доктор. Я приехал  сюда  не  для
того, чтобы меня тут обхаживали или вешали мне лапшу на уши.
   - Разумеется, не для этого, - согласилась она. -  В  последнее  время
количество  белых  кровяных  телец  в  крови  вашей  супруги   несколько
повысилось.  Но,  само  по  себе,  из-за  этого   не   следует   слишком
волноваться.
   "А что,  все  врачи  должны  напускать  туману  и  стараться  помягче
разъяснять свои же диагнозы?" - подумалось ему.
   -  По  сути  дела,  -  продолжала  она,  -  мы  надеемся,   что   это
свидетельствует всего лишь о какой-то незначительной инфекции.
   - Но определенно вам пока ничего не известно?
   - Нет, мистер Конрад, не известно. Вы, должно быть, знаете,  что  это
пока  для  всех  нас...  э-э...  как   бы   сказать...   неисследованная
территория. А учитывая конечные результаты предыдущих экспериментов...
   Торнберг шагнул к ней и бесцеремонно перебил:
   - Вам бы следовало знать, что самое важное здесь - время.
   - Да, да, я понимаю.
   - Понимаете? - насмешливо  хмыкнул  Торнберг.  -  Пудрите  мне  мозги
всякими тут медицинскими паллиативами. Наговорили разной чепухи. Доктор,
я уже давно вынашиваю мечту найти такой эликсир, который подействовал бы
на меня так, будто я хлебнул вина из святого Грааля. А чего по сей  день
мы добились? Только такого вина, которое, как в той легенде, дает  жизнь
и тут же отбирает ее. Мертвого  тупика  -  вот  чего!  -  Он  подумал  о
Тиффани, прекрасная  смуглая  загорелая  кожа  которой  отсвечивала  под
тонким слоем лосьона. - И все же я еще не опустил руки. В моем  возрасте
человеку  нужно  заразиться  какой-нибудь  великолепной  идеей,   -   он
пристально посмотрел на доктора Шепард. - Я хоть и старею, но с ума  еще
не спятил. У вас достаточно мудрости, чтобы всегда помнить об этом.
   - Я помню, сэр. - Глубоко вздохнув, она снова  повернулась  к  экрану
компьютера. -  Мне  хотелось  бы  обратить  ваше  внимание  вот  на  эту
диаграмму.
   Торнберг знал более  или  менее  хорошо,  что  ему  нужно.  Он  лично
распорядился,  чтобы  сотрудники   клиники   приступили   к   разработке
рациональных лекарств. Это означало,  что  вместо  лабораторных  методов
проб и  ошибок  они  должны  создавать  новые  лекарства,  прежде  всего
определить  молекулярную  структуру  болезни  или  непонятного  явления,
которое нужно излечить, а  затем  на  специально  сконструированном  для
этого компьютере воссоздать эту структуру, причем  полностью,  со  всеми
особенностями и характерными чертами. Такой подход  позволяет  построить
на экране  специфический  ингибитор,  предназначенный  для  исследований
изучаемых молекул и позволяющий проводить такие исследования без вредных
последствий.
   В данном случае  научные  сотрудники  клиники  бились  над  созданием
вещества,  которое  оказывало  бы  на   человеческий   организм   особое
воздействие. Отчасти они уже достигли кое-чего, разработав искусственный
инсулиновый  заменитель  "фактор-!".  Поскольку  молекулярное   строение
вещества  невозможно  разглядеть  даже  в   самый   мощный   электронный
микроскоп, исследователи клиники разработали метод выращивания  гормонов
в   кристаллизованной   форме.   Бомбардируя    их    концентрированными
рентгеновскими лучами,  они  смогли  получить  преломленную  увеличенную
модель молекулярной структуры и заложили ее в программу компьютера.
   Результат их просто  ошеломил.  Оказалось,  что  в  гормонах  имеются
"пустые места", расположенные на определенных расстояниях друг от друга,
где, как убеждены ученые,  ранее  находились  другие,  пока  неизвестные
элементы. Иначе говоря, они полагают, что инсулиноподобный искусственный
фермент "фактор-1", взятый у отдельных людей, неполноценен. По истечении
времени гормоны каким-то образом видоизменяются, как  изменяется  и  сам
человек. Теперь перед исследователями стоит  задача  найти  выпавшее  из
структуры звено.
   - Вот так  выглядит  фермент,  который,  как  мы  полагаем,  обладает
наибольшей потенцией. Именно его вводили вашей супруге.
   Пальцы доктора Шепард  быстро  пробежали  по  кнопкам  клавиатуры,  и
Торнберг увидел на экране желтоватую ромбовидную фигуру, которая  должна
входить  в  "пустое  место"  в  фиолетовой,  красной  и  зеленой  сетке,
показывающей структуру искусственного гормона "фактор-1".
   - Видите, как ромб прекрасно подходит сюда, - пояснила доктор Шепард.
- Ферменты входят в гормоны, как намагниченные. - Она встала. - И они  в
определенной мере срабатывают. Мы уверены, что они действуют, и вы  тоже
знаете, потому что видели собственными глазами  разительные  перемены  у
вашей жены. - Она сунула руки в карманы своего халата и вздохнула.  -  К
сожалению, мы полагаем, что вернулись  к  той  же  самой  проблеме,  над
которой бились, когда получили первые ферменты, породившие у нас столько
надежд. Этот медикамент, как и все другие,  недолговечен.  То  есть  его
эффективность быстро, устойчивыми темпами снижается. А  поскольку  такое
явление неуклонно  происходит,  то,  как  мы  считаем,  могут  неизбежно
возникнуть отрицательные побочные эффекты.
   - Увеличивается число белых кровяных телец?
   Доктор Шепард прямо посмотрела ему в глаза.
   - Мы должны проверять Тиффани каждый день,  поэтому  считаю,  что  ей
лучше всего лечь в клинику сейчас же.
   Торнберг смотрел, как медленно  гаснет  экран  наисовременнейшего  и,
стало быть, наилучшего компьютера - совсем как живое существо.
   "Вода, вода, повсюду вода, - подумал он, - и нельзя принять ни  капли
спиртного".
   - Черт бы побрал эту проклятую старость! - пробормотал  он,  а  затем
отвернулся, чтобы докторша не  заметила,  как  у  него  в  уголках  глаз
наворачиваются  слезы.  "Проклятое  время,  -  подумалось  ему.  -  Будь
проклято все!"
   Повернувшись снова к доктору Шепард, он спросил:
   - А что, ваши врачи разве  не  знают,  как  и  что  говорить  в  свое
оправдание?
   - Знают, но лишь когда  речь  идет  о  смертельном  исходе,  -  стала
объяснять доктор Шепард. - На беспредельном же сером пространстве  между
жизнью и смертью у нас есть лишь испытанные пути успокоения, которыми мы
с успехом и следуем.
   - Все равно как плавание под парусом в сплошном тумане, не так ли?
   - Отчасти так, - согласилась она. - Но если  вы  повторите,  я  стану
категорически отрицать, что соглашалась с вами. Не секрет,  что  меня  и
так с треском вышибли из Американской медицинской ассоциации из-за  моих
еретических высказываний. - Она кротко улыбнулась. - Мы делаем все,  что
в наших силах, мистер Конрад. Я имею в виду, что за нос никого водить не
собираемся.
   - Ну-ну, я и сам хорошо это знаю, - в нетерпении парировал  Торнберг.
Она определенно  нравилась  ему:  такая  элегантная  и  в  то  же  время
прямолинейная. - А теперь я хотел бы вернуться к Тиффани.
   - Сейчас вернемся. Только сначала просветим вас рентгеном  и  возьмем
кровь на анализы.
   Торнберг покорно кивнул головой в знак согласия.
   - Вам, конечно, известно, - начала докторша, сжимая его руку,  -  что
мы снова получили мускульный модуль здорового сорокапятилетнего мужчины.
   - И без всяких побочных эффектов?
   - Ничуть не опаснее доброкачественных полипов, которые мы извлекли из
вашей прямой кишки, - успокоила  она.  -  Разумеется,  мы  используем  и
другие  производные  сыворотки,  которые  применяет  ваша  супруга.  Но,
думается, побочные явления происходят из-за отличий в вашей и ее крови.
   -  Вы  имеете  в  виду,  что  у  нее  группа  А,  а  у  меня   группа
0-положительная?
   - Нет, не то. В вашей  крови  имеется  какое-то  количество  мутаций,
которые  я   приписала   бы   влиянию   вашего   отдаленного   японского
происхождения.
   - Доктор, в жилах моей прабабушки - я говорю это  с  известной  долей
осторожности, - должно  быть,  текла  японская  кровь.  Не  надо  делать
скоропалительных выводов и, что еще важнее, даже  не  помышляйте  писать
что-либо об этом. Я не хотел бы предавать это гласности.  Даже  у  детей
моих нет никаких соображений на этот счет.
   Доктор Шепард согласно кивнула.
   - Я вас очень хорошо понимаю, мистер Конрад.
   Чуть позднее, глядя на свою жену, лежащую неприкрытой и  покорной  на
белом столе для  исследований,  он  подумал,  что  она  совершенна,  как
прекрасное произведение искусства или как несбыточная мечта.  Он  совсем
забыл о том, насколько она на самом деле  стара,  и  благодарил  господа
Бога за то, что  он  не  наделил  его  ужасной  способностью  вспоминать
прошлое.

***

   - А может, вы предпочтете мальчика? - спросила молодая японка.
   Шото Вакарэ в ответ лишь улыбнулся и слегка сжал ее  милое  личико  в
своих ладонях.
   - Я могу загримировать тебя под мальчика,  и  ты  станешь  еще  более
прелестной, еще более совершенной, чем любой из тех  мальчиков,  которых
ты могла бы поставить мне. - Он поцеловал ее сначала в один висок, потом
в другой, да с такой нежностью, что у нее учащенно забилось сердечко.  -
А еще у твоего мальчика нет твоих мозгов.
   В полутемной комнате пахло, как обычно, - пивом и  сигаретным  дымом.
Вакарэ ходил в этот "акачочин" - ночной  бар  -  уже  много  лет.  Домик
совсем врос в землю среди "шитамачи" - старых домов Токио,  которые,  не
будь они столь многочисленны, в других местах  назвали  бы  нижней,  или
деловой, частью города. Здесь же это название  означало  совсем  другое:
дно города.
   Определенного названия бар не имел. Не менее тысячи из десятка  тысяч
подобных баров, разбросанных по всей столице,  занимались  полулегальной
торговлей женским телом.
   По японским традициям, мужчина нуждается в том, чтобы освободиться от
"животного" стресса, являющегося результатом предписаний, обычаев, чести
и  долга.  В  таких  ночных  увеселительных  заведениях  можно  получить
разрядку: напиться допьяна, порыдать навзрыд, посмеяться во  все  горло,
позаниматься сексом в любой форме  и  проделывать  все  это,  ничуть  не
опасаясь потерять свое лицо или  подмочить  репутацию,  а  поутру  опять
появиться в обществе во всеоружии, быть сдержанным  и  благовоспитанным,
готовым выполнять свои обязанности.
   Молодая японка, которую звали Мита (это имя ей дали, когда она  стала
гейшей), ласково обнимала Вакарэ. Она нежно и умело поглаживала его лоб.
Если нежность девушки и была искусным притворством - этот вопрос все еще
серьезно и глубоко обсуждается в среде наиболее заумных ученых, - то все
равно ее невозможно отличить от настоящей. Мита  обладала  способностью,
известной  среди  японцев  под  названием  "ямашиса",  то  есть   умение
проявлять материнскую ласку, в которой нуждаются большинство мужчин. Это
женское качество ценится в Японии особенно высоко.
   Разумеется, между Вакарэ и Митой вспыхнула любовь. Однако они не были
любовниками в обычном понимании этого слова. В конце концов, он  мог  бы
пойти и в любое другое заведение  и  побыть  там  с  женщиной.  Но  Мита
гораздо лучше, чем другие, могла утешить его и отвлечь от размышлений.
   Вакарэ только вздыхал, расслабляясь в ее объятиях. Он уже выпил шесть
графинов сакэ - даже по его меркам это чудовищная доза, - но ему все еще
было мало, чтобы освободиться от давления окружающего мира.
   - Почему так получается, - в раздумье произнес он, - что в  мире  нет
правды? Я хочу знать, не сошли ли мы все с ума. Если все  это  так,  то,
может, я и впрямь пойму,  почему  Мишима  совершил  харакири.  Он  видел
приближение этого дня и не хотел столкнуться с позором.
   - Мишима не мог позволить вернуться прошлым дням,  -  заметила  Мита,
разглаживая его брови медленными ритмическими движениями.
   Она обычно прибегала к подобным философским перепевам.
   - Ты ошибаешься, - не согласился Вакарэ. - Мишима хорошо понимал, что
прошлые дни ушли безвозвратно.  Но  он  не  мог  смириться  с  тем,  что
возрождение, которого он так  добивался,  оказалось  не  чем  иным,  как
пустым призрачным видением.
   - Вы имеете в виду, что это неверный поступок? - спросила она.
   - Нет, нет, ни в коем случае, - запротестовал Вакарэ, облизывая губы,
как бы желая выпить еще шесть графинов сакэ. - Я говорю  об  этом  не  в
личном плане. Мне предложили предать друга - моего настоящего друга. И я
обязан сделать это из чувства долга. Я обязан выполнить свой долг  перед
человеком, который попросил меня оказать ему эту услугу.
   - Жизнь кажется не имеющей смысла лишь тогда,  когда  она  становится
невыносимо трудной, - заметила Мита.
   Вакарэ бросил на нее быстрый взгляд.
   - Интересно, а искренне ли ты веришь в это.
   - Да, это же моя жизнь. Я должна верить в это или же у меня не  будет
никакой веры.
   Вакарэ проворчал что-что и перевернулся на спину в ее  объятиях.  Она
опять принялась поглаживать его, и глаза у него прикрылись.
   - Если бы я только мог работать вместе с братом моего друга, а  не  с
ним самим, - размышлял он вслух, - тогда бы  никаких  проблем  не  было.
Хирото -  он  же  настоящий  ублюдок,  жадный,  продажный,  завистливый.
Особенно он завидует успехам Юджи. - Он тяжело вздохнул. - Но  с  другой
стороны, у Хирото нет чувства чести, поэтому  подкупить  его  ничего  не
стоит.
   - Скажите мне, честно ли будет предать вашего друга Юджи? -  спросила
Мита.
   Вакарэ ничего не ответил, но для  Миты,  прекрасно  знающей  его,  не
осталась незамеченной легкая усмешка, промелькнувшая на его лице. Позже,
когда он истощил все свои силы,  а  Мита  заботливо  вымыла  его  и  он,
спотыкаясь и замирая от блаженства и  алкоголя,  отправился  домой,  она
вернулась в свою комнату.
   - Слышали ли  вы  или  видели  что-нибудь  нужное  вам?  -  участливо
спросила она ожидавшую там японку. Та была удивительно красива  и  такая
молоденькая, что Мита, которая,  несомненно,  была  гораздо  моложе  ее,
казалось, годилась ей в матери.
   - Много чего слышала, - ответила Ивэн и передала ей конверт,  набитый
иенами. - Но мне кажется, что наиболее красноречиво говорила  улыбка  на
лице твоего клиента.

***

   Хэм сидел в ресторане на улице Коламбиа-роуд в районе  Адаме  Морган.
Он тоскливо смотрел на столики, стоящие по  сторонам  бокового  прохода.
Летом туда доходила тень и  можно  было  спрятаться  от  лучей  палящего
солнца   под   ярко   раскрашенными   зонтами,   создающими    атмосферу
неопределенности  и  беспечности,  похожую   на   атмосферу   знаменитых
парижских уличных кафе.
   Хэм не спеша пил  кофе.  Время  приближалось  к  ленчу,  и  помещение
мало-помалу  стало  заполняться   модно   одетыми   женщинами,   ищущими
отдохновения от утомительных прочесывании магазинов.
   Он следил глазами за Марион Старр  Сент-Джеймс.  На  ней  была  узкая
мини-юбка насыщенного золотистого цвета с широким черным поясом и желтая
шелковая блузка. Обута она была в  черные  туфли  на  высоких  каблуках.
Марион шла по ресторану, небрежно перекинув пальто через  плечо,  а  все
оборачивались и глазели на нее - мужчины оценивающим взглядом, женщины -
завистливым. Хэм почувствовал прилив дикого тщеславия,  оттого  что  она
пришла на встречу с ним.
   Не успела Марион сесть, как  он  заметил  женщину,  ищущую  свободное
место в другом конце кафе. Это была симпатичная блондинка, стройная и со
вкусом одетая. Она  напряженно,  будто  мангуста  за  движениями  кобры,
следила за тем, как Марион усаживается в кресло напротив Хэма. "Кто  она
такая, черт бы ее побрал?" - подумал он.
   Но тут он почувствовал запах духов Марион, увидел ее  улыбку,  и  она
полностью завладела его вниманием.
   -  Ты  пришла  вовремя,  -  заметил   он.   -   Мне   нравится   твоя
пунктуальность.
   Она недовольно скривила рот.
   - Ты ушел от меня слишком рано. Я просто рвала и метала.
   - В самом деле?
   - В самом деле. Мне нравится, как  вы,  американцы,  произносите  эти
слова, - сказала она, посмотрев на него своим особенным нежным взглядом.
- Ты ушел, а я крепко обняла твою подушку и воображала, что это ты.
   Когда она вела себя подобным образом, у него, что называется,  слюнки
текли.
   - а о чем ты думала в тот момент?
   Марион взглянула на официанта  и  заказала  себе  вино.  Потом  опять
обратила свой взор на Хэма.
   - Я вспоминала о том, как  ты  проделываешь  со  мной  все  эти  свои
штучки, о которых,  кстати,  у  меня  не  хватило  духу  попросить  тебя
минувшей ночью.
   Он рассмеялся и сказал:
   - Ты мне совсем не кажешься  женщиной,  у  которой  не  хватает  духу
попросить о чем-нибудь.
   - Это все наносное, - призналась она. - Все мы, женщины, надеваем  на
себя маску, потому что так нам, как и актерам под  пристальным  взглядом
зрителей, легче передвигаться по сцене жизни. Кстати, окружающие  далеко
не всегда могут разобрать, кто мы такие  и  что  представляем  собой  на
самом деле.
   - Звучит как-то призрачно, неопределенно,  -  заметил  Хэм,  -  будто
говорит сама Мата Хари.
   - Все мы по-своему шпионы, не так ли, Хэм? Ничто так не нравится нам,
как прятаться под маской, отыскивая друг  у  друга  слабости  и  пытаясь
найти путь к другим маскам. Нет, нет, не отрицай этого! - Она  приложила
палец к его губам. - Ты ведь не такой человек, который  привык  говорить
только правду, не так ли? - Она улыбнулась. -  Интересно,  а  каким  был
маленький  Хэмптон  Конрад?  Может,   мне   поинтересоваться   у   твоих
родителей?
   - Ты что, собираешься писать на меня некролог? Мать у меня умерла,  а
отец, поверь мне, - из него слова не вытянуть.
   Официант принес вермут "Кампари" и бутылочку содовой,  Марион  отпила
глоток искрящегося красного вина.
   - Боже, что это с тобой? - промолвила она, отодвинув стакан с  вином.
- Может, нам перенести этот ленч на другой  день,  когда  у  тебя  будет
настроение получше?
   Хэм вложил стакан обратно ей в руку.
   - Никуда не уходи. Порой моя работа  приносит  мне  немалую  головную
боль.
   - Хочешь сказать, что ты такой же, как и все?
   Хэм заметил, как каменеет ее  лицо,  когда  она  сердится.  Он  почти
ощущал, как ее пробирает дрожь.
   - Я не посвящал тебя в свои служебные дела.
   - Да, - подтвердила Марион. - Никогда и ни  во  что.  И  не  посвящай
впредь.
   - О'кей, ты права. По характеру я очень скрытный и не  терплю,  когда
кто-то начинает совать свой нос куда не надо.
   - Хэм, я только  хотела...  -  Она  опустила  глаза,  а  когда  опять
взглянула на него, то увидела, что  выражение  его  лица  смягчилось.  -
Признаюсь, когда я осталась одна, я так испугалась.
   - Чего испугалась?
   - Что ты разглядишь меня под маской и тебе не понравятся моя истинная
натура.
   - Не будь дурой. Мне очень понравилось все,  что  я  увидел  минувшей
ночью и прочувствовал.
   - Ну что же, что было, то прошло, - примирительно сказала Марион. - Я
хочу сказать, что мой отец во многом был необычным человеком,  настоящим
патриотом, в самом деле настоящим, и, позволь мне прямо сказать,  таких,
как он, теперь осталось немного. Но, по правде говоря, для меня  он  был
куском дерьма. И не только для меня, но и для моей матери. Он  приползал
домой, когда не был в бегах, надравшись, как скотина. Надирался он  этим
ирландским виски так, что от него несло перегаром за целую милю.  Каждый
раз он пытался улечься рядом с матерью, но, конечно же, впустую. Он  бил
ее нещадно, потому что, как я догадываюсь, хотел этим доказать  ей,  что
он настоящий мужчина. И еще его просто распирало от злости. Он ненавидел
всех - богатых, протестантов и, само собой разумеется, англичан.  -  Тут
она взглянула  на  свои  руки,  покоящиеся  на  крышке  стола,  а  затем
продолжала:
   - Немало воды утекло, прежде чем я, научилась  гордо  держать  голову
перед мужчинами. Многих я отпугнула своими крутыми манерами  и  твердыми
убеждениями. - Она пожала плечами. - Но все же порой  мне  кажется,  что
мне надо научиться как-то приспосабливаться.
   - Ничего тебе не надо, - запротестовал Хэм. - Все, что надо, бери  от
меня.
   Марион лишь  улыбнулась  и  отпила  еще  глоток  вермута  с  содовой.
Молчание затянулось. Наконец