а  самом
деле Ланселот?
     Питер оглянулся.
     - О чем ты, не пойму?
      -  Ты  прекрасно  понимаешь, о чем я  говорю.  Либо  я
жестоко  ошибаюсь, но тогда ты действительно  не  имеешь  ни
малейшего понятия, о чем я тебя спрашиваю. Но я не ошибаюсь.
Я  никогда  не  ошибаюсь.  Как-то раз  мне  показалось,  что
ошибаюсь, но я ошиблась.
      Отслеживать логику в высказываниях Анлодды - это  было
почти  то  же  самое, что пытаться разобрать  слова  какого-
нибудь американского рэпа.
      Но  Питер  знал,  что  она  права.  Чтобы  шизоиду  из
двадцатого  века удалось просуществовать три недели  в  теле
римского рыцаря пятого века незаметно - нет, это было бы  по
крайней  мере  самонадеянно. Если Марк Бланделл  (или  Селли
Корвин) так быстро распознали Питера в обличье Ланселота  из
Лангедока, насколько же легче было заподозрить неладное тем,
кто на самом деле был знаком с принцем?
      "Надо затаиться. Надо отговориться, - думал он. -  Все
отрицать - и дело с концом". Ведь кому понравилась бы  мысль
о  том,  что вместо героя Каэр Камланна откуда, ни  возьмись
взялся какой-то странный двойник?
     - Почему ты спрашиваешь? - буркнул он сердито.
      -  Ланселот, за последний месяц ты неожиданно стал так
разумен, что, честно говоря, я подумывала, уж не отросла  ли
у  тебя лишняя голова. Да разве прежний Ланселот стерпел бы,
если  бы  Этот  Мальчишка ворвался в  его  покои,  когда  он
возлежал с женщиной? О да, я, конечно, знаю Ланселота  всего
полгода,  но  все  равно мне кажется, что он просто-напросто
разрубил бы Корса Канта... Этого Мальчишку, пополам,  вот  и
все.  Правда,  -  добавила она, склонившись набок  и  одарив
Питера  взглядом из-под нахмуренных бровей, - случись такое,
o  бы  убила  тебя, не дав и шагу шагнуть. Поэтому  я  вновь
спрашиваю тебя: воистину ли ты Ланселот из Лангедока?
      Питер  открыл  было  рот,  чтобы  отчитать  девицу  за
проявление непочтительности в отношении легата и консула, но
вдруг,  ни  с  того ни с сего, его прорвало. В конце  концов
Анлодда же призналась ему во всех своих грехах?
      -  Нет,  -  ответил Питер дрожащим голосом  и  тут  же
сорвался на шепот:
     - Я не Ланселот, не герой, я даже не.., сикамбриец.
      "Слишком  много  лжи,  - думал  он.  -  Слишком  много
путешествий к Источнику Вечной Не правды. Я ей все скажу,  а
потом.., убью ее".
      Но  стоило  ему сбросить маску, как он  вдруг  утратил
всякий контроль над собой.
      Питер вдруг понял, что последние восемнадцать лет жил,
словно чурбан, оживающий только тогда, когда его брал в руки
плотник-садист. "Я делаю это ради королевы и  Отечества",  -
говорил  он себе, и наконец научился засыпать по  ночам,  не
помня лиц, которые размозжил, обратившись в дубинку.
      А теперь он так запутался в тенетах лжи, что уже и сам
порой  не  знал:  то  ли он - Питер Смит,  возомнивший  себя
Ланселотом,  то  ли он Ланселот, которому кажется,  что  его
телом  завладел демон - Питер Смит. Различия между ними  все
более  стирались,  по  мере того, как Ланселот  все  упорнее
пытался изгнать Питера из собственного тела.
     Питер Смит рассказал Анлодде все. Он смотрел на себя со
стороны,  но  не  мог  замолчать.  Монотонно,  подробно,  он
выложил  Анлодде все-все о том, кто он такой,  откуда  он  и
зачем его сюда послали. Все до капли.
      Когда  он  умолк, Анлодда молчала целых две  минуты  -
похоже, установила личный рекорд. Трижды она открывала  рот,
но  тут  же  закрывала,  словно  морская  раковина  створки.
Наконец она сказала:
     - Чудесная история, Ланселот - или Питер, если тебе так
больше   нравится.  Тебе  никогда  не  приходило  в   голову
попытаться поступить в школу друидов? Тогда к своим  титулам
ты бы добавил и звание барда.
      - Анлодда, - серьезно проговорил Питер. - Чем скорее я
найду  Селли, тем скорее уберусь из твоей жизни,  из  вашего
времени. И у вас тут снова появится прежний Ланселот.  Пусть
он  не  лучше  меня, но по крайней мере никаких сомнений  не
будет.
     Анлодда пристально посмотрела на Питера.
       -   )-   Ланселот..,  или  Питер..,  могу   заключить
единственное: тебя околдовала полная луна, хотя нынче  ночью
она прячется за тучами.
     Нет-нет! Не прерывай меня, принц. Вот у Этого Мальчишки
такая же дурная привычка. Лан.., ах да, Питер.., я уже давно
замечала, что с тобой что-то не то. Я даже кое-кого  просила
последить за тобой, и мне рассказали много презабавного. Нет-
нет, имен я тебе не назову - это было бы бесчестно.
     "Вот это новость! - возмутился Питер. - Интересно, кого
она  имеет в виду? Но если я когда-нибудь выясню,  что  Этот
Мальчишка-бард  шарил у меня в комнате,  ты  станешь  вдовой
` -lh%, чем женой".
      Анлодда  продолжала тараторить, и остановить  ее  было
невозможно.
      -  Но должна признаться: новый Ланселот мне больше  по
нраву,  чем  прежний.., не на ложе, конечно. Это  и  было-то
только  раз,  да и то получилось глупо, как представление  в
цирке, а я никак не ожидала, что так получится.
      Я  поступлю так, как меня учили поступать дядя Лири  и
король  Меровий.  Нужно принять особое решение.  Пока  -  по
крайней мере пока я буду считать, что ты - какой-то божок..,
очень  маленький божок, который овладел Ланселотом, либо  ты
нализался  какого-то зелья, и оно на тебя так подействовало.
Между  тем  в  Каэр Камланне тебя почитают больше  других  -
больше  Кея, Бедивира и даже Артуса... Правда, я его  совсем
не знаю, но не стала бы ему поклоняться, как Этот Мальчишка.
Но  все  же.., я его однажды чуть не убила, а это зря.  Его,
наверное, многие мечтают убить, так что.., вонзить кинжал  в
грудь  Dux  Bellorum  -  это  примерно  то  же  самое,   как
вонзить..,  кое-что  другое  в  принцессу  Гвинифру.   Пойми
правильно, если это доступно любому, то какой интерес?
      Питер  понял подтекст Анлодды. Что бы там ни было,  но
Питер  не  питал к Анлодде недобрых чувств, и она  знала  об
этом.  Она  знала, что он не желал ей зла, а такого  она  не
могла  бы сказать о других обитателях Каэр Камланна -  кроме
Меровия.
      Анлодда  молчала, естественно, недолго. Освежив  запас
кислорода, она вновь открыла огонь.
      -  Но что я могу? Я не некромантка, ты понимаешь. Я не
могу  вызвать короля Брэна и попросить его изгнать  из  тебя
беса.
      Поэтому я тебе скажу так: я тебе не верю. Я никого  не
прикончу  своим боевым топором ради тебя, так  что  даже  не
проси. И не пытайся убеждать меня в том, что эта твоя  Селли
Корвин - Корс Кант. Уверяю тебя, я бы заметила разницу.
       Тут  она  вдруг  замолчала,  задумалась.  Питер  взял
инициативу в свои руки.
     - Анлодда, мне нужны только твои глаза и уши. Послушай,
милая,  ты  ведь поняла, что со мной не все ладно!  Ты  сама
сказала, что несколько недель замечала, что со мной творится
нечто  странное. Мне нужно единственное - понять, кто еще  в
последнее время ведет себя странно, не похоже на себя. Кто?
      Девушка молчала, но не спускала глаз с Питера, а  рука
ее  крепко  сжимала  рукоять  зловещего  бриттского  боевого
топора. Правда, Питер ни разу не видел, как она им орудует.
      -  Что ж, есть один человек, который неожиданно  очень
сильно переменился, но он - не твоя Салли Коннер, это я тебе
точно говорю.
     - И кто же это?
     Анлодда выгнула дугой бровь.
      -  Питер  Ланселот! Тебе ли не знать? Ты  сам  заметил
перемены.
     - Неужели ты про юнца Медраута?
     - Брат мой принц, прежний Медраут мог бы бросить войско
и  кинуться на врага даже безоружным, но он бы ни за что  не
- $%+ + в штаны от страха.
     - Хорошо подмечено.
     - Но кем бы он ни был, он не Салли.
     - Селли.
     - Он даже не женщина, это я точно знаю. Во-первых, если
верить  воинам,  он  придумал хитрый  план  сражения,  из-за
которого  были  одурачены юты.., а женщины в  военных  делах
соображают  плохо. Да и кто бы стал учить женщину стратегии?
Это  все  равно,  что  строить стену из золотых  кирпичей  -
тогда, выстроив ее, ты только эту стену и станешь защищать.
     Питер изумленно смотрел на девушку.
       -  Гм-м-м,  Анлодда,  не  хотелось  бы  указывать  на
очевидное, но...
      -  Дерьмо свинячье. Обо мне упоминать не стоит. Особый
случай.  Кроме  себя  самой,  королевы  Боудикки  и   царицы
Артемизии  из  Галикарнасса, не  могу  припомнить  ни  одной
женщины-воительницы.
      Питер верил принцессе.., до определенной черты. Он был
согласен: что-то странное творилось с Медраутом, но не желал
подписываться  под  сценарием,  в  котором  Медрауту   четко
отводилась  роль  Селли  -  уж  эта  точно  прошла   военную
подготовку в ИРА. Наоборот, он с легкостью поставил бы  свою
подпись под сценарием, где Медраут просто-напросто играл  бы
роль  труса. Тем не менее заявление Анлодды заставило Питера
с еще большей долей подозрительности думать о Мирддине.
      Анлодда умолкла. Питер порадовался этому. Ему приятнее
было  ехать по безлюдной равнине к Артусу в тишине. Пока  он
мог   придумать  единственный  сносный  план:  ждать,   пока
Мирддин, "Марк Бланделл", укажет ему на предполагаемую Селли
Корвин,  а  потом  он убьет их обоих. Для  Селли  это  будет
означать быстрый возврат вперед на пятнадцать веков, где  ее
ждет  не  дождется  потирающий руки полковник  Купер  и  все
двадцать  второе  подразделение СВВ.  Для  Марка  же  вообще
ничего плохого не предвиделось.
      Затем  Питер собирался заколоться собственным мечом  и
вернуться в свое тело и в свое время.
      Они  проехали  еще  с милю, и вдруг Анлодда  приложила
палец к губам, - Чш-ш-ш, - прошептала она и натянула поводья
Мериллуин. Впереди, на небольшом возвышении, стояла одинокая
фигура.   Человек   опирался  на   посох.   Сначала   Питеру
показалось,  что  это  Мирддин  (а  быть  может,  ирландская
террористка), но потом, приглядевшись получше, он понял, что
это не сам чародей, а его ученик.
      Корс Кант ждал их. Только тогда когда они подъехали  к
юноше  совсем  близко,  Питер  увидел,  как  осунулся  бард.
Произошла  какая-то жуткая трагедия, она и  заставила  Корса
Канта отправиться в одиночку по Динас Эмрис.

                          Глава 44

      Бард  наблюдал  за приближением Ланселота  и  Анлодды,
мысленно  называя их обоих предателями. Наблюдал спокойно  и
дивился собственной холодности. Недели, проведенные вдали от
Анлодды, унесли злость, которую бард питал к Ланселоту из-за
b.#.,  что тот стал первым мужчиной Анлодды - он, а  не  сам
Корс Кант.
     На самом деле он даже чувствовал великое облегчение при
мысли  о  том, что теперь не придется первенствовать  и  тем
показать,  что  в  искусстве любви он так  же  неуклюж,  как
император Клавдий в государственных делах. Теперь  эта  ноша
легла на плечи Анлодды - пусть научит его, как это делается.
       Корс   Кант   закрыл   глаза.  К  нему   приближались
изменники.., но изменниками он их считал не из-за той  ночи,
что  они  провели  вместе - нет, они оба предали  Артуса,  а
вместе с ним - всю империю. Анлодда предала Артуса тем,  что
не  рассказала об изменнических замыслах отца, а Ланселот  -
тем, что возглавил заговор и отравил Меровия.
      "Но он ли сделал это?" Вдруг бард утратил уверенность.
Знал ли принц о том, что налито в бутылку, стоявшую у него в
покоях?  Прежде  чем рассказать о случившемся  Артусу,  Корс
Кант  решил  удостовериться, так ли  это,  чтобы  самому  не
предать невинного человека.
      Всадники  были уже совсем близко. Корс Кант  поежился,
вспомнив,  что  за  место - проклятая  долина  Динас  Эмрис.
Именно  здесь Вортегирн и его чудовищный великан Ргита  Фавр
были окружены и захвачены Артусом и Меровием.
      Вортегирн, подонок, убийца, устроивший пожар в  Ллудд-
Дуне,   Лондиниуме,  -  тот,  что  позволил   своим   воинам
изнасиловать  и  казнить мать и сестру  Корса  Канта,  убить
отца,  а  потом  он,  словно от пирога, отрезал  здоровенные
куски  Придейна  и  раздаривал своим  приспешникам-саксам  -
Хорсу и Хенгисту...
      Когда же Артус в конце концов взял Вортегирна в  плен,
он связал его по рукам и ногам и отдал на растерзание его же
рабам,  а  те  изрубили бывшего короля  на  куски  кухонными
ножами.
      Ргита  Фавр  был слишком велик, чтобы его  можно  было
убить так, как обычного человека. За шесть лет до этого  его
пронзили  копьем насквозь, а он остался жив.  Его  приковали
цепями  за  руки  и ноги к четырем упряжкам  лошадей,  и  те
разорвали его на части.
      Когда  же пролилась кровь этих двоих нелюдей, видевшие
это  утверждали,  что кровь была черна и  на  ощупь  липкая,
словно  смола.  От  нее почернела земля, на  которой  теперь
ничего  не  росло  -  ни травинки, ни  стебелька.  От  земли
исходил  неприятный запах. Старики говорили, будто  бы  этот
запах  существовал еще до гибели Вортегирна, и  был  не  чем
иным,   как  сернистыми  испарениями,  просачивающимися   из
царства Плутона сквозь трещины в земле.
      Три  недели  назад Корс Кант представлял,  как  бы  он
встретился  с  Ланселотом  на своей  земле  в  сопровождении
собственного  войска.  Теперь  он  стоял  посреди  проклятой
равнины   холодной  ночью,  окруженный  тенями   изменников,
объединившихся некогда с сакскими ублюдками ради собственной
выгоды.   Одно,  правда,  оставалось  неизменным.   Доказать
Анлодде,  что он не трус. Корс Кант мог, только  противостоя
Ланселоту. Ему так нужно было доказать возлюбленной, что его
любовь сильнее ярости.
      Неожиданное  приближение  всадников  порадовало  Корса
Канта  -  дальше  идти было бессмысленно. Он оставил  своего
пони у подножия холма, где тот тщетно пытался разыскать хоть
какой-нибудь   травы,   взобрался  на   вершину   и   вскоре
удостоверился, что его заметили.
       Анлодда  вдруг  резко  придержала  лошадь,  и  дальше
Ланселот поехал один. Девушка смотрела на барда, и  лицо  ее
было непроницаемым.
      Корсу Канту было знакомо такое выражение ее лица.  Так
она   смотрела  на  врага,  выжидая.  Друиды  назвали  такое
состояние "совершенной неуязвимостью". Она ждала,  что  враг
первым   сделает  ход,  сбросит  собственную   неуязвимость,
раскроется   для  контратаки.  Именно  таким  взглядом   она
встретила  тех трех саксов, что пытались похитить  ее  возле
Каэр Камланна, а потом.., прикончила их всех.
      А Ланселоту, похоже, было совершенно безразлично, есть
с ним рядом Анлодда или нет. Лицо его было искажено гримасой
боли  и  гнева.  На какой-то миг он показался барду  прежним
Ланселотом, и он безотчетно попятился. Но вот вернулся новый
Ланселот, овладел собой.
      - Хо, бард. Что привело тебя на эту пустошь? Только ты
лучше не говори ничего вроде: "Моя лошадь..."
      -  Печальная  весть,  мой  принц.  Король...  Меровиус
Рекс.., мертв.
      -  Что? - Ланселот, похоже, был просто поражен, и бард
сразу пожалел о том, что в мыслях винил его в случившемся. -
Мертв? Меровий мертв? Господи, что стряслось?
      Корс  Кант молчал. Ланселот подвел Эпонимуса  поближе,
склонился к барду.
     - Отвечай, мальчишка: что случилось с Меровием!
       -  Похоже,  его  отравили,  -  проговорил  Корс  Кант
медленно,  старательно выговаривая каждое  слово.  -  То  ли
едой, то ли вином.
     Ланселот выпрямился, подобрал поводья.
      -  Боже,  -  прошептал он. - Этому  нет  конца.  Вино?
Иисусе, он умер?
      Корс  Кант закрыл глаза, задышал медленнее.  "Мирддин,
если  ты  когда-нибудь  любил  своего  ученика,  помоги  мне
теперь..." Кое-какими из талантов друидов юноша уже овладел,
но  их  было  так  мало...  Усиленное  обоняние  и  слух   -
результаты  долгих  часов медитации,  слушания  собственного
сердца, дыхания, шуршания насекомых, переползающих через его
босые ступни.., и снова дыхание, биение сердца, еле заметные
движения соучеников...
      И теперь юноша усилил эти чувства, набросил их, словно
ловчую  сеть, на принца Ланселота из Лангедока,  героя  Каэр
Камланна.
      Он прислушался к сердцебиению Ланселота: сердце принца
билось  часто  -  вдвое чаще обычного, и  так  громко,  что,
наверное, это могла услышать и Анлодда.
      Он  прислушался к дыханию принца. Оно стало быстрым  и
неглубоким.  Еще  Корс Кант услышал, как  Ланселот  облизнул
пересохшие губы.
      И  ощутил  запах  пота, стекавшего по  спине  и  груди
/`(-f , почувствовал, как тот понурился, ссутулился.
      Все  говорило о том, что Ланселота охватило сильнейшее
чувство вины.
      Корс  Кант  открыл глаза. Теперь он мог  со  спокойной
совестью  поведать  Артусу  историю  об  отравленном   вине.
Ланселот,  без  сомнения, был виновен, или по  меньшей  мере
причастен к убийству Меровия.
     Юноша посмотрел на героя, и вдруг ему стало страшно. На
него  глядел  новый Ланселот - совсем не такой  тупица,  как
прежний.  За  краткий миг этой встречи взглядами  Корс  Кант
понял:  принц  догадался, какие выводы сделал юноша  из  его
поведения.
     "Иисус и Митра... Похоже, я тут не единственный опытный
наблюдатель!"
       У  Корса  Канта  засосало  под  ложечкой,  затряслись
поджилки,  колени  подогнулись. Он еще мечтал  противостоять
Ланселоту!  Он,  Корс  Кант, единственный  свидетель  смерти
Меровия, стоял лицом к лицу с убийцей, который понимал,  что
его преступление раскрыто, что его, образно говоря, застигли
с окровавленным клинком в руке.
     Ланселот заговорил тихо, угрожающе - совсем как прежний
Ланселот.
      -  Мальчишка.., что ты знаешь про эту бутылку вина? Но
тут оба они вздрогнули от металлического скрежета. Корс Кант
выгнул   шею,   чтобы  посмотреть,  а  Ланселот  развернулся
вполоборота в седле.
      Анлодда сжимала в руке боевой топор. Выражение ее лица
при этом совершенно не изменилось.
      -  Помнишь  о  том,  что  я  сказала  тебе  раньше?  -
произнесла  она холодно. - Одного из нас ты, быть  может,  и
получишь, но если убегу я, сам-знаешь-кто попадет сам-знаешь-
куда,  а  если  убежит Этот Мальчишка, он  все  доложит  Dux
BeIIorum, и тебя схватят.
     Ланселот провел рукой по глазам. Опустил руку - и вновь
стал другим, новым. Он улыбнулся усталой, покорной улыбкой -
в ней больше не было угрозы.
      -  Бегите, сколько вам вздумается, - сказал  он.  -  В
конце  концов  Господь Всемогущий вас все равно  поймает.  -
Ланселот  развернул  Эпонимуса,  велел  коню  опуститься  на
колени.
      -  Забирайся, сынок, - распорядился он.  -  Поедем  на
встречу с Dux Bellorum.
      Но  Корс  Кант не стал садиться на коня Ланселота,  он
отправился  за своим лохматым пони. Вскоре к нему  подъехала
Анлодда и спешилась.
     - Не валяй дурака, - сказала она.
      -  Так  это правда? - спросил он. - Он и в постели  не
снимает этой кольчуги?
      - Не валяй дурака. Корс Кант Эвин. Ты знаешь, почему я
это сделала, почему это мог сделать ты с кем-нибудь еще, что
одно  и  то  же.  -  Голос ее дрогнул  -  видимо,  она  тоже
испытывала  душевные муки. - Пресвятая Мария, Матерь  Божья,
можно  подумать, мы оба - римляне, так ты переживаешь  из-за
одной-единственной  ночи, проведенной мною  на  чужом  ложе!
Qовсем как ребенок, что начинает хныкать от ревности,  когда
его мать останавливается, чтобы погладить собаку на улице.
      -  Я не ребенок, и уж конечно, ты мне не мать, он - не
собака, и я не ревную, Анлодда. Моя мать умерла в Лондиниуме
после  того,  как  ее  изнасиловали  трое  солдат  и  избили
древками копий. Ее убил тот изменник, что продал Придейн  за
сакское золото.
      -  И  вот  вопрос,  - продолжал бард, многозначительно
глядя  на  девушку. - Кто становится изменником ради  золота
Церкви?
      -  Корс  Кант  Эвин, о чем ты говоришь?  Я  ничего  не
понимаю!
     Анлодда действительно была обескуражена, и сердце Корса
Канта  тут  же  смягчилось.  "Боже,  как  я  мог  счесть  ее
изменницей?  И  как  долго я сам смог  бы  хранить  тайну  о
предательстве  собственного отца, если бы он  был  тем,  кто
открыл  ворота  Лондиниума Вортегирну, - он, а  не