требовал шерри.

Глава 3

   Корс Кант Эвин скользнул  в  открытые  ворота  и  побежал  вокруг  прочно
сработанного  трехэтажного   дворца   Артуса,   Dux   Bellorum   Пендрагона,
командующего легионами  и  создателя  "Pax  Britannicus"  .
   Ворота Юпитера всегда стояли открытыми,  их  закрывали  только  на  время
осады, но, пройдя через эти ворота, юный бард  с  неизбежностью  должен  был
миновать похожие на грибы окна покоев Мирддина. "Господь и  Пресвятая  Дева,
молю вас, пусть он еще спит, этот  старый  козел,  хоть  бы  утомился,  ведь
должен был устать после битвы", - помолился Корс Кант. Скорее всего так  оно
и  было.  Битва  при  горе  Бадона   была долгой и  тяжкой,
и для  того,  чтобы  одолеть  отряды  сакских  ведьм,  потребовалось  немало
магических усилий.
   Корс Кант прижался спиной к мозаичной  стене  между  чисто  декоративными
мраморными колоннами. Из окна Мирддина не доносилось ни звука - стало  быть,
старый друид не заметил запоздалого возвращения барда.
   Корс Кант проскользнул в бани, дал знак рабу принести пропитанную  маслом
пемзу. Тот быстро стер с кожи барда большую часть грязи. Корс Кант ополоснул
лицо и руки в тазу с холодной водой и счел, что прилично вымыт.
   Он отряхнулся, на ходу напялил чистую рубаху,  промчался  по  внутреннему
двору, отвернувшись от фонтана Дианы,  где  богиня  красовалась,  окруженная
обнаженными нимфами, одна из которых была потрясающе похожа  на..,  на  нее,
ослепительную возлюбленную барда.
   Корс Кант вбежал в двери пиршественного зала, или триклиния, как  называл
его Артус, и замер. Сенаторы, принцы и  принцессы,  рыцари,  полководцы,  их
супруги и сам великий Артус - все молча стояли около скамей  и  смотрели  на
Корса Канта так, словно у него вот-вот должна была вырасти вторая голова.
   Покраснев, бард пробрался между  столами  к  своей  скамье,  стараясь  не
встречаться глазами с Артусом. Тот подождал, пока юноша займет свое место, и
любезно поинтересовался:
   - Теперь мы можем начать, бард?
   Корс Кант отрывисто кивнул, и щеки его стали такого же цвета, как  волосы
Той-Которая-Не-Обращала-На-Него-Внимания.
   Артус опустился на скамью. Сенаторы, рыцари  и  полководцы  разошлись  по
своим местам, согласно титулам, и их тени заплясали  по  стенам  квадратного
пиршественного зала, словно призраки войска гоблинов на фоне ярких мозаик  и
изысканных гобеленов. К их теням примешались три сотни теней рабов - саксов,
ирландцев, нубийцев  и  греков,  каждый  из  которых  нес  к  столу  особое,
экзотическое блюдо, призванное усладить благородных господ, прибывших в Каэр
Камланн.
   Ни  одна  из  стен  в  Каэр  Камланне  не  пустовала.  Только  в   храме,
"ларариуме", стены были голые. Там солдаты и сенаторы поклонялись кто  Митре
, кто Рианнон, кто Аполлону, а кто  -  Иисусу,  Помазаннику
Божию. У Корса Канта голова кружилась от обилия цветов - краски для создания
многих из них привозили с Востока. В который раз он пожалел о  том,  что  не
ужинает на кухне или в собственной комнатушке при покоях Мирддина.
   В голове у Корса  Канта  возникла  дичайшая  мелодия.  Она  промчалась  и
умолкла так быстро, что он не успел уловить отдельных нот. Он знал,  что  не
уснет ночью и будет всеми силами стараться  воссоздать  мелодию  на  струнах
арфы. "Ах, если бы канонические песнопения так же легко приходили в голову!"
- с тоской подумал Корс Кант.
   А  еще  через  мгновение  в  зале  воцарился  обычный  шум  -   болтовня,
подтрунивание, грубоватые шутки...
   Корс Кант настроил арфу и покопался в памяти  в  поисках  приличествующей
пиру песни. Отсутствие Мирддина облегчало  задачу  барда.  Артус  не  станет
возражать, если Корс Кант споет что-нибудь из старых, его любимых  песен,  а
вот старикашка друид запустил бы в юношу ругательство  (а  может,  и  ручной
топорик). Взгляд Корса Канта упал на выцветший гобелен, изображавший Орфея и
Эвридику, но на память пришла древнегреческая легенда о Пересе, любимый  миф
принцессы Гвинифры.
   Бард завел песнь громко, и облек ее в чудесную мелодию, которую слышал на
последнем собрании бардов . Постыдное воровство, конечно, но  юноша  рассчитывал  на
то, что Артусу эта мелодия неизвестна.
   Артус, Dux Bellorum, был одет в белую римскую тогу.  Он  терпеть  не  мог
штаны, которые носили британские короли и вельможи. "Неужели следующей зимой
вообще босым  ходить  будет?  -  подумал  Корс  Кант.  -  Стареет...  А  вот
простудится, да  умрет,  кругом  станет  полным-полно  саксов,  от  Альбании
 до Эйра ,  от  Кимру
  до  Лоегрии  .
   И все же Корс Кант понимал, почему Артус не начинал пир без него,  почему
ждал выступление барда, как некое благословение. Артус чтил древние традиции
Британии. При строительстве  римских  акведуков  взывали  к  местным  речным
богиням, при закладке дорог старательно огибали заселенные феями ложбины,  а
на пирах у Dux Bellorum никто не имел права сесть  и  прикоснуться  к  пище,
пока пир не благословляли друид или бард. А поскольку Мирдцин спал,  истощив
себя за время битвы при горе Бадона, честь открыть пир выпала Корсу Канту.
   "Одежды римские, а сердце британца", - подумал Корс Кант.  Ведя  песню  и
подыгрывая себе на арфе, он  оглядывал  зал,  в  который  раз  гадая,  сколь
причудливо сплетались нити между гостями, создавая паутину, похожую на ткань
батистовой рубахи... Принц Ланселот сердито смотрел  на  королеву  Моргаузу,
сводную сестру Артуса и бывшую  наложницу,  как  утверждали  некоторые.  Она
отвечала Ланселоту взглядами из-под ленивых  век  ящерицы,  и  все  ее  тело
дышало похотью, хоть и одета  была  Моргауза  в  простую,  нерасшитую  серую
восточную   тунику.   Казалось,   спартанская   скромность   одежды   только
подчеркивает чары королевы.
   "Говорят, ей на самом деле сто тридцать девять лет", -  вспомнил  бард  и
поежился при мысли о том, как молодо выглядит  королева.  Во  дворце  Артуса
королева жила на положении важной заложницы  из-за  проступков  ее  супруга,
короля Морга . К ней была приставлена  ее
собственная почетная гвардия сарматских амазонок. В отличие  от  легендарных
амазонок, у этих обе груди были на месте. Из уважения к  гостям  грудь  свою
амазонки на пирах прикрывали. Корс Кант поскорее отвел глаза от  амазонок  и
во время проигрыша стал наблюдать за Ланселотом. фаворит двора короля Артуса
был одет в богатую, вышитую  холщовую  рубаху,  один  рукав  у  которой  был
выкрашен в синий цвет, а другой  -  в  черный.  Рубаху  подпоясывал  широкий
черный ремень, за которым обычно красовался  топорик.  Перед  Ланселотом  на
столе лежал небольшой скипетр, увенчанный орлиной головой, что означало, что
хозяин этого  знака  командует  двумя  из  легионов  Dux  Bellorum.  Некогда
Ланселот два года командовал преторианской гвардией и не позволял никому при
дворе забывать об этом.
   Штаны на Ланселоте были скорее  сикамбрийские,  нежели  британские.  Одна
штанина - синяя, а другая черная, как рукава на рубахе.
   Напротив  Корса  Канта  сидел  Безмозглый  Бедивир,   командующий   двумя
когортами во втором легионе Кея. Бедивир предпочел бы за  столом  сидеть  на
табурете, как подобает истинному  британскому  воину.  На  скамье  с  мягкой
подушкой он все время ерзал и то и дело тыкал острием кинжала в стол.  Битва
при горе Бадона стала всего лишь одним из эпизодов в его военной карьере, но
воспоминания о ней до сих пор волновали кровь Бедивира. Ему ужасно  хотелось
еще раз как следует всыпать Кадвину и его саксам.
   Принц Кей, королевский сенешаль ,  человек  слишком
умный, благодаря своей родословной, негромко разговаривал с Бедивиром.
   Корс Кант навострил уши, как его  учил  Мирддин,  и  выловил  из  воздуха
разговор точно так же, как вылавливал из арфы мелодию для песни.
   - Нерешительны? Мы были нерешительны? Да ты что говоришь, Бедивир? Мы  их
прогнали, как котят!
   - Дерьмо свинячье, -  выругался  Бедивир,  выдергивая  кинжал  из  крышки
стола. - Кадвин отступил, чтобы перестроиться. Он вернется к Бадоне до того,
как ляжет снег. Запомни мои слова.
   Бедивир одет был побогаче Кея: красновато-коричневая  домотканая  рубаха,
обтягивающие  штаны,  медные  и  золотые  кольца,  шейные  цепочки   -   все
подчеркнуто британское, ни малейшей  уступки  цивилизации.  Кей  предпочитал
одежду простого римского полководца, хотя заведовал казной  Dux  Bellorum  и
его личным кошельком, и в одежде мог перещеголять самого императора Флавия.
   "Тем больше у него возможностей  привлечь  внимание  Драконоголового",  -
подумал Корс Кант, в который раз удивляясь взаимоотношениям между Артуром  и
его дворецким. Не дав мысли угнездиться в голове, он поспешно  отбросил  ее.
Существовали вопросы, которые он и задавать-то себе боялся, не то что искать
на них ответы.
   В горле у Корса Канта пересохло, а его кубок был пуст.  Ни  один  раб  не
удосужился наполнить его. "А Мирддину бы сразу налили", - с горечью  подумал
бард, продолжая распевать непростую мелодию.
   Сакс Куга, младший сын Кадвина, в разговоре  участия  не  принимал,  хотя
сидел за тем же столом как "эмиссар" - читай "заложник". Он метал взгляды на
Кея и Бедивира, и на губах его застыла вялая улыбочка. Корс Кант ни на  йоту
не доверял Куге, но никогда не осмелился бы вступить с ним в спор. Кольчуга,
конь, шлем, и все такое прочее.
   А сам Dux Bellorum нарочито весело болтал, хотя явно скучал, с Каролингом
Маврицием, послом с той  стороны  Пролива.  Медраут,  сын  Моргаузы  и  (как
поговаривали) незаконный сын Аргуса, сидел, храня подобострастное  молчание,
рядом с Артусом. Плащ Медраута  был  запахнут,  а  Корс  Кант  даже  не  мог
разглядеть, какого цвета на нем туника.
   Бард сосредоточил свое внимание на Артусе и  его  госте  и  подслушал  их
беседу.
   - У него есть предложение, - сказал Каролинг по-латински, - но он  должен
все объяснить тебе сам. Это дивный замысел, как пронести дух  и  постоянство
во.., во все это.
   Свои слова Каролинг сопроводил небрежным жестом,  описав  рукой  виллу  и
лежавшие позади нее окрестности. При этом его нежно-голубой плащ и  расшитая
туника ослепительно блеснули.
   Артус подпер подбородок рукой и слегка откинулся назад, всем своим  видом
показывая, что ему не очень приятно выслушивать намеки посла на то, что  его
двор лишен собственного духа.
   - Государь, - поспешил поправиться Мавриций, вздернув брови. - Я вовсе не
это хотел сказать! Меня подвел мой язык.
   И он растянул губы в старательном подобии улыбки. "Вот  бы  твой  корабль
перевернуло, когда ты  обратно  в  свою  Сикамбрию  поплывешь!"  -  злорадно
подумал Корс Кант, который обиделся на посла больше, чем Артус.
   - Я не король, - возразил Артус. - Я простой легат.  Я  правлю  вместе  с
королями, как когда-то правил вместе с императором. Прошу тебя,  не  называй
меня государем.
   Корс Кант "пустил петуха" и порвал струну. Он продолжал играть  неуклюже,
скованно, едва дыша, а женские пальцы путешествовали по его ноге,  забрались
под тунику. Артус по-прежнему беседовал с  Каролингом.  Речь  шла  о  скором
приезде Меровия, длинноволосого короля Сикамбрии.
   Корс Кант медленно, осторожно повернул голову - Гвинифра! Жена  Артуса  и
принцесса Кантрефа Дифедд. Гвинифра невинно улыбаясь, улеглась на  живот  на
скамью рядом с бардом, а ее рука упорно скользила к  завязкам  штанов  Корса
Канта.
   Корс Кант дернулся, у него перехватило дыхание от  страха:  а  что,  если
возьмет и оглянется, а то и того  хуже,  оглянется  Бедивир?!  Ничего  себе,
начало службы на бардовском поприще! А предательское тело,  невзирая  на  ту
любовь, которой  Корс  Кант  пылал  к  Анлодде,  отвечало  на  прикосновения
Гвинифры.
   Он смотрел на ее  блестящую  голубую  тунику,  с  вышивкой,  изображавшей
золотистого римского орла и алого клана Артура, Драконоголового. На голове у
Гвинифры красовалась классическая жемчужная корона, не покрывавшая  всех  ее
волос - светлых, почти белых. Бессознательно взгляд  юного  барда  стремился
все дальше и дальше к югу - к высотам Олимпа...
   Вырез у туники Гвинифры был глубокий, и под  туникой  на  принцессе  явно
ничего не было надето  -  только  тоненькая  золотая  сетка  с  драгоценными
камнями. Алая королевская мантия была  застегнута  на  плече  -  неслыханная
дерзость, такую мантию себе  могла  позволить  только  римская  императрица.
Оттуда, где сидел Корс Кант, ему прекрасно были видны груди  принцессы.  Они
покачивались, напоминая юноше змеиные головы.
   И тут бард почувствовал чей-то  взгляд.  Он  поднял  глаза  -  полководец
Бедивир! Тот уставился на юношу, как волк, готовясь  к  прыжку,  смотрит  на
свою жертву. Стол в пиршественном  зале  был  невысок  -  всего  до  колена,
поэтому Бедивир прекрасно все видел.
   Гвинифра рассмеялась и продолжала мучить юношу.  Она  поднесла  пальцы  к
носу и притворно чихнула, прикрыв глаза. Корс Кант  в  отчаянии  отодвинулся
насколько мог, чтобы принцесса не сумела  до  него  дотянуться,  и  поспешно
завершил песнь.
   - Корс Кант, - мурлыкала принцесса. - Я скоро от голода умру.
   - Я велю рабу принести те-тебе м-мяса, - промямлил Корс Кант.
   - О нет, я хочу, чтобы  ты  накормил  меня  из  своих  рук,  -  выдохнула
Гвинифра. - Ну-ка, быстро пойди да  отрежь  мне  кусочек  этого  несчастного
кабана, убитого нынче на охоте, - приказала она и сладострастно облизнулась.
   Юноша смотрел прямо перед собой. Он был обязан выполнить  приказ  супруги
Артуса, но...
   Прижав арфу к груди, он поспешил к накрытому столу. Его  лицо  горело  от
стыда. Ему казалось, что все присутствующие в зале не сводят с него  глаз  и
отлично видят, зачем он прикрывается арфой.
   К тому времени, как Корс Кант отрезал кусок кабаньего мяса и  поднес  его
Гвинифре, он уже совладал с  возбуждением  и  мог  шагать  более  или  менее
сносно. Он поставил тарелку на стол перед золотоволосой красавицей.
   - Свинья, - объявил Корс Кант.
   Она скривилась, перевела взгляд  с  тарелки  на  юношу.  Он  что,  шутить
вздумал? Принцессе надоело приставать к барду, и она, небрежно махнув рукой,
отослала  его  прочь,  отшвырнула  от  себя  тарелку  и  принялась  посылать
воздушные поцелуи Ланселоту, который всегда с большой готовностью откликался
на ее призывы.
   Корс Кант отступил на шаг. Его туника промокла от холодного пота. На пути
к скамье кто-то ухватил его за руку и крутанул на месте.
   - Безродная скотина, - прогрохотал Бедивир, с трудом подбирая слова. -  Я
все видел!
   - Что? Я ничего не делал!
   "Наверное, перебирает в уме все те тридцать слов, которые ему  известны",
- подумал Корс Кант.
   - Держись от нее подальше, вот что я тебе скажу! Если хочешь  остаться  в
живых, ты.., вошь! - Бедивир сплюнул, довольный найденным оскорблением...  -
Вошь, вошь, вошь! Держись от нее  подальше,  слышишь,  вошь?  Она  Ланселоту
принадлежит.
   - Вообще-то она замужем за Артусом. Бедивир, губернатор Клуида  (где  его
давно не видели), виночерпий Камланна, а также командующий двумя  когортами,
наклонился к юноше, пожирая его  глазами  алчного  хищника.  От  него  несло
перегаром, и судя по всему, ему нестерпимо хотелось кого-нибудь  прикончить.
Скажи бард одно неверное слово - и ему конец.
   - Еще раз такое примечу, - прошептал  Бедивир,  -  и  ты  раззявишь  свою
грязную пасть, лучше поскорее помолись Дагде, потому  что  я  убью  тебя  на
месте, скотина! А теперь убирайся.
   Бедивир говорил шепотом, но у Корса Канта противно засосало под  ложечкой
и ком подступил к горлу. Он замер под зловещим взглядом великана.  В  мыслях
он видел, как распухшие пальцы Бедивира сжимаются на его шее,  и  он  издает
жуткий предсмертный хрип.
   С ухмылкой, говорящей "увидимся в Гадесе", Бедивир отвернулся. Корс Кант,
чуть не позабыв про арфу, стремглав выбежал  из  зала  и  взбежал  вверх  по
лестнице.  Одолев  первый  лестничный  пролет,  он  остановился  и  согнулся
пополам. Ощущение у него было такое, будто ему заехали  в  пах,  вот  только
боли он не чувствовал.
   - Будь ты проклят! Я же ничего не сделал - это же все она, ты  же  знаешь
она какая!
   Крысы и моль, естественно, помалкивали, и Корс Кант уселся на  ступеньку,
скрипя зубами от злости. "Никогда, никогда я этого не забуду тебе, Бедивир",
- пообещал он.

Глава 4

   Я сидела в тесной вышивальной комнатушке принцессы Гвинифры, рядом  с  ее
опочивальней. Здесь никогда не разводят огонь, потому что принцесса,  видите
ли, считает, что от огня ткани  выцветают.  Так  же  как  и  от  полуденного
солнца. Я сидела и старалась вышить римского орла  и  алого  дракона  -  для
Драконоголового, как вы понимаете. Я вышивала и думала об Этом Мальчишке.
   Он мне все портил. Я знала, зачем я здесь и что я призвана совершить. Мне
нельзя было отвлекаться, а Этот Мальчишка - он просто как щенок, с которым и
не хочешь, а начнешь играть, или как чесотка - ну  как  не  почесаться!  Ой,
даже и не знаю, с чем его еще сравнить! Просто я так много думаю о нем,  что
не хватает времени, чтобы подготовиться к.., ну, в  общем,  взять  клинок  и
сделать то, что я должна сделать.
   Я отбросила в сторону тунику, прошептав ругательство, от которого  у  Dux
Bellorum волосы бы встали дыбом (но не у его дражайшей супруги. Уж  Гвинифра
ругается - я такой ругани ни от  кого  не  слышала,  ни  от  мужчин,  ни  от
женщин).  Я  заходила  по  комнатке,  пытаясь  собраться  с  мыслями.  Стены
крохотной вышивальной выкрашены в темно-коричневый  цвет,  и  я  чувствовала
себя словно внутри шкатулки с секретом. Три стены  были  забраны  складчатой
тканью, от пола до середины, а вдоль четвертой  стены  тянулись  две  полки.
Верхняя, когда я стою, приходится на уровне моего пупка, а когда  я  сажусь,
она слишком низка для того, чтобы упереться локтями.  Верхняя  полка  -  это
вышивальный стол, а на нижней лежат костяные и  стальные  иглы  и  множество
катушек с нитками.
   Эта вышивальная - настоящая темница, и мне не выйти  отсюда,  пока  я  не
закончу вышивать тунику Dux Bellorum. Ну, то есть  вышивать-то  я  научилась
давным-давно, еще когда была маленькой девочкой. Кто из высокородных дам  не
владеет этим искусством? Но, если честно, пусть даже Гвинифра не знала,  кто
я такая на самом деле, уж то, что я не рабыня, - это она знала точно! Но  со
своей свободной прислугой она обращалась хуже, чем мы в  Харлеке  со  своими
рабами.
   В общем, что и говорить, нельзя было назвать меня счастливой принцессой.
   Я обвела глазами темную, тусклую освещенную комнатушку, фыркнула.  Внизу,
в триклинии, шел пир, и я решила передохнуть и спуститься туда. Сидеть здесь
в то время, как так пируют, - это все  равно  что  торчать  взаперти,  когда
выпадает первый снег. Нет, вы не подумайте, на пир я рвалась вовсе не  из-за
того, что там уж мечтала поглазеть на  Этого  Мальчишку,  ничего  подобного.
Просто я не желаю лишаться всего на свете из-за того, что  должна  сидеть  в
вышивальной принцессы и притворяться швеей.
   Я поправила тунику и сорочку - скромные,  но  очень  изящные,  и  быстрым
шагом вышла из комнаты,  гордо  держа  голову.  Багряные  пряди  моих  волос
струились из-под тюрбана словно река. Зеркала у меня не было,  но  я  знала,
что так оно и есть. Я шла так, словно была высокородной дамой, а поскольку я
такой и была, мне вовсе нетрудно давалась гордая походка.
   Я вышла в коридор из покоев Гвинифры, заранее подсмотрев, не притаился ли
где-нибудь кто-то из ее слуг (или рабов). Пусть у  меня  дело  -  важнее  не
придумаешь, но не подвергать  же  себя  избиению  только  ради  того,  чтобы
сохранить тайну! Пройдя по коридору, я направилась к лестнице. Не  успела  я
сделать и шага вниз, как вскрикнула, потому  что,  представляете,  кто  ждал
меня на лестнице? Ну, конечно. Этот Мальчишка, собственной персоной!
   Вид у него был такой, словно ему было больно. Он скорчился, будто  старая
ведьма в глухой деревне, и я чуть было не бросилась к  нему,  чтобы  узнать,
что случилось. Но тут я заметила, что он держит руки в п