просто пытается вернуть Элизанду к молитве. Но, судя по сияющей улыбке Элизанды, это ей не удалось; тогда Джулианна сдалась и закусила запястье. На коже остались белые следы зубов, но смешок все-таки удалось подавить. Ей захотелось проделать то же самое с рукой Элизанды, однако продувная девчонка уже стояла с самым серьезным видом на коленях у балюстрады, всем своим видом говоря: "Ты этого хотела?" - и Джулианне ничего не оставалось, кроме как присоединиться к ней.
     Когда молитва была окончена, Блез встал вместе с девушками и сделал шаг в сторону, пропуская их вперед. Поглядев, как он мнет в руках шапку, подумав о том, сколько братьев и рыцарей молилось сегодня в зале с обнаженными головами, Джулианна попыталась догадаться, что же вышло из великого начинания магистра Фалька - о нем ничего не было слышно с той самой скандальной выходки во время проповеди.
     Что ж, как правило, скандальные выходки очень часто оказывают подобное влияние, в особенности на молодых и упрямых мужчин. Надрыв души, надсадный крик, вспыхнувший в ночи огонь - а затем серый свет утра, унылый ежедневный труд и оставшиеся от костра угли. Проповедь помнится недолго. Даже самые знаменитые речи, которые привели к призыву взять оружие и пойти на Святую Землю, даже они были всего лишь ключом, открывавшим души людей. По крайней мере так говорил отец Джулианны. Он добавлял, что для многих безземельных младших сыновей, терзаемых скукой и честолюбием, призыв церкви стал причиной отправиться воевать не только ради славы Господней. Нет, не ради красивых слов они шли и бились в жару и мороз, среди голода, болезней и несчастий.
     Впрочем, энтузиазм вскоре угасал, сменяясь хладнокровными раздумьями и вынашиванием хитроумных планов, либо же забывался в повседневной рутине - то на рубежах возникнут шарайцы, то надо объезжать границы, а то и сопровождать дочь королевской тени к жениху. Такой организации, как Орден искупителей, нужен был враг; возможно, указывая на него, Фальк хотел еще крепче спаять братьев, дать им цель - а с таким старым врагом, как Свернутая провинция, новые были не нужны. Впрочем, Сурайон продержался бы еще поколение, вернись в Святую Землю шарайцы...
     - Не удалось нам отдохнуть столько, сколько мы собирались, сержант, - заметила Джулианна. - Надеюсь, ваши люди не слишком разочарованы?
     Конечно, в крепости нельзя было развлечься, однако она казалась уютнее пыльных дорог. Насколько понимала Джулианна, солдат это только радовало.
     - Мои люди не отдыхали, мадемуазель, - ответил Блез с ноткой злости в голосе, словно Джулианна вторглась в его вотчину, да еще и оскорбила вояку. - С самого нашего прибытия я каждый день проводил с ними учения.
     - Ах да, разумеется, - отозвалась Джулианна, решив, что если Блез ждет извинений, пусть ищет их в ее тоне; слов он не дождется. Все же если Джулианна думала, что знает солдат, то должна была помнить, что у них есть сержанты. Стоявший перед ней представитель этой касты был явно разочарован, он охотно внял бы призыву магистра Фалька и отправился в Свернутую провинцию сражаться с еретиками; кроме того, его обижала - если, конечно, Джулианна знала сержантов вообще и Блеза в частности, - так вот, его обижала невозможность подраться с шарайцами.
     - Что ж, по крайней мере мы увидим Элесси раньше, чем ожидали. Мы должны быть рады этому, - коварно, добавила Джулианна, чтобы отвести Блезу глаза.
     - Да, мадемуазель. Вам помочь собрать вещи?
     - Нет, благодарю. Мы с Элизандой вполне управимся. - С самого начала путешествия Блез был шокирован, обнаружив, что дочь тени не взяла с собой служанку. По дороге им встречались женщины, охотно стиравшие белье Джулианны за несколько мелких монет, но все же чувство приличия Блеза было оскорблено. Как казалось Джулианне, он все время боялся, что девушка может потребовать от его солдат какой-нибудь неподобающей мужчинам услуги, и Джулианне стоило больших трудов не поддаться искушению посмотреть на его потрясенную физиономию. - Когда фургон будет готов, братья наверняка снесут сундуки вниз.
     По правде говоря, один из сундуков Джулианны был чуть легче, чем прежде. Платья, в которых они с Элизандой работали в лазарете, были отданы в стирку деревенским женщинам и до сих пор не вернулись. Впрочем, потеря была невелика: платья были перепачканы и испятнаны, а для того чтобы смыть кровь, не оставив ни малейшего пятнышка, требовалась куда более умелая прачка. Платьев у Джулианны хватало - так пусть деревенские девушки оставят их себе, может, найдут случай покрасоваться в чужеземных нарядах, а нет, так продадут на ближайшей ярмарке.
     В последний раз Джулианна с Элизандой вернулись в свою комнату. Там их ждал обычный легкий обед. Поев, они отдохнули - то есть Джулианна отдохнула, точнее, полежала на постели, притворяясь, что отдыхает. Элизанда же молча и недвижно стояла у окна - наверное, думает о своей неудаче, решила ее подруга, хотя что именно не удалось - ей до сих пор было неизвестно. Сама она была занята размышлениями о том, что ждало их впереди. Пустыня, шарайцы, отец - все это и без того было достаточно угрожающе, а тут еще и полная неизвестность, заслоняющая и путешествие, и его цель. Джинн сказал, что ее отец в опасности и что она может спасти его. "Хотя, возможно, было бы лучше, если бы ты не стала делать этого", - добавил он, однако это предупреждение только подтолкнуло ее навстречу неизвестному. Но это не было ее целью. "Выйди замуж там, где должно тебе", - но она должна выйти за барона Имбера, а уж его-то среди шарайцев не найдешь.
     Джулианна ничего не понимала и не могла понять, однако решила отправиться в путь - ради отца и ради того, чтобы, повинуясь джинну, одновременно бросить ему вызов. Если только им удастся незаметно ускользнуть от охраны и скрыться от погони. Верхом у них было бы больше шансов на побег - Мерисса легка на ногу, но даже она не могла бы потягаться с рыцарскими конями, неся на себе двойной груз. Для Элизанды коня не нашлось. Нет, лучше уйти пешком, уйти как можно дальше, а потом спрятаться и надеяться на лучшее. Элизанда знала горы, знала тамошние тропы - это поможет в пути. А преследователям в горах придется несладко, особенно если ветер поднимет пыль. Шанс у беглянок будет. А может, джинн присмотрит за ними, это ведь его затея...
     Так она лежала, размышляя, и в результате ничуть не отдохнула. Потом пришел монах, сопящий после подъема по лестнице, и сказал, что багаж можно нести в фургон, а девушек ожидает паланкин - он выразился изысканно, "ожидает вашего светлейшего присутствия", но в его голосе звучало "груза ваших тел". Монах надвинул капюшон пониже и упрямо смотрел в землю, старательно избегая взглядов в сторону девушек. Сам прецептор ожидает их, чтобы попрощаться, так не будут ли они любезны поторопиться?
     Этого он тоже не сказал вслух, однако все вполне явственно читалось в его поклонах и торопливых движениях.
     На площадке у двери стоял еще один монах, пришедший помочь снести вниз сундуки; он тоже прятал лицо, но Джулианне показалось, что его тощая фигура отлепилась от стены за миг до того, как она вышла. Что ж, пусть попыхтит с грузом, так ему и надо за пренебрежение...
     Джулианна в сопровождении Элизанды спустилась по лестнице и пересекла двор, а потом прошла по узкому длинному коридору к конюшенному двору. Там уже ждал, как и было обещано, прецептор, а рядом с ним стоял проклятый паланкин и переминались с ноги на ногу верные носильщики. Вспомнив свою скачку по равнине - в особенности конец этой скачки, - Джулианна искренне порадовалась их присутствию.
     - Ваша милость, это так любезно с вашей стороны, ведь у вас должно быть столько дел!
     - Никакие дела не помешают мне оказать должного уважения гостям, мадемуазель Джулианна, в особенности когда они столь умны и великодушны, как вы.
     Все эти словесные экивоки были для обоих второй натурой. Обмениваясь любезностями с прецептором, девушка из-под вуали разглядывала царившую во дворе суету, торговцев, которые сочли за благо ехать вместе с ее отрядом до Элесси, сам отряд, монахов, рыцарей, оруженосцев, лошадей, повозки... В Марассоне при ее отъезде царила кутерьма; здесь была та же самая кутерьма, но гораздо лучше организованная, хоть и шумная.
     Наконец прощание было окончено. Джулианна в последний раз сделала реверанс прецептору; он в ответ кивнул и помог ей сесть в паланкин. Элизанда влезла следом. Чуть присев перед прецептором, она задернула за собой занавеси.
     Вокруг было очень шумно, мимо паланкина то и дело проходили люди и лошади, направлявшиеся к воротам. Внезапно над шумом толпы Джулианна услышала разъяренный голос д'Эскриве.
     - Маррон! Где ты там прохлаждаешься!
     - Сьер, - послышалось в молчании, которое всегда воцаряется вокруг очень разозленного человека, - один из братьев попросил меня помочь отнести сундуки госпожи...
     - Да ну? А я тебе не говорил, нет, не приказывал поберечь руку? Или ты столь же глуп, сколь усерден?..
     Конец перебранки потонул в топоте копыт. Похоже, Маррону на роду написано попадать в неприятности. Должно быть, монахи поймали его, когда он проходил мимо, а юноша еще не привык к своей роли оруженосца и не умел вежливо отказаться, сославшись на больную руку. Ладно, научится. Едкий язык д'Эскриве любого научит.
     Паланкин качнулся и поднялся; Джулианна откинулась на подушках, порадовавшись про себя, что двое ее знакомцев оказались в одном отряде с нею. Рыцарь очаровывал ее своей бывалостью, а мальчик - невинностью; ей нравилось общество обоих.
     Тут она вспомнила, что наслаждаться этим обществом придется недолго, и наверняка принялась бы волноваться, но тут Элизанда достала из-под себя флягу, откупорила, понюхала, фыркнула и внезапно засияла.
     - Не может быть...
     - Может! Прощальный дар от прецептора, который будет очень сильно скучать по нам. Ладно, это действительно мило с его стороны.
     Скорее всего это было обычной практикой - Джулианна и сама делала подарки отъезжающим гостям. Но на этот раз подарок ее порадовал.
     - Мадемуазель, - как можно более куртуазно и подобострастно осведомилась Элизанда, - могу ли я налить вам глоточек этого напитка, известного здесь под названием "монашьего вина"?
     - А кубки есть?
     - Вот, два.
     - Тогда налей, будь добра. Выпьешь со мной?
     - С превеликим удовольствием, госпожа, если будет на то ваше милостивое соизволение.
     Занавески скрывали пропасть, а джерет несколько притупил чувство страха в душе Джулианны. Паланкин покачивался и кренился; девушки изо всех сил старались держать кубки ровно, чтобы не пролить ни капли плескавшегося в них драгоценного вина. Колыхавшиеся занавески изредка открывали пропасть, и Джулианна понимала, сколь немногое отделяет ее от падения в бездну. Ни веселье Элизанды, ни горько-сладкий вкус джерета не могли избавить Джулианну от страха - отброшенный на миг, он тут же возвращался и завладевал ею полностью.
     Еще прежде, чем они достигли равнины, Элизанда обняла Джулианну за плечи - крепче, чем обычные дружеские объятия, - и спросила:
     - Джулианна, ну чего ты так боишься?
     - Боюсь? Ничего я не боюсь, не говори глупостей. Вообще не понимаю, о чем ты...
     - Ну да, конечно, так все-таки - чего же?
     Вздох.
     - Налей мне еще джерета, и я тебе скажу.
     - Вначале допей то, что у тебя в кубке, а то у тебя руки трясутся. Нечего проливать такую драгоценность, даже если не можешь оценить ее изысканность.
     На самом деле Джулианна вполне могла оценить изысканный вкус напитка; более того, его очарование заставляло полностью сосредоточиться на простом акте глотания, странном ощущении, в котором растворяешься на то бесконечное мгновение, когда коснувшаяся языка горечь медленно сменяется тающим сладким привкусом в горле, и забываешь обо всем, кроме этого причудливого вкуса. Да, напиток действительно был изысканным, если уж мог заставить ее позабыть обо всем - о себе, об отце, об этом дурацком спуске...
     Джулианна покорно сделала глоток и почувствовала, как горячая зеленая с золотом струя устремилась в ее желудок. Элизанда подлила подруге еще капельку, но Джулианна только заглянула в кровавую темноту кубка, где цвет травяной настойки полностью растворился в багровом ягодном соке.
     - Однажды я упала с крыши, - кратко пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Элизанды. - С тех пор я боюсь высоты и обрывов. Как бы ни была надежна опора.
     Элизанда рассмеялась.
     - С таким талантом рассказчика, Джулианна, тебе нечего делать у шарайцев.
     - Я не люблю говорить об этом, - отрезала девушка. Она не могла без дрожи вспомнить свое падение в темноту, совершенно беззвучное - она закусила язык, чтобы не кричать, - и хоровод звезд над головой, звезд, каждой из которых хотелось увидеть ее падение.
     После того раза она никогда больше не поднималась на высокие башни, избрав своей участью крытые галереи. Она стала жителем темных закоулков и подвалов, навсегда отвернувшись от солнца и ветра, царивших над крышами и высокими стенами. Об этом она, впрочем, не любила думать в особенности.
     Элизанда вздохнула.
     - Нет, ты все-таки поезжай к шарайцам, Джулианна. Там не будет ни башен, ни высоких крыш - там вообще нет высоких зданий, разве только в Рабате. Ты туда съездишь, но забираться высоко тебя никто не заставит - разве что по внутренним лестницам. Тебе останется только держаться подальше от окон. А если ты не научишься чувствовать себя уютно на высоте, быть может, тебя обучат пользоваться речью, рассказывать истории, не важно, свои или чужие. Тогда я спрошу тебя, что ты делала на крыше, кто был с тобой, кто за тобой гнался или за кем ты гналась.
     - Я тебе не скажу. Извини, но... Элизанда, да я даже отцу этого не рассказывала...
     Брови Элизанды приподнялись - девушка была удивлена, как того и хотелось Джулианне. Впрочем, почти сразу же лицо подруги стало невозмутимым.
     - Джулианна, да я не рассказывала отцу ничего важного с тех пор, как вышла из пеленок! И вообще, так никто не делает - и не должен делать. Отцы существуют для того, чтобы скрывать от них свои тайны. А вот с друзьями тайнами следует делиться, по крайней мере когда все уже позади.
     Джулианна покачала головой; такого друга у нее не было никогда. "И такого отца не было", - подумалось ей с удивившей ее самой горечью. Дочь королевской тени - это роль, написанная ее отцом. Он придумывал правила, а Джулианна подчинялась им, словно молодое деревце, гнущееся под тяжестью приказов и дающее столько плодов, сколько может на себе нести. Она даже помыслить не могла о том, чтобы иметь секреты от отца, пока не пришлось их завести. Однако с того самого момента ее мучила вина за этот молчаливый обман, и вина эта только толкала ее на большую покорность отцу.
     Когда отряд наконец спустился на равнину и вышел на пересекавшую ее пыльную дорогу, Элизанда закупорила флягу с джеретом, заслышав стук копыт приближавшейся к паланкину лошади.
     - Кстати, о тайнах, - заметила она. - Потренируйся на сержанте. Представь себе, что он твой отец - ведь он же сейчас замещает его, так?
     Это было так, пока они ехали в Рок; однако потом все изменилось. Джулианна подумала, что тот, кто командует отрядом искупителей и торговцами, вполне может распоряжаться и ею, и Блезом.
     - Мадемуазель?
     - Да, сержант?
     - Я говорил с магистром Шерролом. Он считает, что мы в состоянии пройти до темноты восемь миль. Но всего в шести милях отсюда есть неплохая деревня, где вы могли бы достойно разместиться. Там же найдется место для ночлега ваших солдат, вода и, вероятно, корм для лошадей. Магистр считает, что нам следовало бы остановиться там, и я с ним согласен.
     - Отрядом командует магистр Шеррол?
     - Да, мадемуазель, - ответил Блез с упреком в голосе, словно Джулианна обязана была это знать. - Он представляет магистра-оружейника Рикарда.
     Для Блеза это явно было немаловажно, и даже Джулианна понимала почему. Любой человек, знакомый с историей Чужеземья, знал имя магистра Рикарда. Разумеется, его представитель мог оказаться совсем не похожим на своего господина, но все же между ними должно было быть что-то общее. Можно было не сомневаться, что у него более чем хватит умения довести до цели подобный караван. К сожалению.
     - Хорошо, спасибо, - отозвалась девушка, даже не делая вида, подобно Блезу, что она должна утвердить решение. "Пусть они думают, Господи, хоть бы они подумали, что я согласна со всеми их приказами, пусть не заподозрят меня в непослушании, пусть ни единая мысль об атом не закрадется в их самоуверенные головы..."
     За занавесками столбом стояла пыль; солнце тонуло за горизонтом. Джулианне было невероятно уютно и хорошо среди мягких подушек, однако она не чувствовала себя в безопасности. Ей предстояло вырваться из этих покровов, как бабочка вырывается из кокона, - а там уж ни о какой безопасности и речи не будет.
     - Как мы...
     - Исхитримся. Поверь, я умею двигаться неслышно.
     Честно говоря, Джулианна тоже обладала этим искусством, хотя до сих пор применяла его разве что на городских улицах да во дворце. Здесь же она целиком полагалась на Элизанду. По крайней мере за это она была ей благодарна - и еще за то, что не придется уходить в одиночку.
     Внезапно паланкин перестал раскачиваться, и носильщики опустили его наземь. Элизанда наклонилась вперед и выглянула в окошко, а потом покачала головой.
     - Это не остановка на ночлег. Может быть, привал, но почему-то все стоят на месте.
     Джулианна оттеснила ее и выглянула наружу сама. Перед ней был не то широкий путь, не то узкая долина, по обе стороны от которой высились горы. Торговцы на запряженных быками фургонах отстали и, когда пыль улеглась, Джулианна увидела стоящих впереди людей Блеза и выстроившуюся за ними черно-белую колонну конных братьев и рыцарей. Во главе колонны было какое-то беспорядочное движение, но Джулианна не могла разглядеть его причину. Нет, не засада, решила она, но так и не смогла представить, что могло остановить отряд. И не джинн, нет, скорее уж другой отряд, который мог перегородить сужавшуюся дальше дорогу.
     К паланкину поскакал всадник, не одетый ни в черное, ни в белое. Блез направлялся к Джулианне с докладом.
     - Мадемуазель! - позвал он голосом, охрипшим скорее от волнения, нежели от пыли, как показалось Джулианне.
     - Да, сержант? Что там творится?
     - Гонец, мадемуазель. Элессин из отряда барона Имбера...
     От удивления у Джулианны перехватило дыхание, и она не сразу пришла в себя, успев только обрадоваться тому, что Элизанда очень вовремя сжала ее руку.
     - Какой отряд? - "Какой барон?" - хотелось спросить ей, но она, конечно, не осмелилась.
     - Отряд всего в нескольких милях отсюда, мадемуазель. Он едет в Рок-де-Рансон за вами. Этот человек поехал вперед, чтобы предупредить в замке о его прибытии. Магистр Шеррол отослал его обратно, велев передать, что мы уже в пути. Мы встретимся в деревне, где собирались остановиться на ночлег.
     Это было разумно; если конный отряд мог достигнуть Рока до темноты, неторопливый кортеж Джулианны не был способен на это. Да и не было никакого смысла возвращаться - разве что затем, чтобы приветствовать будущего мужа - или его дядю, другого барона Имбера, настоявшего на соблюдении всех церемоний, - в более пристойной обстановке, чем военный лагерь...
     Только благодаря суровой отцовской выучке Джулианна смогла обдумать все это, несмотря на сумятицу в голове. При всех ее страхах и боязни худшего такой исход просто не приходил ей в голову. Она не забыла, что и отец, и прецептор отослали в Элесси сообщения о вынужденной задержке, но убедила себя в том, что отправление отряда наверняка задержится, что за ней не будут особо спешить, зная, что в Рок-де-Рансоне она в безопасности.
     Но она ошибалась, трижды ошибалась - а может, просто слишком глупо надеялась там, где не могло быть никакой надежды, обманывала себя, словно ребенок, заставляя поверить в то, что худшее никогда не случится...
     Но оно случилось. Кто-то из баронов Имберов будет о