е позволяй злости говорить за себя. Ты ведь знаешь, как проницательны эти создания..." А сама Джулианна была здесь всего лишь перепуганным учеником, неумелым и неуверенным. И все же она должна была что-то сказать, что-то узнать, хоть она и не осмелилась бы задать джинну вопрос, которого жаждала ее душа.
     - Ты не права. Просто в этом случае в моем появлении не было бы смысла. Вы догадались бы, чего я хочу.
     - Пусть так. Видишь ли, людей иногда надо просить об услуге. - Голос Элизанды стал тверже, в нем звучало уважение без капли раболепия, твердое намерение говорить с джинном как с равным, хотя о равенстве речи и быть не могло. - А приди ты сюда с какой-нибудь целью, мы все равно не смогли бы дать тебе то, чего ты ищешь...
     - Это не в твоей власти, Лизан из Мертвых Вод. Эта вещь не из тех, которые забирают. Между нами долг...
     Джулианна поняла, что он обращается к ней, хотя у вихря не было лица, которое он мог бы повернуть к ней, не было даже тела, по которому изощренный взгляд Джулианны мог бы что-нибудь прочесть. О, как жалела она о его неуязвимости - а ведь он чего-то хотел от нее. Правда, удивления это уже не вызывало.
     Удивление мог вызвать только ее ответ, да и то, удивленной оказалась бы одна только Элизанда.
     - Долг непризнанный - не есть долг, - медленно произнесла Джулианна.
     На этот раз Элизанда сжала ей руку: "Осторожнее, будь осторожнее! Ты не знаешь, как сильны эти создания!"
     Джинн заговорил.
     - Ты права. Но долг, сделанный по незнанию, все же остается долгом. Его можно простить, но нельзя не замечать. Те же, кто заговаривает с незнакомцами, не зная, чего от них ожидать, не имеют права отрекаться от последствий своего выбора.
     Джулианна кивнула, почти поклонилась, признавая его правоту. Потом, повернувшись к окну, где мерцали последние блики догорающего костра, она произнесла:
     - Только что я задумалась, истинна ли вера шарайцев, существует ли на самом деле их бог и их рай. Мне кажется, что никто из смертных не может этого знать, а вот джинну наверняка все известно.
     - Дочь тени, джинны тоже смертны - в определенном смысле. Время не может коснуться нас, однако нас можно убить. Мы не знаем богов, не знаем, правдивы ли обещания, в которые вы верите. Любая вера есть надежда, но не более; ничего другого я не могу тебе сказать.
     Джинн постарался ответить как можно мягче, и она оценила это по достоинству. Оставался долг, о котором она давно была осведомлена; возможно, он заключался в том, чего желала сама Джулианна, и у нее были свои причины согласиться на это. Правда, она так и не смогла понять, почему ей этого хочется - разве что из-за какого-то странного чувства чести, которое джинн понимал и на которое откликался. В любом случае его последние слова принесли девушке больше облегчения, чем тревоги. Она сказала:
     - Скажи мне, чего ты хочешь, дух, и я выполню все, что будет в моих силах.
     Элизанда задохнулась от ужаса, резко повернулась к Джулианне и зажала ей рот ладонью, хотя было уже поздно.
     - Нет! Джинн, она совсем не это имела... Джулианна, нельзя...
     Джулианна обеими руками отвела ладонь подруги и успокаивающе похлопала по ней.
     - Нет, - подтвердила она, - я сказала то, что хотела сказать, и сделаю это. Я знаю, что даю безоглядное обещание коварному и проницательному существу, и все же я выполню это обещание. На мне лежит долг. - Вот сейчас, сейчас...
     - Поезжай туда, куда ты послана, Джулианна де Ране, и выйди замуж там, где должно тебе.
     Этого она не ожидала. Проглотив рвущийся на язык вопрос, девушка взяла себя в руки и произнесла:
     - Я так и сделаю, но...
     - Я еще не сказал, куда я тебя посылаю. - Джинн умолк на целое биение сердца, эхом отозвавшееся в мозгу Джулианны. Потом он рассмеялся и закончил:
     - Ступай к шарайцам, дочь тени.
     Это было уже не просто неожиданно; это было ошеломляюще. На язык сразу запросились сотни вопросов, которые девушка смогла отогнать с большим трудом. Способ вызнать необходимое, не задавая вопроса, несомненно, существовал, но взволнованная Джулианна не могла отыскать его. Зато Элизанда казалась спокойной. Она произнесла:
     - В прошлую нашу встречу ты возложил эту обязанность на меня.
     - Да.
     - Должна быть причина, - осторожно, без малейшего намека на вопросительную интонацию произнесла девушка, - по которой джинну нужно, чтобы мы оказались среди шарайцев.
     - На то есть множество причин, Лизан, и я назову две из них. Сыны и дочери человеческие привыкли заботиться о друзьях, поэтому, если я пошлю Джулианну в незнакомые земли к незнакомым людям, ты скорее всего отправишься с ней. Она назвала меня проницательным; не знаю, проницательность ли тому виной, но я думаю, одной тебе идти не следует.
     - Я не хочу к шарайцам.
     - Да, но я хочу, чтобы ты пошла, и другие тоже будут рады этому. Ты сможешь сказать рабатским имамам, что в миг смерти над погибшими был прочтен кхалат.
     - Он прочтен, и этого достаточно.
     - Для их бога, если он, конечно, есть, - достаточно. Но недостаточно для горюющих семей и для их священнослужителей. Кроме того, там Джулианна найдет своего отца.
     Отца? Ногти Элизанды впились в ее запястье; Джулианна пискнула, вырвала ладонь из руки подруги и сказала:
     - Я... я не знала, что мой отец сейчас там.
     - Да, он там, и там останется на какое-то время. Кроме того, вскоре ему будет грозить опасность. Ты сможешь спасти его, хотя, возможно, было бы лучше, если бы ты не стала делать этого.
     - Джинн... - Это было чересчур; в сказанном им был смысл - и не было его ни капли. Новости потрясли Джулианну. - Я хотела бы, чтобы ты прямо сказал, чего тебе от меня надо.
     - Я говорил тебе это уже трижды. Повторю и еще один раз, но не здесь.
     - По крайней мере скажи, как мне понять, куда я иду, как найти путь... - Джулианна почти выкрикнула эту мольбу, но потом заставила себя замолчать, догадавшись, что просьба об информации - по существу, тот же вопрос и что джинн может использовать это, засчитав за девушкой очередной долг.
     Однако он произнес только:
     - Тебе все расскажет Лизан. Она покажет тебе путь, станет твоей дорогой, если пожелает. А пока - прощайте.
     На этот раз обошлось без раската грома и без мерцания. Джинн начал сокращаться, точно так же как и рос, становясь всего лишь игрой света и растворяясь в воздухе. Джулианна успела еще подумать о том, как же все-таки выглядит тело джинна, из чего оно состоит, сколько обликов может принимать, каковы эти облики... Но эту мысль она отбросила очень быстро.
     "Отец..."
     Девушка повернулась к Элизанде и спросила:
     - Ты пойдешь?
     - Я не хочу.
     - Ты уже говорила.
     - Я несвободна, Джулианна...
     - Я тоже, - ответила дочь тени. Долг лежал на ней тяжкой ношей, обещания тянули в разные стороны; она поклялась в верности отцу, однако ради отца же она нарушит эту клятву, как и любую другую. - Но я пойду. Если придется - в одиночку.
     - Ты не дойдешь! Ты же сама сказала, что не знаешь дороги! Ты не знаешь тамошних обычаев, не обучена жизни в пустыне! Ты умрешь задолго до того, как дойдешь до Рабата!
     - Пускай. Если мой отец в опасности...
     - Все мы в опасности. - Элизанда сжала кулаки и нахмурилась. Джулианна не могла понять, о чем она думает.
     - Ладно, - заговорила наконец Элизанда. - Похоже, мне так и так придется кого-то предавать. Предавать многих - а это может привести к беде. Но я не могу отпустить тебя одну. Кроме того, когда ты уедешь, я окажусь в неприятном положении. Придется идти с тобой по двум причинам - ради меня и ради тебя. Я не хочу окончить свои дни в одной из камер, которые здесь так любят. Решено, я пойду и покажу тебе путь.
     Джулианна поцеловала подругу, один раз пылко и еще два раза по обычаю, в обе щеки. Договор был заключен - и нарушить его было невозможно.
     Вопрос о том, как уйти - точнее, как сбежать, - стоял перед ними во весь рост, но у Джулианны в этот вечер не было охоты задавать вопросы. Скоро придет утро. Тогда она спросит обо всем, что ее интересует, и заодно в который раз попытается выяснить, зачем Элизанда пришла в Рок и почему не желает покидать крепость. Было похоже, что ответ на эти вопросы один и тот же, и Джулианна решила, что узнает его не позже чем завтра.
     Она отправилась в постель. Элизанда последовала ее примеру, бесшумно разделась, погасила светильники и легла в полной темноте. Однако Джулианна долго еще лежала с открытыми глазами, глядя сквозь тьму в потолок, но видя перед собой совсем другие вещи. Она не заговорила с Элизандой, но подозревала, что та последовала ее примеру и в этом.

***

     Следующим утром девушки проспали колокол, проспали молитву и могли проспать еще дольше. Джулианна вообще охотно провела бы в кровати полдня. Однако ее сознание проснулось и разбудило ее вопросом: чем она, собственно, занимается, отдыхает или прячется? - и ответ поднял ее с постели, словно короткий приказ.
     Она растолкала и Элизанду, сладко улыбаясь, чтобы еще больше разбередить ее совесть своей добродетельностью; впрочем, скоро они обе были рады, что Джулианна разбудила подругу. Джулианна принесла кувшин прохладной воды, стоявший на лестнице (его поставил перед молитвой один из монахов), и они с Элизандой умылись. Едва успев одеться, девушки услышали шаги на лестнице, кашель и поскребывание ногтем по занавеске.
     - Входите.
     Вошел Блез. Джулианна еще раньше узнала его по тяжелым шагам, так непохожим на шарканье сандалий, в которых ходили монахи. Вот уже второе утро подряд сержант приносил девушкам поднос с завтраком; второе утро подряд Джулианна замечала, что он краснеет и старательно отводит глаза, словно чувствуя вину за то, что дерзнул войти в комнату госпожи прежде, чем та соизволила покинуть ее. "А ведь он едва не застал нас в постели, - подумала Джулианна. - Интересно, что бы он сделал тогда? Наверное, умер бы со стыда..."
     - Доброе утро, Блез. Вы снова решили прислуживать нам?
     - Мадемуазель, я взял поднос у брата, который нес его вам. У меня для вас весть. Его милость прецептор будет рад, если вы посетите его сегодня утром в свободное время.
     - Он прекрасно осведомлен о том, что у нас все время - свободное, так что это, видимо, следует считать приказом. А зачем я ему?
     - Не знаю, мадемуазель, - флегматично отозвался сержант. Похоже было, что он все прекрасно знает, но не намерен ничего рассказывать - то ли потому, что ему было приказано молчать, то ли потому, что это было не его дела. Как бы то ни было, он молчал.
     - Он имел в виду, что надо явиться немедленно? - с ноткой грусти в голосе осведомилась Джулианна, не сводя глаз с подноса. Она была голодна - все-таки позади остался тяжелый день и бессонная ночь. Дипломатия, конечно, ждать не любит, но...
     - Насколько я понял, сразу после завтрака, мадемуазель.
     Разумеется. Прецептор тоже был дипломатом. Умиротворенная Джулианна кивнула.
     - А меня он не имел в виду? - встряла Элизанда.
     - Не знаю, мадемуазель. Он приказал мне передать весть мадемуазель Джулианне.
     Для Блеза это явственно означало "нет", но Джулианна рассудила по-своему и готова была защищать это свое решение.
     - Разумеется, он имел в виду и тебя. Ты ведь моя компаньонка, моя чаперонка, - заявила она с вредной улыбкой. "Кто его знает, вдруг мне понадобится защита чаперонки, может быть, девушек нельзя оставлять наедине с его милостью прецептором..."
     Элизанда ответила ей улыбкой и взяла у Блеза поднос.
     Пока они ели, сержант дожидался на лестнице, но девушки не торопились. Хлеб оказался мягким, мед - сладким, овечье молоко - густым и вкусным. А прецептор, будучи занятым человеком, вряд ли не найдет занятия на свободные полчаса и уж наверняка не станет обвинять гостей в опоздании.
     Когда девушки были готовы, Блез провел их в ту часть замка, где они еще не были - если только Элизанда не забредала сюда во время своих прогулок. Для Джулианны же место было абсолютно незнакомо.
     Еще один двор, еще башня; но здесь каменные плиты были устланы камышом, поглощавшим стук сапог Блеза. Стоявший на страже монах открыл дверь личных апартаментов прецептора и с поклоном пропустил гостей, старательно отводя взгляд от женщин, закрывших лица вуалями. Впрочем, это было сделано так осторожно, что Джулианна не могла бы поручиться, что не ошиблась.
     Они оказались в комнате из тех, которые отец Джулианны, будучи в хорошем настроении, называл "образцом величавой скромности", а пребывая в плохом - "монашеским ханжеством". Мебель в комнате стояла простая, но эта простота стоила немало: ничем не украшенные шкафы и стулья мастерской работы были сделаны из дерева, произраставшего только на дальнем краю Королевства; доставка этого дерева в Чужеземье обходилась недешево. Коврики на полу, самые простые, неброского цвета земли и соломы, были сотканы из шелка. Джулианна видела такие вещи прежде всего раз или два - их выменивали у восточных шарайцев. Белые стены были девственно чисты, без всяких украшений, если не считать двух гобеленов, изображавших Аскариэль при свете дня и в темноте - даже в ночи город светился золотом - и знака Господа, двойной петли, но сделанной не из драгоценных камней и не гравированной, какие Джулианна видела в Марассоне, а мастерски выкованной из чистого золота.
     Комната была пуста. Брат у двери попросил их подождать и предложил освежиться. На одном из сундуков стояли стеклянные с серебром стаканы и кувшин. Элизанда принюхалась и подняла брови.
     - Это джерет, - негромко произнесла она. - Шарайцы делают его из трав и ягод. В Чужеземье он встречается... редко.
     И в Марассоне тоже. Однажды Джулианна, будучи маленьким ребенком, попробовала джерет из отцовского стакана, и до сих пор помнила вкус напитка.
     Элизанда подняла кувшин и плеснула понемногу в два стакана. Потом она вопросительно посмотрела на Блеза.
     - Спасибо, не надо, мадемуазель. Я не был приглашен.
     Он вышел, и монах закрыл за ним дверь.
     Джулианна приняла кубок из рук Элизанды, наклонилась, понюхала - и вновь стала маленькой девочкой, которую удивляло все на свете, которая была без памяти счастлива принять из рук отца сокровище. Девушка откинула вуаль и отпила глоток. Вкус был тот же самый, вначале кисловатый травяной, от которого на краткий миг свело рот, а потом сладкий, фруктовый, смывший неприятное ощущение. "Похоже на лекарство", - сказала девочка, впервые попробовав напиток. Отец посмеялся тогда над ней, но и сейчас впечатление было схожим. В напитке была горечь, которая чувствовалась довольно сильно даже после фруктовой сладости. Словно бы он и был задуман таким резким, словно сладкая его часть была всего лишь уступкой. И все же сочетание компонентов было идеально, любое изменение испортило бы вкус. Да, вздохнула Джулианна, это напиток взрослых людей, и все же он вернул ее в детство.
     - Исключительный вкус, - заметила она.
     - Я рад, - раздался за ее спиной мягкий звучный голос прецептора. А ведь девушке казалось, что позади нее была глухая стена!
     Она повернулась резче, чем ей хотелось бы, и увидела, как опадает один из гобеленов - очевидно, под ним была потайная дверь или по крайней мере проход. Будь там дверь, девушки наверняка услышали бы скрип, петель. Сандалии прецептора бесшумно касались ковров, и тут Джулианна не могла винить себя за то, что не слышала его шагов, - он наверняка старался идти совершенно беззвучно. Девушке подумалось, что этот человек ничего не делает необдуманно, всюду видит свою цель.
     Он встал перед ней на расстоянии вытянутой руки - а руки у него были длинные. Мягкий взгляд, благосклонная улыбка, серебристые волосы и лысина, словно тонзура, дарованная Господом верному слуге. Прецептор олицетворял собой миролюбивую веру, а в ее существовании Джулианна сильно сомневалась. И сомневалась не зря. "Это ведь он приказал сжечь мальчиков живыми". И наверняка был где-то рядом, наблюдая за выполнением своего приказа, а может, сидел, слушая их крики. А может, молился, читал или спал, не слыша ни звука, совсем позабыв о казни. Впрочем, это было не важно.
     Джулианна потянулась к вуали, намереваясь опустить ее, но прецептор произнес:
     - Не надо, сейчас нас никто не видит. Оставим наивные обычаи наивным людям. Боюсь, что за последние несколько дней мы плоховато развлекали вас и спасать нашу репутацию в ваших глазах уже поздно. Так позвольте хотя бы намекнуть на то, как мы хотели бы обращаться с гостями.
     - В моих глазах вы не потеряли ничего, ваша милость, - ответила Джулианна.
     - Вы хотите сказать, что мне нечего было терять? - Его улыбка, голос и поведение говорили о том, что он поддразнивает ее, но все же прецептор был очень умен и нанес меткий удар. - Идите сюда и сядьте. Вчера, заботясь о наших братьях, вы очень устали. Отдохните же хотя бы сегодня.
     Его жест и слова явно включали в себя Элизанду, и та не преминула спросить:
     - Не налить ли вам джерета, ваша милость?
     - Здесь мы зовем его монашьим вином, дитя. - Упрек в его голосе был хорошо замаскирован, и даже Джулианна едва заметила его. - Вероятно, потому, что оно не запрещено - почти - нашим Уставом. Не наливайте мне, благодарю вас, сам я его не пью. Садитесь, пожалуйста.
     Девушки сели поближе друг к другу. "Словно дети, - мелькнула у Джулианны раздраженная мысль, - дети, которые пришли за отцовским приказом".
     Она поняла, что так оно и было с самого начала, даже пока прецептор не сказал этого прямо. Он отдавал приказы. В его словах приказ слышался уже дважды. Надо просыпаться, не то она скоро начнет танцевать, чтобы усладить его, если его голос зачарует ее...
     - Никаких слов не хватит, - начал прецептор, - чтобы отблагодарить вас за ваши вчерашние труды, так что я сразу становлюсь неблагодарным хозяином. Я сожалею, глубоко сожалею обо всех своих промахах. Но ваш отец послал вас сюда, мадемуазель Джулианна, для того, чтобы вы были в безопасности, а позавчерашнее нападение ставит эту безопасность под вопрос.
     Прецептор не сказал, что только поведение самой Джулианны в ночь битвы подвергало ее опасности; в этом снова скрывался приказ.
     - С тех пор я обдумывал положение и боюсь, что у меня нет выбора. Шарайцы могут вернуться с подкреплением и атаковать крепость либо же подвергнуть ее осаде. Ради вашего собственного благополучия я должен отослать вас. Я выделю отряд, который будет вас сопровождать. Дорога не очень опасна, но относиться легкомысленно к ней не стоит. Ваших людей вам не хватит. Кроме того, в Роке сейчас находятся торговцы, идущие в Элесси; вы можете отправиться вместе с ними. Чем больше вас будет, тем безопаснее окажется путь.
     Джулианна медленно кивнула.
     - Когда мы отправимся, ваша милость?
     - Как только сможете. Вы успеете собраться к завтрашнему утру?
     - Ваша милость, если вы желаете, я могу быть готова сегодня. - "Да я готова уехать хоть сию секунду, уехать и не оглядываться назад, чтобы не видеть ваше симпатичное лицо, которое мне разве что в кошмаре приснится..."
     - Прекрасно! Быть может, вы выедете, когда спадет полуденная жара? Успеете ли вы собраться? В этом случае вы успеете проехать какое-то расстояние еще до наступления ночи и прибудете в Элесси на день раньше.
     - Да, конечно. Я сожалею, что заставила вас волноваться. Ваше гостеприимство было невероятно великодушно.
     - Ну что вы, не стоит. Гостеприимство - основа основ Устава; служа вам, мы служим Господу, а это и есть цель нашей жизни.
     А прошлым вечером вы служили Господу своим костром? Джулианна хотела бы услышать простой ответ на этот вопрос, ответ, с которым можно было бы жить, хотя бы вздох, грустное пожатие плеч и простое "нет"; однако, даже не спрашивая, она знала, что прецептор искренне ответит "да".
     Тем временем хозяин, отойдя к двери, отдавал приказания: предупредить рыцарей и отряд братьев, велеть торговцам приготовиться. Покончив с этим, он вернулся к гостям, и они какое-то время сидели, пили джерет и разговаривали о посторонних вещах - немного о Марассон