бой  турнирное  поле,
толпу, а за толпой - Каэр Камланн, вздымающийся к небесам подобно горе. Руки
у юноши дрожали. Наконец он сумел совладать с ними и опустил.
   - Уд-дар был не п-по правилам, - выдохнул он. - Зап-прещенный удар.
   Он оглянулся.  Лицо  Артуса  побагровело  от  гнева.  Принцесса  Гвинифра
закрыла лицо ладонями - ей страшно было увидеть барда, пронзенного копьем.
   Анлодда сделала вид, что копье вдруг стало ей не  по  силам  и  прекрасно
сыграла роль "бедной и несчастной женщины". Она выронила  копье  и  побрела,
понурившись, к своему месту.
   И  тут  словно  заклинание  перестало  действовать.   Толпа   загомонила,
закричала. А у Корса Канта подогнулись колени,  и  он  тяжело  опустился  на
землю. Он смотрел на Анлодду, а она не  спускала  с  него  глаз  -  бледная,
словно двор замка в полночь.  Наконец  ей  удалось  высокомерно  запрокинуть
голову и пригладить растрепавшиеся волосы цвета осенней листвы.
   Куга галопом пронесся по дорожке для колесниц. Поднял копье и  воткнул  в
землю у ног Ланселота. Затем он спешился и демонстративно отбросил в сторону
топор. Юноша облегченно вздохнул и обратился к Питеру:
   - Сможешь ли ты продолжать поединок, мой принц? Он закашлялся.
   -  Да,  несомненно,  -  отвечал  Ланселот-Питер,  голосом  холодным,  как
северный ветер, - благодарю тебя, бард. -  Он  поднял  топор  и  уважительно
поприветствовал сакса.
   Куга на приветствие не ответил, - Проваливай-ка с поля, мальчишка-бард! -
проворчал он.
   Корс Кант поднял жезл,  давая  тем  самым  знак  продолжать  поединок,  и
отбежал к краю поля - поближе к Анлодде, но не так близко, чтобы видеть ее.
   Куга пошел на Ланселота, дважды описал топором круг над головой. Ланселот
держал свой топор, не двигаясь. Куга  размахнулся  и  ударил.  Сикамбриец  с
трудом парировал удар.
   Корс Кант краем глаза уловил какую-то  вспышку.  Над  противниками  снова
пролетело тухлое яйцо, и снова мимо, но на это раз оно угодило в другую цель
- в Анлодду.
   Девушка ахнула. Мерзкая, вонючая липкая масса  растекалась  по  ее  лицу.
Толпа захохотала, зрители тыкали  пальцами  в  сторону  Анлодды.  Корс  Кант
быстро отвел глаза, чтобы она не догадалась, что он все видел.
   Сакс наносил удары один  за  другим,  метался  по  полю,  словно  молния.
Ланселот  отражал   каждый   удар,   но   он   только   защищался,   никаких
контрнападений. Да и защита  выходила  неуклюжая,  скорее  ответная,  нежели
агрессивная. Корс Кант не был большим докой в  боевом  искусстве,  но  и  он
видел это.
   Анлодда вытерла лицо, прищурилась, прикинула, откуда  прилетело  яйцо,  и
исчезла в толпе. Она была неестественно спокойна -  совсем  как  Корс  Кант,
когда на него шел Куга. Еще мгновение, и юноша перестал видеть ее ярко-рыжие
волосы.
   Начищенный до блеска нагрудник Ланселота  поймал  луч  утреннего  солнца,
вспыхнул, заиграл рябью. Корс Кант понимал, что двигается Ланселот  неплохо,
что он прекрасно сохраняет равновесие, но.., каждый удар сакса  казался  для
сикамбрийца полной неожиданностью.
   Однако  очередной  удар  Куты  пришелся  по  воздуху.  Сакс  обалдел,  не
обнаружив Ланселота там, где тот стоял мгновение назад.  Принц  оказался  за
спиной у сакса. Слегка коснувшись спины соперника,  Ланселот  отправил  того
ничком наземь.
   Легко, небрежно Ланселот поднял свой  топор,  и  его  лезвие  устремилось
прямо к лицу успевшего перевернуться на  спину  Куты.  В  последнюю  секунду
Ланселот отвел топор в сторону, и лезвие вонзилось в землю.
   Корс Кант стоял открыв рот. Толпа вновь смолкла. Лежавший на  земле  сакс
скосил глаза на торчавший рядом с его виском топор, затем - на Артуса.
   - Твой герой сдается! - возопил Куга, поднимаясь на ноги.
   - Да ни за что! - проревел Ланселот. Он стоял,  подманивая  Кугу  к  себе
обеими руками. Дескать - "ну, иди, возьми меня, если сможешь!"
   Обескураженный Куга глянул на Корса Канта -  какое  тот  примет  решение.
Юноша шагнул в центр поля, посмотрел  на  Артуса.  Но  Dux  Bellorum  только
улыбался и молчал. Выражение лица Меровия,  казалось,  говорило:  "Это  тебе
решать, сынок, не взваливай решение ни на кого другого!"
   "Но это же безумие! - метались мысли Корса Канта.  -  Он  же  безоружен!"
Корс Кант медленно побрел к центру поля. Все глаза следили за ним,  все  уши
были готовы выслушать его решение.  Он  разжал  губы.  Что  же  решить?  Что
сказать?
   Он смотрел на безоружного Ланселота,  на  вооруженного  сакса,  на  топор
сикамбрийца, глубоко ушедший лезвием в сырую землю. Многие пали на том поле,
по которому сейчас шагал Корс Кант, - гладиаторы, мятежные принцы, обманутые
влюбленные, рабы.
   Еще одно самоубийство, еще один мешок с кровью и костями?
   Он произнес громко, чтобы его слышали все:
   - Я не стану вмешиваться. Ланселот разоружился добровольно. Он ступил  на
тернистый путь, и пусть колесница катится. Сражайтесь!
   Разволновавшись, почувствовав  на  себе  взгляды  соперников,  Корс  Кант
поспешно отступил к краю, к дорожке для колесниц.
   Разъяренный сакс шагнул к Ланселоту и, сильно размахнувшись, нанес прямой
удар. Ланселот едва заметно уклонился - топор Куты рассек воздух. А Ланселот
в мгновение ока оказавшись бок о бок с Кугой, ухватил того за шею и запястье
правой руки и резко крутанул по кругу.
   Куга упал на колени. Пошатываясь,  поднялся,  занес  топор,  но  Ланселот
оказался проворнее: подскочил и врезал саксу ногой в солнечное сплетение.
   От тупых ударов  кольчуга  защитить  не  могла.  Куга  согнулся  пополам,
попятился. Снова в атаку на сикамбрийца он пошел осторожно,  заранее  высоко
подняв топор. Ланселот подпустил его поближе, а потом пригнулся и крутанулся
на каблуке.
   Правой ногой, согнутой в колене, Ланселот сбил Кугу с  ног.  Куга  высоко
взлетел,  брякнулся  на  живот.  Его   крашеная   белой   краской   кольчуга
перепачкалась в грязи и траве. Не без труда сакс встал на четвереньки.
   Ланселот смело шагнул к нему, согнул руку в локте,  сжал  кулак  и  резко
ударил. С  головы  сакса  слетел,  звякнув,  словно  цимбала,  шлем  и  упал
неподалеку.  Куга,  не  вставая  с  колен,  попятился.  Попробовал   встать,
зашатался и вдруг мешковато сел и, обмякнув, упал на спину.
   А герой Каэр Камланна ухватил сакса за  кольчугу  на  груди,  оторвал  от
земли, размахнулся кулаком, готовясь лишить Кугу оставшихся зубов.
   - Стой! - крикнул Корс Кант и поспешил на поле, высоко  подняв  судейский
жезл. Ланселот оглянулся на Артуса.
   - Заканчиваем, - прошамкал Куга ртом, полным крови.  Глаза  у  него  тупо
ворочались, он явно больше не в силах был защищаться.
   - Consummatum est ,  -  провозгласил  Артус
негромко, но так, чтобы  его  услышали  все  до  единого.  Меровий  согласно
улыбнулся. Ланселот отпустил Кугу. Сакс повалился на спину, прижал ладонь ко
лбу, другой рукой стал шарить по земле рядом с собой.
   Корс Кант резко поднял жезл и ударил им оземь.
   - Поединок героев окончен. Победителем объявляется Ланселот из Лангедока,
герой Камланна, консул Империи.
   Объявив победителя, бард быстро удалился  с  поля.  А  на  поле  выбежали
несколько саксов, гневно выкрикивая:
   - Нечестно! Нечестно!
   Корсу Канту пришлось увернуться, чтобы на него не  налетела  Моргауза.  С
лицом, искаженным от гнева, она быстро зашагала  к  дворцу  в  сопровождении
амазонок. Юноша искал глазами Анлодду, но  ее  нигде  не  было  видно.  Бард
побежал по дорожке для колесниц, краем глаза поглядывая  на  то,  как  воины
Артуса унимают разбушевавшихся саксов. В той стороне поля, которая примыкала
к вилле, он увидел свою возлюбленную. Она  вытирала  с  лица  налипшую  жижу
тухлого яйца.
   - Ты! - гневно выкрикнула Анлодда, брызгая слюной. К  ее  волосам  прилип
осколок яичной скорлупы. - Ты.., ты.., ты.., тоже мне герой выискался!  Я  с
тобой больше никогда не буду разговаривать, Корс  Кант  Эвин!  -  Она  гордо
запрокинула голову и зашагала прочь, но вскоре обернулась и добавила:
   - И не думай, что у меня дух захватило от твоей  дурацкой  храбрости!  О,
эти мужчины! Я бы ни за что не бросилась наперерез озлобленному саксу! И уж,
конечно, я бы  ни  за  что  не  позволила  безоружному  человеку  драться  с
вооруженным боевым топором саксом! Пусть все закончилось благополучно, пусть
Уэссекс посрамлен, и я представляю себе, как будет  бесноваться  Кадвин!  Но
даже это не спасет тебя от моего вечного молчания, слышишь ты, дитя лесов!
   С этими словами Анлодда наконец гордо удалилась в сторону виллы.
   Юноша, плохо соображая,  чем  вызвана  такая  вспышка  ярости,  пошел  за
возлюбленной, перешагнул через  валявшегося  без  чувств  мужчину,  рядом  с
которым на земле стола корзинка с тухлыми яйцами.
   - Но.., но... Анлодда! - прошептал Корс Кант еле слышно. - Я..,  я  люблю
тебя.
   "Поздно, - обреченно подумал он. - Опять я опоздал".
   Корс Кант обернулся к зрительским рядам.  Ланселот  тщетно  отбивался  от
пытавшейся задушить его в объятиях Гвинифры, Артус холодно наблюдал за ними.
   Юноша моргнул. Он понимал, что действие мерзкого гриба, которым накормила
его Анлодда, давно миновало, но вдруг перед его  глазами  предстало  ужасное
видение: струя крови стекала по груди Dux Bellorum. Кровь булькала  и  текла
все сильнее - то была смертельная рана!
   Корс Кант со всех ног побежал по полю, не обращая внимания на  потасовку.
Добежав до зрительских мест, он увидел кровь на  руках  у  Ланселота.  Кровь
запачкала и Гвинифру. Они все трое были перепачканы кровью.
   Юноша снова моргнул - видение исчезло. Белая ткань тоги  Артуса  осталась
безупречно чистой. Ланселот стянул с рук перчатки - руки его тоже  оказались
чистыми, без единого пятнышка крови.
   У Корса Канта жутко засосало под ложечкой. Он отвернулся, уселся на  край
помоста, понимая, что значило посетившее его видение. "Будь проклята  Судьба
и Отчаяние, ее Сестра! - думал он. - Я не позволю, чтобы такое  случилось  с
Артусом и Пендрагоном!"
   Но ему тут же ответила другая часть  его  сознания:  "Глупый  болтун!  Ты
ничего не сможешь сделать! Какая польза от  тебя,  полубард!  Голыми  руками
клинку не помешать! Пой свои песни, играй на арфе, знай свое место!"
   Кто-то негромко обратился к нему. Меровий! Он остановился рядом с  юношей
и положил руку ему на плечо. Он снова заговорил с Корсом Кантом так,  словно
видел все его, самые потаенные мысли!
   - Жребий был брошен давным-давно, - задумчиво проговорил  король.  -  Что
выпало - тому и быть.  Помни,  любой  игрок  может  проиграть,  любой  может
выиграть. Fortuna  Diva    испытывает  нас  и
мучает, но пока игра не сыграна до  конца,  в  ней  нет  ни  победителя,  ни
побежденного.
   Он едва заметно улыбнулся и ушел, унося с собой свою неразгаданную тайну.
Глава 40

   Гвинифра наконец позволила Питеру отстраниться.
   - Итак, мой подарок принес  тебе  удачу,  -  выдохнула  она  и  похотливо
облизнулась.  Питер  покраснел  и  попробовал  сделать  хоть  шаг  назад  от
принцессы, чтобы не прижиматься к ней так сильно.
   - Не..,  не  думаю,  что  нам..,  стоит  так..,  близко..,  сходиться,  -
промямлил Питер. Щеки его горели, как обмороженные.
   Гвинифра ущипнула его за щеки,  растянула  так,  что  он  стал  похож  на
надувную игрушку.
   - У меня всякий раз  сердце  в  пятки  уходит,  когда  ты  сражаешься  на
поединках, мой принц, - проворковала она.
   - П-правда? - пробормотал  Питер,  тронутый  до  глубины  души.  -  Ну..,
просто.., сейчас не самое п-подходя-щее время.., я так думаю... Ну...  Артус
же рядом!
   - Да что ты так всполошился,  Ланс?  Ты  же  такой  храбрец!  Неужели  ты
станешь обращать внимание на такие глупости?
   Поразительно - она говорила совершенно серьезно, без тени смущения.
   Питер  закусил  губу.  Артус  стоял  всего  в  трех  футах  от  них  и  с
непроницаемым лицом слушал разговор своей жены с победителем турнира,  своей
правой рукой.
   Питер безмерно мучился от выпавшей на его  долю  дилеммы.  Он,  выпускник
Сэндхерста, флиртует с дамой в присутствии ее супруга? Нет, это недопустимо!
   Ланселот решительно отстранил Гвинифру и с тяжелым сердцем обернулся.
   Ланселот - да. Но Питер - нет. Словно искра пробежала между его сердцем и
руками, и он упал в объятия жены Артуса. Их губы соединились, соединились их
дыхания, у Питера ком подступил к горлу, глаза  выпучились.  Глаза  Гвинифры
цвета расплавленной меди, ее пахнущее мускусом тело околдовали Питера.
   Он все же пытался освободиться, но получалось это у него  слабовато.  Она
прижала губы к его уху и хрипло прошептала:

   Уйдет зима, настанет май,
   Растает ночь, займется день...
   Меня покрепче обнимай
   Зимой, весной, всю ночь, весь день!

   Не ты ли мой любимый Ланселот из Лангедока? Не ты  ли  возьмешь  меня  на
руки и пронесешь под водой и под землей, и не  выпустишь  из  своих  объятий
четырнадцать столетий, не мы ли будем вместе по шесть месяцев в году?
   У  Питера  пересохло  в  горле.  Он  с  трудом  сглотнул  слюну.   Словно
парализованный, он не отрываясь смотрел в два озера цвета расплавленной меди
до тех пор, пока они не слились  в  один  сверкающий  глаз,  и  Гвинифра  не
превратилась в  самого  прекрасного  из  циклопов  на  свете.  Зачарованный,
околдованный, одурманенный, он не в силах был пошевелиться.
   "Я не влюблен".
   Не в силах вырваться из  ее  объятий,  не  в  силах  противиться  велению
собственного сердца, он поцеловал ее.  Ее  язык  скользнул  к  нему  в  рот,
высосал его волю, словно Цирцея, и он стал опустошен - одни доспехи Одиссея,
а внутри - ничего...
   "Это он! Это все он! Вырвался на волю,  паршивец!  -  клокотало  сознание
Питера. Страстные рыдания сотрясали грудь Питера, дикий зверь рвался  наружу
из клетки. - Вылез, голубчик? Голову высунул? Ладно, но учти, это ты  в  нее
влюблен, а я - нет!"
   Он сжимал Гвинифру в объятиях. Она все крепче прижималась к его груди, ее
соски под тонкой тканью хитона набухли, затвердели. Она завела руку  ему  за
спину,  сжала  в   пальцах   прядь   его   волос.   Другая   рука   Гвинифры
пропутешествовала от бедра Питера до талии.
   - Хм-хм.
   Питер предпринимал отчаянные  попытки  загнать  Ланселота  в  клетку,  но
вместо того, чтобы вырваться из объятий Гвинифры, все более страстно целовал
ее.
   - Хм-хм, - чуть громче прокашлялся Артус. От его голоса Питер как-то вмиг
протрезвел,  голос  Артуса  подействовал  на  него,  как  голос  учителя  на
расшалившегося ученика. Он отскочил от принцессы  так,  словно  ее  зарядили
одноименным зарядом.
   -  Артус!  Хо,  какая..,  приятная  неожиданность!  Надеюсь,  ты  получил
удовольствие от турнира. Ваше ве.., ой, то есть государь?
   Артус склонил голову и прошептал Питеру на ухо:
   - Галахад, тебе и вправду кажется, что ты ведешь себя подобающе?
   - Ну.., ну...
   - При всем честном народе. Я в дела своей супруги не вмешиваюсь, но.., но
это уж слишком.
   - Ну...
   - Хватит "нукать". Тебе ведом закон, Ланс. Тут у меня образцовый  римский
дом. Собственность, добропорядочность, уравновешенность каждый день. Каждый.
   - Ну.., я вовсе не намеревался...
   - Помолчи,  я  еще  не  закончил.  Если  ты  не  в  состоянии  сдерживать
обуревающие тебя чувства, я предлагаю тебе отправиться на поле боя, и притом
незамедлительно. - Артус  говорил  сквозь  сжатые  зубы,  время  от  времени
стреляя глазами по толпе зрителей. - Тут у нас гости. Мы  не  должны  терять
достоинства.
   Головы Куты и присмиревших саксов поворачивались от  Артуса  к  Ланселоту
так, словно они следили за ходом теннисного матча на  Уимблдонском  турнире.
Слышать они, конечно, ничего не слышали, но глаза-то у них имелись.
   - Ну.., а-а-а.., какое поле боя ты имеешь в виду?  -  пробормотал  Питер,
опасаясь того, что Артус ответит именно то, о чем он думал. Стой  он  сейчас
перед полковником Купером, он  бы  ни  чуточки  не  сомневался:  ему  грозит
отправка в Ольстер.
   - Ты в себе ли, Ланс? На бой с ютами. В Гвинедд.
   - Но не могу же я отправиться на бой прямо сейчас! - воскликнул  Питер  и
чуть было не добавил: "Сейчас, когда террористка из ИРА только и ждет, чтобы
перерезать тебе глотку!"
   - Ланселот, - спокойно проговорил Артус. - Я же не о том говорю, чтобы ты
немедленно перескочил через вал Адриана и мчался во всю прыть в бой.  Возьми
с собой манипулу воинов, поведи их на побережье, в  Харлек,  и  устраши  там
ютов, как подобает, заставь их снова уважать Pax  Romana,  да  так  заставь,
чтоб у них поджилки затряслись. Ну и остынь немного, ладно?
   Принц  Гормант  из  Гвинедда  прислал  мне  послание,  в  котором  просит
неотложно отправить тебя и Кея в Харлек с небольшим отрядом. Он сам  указал,
что людей должно быть не более манипулы. Он утверждает, что ютов там не  так
уж и много. Он пишет о том, что юты ведут себя в его стране так, словно  они
там хозяева. Они сжигают города и поля и мешают  сбору  податей.  Мы  же  не
можем позволить, чтобы  иноземцы  так  нагло  вели  себя  с  нашими  добрыми
соседями, верно?
   - Нет, государь. Конечно, мы такого  не  может  позволить.  -  "Манипула?
Сколько же это человек будет? - Питер поджал губы. - Сколько  же?  По  нашим
меркам - бригада? полк?"
   - Вот и славно. Через три дня выступишь в поход.
   - Мой дражайший супруг, - поспешно вмешалась принцесса  -  даже  чересчур
поспешно. - Ты же знаешь, как я обожаю наблюдать за ходом  сражений..,  если
только это возможно...
   - Увы, - продолжал Артус, даже не глянув на жену. - Моя  супруга  слишком
занята, и  дела  в  Каэр  Камлание  не  позволят  ей  никуда  отлучаться  на
протяжении ближайших недель. Кладовые  пусты,  обязанности  жрицы  давно  не
исполняются. Ее работу за нее никто не исполнит.
   - Как прикажешь, - обиженно надула губки Гвинифра - ни  дать,  ни  взять,
несправедливо осужденная на каторжные работы.
   - Итак, на рассвете третьего дня, Ланселот, - сказал Пендрагон.
   - Ну...
   - Хватит "нукать"!
   Питер смотрел на Гвинифру, пытаясь совладать с охватившими его чувствами.
Это казалось невозможным, невероятным. "Ведь на самом деле меня  здесь  даже
нет! И потом - у меня такое важное дело!"
   Вслух он, конечно, ничего не сказал, но страшно разволновался - ведь  все
что угодно в его отсутствие здесь может случиться.  На  какие  пакости  была
способна Селли Корвин, оставь он здесь овец без присмотра овчарки?
   "А может быть, ее тут пока нет? Может  быть,  она  угодит  в  тело  раба,
рабыни, может быть, отправится вместе со мной в поход? И все-таки сколько же
человек в этой треклятой манипуле?
   И тут забрезжил свет. В голове у Питера начал складываться план. Ему было
на руку, если Селли окажется среди участников похода. Так почему бы  ему  не
укомплектовать свой отряд как можно большим числом подозреваемых,  дабы  как
можно меньше их осталось в Каэр Камланне?
   - Артус, - осторожно спросил Питер. - Я могу  взять  своих  людей?  Артус
кивнул.
   - Только когорты не  разделяй.  Собери  воинов,  поупражняйся  с  ними  в
ближайшие два дня на Марсовом поле. Со времени битвы при горе Бадона  прошло
несколько месяцев.
   - Слушаюсь, государь, - кивнул Питер и,  отсалютовав  Артусу  на  римский
манер, ретировался в сторону виллы.
   "Так.., стало быть, манипула - это некая часть когорты, а когорта  -  это
сколько? Триста шестьдесят человек?"
   Питер протолкался между ворчащими саксами, и тут  рядом  с  ним  оказался
Кей. Чуть позже к ним присоединился Бедивир.
   - Ну, Ланс, ты понимаешь, что это означает? - требовательно вопросил Кей,
явно сильно взволнованный. - Нас не будет в Камланне дней двадцать, если  не
больше! А это  значит,  что  почитающий  Христа  Меровий  целых  три  недели
пробудет наедине с Артусом!
   - Сомневаюсь, - скептически проговорил Питер. "Вряд ли. Какие бы  чувства
я ни испытывал к этому человеку, Меровий все равно  остается  подозреваемым.
Он будет держаться осторожно, или я выясню, в чем дело и  раскушу  его,  как
нечего делать".
   - Кей, -