Бородатый разбойник схватил омара, сжал его мертвой  хваткой.  Членистоногий
отрывал и закрывал пасть, исполняя замысловатую омарскую кадриль.
   - Я сильнее! - возопил оборванец, и спина омара треснула. Нет, не омар..,
то был  сержант  Мак..,  как  его,  МакМик,  что  ли?  Его  печальные  глаза
затуманились, тело разорвало на куски взрывом, и  оно  стало  краснее  спины
вареного омара. "Стань снова целым!" - умолял его Патер Смайт.  Печальноокий
Майк  запрокинул  голову..,  назад,  еще   сильнее..,   голова   оторвалась,
обнажилось еще бьющееся сердце.
   Дверь. Откуда взялась дверь?  Откуда  бы  она  ни  взялась,  сквозь  нее,
окровавленный, как новорожденный младенец, выскочил Лоботряс  из  Лизоблюда!
Закапывая все вокруг кровью! В черных  одеждах!  Растрепанные  волосы  цвета
воронова крыла взлетают, словно лезвие боевого топора! А топор он  держит  в
клыках, длинных, как  целый  дракон!  И  его  глаза  налиты  кровью,  кровью
обагрено его сердце - кровью орла, убитого для трапезы.., а  потом  -  потом
тьма, и тьма, и тьма...
   Питер проснулся от звука китайского гонга. Гонг  зазвучал  вновь  -  звон
огромного листа железа, по которому кто-то колотил тупым орудием. "Вот таким
же тупым орудием лорд Вимсей крушил черепушки своих жертв", - подумал Питер,
не в силах открыть глаза.
   В висках у него бешено стучало. Страшнейший из  снов  выветрился  из  его
памяти прежде, чем он успел вспомнить о нем при свете  дня.  Питер  разлепил
глаза, сел, поежился - воздух был прохладен.
   "Грязные римские свиньи, перепачкавшие Камланн своими..."
   Питер охнул, схватился за живот. Еще никогда в жизни ему  так  сильно  не
хотелось помочиться! Он же сейчас разорвется!
   В ужасе он обшарил комнату глазами в поисках хоть какой-нибудь емкости.
   - Горшок} - прошептал он.  -  Нет,  не  горшок,  как  же  они  это  тогда
называли? Ночная ваза, и она должна стоять под кроватью!
   Питер попытался заглянуть под кровать и понял, что  заглянуть  "под"  нее
нет никакой возможности. Он встал, дважды обшарил  комнату,  истекая  потом.
Наконец нашел высокую прямую вазу с засохшими цветами. Он  выдернул  из  нее
сухие стебли,  задрал  тунику.  Он  едва  успел  поднести  вазу  туда,  куда
следовало, Наконец он громко облегченно вздохнул - ваза чуть ли не до  краев
наполнилась переработанным вчерашним элем  и  вином.  Он  бросил  взгляд  на
занавешенную  дверь  и  заметил  низко  висящую  полку,  на  которой   стоял
наполненный водой тазик и пустая.., ночная ваза.
   Стены казались ему незнакомыми, напоминали стены тюремной камеры. Но нет,
почему незнакомыми! Привычные, как старые друзья! Он  протер  глаза,  умылся
ледяной водой из тазика.
   "Какие они цивилизованные, какие современные - эти римские рыцари, я и не
ожи..."
   Чувствовал себя Питер, как с глубочайшего похмелья.
   "Господи, что же  они  подсыпают  в  это  вино?  Я  же  собирался  только
притвориться пьяным!"
   "Это все грязные римские свиньи! Это они, они пачкают наши  души  гадкими
законами и заставляют нас поклоняться порочным полубогам!"
   "Хватит!" Он закрыл уши руками. Голос на секунду стих, но тут же зазвучал
вновь, продолжая, не слишком стесняясь в выражениях, на  все  лады  склонять
римлян и саксов.
   Питер, немного смутившись,  поспешно  вылил  содержимое  вазы  в  горшок.
Сполоснул вазу остатками воды из тазика, выплеснул воду в окно и водрузил на
место сухие цветы.
   Он снова осмотрел комнату, и взгляд его задержался на составленных в углу
копьях - или дротиках. Он нахмурился, вспомнив о предстоящем поединке.
   "Боже, Боже мой! Итак - завтра я умру".
   Он  сел  на   кровать,   зажал   голову   коленями,   пытаясь   успокоить
разбушевавшуюся в голове бурю.
   "Так что же произойдет? Я буду драться. Меня убьют, и вероятно, я вернусь
в подвал, к Уиллксу. У Селли Корвин развяжутся руки. Она  прикончит  Артура,
подпалит Камелот - да мало ли что еще она замыслила, -  изменит  историю,  и
вся Англия будет стерта с лица Земли".
   Если  во  временной  линии,  насажденной  Селли  Корвин,  целая   деревня
заместилась девственным лесом, сомнений не оставалось - не стало и Англии, в
противном случае лес бы уже давно был вырублен, стволы деревьев пошли бы  на
сооружение домов, ферм и фабрик. Селли добилась -  или  добьется  -  чего-то
такого, из-за  чего  Англия  Питера  Смита  перестала  -  или  перестанет  -
существовать.
   Вдруг внимание Питера привлек чей-то  громкий  храп,  доносившийся  из-за
занавеса. "Занавесочка-то задернута", - вдруг понял Питер, почти уверенный в
том, что вчера ночью он оставил ее незадернутой.
   Он вынул из ножен кинжал, который не удосужился снять на ночь,  и  рывком
отодвинул тяжелый занавес. За занавесом он обнаружил молодого мужчину -  лет
двадцати. Тот свернулся клубочком в дверном проеме,  прямо  на  пороге.  Его
песочные волосы были зачесаны назад и пахли свиным жиром. Туника и  штаны  у
парня напоминали одежду людей Меровия. Несло от него так, словно он  никогда
в жизни не мылся.
   "Не римлянин - это точно", - подумал Питер. Парень всхрапнул, закашлялся,
пошатываясь, поднялся на ноги и мгновенно проснулся.
   "О Господи, с таким часовым..." - подумал Питер.
   - Чего это ты расхрапелся у меня на пороге,  мальчишка?  -  требовательно
вопросил он.
   - Ланселот, это ты ли? - Парень  говорил  с  таким  подобострастием,  что
Смиту пришлось потрудиться, чтобы подавить желание благословить его.
   - До сего мгновения был им. А ты, проклятие, кто таков?
   По тону парня Питер понял, что они прежде никогда не виделись.
   - Меня ты не знаешь, но знаком с моей матерью, леди Моргаузой. Мое имя...
   Питер прервал его, подняв руку.
   - Мордред? Так тебя зовут?
   Брови парня взметнулись до самых корней волос.
   - Так ты.., слыхал обо мне?
   - Слава  о  тебе  идет  впереди  тебя,  Мордред.  И  с  матерью  твоей  я
действительно знаком.
   Мысли Питера бешено заметались. Именно Мордред замыслил убийство  Артура,
стравил Ланселота и Гиневру и начал войну. Вполне подходящий  союзничек  для
Селли Корвин. "Вот только теперь тебе не уйти, предатель проклятый!"
   Мордред неуклюже тискал в руках широкополую, совсем неримскую шляпу.
   - Принц! Государь!
   - Что?
   Парень помолчал, потом собрался с духом и снова заговорил:
   - Государь!
   - Ну что? - Питер успел подустать от всех  своих  титулов.  Ему  отчаянно
хотелось информации, времени и еще - выпить.
   - Принц, мой отец, король Морг велел прийти  к  тебе,  величайшему  воину
обоих островов. Я.., я хочу научиться  искусству  боя,  чтобы  уметь  водить
войска на битву.
   Питер удивился и придирчиво  осмотрел  парня.  Тот  был  ладно  скроен  и
строен, ростом чуть выше его самого, и ослепительно красив - ну  просто,  ни
дать ни взять, статуя Аполлона. Питеру вдруг стало неловко,  он  механически
одернул тунику. Этот Мордред сразу взял быка за рога. Вот  и  доверяй  после
этого хорошеньким мальчикам.
   - Но разве ты уже не обучался.., всему, что  подобает  иметь  мужчине?  -
запинаясь, проговорил Питер.
   - Я ничего не упустил! Я  говорю  по-латыни,  и  по-гречески  немного,  в
шахматы играть умею, мне ведомы все жертвенные ритуалы и  обряды  посвящения
на Большом Острове. Я управляюсь с конем,  владею  копьем,  топором  и  могу
стрелять с седла, как учит Артус. Но я ничего не знаю о поединках.  О  самых
что ни на есть настоящих поединках. И как же  мне  править  нашими  землями,
если умрет мой отец, а я не сумею командовать легионами?
   "Хороший парень! Доверься ему. Используй его..."
   Питер покачал головой,  стараясь  задавить  внутри  себя  масляный  голос
Ланселота.
   Мордред нервно сглотнул и продолжал:
   - Король  Морг,  мой  отец,  сказал,  что  для  начала  я  мог  бы  стать
командующим центуриями.
   Питер с каменным  выражением  лица  оглядел  парня.  Судя  по  тому,  как
описывал Мордреда Мэлори, он  являлся  незаконным  сыном  Артура,  рожденным
Моргаузой, сводной сестрой Артура.  И  кто  же  такой  этот  "король  Морг",
спрашивается?
   - Сначала  вопрос  на  засыпку,  -  сказал  Питер.  -  Сколько  воинов  в
центурии?
   - По традиции - сотня, - ответил Мордред, сияя от  радости.  -  Но  Артус
предпочитает от шестидесяти пяти до семидесяти  пяти  и  добавляет  двадцать
кавалеристов.
   - Зачем?
   - Это.., этого я не знаю, мой принц.
   "Центурии коротки, как и меч-гладиус". Мысль эта принадлежала  Ланселоту,
а не Питеру, но на сей раз Питер поблагодарил своего сожителя по телу. "Чего
медлишь? Врежь ему как следует, этой саксонской  свинье,  с  ног  его  сбей,
подонка!"
   Питер поджал губы. Он впервые понял, как это выгодно: иметь пару глаз, но
две души сразу.
   Он для пробы задал новый вопрос:
   - Сколькими легионами командует Артус?
   - Пятью, сир.
   - А я?
   - Двумя, сир.
   - Двумя из этих же пяти?
   - Да, сир.
   - Как же мы оба можем командовать одними и теми же двумя легионами?
   Мордред залопотал что-то неразборчивое. Наконец он сдался:
   - Не знаю, сир.
   Явно в субординации он не разбирался. Видимо, он врал  насчет  того,  что
боевого крещения пока не получил.
   - Так, стало быть, ты желаешь командовать центуриями, Мордред.
   - Да, сир!
   - И сколькими же центуриями ты мыслишь командовать?
   Мордред взволнованно вдохнул и выпалил то, что, видимо, выучил наизусть:
   - Капитан командует когортой от четырех до семи центуриев.
   Питер  быстренько  подсчитал  в  уме:  "Это  получается..,   от   двухсот
шестидесяти до пятисот двадцати пяти человек: да он с места в карьер метит в
полковники!" Питер внимательно смотрел, на Мордреда,  и  тут  ему  в  голову
пришла другая мысль. Мордред сказал, что неплохо управляется  с  лошадьми  и
владеет копьем. "Пожалуй, я сумею вынудить его показать мне приемы, и  тогда
у меня будет больше шансов одолеть сакса".
   Питер улыбнулся, насколько мог, искренне.
   - Король Морг умен. Ну ладно,  я  возьму  тебя  на  испытание.  На  пробу
покомандуешь центуриями, но сколькими - это  мы  потом  решим.  Первый  урок
начнем прямо сейчас. - Но тут в голове  у  Питера  так  стрельнуло,  что  он
поспешил исправить ошибку:
   - Через часок примерно. Отправимся в лес и немного поборемся.
   -  Через  часок?  -  умоляюще  спросил  парень.  Вид  у  него  был  самый
озадаченный. - Но когда точно, государь?
   Питер бросил взгляд на запястье левой руки, понял, что часов у него  нет,
и поспешил сделать вид, будто ловит несуществующую блоху.
   - А сейчас который час?
   - Только что пробила вторая цимбала.
   - Цимбала?
   - Да, государь. Вторая цимбала. Ты разве не слыхал? Питер глянул в  окно.
Раннее утро, рассвет, можно сказать. Часов восемь?
   - А как узнают, когда нужно бить в цим.., цимбалу, Мордред?
   - Ну, наверно.., жгут двухчасовую свечу.
   - Ну, так сожги половину двухчасовой свечи, парень. И захвати.., ну, все,
что нам потребуется, - Питер выразительно кивнул в сторону  составленного  в
углу оружия.
   Мордред неуверенно протянул:
   - Я.. - , я раба пришлю, государь. От  этой  мысли  Питеру  стало  зябко.
"Какие же они формалисты, эти варвары!"
   - Мордред, воину порой приходится самому  носить  свое  оружие.  Это  его
священный долг. Так что.., собери мое вооружение и жди меня  у  ворот  через
час.
   - Да, государь, - вздохнул юноша. - Государь...
   - Ну чего тебе еще? - устало спросил Питер.
   - Не хотелось бы выказывать неуважение, принц, но  я  предпочитаю,  чтобы
меня называли Медраутом, по-сикамбрийски - из-за отца, понимаешь?
   Питер  кивнул  и  знаком  повелел  Медрауту  удалиться.  Как  только  тот
ретировался, Питер сел на кровать и сжал голову  руками.  "Ну,  может,  хоть
через час эта комната перестанет кружиться", - взмолился он.

Глава 22

   О мой бог, о моя Богиня, что же мне  было  делать?  Я  бродила  по  двору
Бегущей Воды, кружила и  кружила  вокруг  фонтана,  молчаливо  моля  Рианнон
отринуть каменное молчание и пролить жизнь..,  ну  то  есть,  если  то  была
Рианнон, а не какая-то греческая или римская самозванка.
   Меня  кидало  во  все  стороны,  меня  разрывало,  как  узницу,   которой
предстояло четвертование, - надо вам сказать, не самая приятная  из  казней.
Мой долг перед отцом вступил в жестокий спор с моим  отношением,  каково  бы
оно ни было, к Этому Мальчишке, а это отношение, эти  чувства  противоречили
всему, чему учили Строители и дядюшка Лири, хотя он и стоял  лагерем  против
Строителя - короля Меровия из Сикамбрии! Но лучше мне приступать к делу,  да
поскорее, а то даже я перестану понимать, кто с кем и против кого.
   А примерно дней шестьдесят назад я стояла в зале моего отца, гордясь тем,
что он наконец счел меня воином, - это  мне  больше  нравилось,  чем  просто
называться его дочерью. И все же я не понимала, стоит  ли  чести  воина  мое
первое воинское деяние.
   Отец  медленно  расхаживал  туда-сюда  перед  зеленым  троном  с  высокой
спинкой, украшенной цветком - гербом нашего дома. Руки он сцепил за  спиной,
и мог почесывать непрерывно зудящие костяшки пальцев. Он старался  держаться
прямо, но на лице его лежала тяжелая печать боли. Суставы его пальцев сильно
распухли и ужасно болели при любой перемене погоды.
   - Анлодда, - сказал он. - У меня для тебя поручение.
   - Я знаю свой долг, - осторожно отозвалась я, ибо пока не знала,  к  чему
он клонит и что ему нужно. Как правило, нужно ему было  что-нибудь  скучное,
обычное и бессмысленное, и из-за этого мне часто казалось, что он  забывает,
что я такое же его дитя, как проклятый Канастир Каннло, прозванный Сторуким.
   Он пригвоздил меня к полу взглядом, и его зеленые, как море,  глаза  были
холодны и остры.
   - Это поручение - не развлечение гостей или благословение очередной  моей
статуи. Нет, дочь моя, я думаю, это поручение тебе придется по нраву.
   Он поманил меня. Прежде отец никогда не называл меня "дочь моя"  (так  он
мог бы меня назвать только в том случае, если бы возжелал, чтобы я  прибрала
в авгиевых конюшнях или соскребла бы мох с  харлекской  башни).  Я  неохотно
приблизилась, а он громоподобно прокашлялся и возвестил:
   - Когда я был ребенком, Харлек  был  свободной  страной  и  не  покорялся
никому, кроме собственного принца.  Но  теперь,  куда  ни  кинь  взгляд,  от
заснеженных северных гор до южных лесов, от  рассветного  моря  до  закатных
равнин, что я вижу?
   Я ждала, не понимая, к кому он обращается. Наконец он хмуро и раздраженно
глянул на меня. Я моргнула.
   - Ты видишь Рим, отец мой.
   - Рим! - взревел он, и у меня чуть не  лопнули  барабанные  перепонки.  -
Этот Dux Bellorum - он наша погибель!
   Он глубоко вдохнул, метнул усталый взгляд влево, потом -  вправо.  -  Он,
как тот ублюдок Вортигерн
до него, отбирает у меня мою землю! Он протягивает мне руку дружбы, а в  мою
руку кладет камень. Мы не умеем скакать верхом, но Артус должен услышать  об
этом. Мы не умеем плавать по морю, но и это должен одобрить Каэр Камланн!
   Отец умолк, ожидая, видимо, что я стану возражать, ибо я  часто  возражаю
ему, когда он начинает злиться. Но на этот раз я всем сердцем была  согласна
с отцом. Шесть лет, с тех самых пор, как Кей маршем  вошел  в  наш  Кантреф,
изгнал ютов, а потом как бы невзначай заставил Харлек поклониться  Артусу  и
вступить в союз с ним, мы стали не более свободны, чем  этот  потрескавшийся
от старости король  Морг  со  своей  женушкой  Моргаузой,  которая  сидит  в
заложницах в Каэр Камланне.
   Я не хуже отца знала, чего на самом деле хочет Артус: ни больше ни меньше
- сжать весь остров Придейн в железной деснице! Он разослал свои легионы  во
все четыре стороны, чтобы остальные жители Придейна знали, кто ими правит.
   Отец, заметив, что я молчу, заговорил вновь:
   - И что же нам делать, дочь моя? Что  делать  Харлеку?  Как  нам  изгнать
захватчика вместе с его легионами и когортами?
   Вопрос был легкий, и ответ на него был только один.
   - Мы должны объединиться с дядей,  -  ответила  я.  -  С  твоим  свояком,
королем Лири из Эйра.
   Мне это казалось вполне оправданным. Дядюшка Лири был мудр и  изворотлив.
Борода у него такая длинная, что поговаривали, будто бы  она  тянется  через
весь пиршественный зал, когда он садится есть мясо. Вернее, говорили,  будто
бы она покрывает все пятьдесят стропил, но мне всегда казалось, что  страшно
неудобно кушать, когда у тебя борода подвешена под потолком.
   Но отец уставился на меня так, словно я назвала имя какого-нибудь скелета
из царства мертвых, назвать которого по имени - все равно  что  вызвать  его
дух, - Лири? Лири... Лири... - проговорил отец, будто пытался припомнить,  о
ком речь, и нервно захрустел пальцами. - Где же я раньше слыхал это имя,  а?
- Он покачал головой. - Забудь  о  своем  дядюшке-богохульнике,  ему  нельзя
доверять. Ведь это он пустил в свою  страну  этого  римлянина  Патрика  ,  который  явился,  чтобы  насадить  в  Эйре
поклонение иноземному божеству. В сердце его нет той боли,  которая  сжимает
наши сердца, Анлодда. Его не интересует Харлек.
   - Но, - возразила я, - он король Эйра, и этому  наверняка  посвящена  вся
его жизнь.
   - Нет, Анлодда, дочь моя. Харлек должен сам решать свои дела,  иначе  нам
никогда не стать свободнее, чем сейчас.
   Я кивнула. Старик говорил правду, и это было так же невероятно, как  если
бы из лесу вышел медведь, уселся на пенек и принялся цитировать Виргилия.
   - Против моей воли, - продолжал отец, - ты обучилась военным  искусствам,
так же как твой брат, мой возлюбленный сын.
   Я не показала, каково мне стало при упоминании Канастира  -  отец  скорее
всего не ведал о том, что вытворял Сторукий много лет назад, когда  мы  были
помладше и спали с ним в одной опочивальне. Сразу  после  того,  как  умерла
мать. Или все-таки ведал?
   - Конечно, я был бы счастлив, если бы ты  выросла  настоящей  принцессой,
Анлодда. Но я действовал, повинуясь приказам.., ну, то есть я хотел сказать,
согласуясь с пожеланиями моего свояка, имени которого я называть не стану, -
ну, ты понимаешь, о ком я говорю.  И  он  затравленно  глянул  на  запад,  в
сторону Эйра. А мы с дядюшкой Лири всегда были дружны, и он ни в чем мне  не
отказывал. Он делал какие-то предложения - а я отказывалась,  и  все  делала
по-своему. То есть мне так казалось. Мне хотелось, чтобы  он  так  думал,  а
потом почему-то получалось, что я делала все именно так, как хотелось ему, и
вдобавок при этом мне казалось, что я просто жутко  умна,  поступая  так.  В
Лири было что-то магическое, так я думаю.
   Когда он улыбался, морщинки на его лице расправлялись и становились видны
его небесно-голубые  глаза.  И  еще..,  казалось,  он  никогда  не  замечает
несчастий и неприятностей. Честное слово, он как-то раз ушиб палец о камень,
так палец стал - из чистого золота! Неудачи всегда  оборачивались  для  него
удачами, и когда сгущались тучи, любому было  бы  лучше  оказаться  рядом  с
дядюшкой Лири.
   Лири частенько поговаривал, что не будь я его племянницей, а  он  -  моим
дядей, он бы непременно на мне женился. Именно он уговорил моего отца отдать
меня в обучение боевым искусствам.., вот только, хоть убейте, не припомню, я
сама его упросила, или он добился того, чтобы я его упросила...
   - Тебе скучно? -  поинтересовался  отец,  оторвав  меня  от  раздумий.  Я
заморгала, словно собака, которую застали на месте преступления - у шкафа  в
кладовой.
   - Нет, отец, - солгала я. - Я думала о том, что ты сказал об Артусе.
   - Вот это хорошо, - улыбнулся он.  Он  перестал  расхаживать  по  залу  и
уселся на свой зеленый трон. Скрюченные  пальцы,  словно  два  белых  паука,
сжали подлокотники, вырезанные в виде львиных голов. - Ибо то,  что  я  тебе
хочу поручить, касается именно благороднейшего Dux Bellonim.
   Вот тут я действительно заинтересовалась: поручение  касалось  Артуса,  и
немаловажным было то, что я умею владеть оружием... Не  собирается  ли  отец
отправить меня в Камланн под видом заложницы? Бессмысленно,