жидать ее дальше по дороге через час пути. Как теперь претворить в жизнь тайный план девушек, как теперь надеяться убежать?
     - Это ничего не меняет, - пробормотала Элизанда, но ее голос принес ничуть не больше пользы, чем ладонь, которая похлопывала Джулианну по руке, безуспешно пытаясь заставить девушку сбросить чудовищное напряжение, от которого дрожало все тело. - Просто теперь вокруг будет больше солдат. Они будут слоняться, ругаться, ссориться и шарахаться от каждой тени...
     Джулианна кивнула, благодаря подругу за утешение, но не поверила ни единому ее слову. Надвигалась катастрофа, крушение всех ее клятв джинну. Это означало, что ее отец окажется в смертельной опасности - хотя она и не знала в какой - и что ее жизнь отныне будет принадлежать не ей, а другим людям, которые станут распоряжаться ею. "Выходи замуж там, где должно тебе", - с горечью вспомнила она и рассмеялась бы, не чувствуй она такой пустоты в душе. Да, там была только пустота, ничто более не билось и не звенело, отдаваясь во всем теле.

***

     Что ж, пусть будет так. Бывает жизнь и похуже (и покороче: медленно гаснущее пламя, медленно затихающие крики в ночи, навеки оставшиеся у нее в памяти). Ее хорошо обучили тому, что жизнь может не приносить радости; даже без простого удовлетворения она тоже умела обойтись. Джулианна могла быть к себе настолько безжалостной, насколько это необходимо.
     Усилием воли Джулианна заставила себя перестать дрожать. Приняв спокойный вид, она выпрямилась на подушках, покачиваясь вместе с паланкином, который был поднят носильщиками и вновь поплыл вперед.
     - Джулианна, ты... ты не хочешь пить? - спросила через некоторое время Элизанда, явно имея в виду что-то другое. - Здесь еще есть немного джерета. - "Он помогает не только от жажды", - услышала Джулианна в голосе подруги.
     - Нет, давай оставим немного про запас, для моего мужа. - О чудо, при этих словах она не почувствовала горечи, вообще ничего не почувствовала. - Напиток пригодится для достойной встречи, как по-твоему? Ну, получится что-то вроде обручальной чаши, да еще с такой редкостью, как джерет. А если нас встретит его дядя, мы все равно угостим его.
     - Этому барону Имберу, - задумчиво сказала Элизанда, - достанется кое-что куда более редкое, чем джерет. Остается только надеяться, что он знает этому истинную цену.
     Внезапно она порывисто поцеловала Джулианну в щеку. Джулианна улыбнулась подруге, но ничего не сказала и ничего не почувствовала - или убедила себя, что не почувствовала.

***

     Качания паланкина убаюкивали Джулианну и уводили ее назад, к тем дням, когда она была совсем крохой и большие няньки качали ее на руках или в колыбели.
     Тогда отец, казавшийся ей просто огромным, часто навещал ее. Он без предупреждения хватал дочку и подбрасывал ее в воздух, заставляя весело визжать. Джулианне он продолжал казаться огромным и сейчас; он всю жизнь швырял ее туда и сюда безо всякого предупреждения. Но на этот раз она не станет визжать, кричать или ныть. Она сбежит, если сможет; джинн ведь еще больше ее отца и может закинуть ее куда дальше...
     О, если бы только не это неожиданное известие, если бы только не барон Имбер - не важно, который, - если бы только он не висел на ней, словно гиря на ноге каторжника!.. Убаюканная покачиваниями паланкина, Джулианна почти задремала, уже не обращая внимания на тревожные мысли. Элизанда молчала рядом, и девушка едва не заснула.
     Наконец паланкин вновь оказался на земле, но на этот раз вокруг него громоздились домишки из высушенной на солнце грязи. Рядом оказался Блез, уже сошедший с коня. Он сказал:
     - Мадемуазель, это лучший кров, какой мы смогли найти для вас. По крайней мере там есть постель, а мои люди скоро принесут воду.
     - Благодарю вас, сержант. - Джулианна вышла наружу; за ней последовала Элизанда. Оглядевшись, девушка увидела кучки любопытных крестьян, глазевших на отряд. Она подумала, что кого-то из них, вероятно, выставили из домика, чтобы дать ей ночлег, но вопросов Джулианна задавать не стала, спросив только:
     - Где же отряд барона?
     - Впереди, на восточном конце деревни. Магистр Шеррол решил, что мы займем ее западную часть. Я уверен, что барон навестит вас, когда вы освежитесь с дороги.
     Джулианна была уверена в том же. Более того - если дорога окажется перекрыта и с востока, и с запада, им с Элизандой понадобится не просто удача, а прямо-таки небесное благословение для того, чтобы ухитриться бежать.
     - Не могли бы вы принести мой багаж, сержант? Нам нужно переодеться прежде, чем придет барон. Не хотелось бы встречать его в такой пыльной одежде.
     - Разумеется, мадемуазель. Правда, может понадобиться некоторое время...
     Она кивнула. Чем дольше, тем лучше; ей совсем не хотелось спешить на эту встречу, какой бы там из баронов Имбер ни возглавлял отряд.

***

     Домик выглядел на редкость убого - четыре стены из грязевых кирпичей и крыша, выложенная грязевой же черепицей, растрескавшейся и рассохшейся под здешним жестоким солнцем. Джулианне она показалась не слишком надежной. Должно быть, в этой земле все же случаются дожди - не сами же по себе здесь появились высохшие речные русла? А в дождливую погоду эту хижину, да и всю деревню должно просто смывать потоками грязной воды.
     Но ничто не предвещало дождя ближайшей ночью, в этом не было никаких сомнений. Однако, когда Джулианна видела сквозь трещины небо, она начинала опасаться, что ночью крыша вполне может просесть под собственной тяжестью и придавить спящих...
     Разумеется, спать она не собиралась - нет, она надеялась ускользнуть от Блеза и от барона. Надежда была зыбкой и маловероятной, не основанной ни на каком плане, а только на туманных соображениях, которыми была забита голова девушки. И все же выбор у нее был, и несложный. Либо попытаться убежать, либо лечь здесь, как пай-девочка, и ждать, чтобы крыша рухнула на нее, разрешив тем самым все ее проблемы.
     Единственное крохотное окошко располагалось в стене, противоположной выходу. Оно впускало достаточно света - достаточно для того, чтобы разогнать тени если не в душе, так хотя бы в темных углах домика, чтобы разглядеть простую кровать - соломенный тюфяк на деревянной раме, наверняка почитавшуюся в этих местах за необыкновенную роскошь. Смотреть больше было не на что, и Джулианна повернулась к окну, за которым простирался очередной полный пыли овраг, в дождливый сезон превращающийся в реку. За оврагом находился склон, покрытый желтыми и зелеными клочками - чахнущие сады местных жителей.
     У входа раздались шаги и кашель - скорее всего вежливая просьба впустить носильщиков. Не успела Джулианна повернуться к ним, как они уже вошли - два человека с самым большим из ее сундуков. Надо же, как быстро, с сожалением подумала Джулианна. Носильщики опустили ношу наземь и медленно выпрямились - один - в черной рясе, другой в белой рубахе, - и Джулианна сразу же узнала сначала одного, а потом и другого.
     Первый, в белом, был не мужчиной, а скорее мальчиком.
     - Маррон, - укоризненно произнесла Джулианна, - разве ты не должен служить своему господину?
     - Он уехал вперед с несколькими рыцарями, мадемуазель, и не оставил мне никаких распоряжений...
     А оруженосец, значит, не захотел слоняться без дела и помог монаху поднести сундук. Странно, очень странно, подумала Джулианна. Маррон помогал нести сундук еще в замке, за что был выруган своим господином. И потом - почему сундуком занялся монах? Блез ведь наверняка откомандировал за грузом своих людей!
     Посмотрев на брата повнимательнее, Джулианна нашла ответ на свой вопрос - или по крайней мере часть ответа. Монах был в капюшоне, низко надвинутом на лицо, но он совсем забыл наклонять голову, пока, постанывая, выпрямлял спину, словно груз оказался для него слишком тяжел. Луч света упал на спрятанное в тени лицо, Джулианна увидела нос, рот, непривычную бородку, блеск бесстыжих глаз и...
     - Ты! - едва не задохнулась Элизанда.
     - Да, я, - согласился он, поклонившись девушке, и вышел из хижины. Только тут Джулианна поняла, кто скрывался под черной рясой. Не монах, нет - менестрель по имени Радель...
     Элизанда оказалась быстрее - впрочем, как всегда. Джулианна обдумала бы сложившуюся ситуацию, нашла бы возможность задать менестрелю вопрос-другой наедине и вообще действовала бы так, как учил ее отец: "Никогда ничего не делай второпях, не выказывай нетерпения или удивления". У Элизанды такого отца не было, и потому девушка выскочила вслед за Раделем так быстро, что его тень все еще лежала на пороге, когда подруга Джулианны оказалась в дверях.
     Джулианна вышла вслед за ними и обнаружила, что странная пара идет прочь. Радель вспомнил о маскировке и вел себя в точности как монах, не желающий даже смотреть на женщину, - он боком шел по дороге, отвернув голову и загородившись плечом от настырной собеседницы. А та наскакивала на него, словно рассерженная птичка, размахивала руками и заливала его потоком обвиняющих слов и жестов.
     - ...за мной, да? Шпионишь, сначала в одном обличье, потом в другом! Да это просто смешно!
     - Это было бы смешно, будь это на самом деле так.
     Что ж, голос у Раделя остался прежним, непокорным, чего нельзя было сказать о его позе. Кажется, он был так же зол, как и Элизанда, но гораздо лучше владел собой, Джулианна огляделась вокруг так небрежно, как только могла, и увидела, что вокруг нет никого, кто мог бы подслушать беседу. Впрочем, в одном из домов - в этом, в том, или еще в каком-нибудь - вполне мог спрятаться человек. Нет лучше способа показать, что ты что-то скрываешь, чем оглянуться через плечо. Этого она не сделает. Пусть Элизанда будет беспечна, не боясь раскрытия тайны - и своей, и менестреля, у обоих наверняка есть секреты, хотя кажется, что каждый из этой парочки был осведомлен обо всех тайнах соперника, - но Джулианна будет более осторожна.
     - Ах, так это неправда? - прямо-таки зашипела Элизанда так громко, что при желании ее могла бы услышать половина деревни. - Я была в крепости, и ты явился туда; я ушла, и ты потащился за мной...
     - Ты себя переоцениваешь, - ответил Радель намеренно спокойно и, как показалось Джулианне, специально, чтобы разозлить Элизанду. - У меня была причина отправиться в Рок и была причина присоединиться к отряду, но эта причина - не ты.
     Элизанда вскипела, но промолчала, и Джулианна успела вмешаться. Она подхватила подругу под руку, крепко, но незаметно со стороны, и чуть встряхнула ее. Вслух она произнесла:
     - Благодарю вас за сундук, брат. Элизанда, ты не поможешь мне подобрать платье для встречи с бароном? Боюсь, что одежду понадобится как следует вытрясти - в пути она основательно пропылилась...
     Ответом ей был такой взгляд, что Джулианна с трудом, только чтобы не обострять обстановку, проглотила смешок.
     Радель поклонился и пошел прочь, а Джулианна развернула Элизанду и наконец-то смогла оглянуться. Позади не было ничего опасного, никто не подслушивал - только на порядочном расстоянии от них шел Маррон вместе с каким-то монахом; впрочем, слышать они ничего не могли.
     Элизанда сердито зашагала рядом, все еще пылая гневом. Джулианне очень хотелось знать, что произошло между ней и Раделем, откуда они знают друг друга и что у них за тайны, - очень хотелось, но на расспросы времени не было.
     Они с подругой быстро вошли в хижину и откинули крышку сундука. Увидев, что стало с ее платьями, Джулианна ошарашенно заморгала. Она никогда не думала, что может так плохо упаковать вещи - нет, это виновата дорога да еще носильщики, которые трясли и переворачивали сундук, когда затаскивали его на повозку и снимали с нее. Вздохнув, Джулианна наклонилась над сундуком, взяла самое верхнее платье и встряхнула его, сказав Элизанде:
     - Надень вот это, его цвет тебе очень к лицу...
     Прошел час. За это время девушки успели кое-как отмыться в прохладной воде и выбить пыль из платьев - для этого они, словно какие-нибудь простолюдинки, встали за хижиной, раскинули выбранные платья по сухим терновым кустам и хлестали прутьями до тех пор, пока легкий ветерок не перестал уносить больше пыли, чем приносил с собой. Девушки кашляли, стряхивали с себя песок и смеялись над собственной глупостью. Пришлось помыться еще раз.
     И вот они сидели, чисто вымытые, одетые и пристойно задрапированные вуалями, чинно сидели бок о бок на кровати, оставив сундук для ожидаемого барона. За дверью послышались голоса и стук башмаков, тяжелая мужская поступь - и тут уже Джулианна не стала думать о том, что чувствует ее подруга; потому что ей самой шли на ум пугающие мысли, которыми она не стала бы делиться ни с одним человеком,
     В дверном проеме возникла тень, и высокий человек наклонился в дверях, позвав:
     - Мадемуазель Джулианна?
     Девушки встали, и Джулианна отозвалась:
     - Входите, мессир. Я Джулианна де Ране. Это моя компаньонка, высокородная Элизанда.
     Гость ловко превратил наклон в дверях в низкий придворный поклон.
     - Карел ауф Карлхайм, мадемуазель, и вы, мадемуазель. Кузен барона-наследника.
     А, вот, значит, как они различают свои титулы - барон и барон-наследник? Из этого не было ясно, кто ведет отряд, но любое знание полезно.
     - Добро пожаловать, мессир.
     Когда барон выпрямился, Джулианна заметила, что он движется очень осторожно, помня, что крыша находится на ширину ладони над его головой. На его лицо упал свет. Гость оказался добродушным молодым человеком, и Джулианна тут же заметила одну его характерную черту, которую она вовсе не ожидала встретить в элессине. Она никогда не видела и даже не слышала о том, чтобы жители этой провинции улыбались так широко - а Карел именно так и улыбался, нимало не смущаясь под ее взглядом.
     Он смешно наморщил лоб и весело произнес:
     - Мадемуазель, со мной несколько человек, которые жаждут приветствовать вас, и еще с нами магистр Шеррол, а здесь места немного. Простите мне мою дерзость, но, быть может, вы почтите нас, выйдя наружу?..
     - Поздно, - ответил ему низкий голос, и на пороге возник еще один человек, на ладонь ниже первого гостя. Ему даже не пришлось нагибаться в дверях, хотя в плечах он оказался так широк, что задел оба косяка.
     Улыбка исчезла с лица насмешника Карела - точнее, он спрятал ее подальше, выпрямился и принял самый официальный вид, представляя вновь прибывшего и походя при этом на каменную статую.
     - Мадемуазель, перед вами барон Имбер фон унд цу Карлхайм, брат-наследник графа Элесси.
     С этим человеком Джулианна была знакома, им приходилось встречаться раньше. Впрочем, несмотря на всю свою выучку, Джулианна все еще оставалась ребенком и, подобно ребенку, запомнила только длинный шрам, похожий на багрово-красную нить или на алого червяка, который начинался за ухом, пересекал щеку и скрывался в бороде. Голова барона была гладко выбрита, а глаза казались слишком малы для такого лица и вообще для такой туши.
     Как и Карел, барон был одет в церемониальную одежду, словно дело происходило при дворе, но в отличие от Карела придерживал ее края, чтобы они не волочились по полу. Джулианна заметила это, ныряя в глубоком реверансе и не обращая внимания на собственное платье, которое прежде казалось ей вполне подходящим, а теперь, как она подозревала, могло оскорбить чувство приличия барона. Сердце у Джулианны упало - все-таки за ней приехал не жених. Девушка надеялась только, что сумела скрыть разочарование. Она выпрямилась.
     - Господин барон, вы оказываете нам честь...
     - Я исполняю свой долг, - перебил ее барон; голос у него оказался под стать телу - густой и тяжелый. Барон сердито огляделся - нет, не могла Джулианна пригласить его присесть на сундук, как собиралась. Впрочем, времени на раздумья не оставалось - в дверях появился третий гость, и Карел назвал его, почти в точности повторив предыдущий титул. Джулианна была поражена.
     - Мадемуазель Джулианна, перед вами барон Имбер фон унд цу Карлхайм, сын-наследник графа Элесси.
     Так что же, приехали оба барона? Машинально скрыв смятение под маской хороших манер, девушка вновь склонилась в реверансе, на этот раз чуть более глубоком и долгом, как и подобает женщине, встречающей нареченного жениха, или подданной перед будущим властелином.
     Она не успела разглядеть его лица - услышала только имя да мельком увидела полускрытую мощным дядиным плечом фигуру. До чего же плохо освещена эта гадкая кривая хижина! Выпрямившись, девушка так и не подняла глаз, уставилась в пол и решила не давать воли пожиравшему ее любопытству. Она осмелилась только взмолиться про себя - пусть жених окажется больше похожим на своего кузена, чем на дядю!
     Он приветствовал ее, назвав по имени, и добавил:
     - Мадемуазель Джулианна, Господь был милостив и мы встретились даже на час раньше, чем я надеялся. - Его голос не походил на голоса его родственников, он был моложе и чище, чем у кузена, и не так груб, как дядин.
     Джулианна подняла голову и увидела его лицо - оно тоже не походило на лица первых двоих гостей. Молодой человек был выше дяди, но на дюйм-два уступал двоюродному брату. Последние лучи солнца проникли сквозь открытую дверь и позолотили светлые волосы и короткую мягкую бородку. Из рассказов отца Джулианна знала, что ее жениху двадцать лет, что он поздний сын родителей, дарованный Господом после бесчисленных дочерей. Улыбался он по-мальчишески застенчиво.
     На краткий миг они застыли, глядя друг на друга. Джулианна тысячи раз представляла себе эту встречу, но даже подумать не могла, что ее охватит такой трепет, что ей захочется разрыдаться от почти физического потрясения - и все это произошло, и на глазах у девушки выступили слезы. Ей хотелось упасть на колени и возблагодарить Господа и отца за их заботу о себе, за такой неожиданный дар.
     Она задыхалась под вуалью, надеясь только, что молодой человек вспомнит о манерах, однако у того не нашлось времени - его дядя, старший барон Имбер, нетерпеливо пошевелился и хрипло заявил:
     - Да это просто смешно! Что нам, обмениваться любезностями в хижине? В хлеву?
     Он попытался выдворить всех из комнаты плавным движением руки, словно разгоняя гусей или слуг, но жест получился очень нелепый. Элизанда внезапно вцепилась в руку Джулианны, словно говоря выражением лица и пожатием пальцев: "Это не смешно. Я знаю, что это значит для тебя, я не собираюсь смеяться, но..."
     Но Элизанда ничего не поняла, она, кажется, даже не заметила восторга, вспыхнувшего в Джулианне, как пожар вспыхивает в горах - неожиданно и неотвратимо. Пламя все еще пылало в душе дочери тени, бесшумно, но жарко, а ее смущение, как казалось ей самой, вот-вот поднимется в небо белым дымом. Да, это было смешно, вся сцена казалась ужасно нелепой, и поэтому Элизанда заподозрила, что Джулианна, подобно ей самой, едва справляется со смехом - но была не права. Джулианна с трудом справлялась с желанием, с жаждой, со страстной тягой снова и снова смотреть на него - но каждый взгляд кружил ей голову, и она не смела.
     Дядя подсказал ей оправдание, дал повод не поддаваться настойчивому вопросу: "Смотрит ли он на меня? Или не смотрит? Он - он так же силен, как я, или, быть может, его можно победить?" Вероятно, старый барон был сердит с самого момента выезда из Элесси, когда узнал, что придется собираться в дорогу за тем, что должно было быть доставлено прямо на дом. Разумеется, настроение его ничуть не улучшилось к данному моменту, и весь гнев был направлен на человека в рясе магистра, стоявшего за порогом.
     Воспитанная на марассонской куртуазной вежливости - на ее родине даже рабы говорили изысканными словами и намеками, - Джулианна была потрясена; все ее зрение, слух, все ее внимание потонули в стремительном потоке мыслей: "Он смотрит на меня? Что он видит? Не выдала ли я себя?"
     Ей подумалось, что теперь она на всю жизнь привыкнет искать его внимания, не удовлетворяясь очевидными свидетельствами того, что оно и так принадлежит ей.
     А может, и не привыкнет, подумала она, и поняла, что все уже решено.
     -