р.
     - Что ж, хорошо. Орден очень заботится о своих гocтях. Мы, рыцари, сами обеспечиваем себе скудные удобства у себя в комнатах, в то время как монахи и вовсе лишены их - не правда ли, Маррон?
     - Да, сьер.
     - Да, мадам, я взял на себя смелость принести с собой немного вина, опасаясь, что забота Ордена о вас не доходит до таких тонкости...
     На самом деле вино нес, конечно же, Маррон. Юноша неловко снял с плеча сумку и, порывшись, вытащил флягу и кубки, блеснувшие в свете канделябров серебром. Маррон сломал печать на пробке, налил в бокал вина и поднес его Джулианне, вспыхнув еще раз, когда их пальцы соприкоснулись. Он впервые открыто встретил ее взгляд, хотя это продолжалось всего мгновение. Нет, подумала Джулианна, он не из тех, кто презирает женщин, - он всего лишь мальчик, который только начинает превращаться в мужчину, мальчик, не сталкивавшийся с женщинами с тех самых пор, как он был отлучен от материнской груди. В Марассоне все было иначе - и гораздо лучше, по ее мнению.
     Маррон налил вина Элизанде и д'Эскриве; после этого он вернулся к холодному очагу, у которого оставил сумку.
     - А четвертый кубок, Маррон? - негромко произнес д'Эскриве.
     Юноша поднял глаза, посмотрел на рыцаря и произнес:
     - Сьер, я думаю, что вино есть излишество.
     - Думать от тебя не требуется, юноша. Ты даешь обет послушания именно для того, чтобы думать поменьше. Налей себе вина и выпей. И еще: я категорически запрещаю тебе рассказывать об этом своему исповеднику. Ты понял меня?
     - Да, сьер.
     Д'Эскриве кивнул, вернулся к окну и открыл ставню, чтобы выглянуть наружу.
     - Не присядете ли, сьер Антон? - настойчиво попросила Джулианна.
     - Через минуту, мадемуазель. Я только хотел посмотреть... а, вот оно.
     Джулианна едва не встала, чтобы посмотреть, что так заинтересовало рыцаря. Остаться на месте было нелегко, но она удержалась. Он вновь поддразнивал ее, но она решила, что не поддастся.
     Похоже, у Элизанды желания сдерживаться не было.
     - Что там, сьер Антон?
     - Костер в конюшенное дворе. Я уже слышал о нем, но хотел удостовериться лично.
     Казалось, этого человека может позабавить что угодно, однако на сей раз его голос был холоден, и в нем угадывалась улыбка не веселья, а презрения.
     - Что там жгут? - спросила Элизанда,
     - Бочку, которую мы видели на дороге, мадемуазель. Барон предусмотрительно приказал уничтожить ее, чтобы очиститься от скверны. Я думал, что ее приберегут для костра, на котором надеются сжечь пленника, но барон, видимо, торопится. Старший конюх наверняка согласен с ним - думаю, бочка попахивает довольно гнусно.
     - Сьер Антон, а почему пленника везли в бочке? Это же... это просто глупо - так везти человека!..
     - Барон очень предусмотрителен, - повторил сьер Антон. На этот раз Джулианна увидела его улыбку - в ней не было и тени великодушия. - Человек из Сурайона не может не быть колдуном. Я думаю, барон опасался, что по дороге он начнет колдовать или вызывать демонов, чтобы те спасли своего земного брата... Вот и запечатал пленника в бочку, чтобы у того не было ни света, ни воздуха, ни земли, ни огня - в общем, ничего, что нужно для заклинания.
     - Но это же... нелепо!
     - Полностью с вами согласен. Однако вам повезло, что вы не знакомы с бароном. Ко мне судьба была менее благосклонна. Он человек... нелепый.
     - А еще нелепее, - заметила чинно сидевшая на собственной постели Элизанда, - еще нелепее то, что пленника считают пришельцем из Сурайона. Эта земля вот уже тридцать лет как свернута; зачем кому-нибудь покидать ее? И откуда они знают родину этого человека? У него что, на лбу написано?
     - Ходили слухи, что некоторые жители Сурайона изредка появляются в Чужеземье. Бывало, что таких путешественников ловили и пытали, и я никогда не слышал, чтобы они оказались невинны. Думаю, итог всегда один - признание и смерть, а какой вопрос был задан - уже не важно.
     Джулианна вздрогнула. Она видела разные экзотические казни в Марассоне, который всегда славился своей необычностью. Разумеется, она знала о существовании императорской инквизиции и о ее работе, невидимой, но не тайной. О ней говорили только шепотом. Она даже встречала этих людей при дворе, вежливо подавала им руку и с удивлением замечала, что их кожа не холоднее, чем у обычных людей, а сами они не несут с собой запаха подземелий.
     Д'Эскриве заметил ее дрожь и улыбнулся. На тропе он был великодушен, но сейчас не простил ей промаха.
     - Мои ответы расстраивают вас, мадемуазель. Прошу прощения.
     - Нет, вы говорите правду и я благодарна вам за нее. Меня расстраивают мысли о невинно страдающих.
     - Невинные страдальцы были всегда, - сурово ответил рыцарь. На мгновение он ушел в себя, но потом встряхнул головой и улыбнулся уже спокойнее. - Как долго вы намерены оставаться с нами, мадемуазель Джулианна?
     - Не могу сказать. Мой отец послал в Элесси гонца; думаю, за мной очень скоро вышлют эскорт - а может быть, уже и выслали.
     - Несомненно. Если, конечно, гонец достиг цели. Между Роком и Элесси лежат опасные земли.
     Она знала это. Иногда Джулианна ловила себя на том, что надеется: весть о ней не дошла до Элесси, а значит, у нее будет еще несколько дней свободы, хотя бы и в этом мрачном замке. Ей совсем не хотелось встречаться со своим будущим мужем. Но...
     - Прецептор тоже послал весть о нас, причем для верности и с гонцом, и с голубиной почтой.
     Прецептор навестил гостью в первое же утро после ее прибытия в Рок. Он показался Джулианне добрым человеком с прекрасными манерами и очень красивым голосом. Девушке пришлось напомнить себе, что он распоряжается всей этой крепостью и всеми людьми и что человек, которому доверена охрана северной границы Королевства, не может быть таким добродушным, как кажется.
     - Это уже лучше. Но все равно на голубя может напасть ястреб, а гонцу даже на хорошей лошади понадобится несколько дней, чтобы добраться до Элесси. Отряду, который пошлют за вами, понадобится еще больше. Значит, мы будем иметь возможность наслаждаться вашим обществом довольно долго, мадемуазель. Позаботился ли кто-нибудь о развлечениях для вас?
     - О, они мне не нужны, - небрежно ответила Джулианна, хотя сердце ее сжалось. - Я не одинока - со мной Элизанда, и у нас есть целый замок, который можно изучать.
     Это была ложь, откровенная и незамысловатая. Исследовать замок могла только Элизанда - чем она, собственно, и занималась; Джулианна же постоянно чувствовала тяжкое бремя репутации и потому не выходила. Она не хотела дать Блезу или солдатам повод сплетничать о ней в стране, которая должна была стать ей домом.
     - До тех пор, пока я могу отправляться на верховые прогулки и встречаться с такими приятными людьми, - крошечный поклон в сторону рыцаря, легкая издевка в ответ на издевку, хотя все сказанное правда, - до тех пор я буду вполне довольна своим положением. Вы и ваши собратья не должны тревожиться обо мне, у вас и так наверняка хватает обузы.
     - Мадемуазель Джулианна, вы совсем не обуза. - "Даже тогда, когда чуть не падаете на полном скаку в высохшее русло или дрожите на горной тропе", - добавили его глаза. Да, он переиграл ее. - Я хотел бы взять вас на соколиную охоту или пригласить поохотиться с собаками, но, к сожалению, здешние тяжелые обеты касаются не только монахов. Такое времяпрепровождение запрещено нам, по крайней мере до тех пор, пока мы не снимем черное одеяние. Маррон, мне кажется, что у дам кубки уже пусты, а мой так и вовсе высох.
     - Прошу прощения, сьер. Позвольте... Маррон поспешно наполнил кубок Джулианны и отвернулся, не заметив дружелюбной улыбки; Джулианна поблагодарила его в спину и глотнула из кубка. Напиток был великолепен - горячее красное вино со специями. Одно оно уже могло служить поводом искать дружбы д'Эскриве, даже если бы он не дал ей других причин желать этого.
     - И себе налей, Маррон.
     Мгновенная пауза, потом "Да, сьер" и звук льющейся жидкости. Джулианна не стала оборачиваться, зная, что под ее взглядом юноша сравняется цветом лица с вином.
     - Сьер Антон, - спросила Элизанда, - вы уверяете нас, что рыцари-искупители не охотятся?
     - Нет, мадемуазель. Я только честно говорю, что охота нам запрещена. Многие из моих собратьев не обращают внимания на запреты, но я предпочитаю не подражать им.
     Да, он был из тех людей, которые честно соблюдают клятвы. Джулианна стала гадать, на сколько времени он поклялся отдать свой меч Ордену, а потом (прости меня, отец) спросила об этом прямо.
     - На всю жизнь, мадемуазель, - ответил он так же прямо, и на мгновение на его лице застыла горечь. - Либо до того момента, когда меня отпустят или когда меня призовет король. Никакая другая причина не заставит меня покинуть Орден.
     За спиной Джулианны Маррон поперхнулся, словно проглотив вопрос, и поперхнулся еще раз, словно запив его глотком вина. Что ж, если он не осмеливается задать вопрос, это сделает Джулианна. Внезапно ей стало легко - то ли откровенность д'Эскриве требовала ответной откровенности, то ли окружавшая его тайна подстегивала ее любопытство.
     - Но если ваши обязательства столь велики, почему вы не наденете рясу и не станете монахом, настоящим членом Ордена? - "И не подниметесь до магистра, прецептора, маршала, гроссмейстера, наконец!"
     Он коротко рассмеялся.
     - Мадемуазель, меня растили рыцарем Королевства. Мой отец посадил меня на коня еще до того, как я научился ходить; когда я подрос и смог носить кольчугу, она всегда была сделана специально по моему размеру; все мои мечи имеют древнее происхождение и собственные имена. Прошу прощения, Маррон, но монахи Ордена - это армия пастухов, фермеров и ремесленников. Я охотно буду сражаться с ними плечом к плечу, но не стану одним из них.
     Он пытался произвести впечатление человека гордого, надменного, берегущего честь семьи, но Джулианна снова не поверила ему.
     К ее удивлению - и к явному удивлению рыцаря - возразивший ему голос послышался из-за спины Джулианны.
     - Мы - солдаты Господа, сьер. Мы не из благородных, хотя семьи некоторых из нас вполне заслуживают вашего уважения. Мы - лучшие солдаты Королевства, потому что сражаемся только за Господа.
     - И ты считаешь, что я сражаюсь не только за Него?
     Вопрос - если это был вопрос - прозвучал холодно и яростно. На этот раз Джулианна повернулась и увидела, что Маррон вздрогнул. Однако д'Эскриве мгновенно смирил свою ярость и продолжил уже знакомым поддразнивающим тоном:
     - Армии монахов-исповедников боятся в Чужеземье как никого другого. Это правда. Но вы сражаетесь в рясах, Маррон, ибо ваша защита - Господь. Что до меня, то я предпочитаю кольчугу, потому что в вере я слабее вас.
     - Это не так, сьер.
     Неожиданное и спокойное возражение. Джулианна попыталась увидеть выражение лиц обоих спорщиков, но в результате не разглядела толком ни одного.
     - Что ж, давай не будем спорить об этом. В конце концов, неприлично спорить с собственным оруженосцем. Напомни мне, чтобы я поколотил тебя за то, что ты смеешь возражать мне при дамах.
     - Да, сьер, - с улыбкой ответил Маррон. Джулианна подумала, что напомнить он напомнит, а вот трепки не будет. Да, не прост он был, этот д'Эскриве; его настроение и мысли менялись как ртуть, а его отношения с Марроном были всего лишь одной из сторон его характера, крошечной нитью в узле, который она с таким трудом пыталась развязать.
     Джулианна решила, что с нее загадок хватит - по крайней мере на сегодняшний вечер. Рядом с ней была умная, очаровательная и загадочная девушка - Элизанда, а д'Эскриве был умным, очаровательным и загадочным мужчиной - кроме этих качеств, у него было еще и вино, - так чего же еще оставалось желать Джулианне?
     Ей подумалось, что это вино так подействовало на нее. Это было очень хорошее вино, и они выпили, не разбавляя, первую флягу, а за ней последовала вторая, извлеченная Марроном все из той же сумки. Однако, несмотря даже на вино, Джулианна не поглупела и не слишком опьянела. Любая девушка, выросшая пусть даже в самом дальнем углу императорского двора, умеет либо не пить, либо не пьянеть.
     Джулианна не знала, где выросла Элизанда, но заметила, что подруга тоже не выказывает признаков опьянения. А что до д'Эскриве - что ж, в конце концов это было вино. Считалось, что молодой дворянин должен уметь перепить всех своих собратьев и удержаться на ногах, пока те не потеряют сознания. В этом искусстве дворяне усердно упражнялись с младых ногтей. Джулианна ничуть не удивилась бы, если бы д'Эскриве пил всю ночь, а утром по-прежнему улыбался бы - нет, даже смеялся. Как-то Элизанда сказала, что рыцари не смеются, но д'Эскриве опроверг ее утверждение. Раз или два за вечер Джулианне даже показалось, что он смеется просто так, веселясь и ни на что не намекая.
     Она забыла только, что в комнате было не трое, а четверо. Джулианна привыкла к вышколенным слугам, ожидающим приказа и следящим за малейшим жестом. Здесь таких нет, пришла грустная мысль, которую никак не удавалось прогнать. Она забыла о том, что этим вечером Маррон оказался не просто слугой д'Эскриве. Со своего места, повернувшись спиной к очагу, она видела Маррона только тогда, когда он подходил наполнить кубки, и замечала только, что он смотрит, подает вино и снова смотрит, чтобы подать его еще раз.
     Пока не услышала, что он захрапел.
     Джулианна вздрогнула и выдала юношу, обернувшись назад. Маррон все еще сидел на пятках, но уже не так прямо, опершись головой и плечом на стену и приоткрыв рот. Он храпел не так громко, но тут раздалось громкое фырканье; если бы Джулианна пропустила первый звук мимо ушей, не заметить второй было бы уже невозможно.
     Фыркнула Элизанда. На мгновение д'Эскриве явственно смутился, не то из-за неловкости своего оруженосца, не то из-за мыслей о собственной глупости - надо же было выбрать в оруженосцы такого неуклюжего мальчишку!
     Быстро опомнившись, рыцарь встал и поклонился так низко и изящно, что едва не подмел рукавом пол.
     - Приношу свои извинения, медам. Мой оруженосец напоминает, что мне пора идти.
     - Ну что вы, сьер Антон! Просто он не привык пить.
     - Да, но он служит мне вместо часов, а его храп - вместо их боя. Если он уснул, значит, я, по обыкновению, слишком долго просидел в столь замечательной компании. По-моему, в таком способе напоминания есть определенное удобство. Прошу прощения, - добавил он, когда Маррон всхрапнул сильнее, - но мне кажется, мои часы бьют все громче. Надо его увести.
     Рыцарь легонько потыкал Маррона ногой в бок. Оруженосец пошевелился, пробормотал что-то, смолк и снова захрапел. Вздохнув, д'Эскриве наклонился и подхватил юношу одной рукой под плечи, а другой - под колени. И встал, легко и бережно подняв Маррона, хотя Джулианна ожидала от него разве что еще пинка-другого.
     Маррон пошевелился на руках у д'Эскриве, и левый рукав его рясы задрался до локтя.
     Джулианна нахмурилась:
     - Что это у него на руке?
     Д'Эскриве посмотрел вниз.
     - А, это я чуть не убил его. Ему повезло, он легко отделался. Он быстро действует и быстро соображает, и к тому же ему везет. - Тут он снова нахмурился. - Кажется, рана кровоточила.
     - Эту повязку перевязывали наново, - заметила Элизанда, прикоснувшись к засохшей на бинте крови. Она нагнулась над рукой Маррона, посопела и добавила со странным выражением лица: - Рана чистая и вскоре должна затянуться.
     - И все же, - заметила Джулианна, понизив голос, хотя Маррон, как ни удивительно, не проснулся, - все же кто-нибудь должен взглянуть на эту рану, сьер Антон.
     - Уверяю вас, мадемуазель, ее посмотрят. Только не сегодня и не вы, если вы это имеете в виду. Маррон умрет от смущения.
     Или покраснеет до того, что лопнет.
     - Лучше это будем мы, чем какой-нибудь коновал, - упрямо заметила Элизанда.
     - Да, но еще лучше, если это будет главный лекарь. Я пошлю за ним утром. - Рыцарь повернулся было к входным шторам, но вновь остановился, посмотрел на Джулианну и произнес: - Весь вечер я хотел задать вам один вопрос, но не мог придумать, как сделать это так, чтобы не принизить заботливость вашего отца. Теперь у меня появилась такая возможность. Я мог бы поручить Маррона вашим женщинам, чтобы они промыли и перевязали его рану, если бы в этом была нужда; однако мне сказали, что с вами нет женщин?
     - Нет.
     Кроме Элизанды, но она не в счет.
     - Могу ли я спросить, почему? Мне кажется странным, что высокородная дама едет на собственную свадьбу в сопровождении одних только мужчин.
     - Сьер Антон, в Марассоне у меня были компаньонки, которых я считала своими подругами, были служанки и были рабыни. Я не могла просить моих подруг ехать со мной в такое место, как Элесси. Я не стала приказывать моим рабыням сопровождать меня, а служанки не пожелали этого сами.
     Она не могла винить их. Хвала Господу, по крайней мере бремени вины на ней не будет среди прочих многочисленных тягот.
     - Ах да, понимаю. Это достойно уважения, мадемуазель Джулианна, хотя я надеюсь, что Элесси покажется вам приятнее, чем вы ожидаете. Осмелюсь только посоветовать вам не говорить этого другим людям или по крайней мере говорить не так прямо. Жители Элесси гораздо чувствительнее, чем кажутся...
     - И ждут от женщин молчания и благодарности? Благодарю вас, сьер Антон, это мне уже известно. Я думаю, что вам могу доверять, но обычно я сохраняю большую сдержанность.
     Д'Эскриве кивнул, пожелал девушкам спокойной ночи и вновь повернулся к выходу. Элизанда отвела штору и неуверенно выглянула на лестницу.
     - Сьер Антон, может быть, мне взять свечу и проводить вас? Монахи ночью оставляют очень мало зажженных факелов...
     - Мадемуазель, единственный факел в замке сейчас горит у вашей двери. Впрочем, не беспокойтесь, у меня глаза как у сокола.
     Элизанда приподняла брови, но промолчала. Джулианна подошла к дверному проему и встала рядом с подругой, глядя, как д'Эскриве осторожно шагает по лестнице, исчезая в темноте. Через несколько мгновений раздалась ругань, о причине которой догадаться было нетрудно: возле выхода во двор таилась небольшая приступка, которую рыцарь в темноте не заметил.
     - Сьер Антон, - сладким ехидным голоском пропела в темноту Элизанда, - соколы не видят в темноте.
     - Спасибо, - эхом отозвался его голос на лестнице, - это я уже понял...
     Не переставая смеяться, Элизанда опустила штору и подошла к очагу.
     - Он оставил вино, Джулианна. - Девушка подняла флягу и слегка встряхнула ее. Внутри многообещающе забулькало.
     Джулианна кивнула. Было самое время ложиться спать, но во фляге оставалось так немного... И жаль будет, если вино испортится...
     Взяв наполненный кубок, Джулианна вновь села на постель; Элизанда подошла к окну и завертела головой, пытаясь рассмотреть лестницу.
     - Я бы хотела поехать с тобой в Элесси, - медленно произнесла она.
     - Нет, - решительно сказала Джулианна. Да, в Элесси у нее мог быть случай узнать, что делала в Роке Элизанда, но Джулианна не хотела кривить душой. Тут она была непреклонна. - Я не могу заставить друга сидеть со мной в одной тюрьме. Ты возненавидишь это, Элизанда, еще больше моего.
     - Да, но я все равно должна быть там. Я буду нужна тебе.
     - Для чего?
     - Чтобы быть рядом, когда явится джинн. Ты же ничего о них не знаешь.
     Джулианна вздохнула, сделала глоток и ответила:
     - Элизанда, джинн не явится. Зачем я ему? Какая подобному существу от меня польза? Элизанда ответила только:
     - Он обязательно появится. Ты о них ничего не знаешь.

***

     На одеянии Джемаля была кровь, на пальцах - жир, его желудок был полон мяса, а у его костра сидел гость. И Джезра был не единственным, кто видел, какая честь оказана Джемалю, - но единственным, чьи глаза были в счет.
     Со своего места он видел неяркий красный отблеск других костров и движущиеся вокруг них тени людей. И он знал, что каждый из этих людей видит, кто пришел отведать добычи Джемаля и поговорить с ним и с Джезро