,  -  предложил  Бобби.  -   Тут   вот
главмедэксперт говорил, что у него для тебя кое-что будет,  наверное,  в
начале следующей недели.
   - Ладно, не заговаривай зубы, - перебил его  Вулф.  -  Что  о  нас  с
Ричардсом болтают?
   Бобби чувствовал себя не в своей тарелке.
   - Лейтенант, - наконец проговорил  он,  -  говорят,  что  у  тебя  со
Сквэйром действительно круто вышло.
   Какие-то нотки в голосе Бобби насторожили Вулфа.
   - Что еще?
   - Еще, что ты хочешь прогнать  его  из  "оборотней",  потому  что  он
черный.
   - Чушь собачья!
   - Конечно, -  согласился  Бобби.  -  Но  Бризард,  по-моему,  так  не
считает.
   - Тупой подонок! - выругался Вулф, прекрасно  сознавая,  что  Бризард
нисколько не тупой, а совсем даже наоборот.
   -  Ты  пойми,  лейтенант,  там  была  куча  свидетелей,   и   Бризард
переговорил с каждым из них.
   - Пусть поговорит со Сквэйром. Все было только между нами.
   Бобби встал.
   - Сквэйр вообще помалкивает. Сказал только,  что  совсем  не  намерен
уходить из "оборотней", - произнес он, глядя на улицу сквозь  запотевшее
оконное стекло.
   - Ты хочешь сказать, что он не отрицает эту дурацкую сказку о расовой
дискриминации, позволяет ей набирать обороты?
   Бобби повернулся к Вулфу.
   - Похоже на то, - подтвердил он. - Вообще-то,  Сквэйр  ушел  на  пару
дней в отпуск. По семейным обстоятельствам. Бризард его отпустил.
   Вулф закрыл глаза,  поняв,  что  Сквэйр  сейчас  старается  раздобыть
деньги у своих  близких,  чтобы  спасти  брата  от  ростовщиков-мафиози.
Теперь Вулф уже сожалел, что тогда, в "Ла Менгире", он не догнал Сквэйра
и не вручил ему нужную сумму.
   - Бобби, - попросил он усталым голосом, - когда он появится, дай  мне
знать. А если позвонит, скажи, что мне надо с ним поговорить о... Просто
скажи, что мне надо с ним поговорить.
   "Когда Сквэйр придет, - подумал Вулф, -  я  постараюсь  передать  ему
деньги, хотя это, конечно, грубое нарушение правил. Такое же грубое, как
и действия Сквэйра". Именно на эту тему они  периодически  беседовали  с
Амандой. Но для  чего  тогда  существуют  мужские  клубы,  товарищества,
объединения? Да для того,  чтобы  либо  превращать  имеющиеся  законы  в
дышло, либо устанавливать свои собственные. В любом случае в  них  имеет
место  стойкое  неуважение  к  общепринятым  нормам,  но,  как  правило,
настолько скрытое, что многие из их  членов  и  не  чувствуют,  как  оно
разъедает все подобно ржавчине. Хотя, разумеется, есть и такие, для кого
это как раз и служит приманкой.
   Через три дня Вулф выписался из госпиталя, и Стиви пригласила  его  к
себе домой на уик-энд.
   - Пожалуйста, не отказывайся, - настаивала  она.  -  Я  безумно  хочу
отдохнуть, но одиночества не выношу. - Она лукаво улыбнулась.  -  Как  и
все другие напряженно работающие люди, хорошие психиатры рано или поздно
рискуют перегореть.
   В особняке Стиви - большом, старомодном и несуразном, - расположенном
на  берегу  водоема  под  названием  Пруд  Джорджика,  даже  днем   было
темновато.  Но  спокойствия  не  ощущалось  -  скрипы  и  стоны   старых
деревянных стен и бронзовых водопроводных труб дополнялись царапаньем  и
шелестом ветвей древних скрюченных деревьев, окружавших дом.  От  листвы
на дощатые стены падал отсвет, придававший им оттенок старой меди.
   Несмотря на заросли бесформенных деревьев, внутри дома зачастую  дуло
почему-то гораздо сильнее, чем снаружи, у воды. С  востока  участок  был
защищен высокой живой изгородью из подстриженной бирючины.  Кроме  того,
подходы к особняку  были  прикрыты  зарослями  рододендронов  и  изящных
азалий. По обе стороны от участка располагались очень богатые  владения.
Стиви с мужем не виделись с их хозяевами, но знали об их существовании и
страстно желали жить такой же жизнью.
   Пруд Джорджика  получил  свое  название  не  случайно,  став  жертвой
типичной  для  местных  аристократов  склонности  к   преуменьшению.   В
действительности же этот  водоем  своими  размерами  больше  походил  на
озеро.
   Наблюдая из окна за игрой солнечных бликов на поверхности воды,  Вулф
подумал, что видимое им напоминает зарождающуюся мысль. Картина вызывала
ассоциацию с чем-то еще незавершенным, не проявившимся.
   Фантазия у Вулфа разыгралась, и он уже и сам поверил в то,  что  пруд
таит в себе некую тайну, что в нем, как в фокусе, сходятся силы природы,
жизнь, хоть и скрытая от людских глаз, но тем не менее  заполняющая  все
недоступное взору пространство. Современный человек не способен все  это
понять точно так же, как не может проникнуть в разум тех, кто придумал и
создал  фетиши  -  изготовленные  вручную  фигурки  животных,  людей   и
сверхъестественных существ, - заполнившие гостиную и  другие  комнаты  в
доме Стиви и ее супруга Мортона.
   Эту коллекцию Стиви собрала в юности, когда объездила чуть ли не весь
свет, посетив Мексику и Гондурас,  Тибет  и  Гватемалу,  Перу  и  Гаити,
Мадагаскар и Шри-Ланку, да еще  и  Таиланд  с  Бутаном  и  Занзибаром  в
придачу. Вулфа манила к себе окружавшая эти идолы  атмосфера  языческого
поклонения силам  природы,  манили  сами  идолы,  как  бы  выбрасывающие
сгустки духовной энергии, блуждавшей по комнатам и  лестницам  дома,  и,
казалось, обладающие силой возродить или  хотя  бы  приблизить  к  свету
песню-заклинание Белого Лука.
   Вулф спал, а когда наконец проснулся, то  обнаружил,  что  видит  все
нечетко, а в горле стоит комок - он никак не мог успокоиться, помня, как
его швырнули  на  люк,  как  он  врезался  в  стеклянную  поверхность  и
стремительно полетел вниз. Но когда он спал, ему снилось  не  это  -  не
ожесточенная схватка на крыше  и  не  падение.  Ему  снились  умершие  и
неумирающие, огонь среди  льда,  среди...  Попытка  вспомнить  оказалась
тщетной, и он вытер пот со лба.
   Уже темнело. Вулф проспал не только ночь, но и весь  день.  Он  нашел
Стиви в одной  из  комнат.  Она  сидела  в  глубоком  мягком  кресле  и,
казалось, изучала историю болезни кого-то из  своих  пациентов.  Однако,
увидев стоящего в дверях Вулфа, она тут же отложила папку.
   Ветер не давал покоя деревьям, и их ветви царапали стены дома, будя в
душе неясные воспоминания. Заходящее солнце бросало  последние  лучи  на
поверхность пруда.
   - Как самочувствие?
   Он несколько раз сжал и разжал левую кисть.
   - В норме. Только вот после сна плохо гнется рука,  -  сказал  он.  -
Хотя, с другой стороны... Я уже скучаю без тренировок.
   - Это хороший признак, - заметила она. - Когда ты вернешься к работе,
мне тебя будет так не хватать.
   Он прошел к ней в комнату.
   - А как Мортон относится к тому, что я здесь?
   - Мортон в Вашингтоне, - ответила Стиви, озабоченно  взбивая  подушки
на диване. - А когда Мортон в Вашингтоне, ему ни до чего нет дела.
   Она ударила кулаком в центр подушки. При этом белая  мужская  рубашка
туго натянулась на ее груди, и  в  другой  обстановке  подобное  зрелище
вполне могло бы вызвать у мужчины греховные мысли.  Здесь,  за  городом,
Стиви  будто  сбросила  с  себя  личину  безупречной  светской  дамы   и
предпочитала ходить в джинсах, простых рубашках или свитерах.  Казалось,
она оставила ту, другую Стиви Пауэрс с ее  аристократическими  замашками
далеко в Нью-Йорке, в апартаментах на Парк-авеню.
   - Он что-то зачастил в Вашингтон, - заметил Вулф.
   - Тут душно, - сказала  Стиви,  глядя  куда-то  в  сторону.  -  Можно
посмотреть закат на пруду. Пойдем посмотрим!
   Они надели куртки и  вышли  из  дому.  Тусклое  солнце  отражалось  в
спокойной и неподвижной  поверхности  пруда.  Для  начала  марта  погода
стояла довольно теплая,  поэтому  Вулф  и  Стиви  не  стали  застегивать
куртки. Идя вдоль берега, они не  обменялись  ни  единым  словом.  Вулф,
подбирая небольшие камешки, швырял их в  пруд  вдоль  водной  глади.  Он
почти избавился от легкого прихрамывания, и Стиви чудилось, что с каждым
шагом,  служащим  для  него  упражнением,  он  становится  сильнее.  Его
способность к выздоровлению была поразительной.
   Пруд напоминал нечто живое, впавшее в  спячку  и  грезящее  о  весне,
которая должна возродить его к жизни. Стиви  сунула  руки  в  карманы  и
приподняла плечи, несмотря на полное безветрие.
   Стоя к ней вплотную, Вулф чувствовал, что она все еще  думает  о  его
замечании насчет частых визитов Мортона в Вашингтон.
   - Вулф, а ведь я даже Аманду заставила поверить в эту сказку про меня
и Мортона, - сказала она вдруг. -  Глупо,  правда  же?  И  чего  я  этим
добилась? Только лишилась единственного человека, с которым  можно  было
об этом поговорить.
   Она бросила на него быстрый взгляд, сделала  глубокий  вдох  и  резко
выдохнула.
   - Ну а если совсем уж честно, Мортон свил себе в Вашингтоне  любовное
гнездышко. Боюсь,  он  там  втюрился  в  женщину  гораздо  моложе  меня.
По-моему, в атташе французского посольства, -  выложила  она,  в  хмурой
задумчивости разглядывая отпечатки  своих  сапог  на  усыпанной  листвой
темной земле. - Забавно. Я бы скорее  умерла,  чем  рассказала  об  этом
кому-то другому из моих знакомых. У нас с Мортоном репутация чистая, как
тефлоновая сковородка. "Идеальный брак". Нам это  обоим  необходимо  для
карьеры. Но, наверное, я уже не могу конкурировать с  молодыми,  хотя  в
этом и тр