Саймон Грин.
   Восход Голубой Луны

     Simon R. Green "Blue Moon Rising", 476 pp.
     © Copyright Simon R. Green, 1991.
     © Copyright перевод, Гужов Е. (gu@samuni.silk.org), 1998.

Об авторе
     Саймон Р. Грин родился в 1955 году в Брэдфорд-на-Эйвоне, где и живет до
сих   пор.  Он   получил  степень  магистра  по   современной  английской  и
американской литературе в Лейсесторском университете.  "Восход Голубой Луны"
- его второй роман.

                        Матери и отцу,
                        которые были всегда,
                        когда я в них нуждался.

   Аннотация

     В  те  дни  жили герои и злодеи,  и тьма окутывала Землю. Были драконы,
чтобы  с  ними  сражаться; плененные принцессы, чтобы их спасать;  рыцари  в
сияющих доспехах совершали великие деяния.
     Много сказаний осталось о тех временах, сказаний о стойкости, храбрости
и отчаянном безрассудстве.
     -------------------------------------------------------
Глава первая. Бег по Радуге
     Принц Руперт ехал по Чащобе на единороге,  уныло глядя сквозь моросящий
дождь и нехотя разыскивая блоху,  прячущуюся  где-то на  груди под панцирем.
Несмотря на  холод, он сильно потел под тяжестью доспехов, и дух его пал так
низко,  что  почти скрылся  из виду.  "Иди и убей дракона, мой сын",  сказал
король Джон, и все  придворные зааплодировали. Они могли себе это позволить.
Им не надо было идти и  лицезреть дракона. Или ехать по Чащобе в неподъемных
доспехах и под дождем. Руперт бросил ловить  блоху  и неловко вытер стальной
шлем, но напрасно; вода продолжала капать на шею.
     Высокие, тесно стоящие деревья возвышались по обе  стороны узкой тропы,
сливаясь в зеленом мраке, отражавшем его настроение. Толстые, мясистые лианы
опутывали стволы и длинными переплетенными лентами свисали  со всех  ветвей.
Тяжелая,  угрюмая  тишина  висела  над  Чащобой.  Звери  не бегали  в густом
подлеске,  и  птицы не пели.  Единственными  звуками были постоянная  капель
дождя  с нижних  ветвей пропитанных  водой деревьев  и глухая  поступь копыт
единорога.  Вязкая глина  и  опавшая листва  делали извилистую древнюю тропу
более  обычного  предательской,  и  единорог  шел  все  медленнее,  скользя,
пошатываясь и унося принца Руперта все глубже в Чащобу.
     Руперт сердито взглянул  на него  и глубоко вздохнул. Всю свою жизнь он
испытывал  трепет  перед  славными деяниями  предков, о  которых  долгими  и
темными  зимними  вечерами  торжественными  голосами  пели   менестрели.  Он
вспомнил, как ребенком сидел с широко распахнутыми глазами и открытым ртом у
огня в Большом Зале, с восхитительным ужасом вслушиваясь в сказания об ограх
и гарпиях, магических мечах  и кольцах власти. Погружаясь  в  легенды  своей
семьи, Руперт еще ребенком поклялся, что когда-нибудь он тоже станет героем,
как его  прадед  Себастьян, променявший  три  года жизни на  три  желания  и
освободивший принцессу Элен из Башни-без-Дверей. Или,  как дед Эдвард, кто в
одиночку  схватился с  ужасной Ночной  Ведьмой,  которая  поддерживала  свою
замечательную красоту купаниями в крови юных девушек.
     Теперь, наконец, у него есть шанс стать героем и одновременно завтраком
для  собак.  Главным образом Руперт винил в  этом менестрелей.  Они были так
заняты воспеванием  героев,  побеждавших дюжины  врагов одним  взмахом меча,
потому что сердца героев  были  чисты, что времени  никогда  не хватало  для
более важных  тем; например, как предохранить доспехи от дождя,  или  о том,
что  надо избегать  незнакомых  фруктов, которые  заставляют  слишком  часто
бегать за кусток, или о том, где лучше  всего копать отхожие места. В  бытии
героя была прорва такого, о  чем менестрели никогда не упоминали. Руперт уже
дошел до  самого  поганого  настроения, а тут  еще  единорог под  ним  пошел
нетвердо.
     "Ровнее!", рявкнул принц.
     Единорог  надменно фыркнул. "Тебе  там наверху  хорошо,  спокойно;  а я
делаю  за тебя всю работу. Твои доспехи весят целую  тонну.  Моя спина  меня
убивает."
     "Я тоже  в  седле  уже  три недели",  без  всякого  сочувствия возразил
Руперт. "И меня беспокоит не спина."
     Единорог  хихикнул и  вдруг мертво встал, чуть не выбросив  Руперта  из
седла.  Чтобы сохранить  равновесие, Руперт  схватился за его длинный  витой
рог.
     "Почему встали? Тропа слишком глинистая? Боишься запачкать копыта?"
     "Хочешь посмеяться, тогда сойди и прогуляйся", огрызнулся единорог. "На
тот случай, если ты не заметил -- тропу загораживает паутина."
     Руперт тяжело вздохнул: "Хочешь, чтобы я проверил?"
     "Пожалуйста."  Единорог переступил с  ноги  на ногу,  вызвав  у  принца
легкий приступ морской болезни. "Ты же знаешь, как я отношусь к паукам..."
     Руперт  смиренно  чертыхнулся  и  неуклюже спустился  с  седла,  причем
доспехи громко протестовали при каждом  его движении. На добрых три дюйма он
утонул в глине и долго неустойчиво раскачивался, пока не обрел равновесия. С
трудом открыв забрало, он обеспокоено рассмотрел гигантскую паутину. Толстые
молочно-белые  пряди перегораживали  узкую  тропу,  липкие нити были  усеяны
поблескивающими брильянтами захваченных  дождевых капель. Руперт нахмурился:
какой же  паук  прядет  паутину почти в  десять футов  высоты? Он  осторожно
потащился вперед, вынул меч и ткнул одну из прядей. Лезвие намертво прилипло
и вырвать меч удалось лишь двумя руками.
     "Хорошее начало", - сказал единорог.
     Руперт  игнорировал ехидное животное  и задумчиво рассматривал паутину.
Чем больше он вглядывался, тем меньше она походила на паутину паука. Рисунок
не  тот.  Пряди  висели   узловатыми  косами,   ниспадая  с  высоких  ветвей
развевающимися  лентами,  а  с  ветвей  пониже  свисали  толстыми  связками,
тонувшими  в глине тропы.  И вдруг Руперт почуял,  как медленно зашевелились
волосы у  него на затылке,  и  понял,  что  хотя паутина постоянно трепещет,
ветер совсем не дует.
     "Руперт", - тихо произнес единорог.
     "За нами следят, верно?"
     "Верно."
     Руперт  нахмурился  и изготовил меч. Что-то преследовало их с  тех пор,
как на рассвете они углубились в Чащобу, что-то, что пряталось  в  тени и не
отваживалось  показываться  на свету. Руперт осторожно переместил свой  вес,
чтобы лучше чувствовать тропу  под ногами. Если дойдет до боя,  густая глина
превратится в проблему. Он снял  шлем и положил его на  обочину тропы; узкие
смотровые  щели слишком сильно  ограничивали поле  зрения.  Выпрямляясь,  он
незаметно  огляделся и замер,  увидев гибкий бесформенный силуэт, движущейся
среди деревьев.  Высокий, словно человек, он двигался не так  как человек, и
прежде  чем  тварь  снова исчезла в скрадывающих  тенях, свет блеснул на  ее
когтях и клыках.  Дождь постукивал Руперта по голове и беззаботно  стекал по
лицу в то время, как холодный ужас медленно охватывал его.
     За Чащобой лежала тьма. Сколько помнили люди, всегда существовала часть
Леса, где стояла вечная ночь. Солнце там не светило, и кто бы ни жил там, он
никогда  не  видел  света  дня.  Картографы  называли  это  место  Мраком  и
предупреждали на картах: "Здесь Водятся Демоны". Несчетные  века страну Леса
и  страну Мрака разделяла Чащоба, пугающе  опасная  путаница болот, колючего
шиповника  и  внезапной  смерти,  откуда  лишь  немногие выбирались  живыми.
Безмолвные хищники бродили по тропам,  заросшим травой и лианами, поджидая в
засадах неосторожных. А в последние несколько месяцев странные, бесформенные
создания начали бродить по стране Леса, не отваживаясь встретиться со светом
дня.  Временами, когда  солнце  уже  давно  закатилось,  одинокий  хуторянин
слышал, как кто-то скребется в его надежно запертые двери, а утром  во дворе
обнаруживал глубокие борозды, а в своем амбаре находил изувеченную скотину.
     Чащоба больше не служила барьером.
     Здесь Водятся Демоны.
     Руперт переборол страх и крепче сжал меч. Тяжесть стали успокоила его и
он помахал перед  собой сияющим лезвием.  Он  глянул  вверх  на темные тучи,
спрятавшие солнце: одна приличная вспышка солнечного сияния заставила бы эту
тварь поспешно искать свое логово, но, как обычно, Руперту не везло.
     Это всего лишь демон, яростно думал он. Я в полных доспехах и знаю, как
пользоваться мечом. У демона нет ни единого шанса.
     "Единорог",  спокойно  сказал  он, пристально  вглядываясь  в тени, где
последний раз видел демона, - "ты  бы лучше нашел дерево и спрятался за ним.
И держись подальше от схватки: я не хочу, чтобы тебя ранило."
     "Я уже далеко от тебя", - ответил приглушенный  голос. Руперт огляделся
и обнаружил единорога на порядочном расстоянии прячущимся за толстым стволом
дерева.
     "Премного благодарен", - сказал  Руперт. "А  если мне понадобится  твоя
помощь?"
     "Тогда у тебя возникнет проблема",  - твердо сказал единорог, - "потому
что я не пошевелюсь. Я узнаю демонов по запаху. Они едят единорогов."
     "Они едят все", - сказал Руперт.
     "Это точно", - ответил единорог и нырнул за дерево с глаз долой.
     Не в первый раз Руперт  поклялся разыскать человека, который всучил ему
этого единорога, и лично сотворить мошеннику что-нибудь особенно неприятное.
     Слева  послышался  слабый  звук шаркающий  шагов и Руперт только  начал
поворачиваться,  когда  демон  врезался   в  него  сзади.   Тяжелые  доспехи
перевесили и он упал лицом в липкую глину.  Удар вышиб из  него дыхание, меч
выпал из вытянутой руки. Он мельком увидел, как нечто темное  и бесформенное
нависло  над ним, а потом ужасная тяжесть навалилась на его спину. Когтистая
лапа вцепилась в затылок и  силой повернула  лицо вниз. Глина  забила глаза.
Руперт отчаянно  бил  руками и пытался ногами нащупать  что-нибудь  твердое,
однако подкованные сапоги только беспомощно скользили в густой грязи. Легкие
рвались от недостатка воздуха, жидкая глина наполнила его зияющий рот.
     Паника охватила  его, он бесполезно  брыкался  и  бился. Голова безумно
кружилась,  в ушах стоял дикий рев, кончалось дыхание. Одна рука  вклинилась
под  грудную пластину,  и с внезапным вдохновением  он воспользовался рукой,
как рычагом,  чтобы перевернуться на спину и  придавить извивающегося демона
тяжестью своих доспехов.
     Он лежал так несколько долгих  и ценных  мигов, вытягиваясь  в  больших
судорожных вдохах и выковыривая грязь из глазниц. Он завопил, чтобы единорог
помог  ему,  он  ответа не  получил. Демон  яростно  замолотил  по  доспехам
неуклюжими   кулаками,  потом   когтистая  лапа  зазмеилась  вверх,  пытаясь
разодрать лицо  Руперту. Он завизжал от боли, когда когти разорвали скулу, и
отчаянно  пытался  дотянуться  до меча.  Демон  воспользовался преимуществом
своего движения  и вывернулся  из-под него. Руперт живо перекатился на  бок,
схватил  меч,  и шатко  поднялся  на  ноги в  липучей зыбкой  грязи. Тяжесть
доспехов превращала любое движение  в подвиг, густая кровь стекала по лицу и
шее, он покачиваясь стоял перед пригнувшимся демоном.
     Многим  демон был похож на  искривленного и  обезображенного  человека,
однако взгляд его голодных глаз без зрачков выдавал присутствие зла.  Демоны
убивают,  чтобы  жить,  и живут,  чтобы  убивать:  это тьма, вырвавшаяся  на
свободу. Руперт покрепче  сжал меч и принудил себя сосредоточиться на демоне
просто как на противнике. Демон силен, быстр  и  смертельно опасен,  но и он
таков же, если  ему удастся сохранить свое самообладание. Ему надо выбраться
из глины и опереться  на твердую землю; предательская трясина давала  демону
слишком большое преимущество. Он осторожно шагнул вперед и демон нетерпеливо
согнул  свои  когти,  широко  улыбаясь и открывая ряды  острых,  зазубренных
зубов. Руперт помахал перед  собой мечем и демон немного  отступил, опасаясь
холодной стали. В поисках твердой почвы Руперт бросил взгляд позади создания
цвета  ночного  мрака  и  чуть улыбнулся  тому,  что увидел. В первый раз он
почувствовал, что в бою у него есть шанс.
     Он схватил меч обоими руками, сделал  глубокий вздох, а потом  атаковал
полным  выпадом  пригнувшегося  демона,  сознавая,  что если  упадет, то  он
мертвец. Демон резко отпрянул,  оставшись чуть впереди ищущего меча Руперта.
Руперт с  трудом продвигался, пытаясь устоять на заплетающихся  ногах. Демон
ухмыльнулся и  снова  отпрыгнул, попав прямо  в  массивную паутину,  которая
загораживала   тропу.  Руперт,  запнувшись,  остановился   занося  меч   для
убийственного удара,  и застыл в  ужасе,  когда  толстые молочно-белые пряди
паутины  медленно свернулись вокруг демона.  Демон яростно забился в прядях,
потом  тихо  завыл  в  агонии,  когда паутина  засочилась прозрачной  вязкой
кислотой,  от которой  шел  дымок там,  где  она  капала на землю. Руперт  с
болезненным восхищением следил, как слабо сопротивляющийся демон исчезает  в
гигантском  пульсирующем  коконе,  который  покрыл  его  с  головы  до  ног.
Последние содрогания  быстро замерли  и  паутина  начала  переваривать  свою
добычу.
     Руперт  устало опустил меч и  оперся на него, давая отдых ноющей спине.
Кровь затекла ему в рот и он сплюнул. Каково быть героем? Он кисло улыбнулся
и  осмотрел себя. Его великолепные полированные доспехи  заляпаны засыхающей
глиной и гравированы  глубокими следами царапин от когтей демона. У него все
болит, голова  пульсирует  от  боли.  Он  поднял  дрожащую  руку  к  лицу  и
вздрогнул, увидав свежую кровь на кольчужной перчатке. Он никогда  не  любил
вида крови,  особенно своей. Он  сунул  меч в ножны и тяжело  сел на обочину
тропы, не обращая внимания на хлюпающую грязь.
     Вообще говоря, он думает, что  действовал не совсем уж плохо. Не так уж
много людей сталкивалось с демоном  и выживало,  чтобы потом  рассказать  об
этом. Руперт взглянул на теперь уже неподвижный кокон и поморщился. Не самый
героический способ  победить и конечно  не  самый  спортивный, однако  демон
мертв, а он жив -- именно этого он и добивался.
     Он снял  перчатку  и осторожно проверил пальцами изувеченное лицо. Раны
широки и глубоки, идут  от  уголка  глаза  вниз до  рта.  Надо  бы их  чисто
промыть, смутно подумал он. Не хочу заражения. Он потряс головой и огляделся
вокруг. Во время схватки дождь прекратился, однако солнце уже скользило вниз
по небу к закату, и  тени становились темнее. Ночи наступают  быстрее,  хотя
еще  совсем  лето.  Капли  равномерно  падали  с  нависающих  ветвей,  сырой
мускусный  запах  тяжело  висел  в  застывшем воздухе.  Руперт  взглянул  на
паутинный  кокон  и  вдруг содрогнулся, вспомнив как  близко  он  подошел  к
паутине,  пытаясь  прорубить дорогу.  Хищники выступают во многих  обличьях,
особенно в Чащобе.
     Он смиренно вздохнул. Устал он, или нет, время продолжать путь.
     "Единорог! Где ты!"
     "Здесь", ответил вежливый голос из самой глубокой тени.
     "Ты  сам выйдешь,  или  мне  отправиться  за  тобой?",  прорычал принц.
Наступила небольшая пауза, потом единорог застенчиво вышел на  тропу. Руперт
уставился на животное, которое старательно отводило взгляд.
     "И где же ты был, когда я рисковал своей шеей, воюя с демоном?"
     "Прятался", ответил единорог. "Это казалось самым логичным."
     "Почему ты не помог?"
     "Ну", рассудительно  начал единорог, "если ты  не  смог бы управиться с
демоном  в полных доспехах и с мечом, я  не  понимаю, какую  помощь  смог бы
оказать тебе я."
     Руперт  вздохнул.  Когда-нибудь ему  следует  научиться  не  спорить  с
единорогом.
     "Как я выгляжу?"
     "Ужасно."
     "Премного благодарен."
     "У тебя наверное останутся шрамы", с энтузиазмом сказал единорог.
     "Великолепно. Это все, что мне нужно."
     "Я думал, что на лицах героев должны быть шрамы."
     "Кто так думает,  должен проверит  свою голову.  Чертовы  менестрели...
Помоги мне подняться, единорог."
     Единорог  быстро  подошел  и  стал  рядом.  Руперт  дотянулся,   крепко
ухватился  за стремя и медленно  выволок себя  из глины. Единорог  терпеливо
стоял, когда Руперт устало прислонился к его боку, дожидаясь пока  до костей
пронзающая боль не затихнет достаточно надолго, чтобы попытаться забраться в
седло.
     Единорог  беспокойно   рассматривал  его.  Принц  Руперт  был  высоким,
красивым  мужчиной лет  двадцати  пяти,  однако  кровь,  боль  и изнеможение
прибавляли его лицу еще  лет двадцать. Его кожа посерела  и была в  бусинках
пота,  глаза  воспалились.  Он, очевидно,  не был в  состоянии ехать верхом,
однако единорог знал, что гордость вынудит его попытаться.
     "Руперт...", сказал единорог.
     "Да?"
     "Почему бы тебе просто... не  повести меня пока? Ты  ведь  видишь,  как
шатко мне в этой глине."
     "Ага", сказал Руперт. "Это хорошая мысль. Я так и сделаю."
     Он  протянул  руку  и  взялся  за  повод,  голова  его устало  поникла.
Медленно, осторожно, единорог повел его мимо  неподвижного  кокона дальше по
тропе, направляясь глубже в Чащобу.
     * * *
     Через два дня  Руперт  снова был в  седле  и быстро подъезжал к границе
между Чащобой и Лесом Мрака. Раны его в основном  зажили благодаря  сумке  с
травами,  которую придворный Астролог принудил его  взять перед отъездом,  и
хотя он не раз хотел бы  посмотреться  в зеркало, шрамы на его лице, похоже,
прекрасно  зарубцевались.  В   общем,  Руперт  чувствовал  себя  чуть  более
радостным или по меньшей мере чуть менее грустным.
     Предполагалось,  что  он  убьет дракона, но по  правде говоря  драконов
никто не видел уже много лет и они  весьма основательно  перешли  в легенду.
Руперт  начинал  понемногу  разочаровываться  в  легендах; казалось, легенды
зациклились на чести и славе, и не обращали внимания  на важные подробности,
вроде того, как  убить кого бы то ни было и при этом не  быть убитым самому.
"Потому, что его сердце чисто" -- лозунг не слишком-то помогает, когда идешь
на  дракона. Могу  поспорить, что мой  дракон  будет изрыгать  пламя, мрачно
подумал  Руперт. Он  как  раз  тщательно обдумывал новую  великолепную идею,
которая  позволила  бы  ему  вернуться почти  с  честью, когда его  внимание
настойчиво привлек  мочевой пузырь.  Руперт вздохнул и  направил единорога в
сторону  от   тропы.  Еще  одна  мелочь,  о  которой  никогда  не  упоминали
менестрели.
     Он быстро слез  с седла и начал проделывать сложную серию расстегиваний
клапанов,  защищающих  его  чресла.  Он  едва  успел  вовремя  и  беззаботно
засвистал, опустошая пузырь  на  ближайший пень.  Если  его диета  вскоре не
улучшится, он  станет единственным героем,  идущим  в  битву  с расстегнутой
ширинкой.
     Мысль показалась бесспорной, и как только он кончил  дело, Руперт начал
снимать доспехи. Он носил проклятую тяжесть  только  потому, что был убежден
--  это традиция  любого рыцаря, отправившегося на поиски. Говеная традиция,
весело подумал Руперт; дух его воспарял все выше, кода побитые доспехи часть
за  частью плюхались в раскисшую глину тропы. После небольшого  раздумья, он
решил оставить  на себе  подкованные сапоги -  может  понадобится хорошенько
пнуть  кого-нибудь. Облеченный под конец только в кожаную куртку, штаны  и в
свой самый  лучший плащ,  Руперт  впервые за  много  недель  чувствовал себя
удобно.  Надо  признать, он  чувствовал себя также значительно  уязвимее, но
учитывая, как ему недавно везло...
     "Ненавижу траву", уныло произнес единорог.
     "Тогда почему ты ее ешь?", спросил Руперт, застегивая пояс для меча.
     "Потому  что я  голоден", сказал  единорог, жуя  с отвращением. "И  еще
потому, что несколько недель назад у нас кончился цивилизованный фураж..."
     "Что плохого в  траве?", мягко поинтересовался Руперт. "Лошади  едят ее
все время."
     "Я не лошадь!"
     "Я и не утверждал этого..."
     "Я  единорог,  чистокровный  единорог,  и  заслуживаю   соответствующей
заботы, внимания и еды. Наподобие овса, ячменя, ..."
     "В Чащобе?"
     "Ненавижу траву", пробормотал единорог. "От нее меня пучит."
     "Попробуй чертополох", предложил Рупер