ажечь свет в знаке Господа и открыть в этом свете проход, требовалась ее рука. Но ей не хотелось, чтобы шараец видел сверкающий знак чужого бога. И без того Джулианне, с трудом приходившей в себя после случившегося - так ей по крайней мере казалось, - было нелегко говорить с шарайцем, она гадала, стоит ли удержать его на месте или же будет лучше, если он уйдет прочь...
     К счастью, ей не пришлось принимать решение. За их спинами раздался звук шагов - намеренно громкий, подумала Джулианна, потому что при желании ее подруга могла передвигаться бесшумнее парящего сокола, - и шараец резко обернулся, мгновенно выхватив из ножен ятаган.
     Джулианна оказалась медлительнее, гораздо медлительнее; Элизанда могла умереть еще прежде, чем поняла бы, что именно проткнуло ее насквозь.
     Однако Элизанда думала и действовала быстро. Она уже успела прикрыть лицо краем тюрбана, уподобившись Джулианне. При первом же движении шарайца она застыла с самым что ни на есть дружелюбным видом, оставаясь при этом вне пределов досягаемости ятагана.
     Не сказав Джулианне ни слова, она заговорила с шарайцем на его наречии.
     Он ответил, Элизанда снова заговорила, и внезапно в позе шарайца появилось почтение, он с уважительным вниманием начал прислушиваться к словам собеседницы.
     Джулианна больше ничего не могла сделать. Она попятилась, наткнулась на камень и опустилась на него. Ноги дрожали после всего пережитого, думать удавалось только об ифрите, о том, какой он был большой и страшный. Как близка она была к смерти. Джулианна зажмурилась, но это не помогло, поэтому она вновь открыла глаза и стала смотреть в жаркое бледно-голубое небо, гадая, когда в этой иссушенной, Богом забытой земле пойдет дождь.
     - Джулианна!
     - Да, Элизанда?
     Девушка заговорила быстро, чтобы шараец ничего не успел понять:
     - Его зовут Джемаль. Он был с отрядом, который напал на Рок, но потом покинул его, не взяв даже свою лошадь. Его друг - или скорее возлюбленный - погиб на стене; возможно, это был именно тот, кого убила я. Я ему этого не сказала. Он согласен довести нас через пустыню до Рабата. Имя моего деда еще чего-то стоит. А откуда взялся ифрит?
     Джулианна заморгала - она еще не успела понять всего, что услышала, а ей уже задавали вопрос. Она узнала эту манеру, но - почти - не поддалась ей, однако увиливать от ответа все же не стала.
     - На стене пещеры был знак Господа. Я прикоснулась к нему, и он засветился ярким светом. В этот свет прошла моя рука. Ифрит схватился за нее и вылез, пока я пыталась освободиться.
     - А, вот оно что. Джемаль хочет подняться в пещеру. Я думаю, нам стоит пойти с ним, понимаешь? Мы теперь в его тени.
     Джулианна прекрасно понимала это; поняла она и то, почему в голосе Элизанды слышалась досада. Видимо, имя ее деда было не всемогуще.
     Она могла бы спросить, что это было за имя, но не стала. Вместо этого она пошла за Элизандой, которая, в свою очередь, следовала за Джемалем. Когда они вступили в пещеру, свет уже не бежал по знаку Господа, а тени больше не клубились в темных углах. Вокруг были пыль и камень, а на полу лежали одеяла и скромные пожитки девушек.
     Элизанда коснулась высеченного в стене знака, но почти сразу же отдернула руку, прежде чем Джулианна успела предостеречь ее.
     - Как оно...
     Джулианна не могла ответить, но Элизанда и не ожидала ответа. Последовала еще одна короткая и невразумительная беседа с шарайцем, которую Элизанда перевела для подруги. Джемаль согласился остаться в пещере до темноты. В окрестностях могли быть шарайцы других племен, и сталкиваться с ними не стоило. Джемаль собирался караулить у входа в пещеру, и Элизанда отправилась с ним.
     Джулианна отошла в сторонку. Пусть они разговаривают, пусть Элизанда удовлетворяет свою любопытство, пусть грозит именем деда и понемногу подбирается к этому яростному юноше. Джулианна же соберет одеяла, сделает себе ложе в дальнем прохладном углу пещеры подальше от этой парочки и от знака, все еще притягивавшего ее взгляд, и постарается не смотреть на него до тех пор, пока глаза ее не закроются, а голова не упадет на грудь.
     - Джулианна...
     - M-м... .
     - Джулианна!
     - Ну что?
     - Всадники.
     Джулианне не хотелось шевелиться. Она просидела неподвижно не так уж долго и рада была бы никогда больше не совершать никаких движений. Однако при словах Элизанды каждый мускул ее тела напрягся, и девушке захотелось вскочить на ноги. Через мгновение она уже сидела на корточках у входа, прячась за спиной Элизанды.
     - Кто это? Искупители или элессинцы? Или шарайцы, или еще кто-нибудь?
     - Я не вижу, они подняли слишком много пыли. Но они скачут с юга.
     Джулианне не надо было объяснять, что это значило. На юге была дорога, а значит, этих людей послали, чтобы схватить беглянок и привезти обратно в лагерь. Делать что-либо было уже поздно - разве что замереть и молиться, чтобы отряд прошел мимо, не заметив грязных серовато-коричневых бурнусов среди грязных серовато-коричневых скал.
     И они замерли и не шевелились, пока...
     - Собаки!
     - Что? - Джулианна вскинула голову и, забыв о своем решении, стала вглядываться вдаль.
     - У них собаки, вон, видишь?
     Джулианна прикрыла глаза от солнца рукой. Вначале она разглядела только облако пыли в долине, и только тут поняла, как высоко она забралась, хотя на размышления об этом времени не было. Так, люди и лошади, едва заметные в пыли... и другие тени, маленькие, бегущие впереди, поднимающие небольшие облачка пыли... собаки.
     - Гончие-секари, - заметила Элизанда, привычная к местному солнцу и знакомая со страной. - Их вывели для охоты катарские князья...
     - Я таких уже видела. - Секари были высокими поджарыми псами с острыми зубами и роскошной шелковистой шерстью песочно-белого оттенка. Какое-то время назад секари вошли в моду среди знати Марассона, но отец не позволил Джулианне завести себе такого щенка. "Это тебе не болонки, это настоящие охотничьи псы", - сказал он, и подарил дочери щенка, больше подходящего для девочки: крошечное создание, которое лизало хозяйку в щеку, сидело у нее на коленях и спало на ее подушке, всячески изъявляло свою любовь и ни разу не доставило ей никаких неприятностей.
     - Если бы я знала, что у них есть собаки...
     - Ты все равно ничего бы не смогла сделать. Не думаю, что ты можешь заморочить собачью свору.
     Но сама Джулианна могла кое-что сделать. Она встала, не обращая внимания на шипение Элизанды, и пошла, нет, побежала вниз по тропе, забыв свою усталость и страх перед высоким обрывом, который когда-то высасывал из нее всю храбрость.
     Она остановилась у колодца и стала ждать. Вскоре к ней присоединилась Элизанда, увешанная одеялами и мехами для воды. Джулианна взглянула на нее всего раз. Джемаль же затаился в пещере - что ж, прощай, проводник. Джулианна вновь повернулась к все растущему пыльному облаку.
     Первыми к ним подбежали собаки. Они звонко лаяли, оповещая хозяев о находке, скакали вокруг дедушек и тыкались им в ноги. Элизанда трепала их по любопытным носам и ласково перебирала длинные уши, что-то приговаривая, но Джулианна стояла прямо и твердо, как скала, ни на что не отвлекаясь. Она ждала.
     Подскакали всадники. Первый из них опередил товарищей на несколько корпусов. Предводитель остановил коня, спрыгнул с седла, бросил поводья спутнику и быстро зашагал к ликующей своре. Он отозвал собак пронзительным свистом, но Джулианна не шелохнулась и даже не посмотрела на гончих.
     На вид мужчина был молод, высок, худощав и силен. Нижняя часть его лица была закрыта от пыли шелковым шарфом. Джулианна с трудом оценила иронию происшедшего - она стояла перед ним с неприкрытым лицом, ее тюрбан был брошен на тропе, чтобы не ввести погоню в заблуждение. Впрочем, удовольствия это ей не доставило.
     Мужчина встал перед ней и какое-то мгновение колебался, но все же снял с лица шарф. Светлые волосы, мягкая светлая бородка, кожа - все было покрыто серым слоем всепроникающей пыли. Когда он заговорил, голос его тоже был словно бы припорошен пылью, избавиться от которой не помог бы никакой кашель.
     - Мадемуазель, я рад, что нашел вас...
     - Вы охотитесь на меня с собаками, господин барон? - оборвала она его, позволяя наконец выплеснуться накопленной ярости. - С собаками, да?
     Она подняла руку и отвесила ему пощечину, ударив изо всех сил, зло и быстро, так, что от удара поднялось облачко пыли. Быть может, при виде такого зрелища она и рассмеялась бы, будь она в другом настроении.
     - Или я заяц, или олень? - продолжала она, потому что барон ошеломленно замолк, в то время как его спутники бормотали все громче. - Или я беглая рабыня, которую нужно выслеживать с собаками? Я что, животное?
     - Вы - девушка, сбежавшая из-под венца, - тихо ответил Имбер, - и тем нарушившая договор и отцовскую волю. Будь вы элессинкой, находись мы в Элесси, вас выпороли бы за такое непослушание. А если бы мой дядя увидел, что вы, ударили меня, вас высекли бы прямо тут, невзирая ни на что.
     - Не думаю.
     - Вы не знаете моего дядю. - Легкая улыбка послышалась в его голосе и тронула лицо прежде, чем он успел спрятать ее. - Он может потребовать наказания, когда услышит о случившемся. Но от этого я по крайней мере смогу защитить вас, если вы вернетесь сейчас со мной.
     - А если я откажусь? Вы снова напустите на меня свою свору?
     Как ни странно, барон покраснел и смущенно провел рукой по сбившейся от пота и пыли шевелюре.
     - Джулианна, я очень сожалею, что взял с собой собак, но это было единственным способом отыскать вас прежде моего дяди. Я собирался подарить их вам, чтобы обрадовать вас...
     Что-то похожее на искреннее сожаление в его голосе тронуло Джулианну, и ее ярость утихла сама собой. Она промолчала, глядя прямо на барона, на отметины, оставленные ее пальцами на его щеке, и на блестящие серо-зеленые глаза, обрамленные золотистыми ресницами.
     - Мадемуазель, - проговорил он весьма чопорно, но негромко, не желая, чтобы их слышали, - неужели перспектива выйти за меня замуж кажется вам столь страшной, что вы готовы бежать от меня через час после нашего знакомства, нарушив отцовскую волю, которой вы прежде повиновались...
     Да, подумала Джулианна, в его глазах все выглядит именно так - он отпугнул ее и заставил бежать. Как могла она возразить на это? Никак, и потому Джулианна промолчала, глядя безнадежным взглядом, как он поклонился, отвернулся и стал отдавать приказания своим людям. Он больше не смотрел на Джулианну, если не считать того, что он протянул ей свой шарф, чтобы она закрыла лицо. А глаза у него были серые, непонимающие... о, как он ошибался!
     Джулианна и Элизанда вдвоем сели на одну лошадь, а человек, уступивший им скакуна, схватился за стремя одного из товарищей и побежал рядом с ним. Джулианне подумалось, что он очень быстро взмокнет, начнет задыхаться и на остатках дыхания будет проклинать всех взбалмошных и капризных девчонок вообще и ее саму в частности, и это будет похоже на элессинские манеры куда больше, чем вежливость его господина.
     Впрочем, возможность ознакомиться с элессинскими манерами поджидала ее весьма скоро: надвигалась встреча со старшим бароном Имбером, о которой Джулианна предпочитала не думать. В его глазах она повела себя словно капризный ребенок: сбежала от жениха, нарушив отцовскую волю и нанеся барону смертельное оскорбление. Но что было еще хуже - за ней охотились с собаками, а глаза сопровождавших ее элессинов над бесполезными шарфами были безжалостны. А когда они прибыли в лагерь, все тамошнее население молча смотрело на них, и в молчании была презрительная насмешка, что было уже совсем невыносимо. И все же Джулианна вынесла это, руки ее на поводьях не дрогнули - она не станет вести себя как испуганное животное.
     Но старший барон - с ним все будет куда хуже.

***

     То, что осталось от лагеря, уже не заслуживало этого названия. Все шатры, кроме одного, были сняты; остался только самый большой, где прошлым вечером бароны пили за ее здоровье вместе с людьми из всех отрядов, вместе с Элизандой, элессинами, рыцарями-искупителями и самим магистром Шерролом.
     Вооруженные солдаты, как и прежде, были разбиты по отрядам, но их костры уже потухли, а мешки грудами лежали на земле. Они с дерзким любопытством поглядывали на Джулианну и подталкивали друг друга локтями, и на этот раз она ничуть не жалела, что не слышит, о чем они перешептывались, пока она проходила мимо. Должно быть, Имберу тоже было неприятно. Если девушка предпочитает бегство замужеству, то каков же у нее жених?
     Подбежавшие к лошадям оруженосцы удивленно уставились на ее крестьянский наряд. Имбер спрыгнул с коня, подошел к Джулианне, помог ей спешиться и, предложив руку, повел ее к шатру. Жалкая подачка ее гордости, которая только раздула жар унижения. Твердым шагом идя рядом с бароном, Джулианна сжала зубы.
     Тканые занавеси у входа были раздвинуты, чтобы внутрь шатра проникал воздух, однако Джулианна поняла, что воздуха этого недостаточно, потому что на нее обрушилась удушающая волна жара. То же самое было и прошлой ночью - она провела здесь около часа, чувствуя себя крайне неуютно, и не столько от того, что старший барон все время ворчал и ругался, сколько потому, что она ничего не могла сказать его племяннику.
     Должно быть, подумала Джулианна, этот шатер навсегда останется в ее памяти местом, где угнетено все - и тело, и душа, и разум. Старшего барона сейчас не было, но облегчение оказалось недолгим - рано или поздно он все равно появится. И что тогда будет... В шатре было почти пусто, убрали даже скамьи и длинный стол на козлах, за которым прошлой ночью после ухода Джулианны и Элизанды продолжался пир. Похоже, по элессинским обычаям женщины ели отдельно. В целом от шатра остался только остов да натянутая на него ткань. Джулианна решила, что это сделано скорее ради того, чтобы знати было где укрыться от любопытных глаз и ушей, нежели для защиты от солнца. Ни один человек не стал бы сидеть в такой духоте, если снаружи дует приятный ветерок, пусть даже несущий с собой тучи пыли. Имбер послал какого-то мальчишку за стулом, и Джулианна с удовольствием села. Тот же мальчик принес фрукты и сок, и девушка искренне обрадовалась как возможности освежиться, так и тому, что у нее появилось хоть какое-то занятие. Она очищала и разламывала фрукты, ела и пила, подсовывая кубок под вуаль, а Имбер деликатно отворачивался. Молчание стояло между ними стеной, каждый ждал появления барона, но сказать друг другу им было нечего. Вскоре - слишком скоро - раздался грохот копыт, заклубилась пыль и налетел порыв ветра. Старший барон широким шагом вошел в шатер. В руках у него был хлыст, а в глазах - мрачное выражение человека, намеревающегося этот хлыст использовать по назначению. Руки Элизанды, лежавшие на плечах Джулианны, испуганно сжались, и когда короткое постыдное замешательство прошло, когда она справилась с желанием заскулить: "Нет, не бейте меня", - Джулианна поняла, что ее подруга подвергается большей опасности, чем она сама. Даже сам барон Имбер фон унд цу Карлхайм, брат-наследник графа Элесси, не поднял бы руки на дочь королевской тени - по крайней мере до тех пор, пока она не стала женой его племянника. Разъяренный отец мог бы разорвать помолвку, и это только добавило бы проблем к уже имеющимся напастям. Но сказано: "Если не можешь высечь даму, высеки ее служанку", а у Элизанды не было могущественного отца или родственника, которые защитили бы ее. Да, Джулианна готова была просить и даже умолять не наказывать ее служанку, но пользы от этого не было бы никакой. Впрочем, во всем этом не было нужды: Имбер опередил ее. Он опередил даже своего дядю. Будучи знакомым с его бешеным характером, он, не дожидаясь, пока барон перестанет сопеть и снимет плащ, произнес:
     - Хвала Господу, дядя, мы нашли их живыми и здоровыми. Теперь дамы в безопасности.
     - В безопасности? Не думаю...
     - По-моему, да.
     - Ах по-твоему! Эти твои дамы провели нас, оставив у себя в постелях кукол. Это стоило мне жизни верного человека...
     Кукол? Джулианна оглянулась на Элизанду, но та лишь пожала плечами. Сквозь вуаль Джулианна увидела на лице подруги ошеломление - видимо, она что-то поняла, хотя сама Джулианна точно помнила, что они не оставляли в постелях ничего, что могло бы походить на спящего человека. Они просто-напросто не подумали об этом.
     Имбер шагнул вперед, встав между своим разъяренным дядей и Джулианной, и сказал:
     - Я понимаю, что ты зол, но стоит ли думать о наказаниях? Это была обычная девичья глупость, больше она не повторится.
     - Еще бы, - громыхнул барон, - уж я об этом позабочусь! Девичья глупость, да? Ну так сделай из нее женщину и посмотрим, станет ли она от этого умнее. Мы сейчас же отправляемся в Рок и этой же ночью поженим вас.
     - Но мой отец...
     Из царящего в голове хаоса Джулианна ухитрилась извлечь какую-то мысль; но голос подвел ее, да и набрать достаточно воздуха тоже не удалось.
     Она так до сих пор и не поняла, защищает ее Имбер или же он действительно верит в свои слова; в любом случае она была благодарна ему, хотя его протест был почти наверняка обречен на провал.
     - Когда мы будем во дворце, он справит свадьбу еще раз, со всей подобающей шумихой, которую так любит мой братец. Но сегодня ночью вы будете обвенчаны перед лицом Господа. Тогда и поглядим, образумится ли эта девица, став твой женой.
     - Господин барон...
     - Господин для вас не я, девушка, вашим господином станет он, и вы пойдете за ним в горе и в радости и так далее.
     - Господин барон, - предприняла Джулианна еще одну попытку, - я думаю, мой отец будет оскорблен, если меня обвенчают тайно и поспешно. Это нанесет ущерб моей репутации, и он не потерпит...
     - Послушайте, мадемуазель: вы сами испортили себе репутацию так, что дальше просто некуда. - Это была правда, и Джулианна вспыхнула при мысли о том, что сама дала ему возможность упрекнуть ее. - Что до вашего отца, он послал вас сюда для того, чтобы вы вышли замуж тогда и таким образом, как решим мы. Он сам отказался сопровождать вас.
     - Его призвал король, мессир.
     На этот раз яростный барон только пожал плечами.
     - Мы все владеем землями и титулами по милости короля, мадемуазель. Если ваш отец решил, что прыгать перед королем ему важнее, - что ж, это его заботы, но уж никак не наши.
     Слова барона были так обидны и несправедливы, что Джулианна только рот разинула. Однако не успев ответить, она почувствовала на плече пожатие руки Элизанды и услышала шепот подруги:
     - Поезжай туда, куда ты послана, и выйди замуж там, где должно тебе.
     Она произнесла это чересчур громко, и барон заметил:
     - Прислушайтесь к совету своей спутницы, мадемуазель, это может избавить вас обеих от хорошей взбучки.
     Джулианна так и не узнала, что еще хотел бы сказать барон и станет ли его племянник защищать ее отца, потому что у входа послышался конский топот, и в шатер вошел еще один мужчина.
     Это был Карел, кузен Имбера. Он кивнул барону и учтиво склонился перед Джулианной.
     - Мадемуазель, я искренне рад, что вы вернулись к нам. Мы так о вас беспокоились...
     Джулианна так и не поняла, говорил ли он серьезно - его голос был исключительно вежлив, а улыбка - безукоризненно честна. Она решила ответить тем же.
     - Мне жаль, что я причинила вам столько неприятностей, господин барон.
     Ни Карел, ни старший барон не догадались о причине ее бегства, так пусть уж думают то же, что и ее жених: что она бежала, не желая выходить замуж. Пусть думают. "Поезжай туда, куда ты послана, и выйди замуж там, где должно тебе". Задача казалась такой простой, но вот уже во второй раз она меняла свой смысл. Джинн послал ее к шарайцам, и они с Элизандой дошли бы, если бы сумели, но если вначале придется выйти замуж за Имбера - что ж, ладно. Может быть, после свадьбы ее не будут стеречь чересчур старательно...
     Если бы только удалось набраться сил, чтобы покинуть Имбера, когда все будет по