шибочно определил запах гашиша.
   "Откуда они, хотел бы я знать, добывают хэш? Это же  не  Марокко?"  Питер
вытянул из-под кольчуги  полу  рубахи,  закрыл  ею  рот,  ушел  от  двери  и
пробрался сквозь толпу к группе людей" показавшейся ему  наиболее  достойной
внимания.
   Он обратил внимание на невысокого мужчину. Тот был ростом  поменьше  сэра
Кея, но резко выделялся на общем фоне благодаря простой белой римской  тоге,
украшенной  незатейливой   золотой   вышивкой.   Чисто   выбритый,   коротко
стриженный, он потрясающе напоминал брата Питера, служившего в Гибралтаре.
   Мужчина вел себя с благородным изяществом, был  скуп  в  движениях  -  ну
настоящий король. Он  возлежал  на  кушетке  со  спинкой  в  форме  красного
дракона.
   "Артур, - подумал Питер. - Если это не  король  Артур,  я  готов  сожрать
крысу живьем".
   Артур о чем-то серьезно беседовал  с  высоким  -  ростом  футов  шесть  -
галлом. Черная грива долговязого галла струилась по спине и исчезала  где-то
под столом. Он внимательно слушал  короля,  сложив  руки  и  прижав  кончики
пальцев к нижней губе. Питер не в силах был оторвать глаз от  длинноволосого
мужчины.
   Тот поднял  голову  -  их  глаза  встретились.  На  миг  Питера  охватило
необъяснимое чувство вины. Он вспомнил о  каждом  проявлении  жестокости,  о
каждом  убийстве,  совершенном  во  имя  королевы  и  страны.  Оскалившийся,
окровавленный сержант... Маллиген, которого разорвало в клочья в тот день  в
Лондондерри, навис над Питером и указал на него обвиняющим перстом.
   Зардевшись от стыда, Питер отвернулся. "Он все  знает",  -  пронеслось  в
голове.
   Холодная рука коснулась его лба. Прикосновение было  настолько  реальным,
что  Питеру  пришлось  самому  коснуться  рукой   собственного   лба,   дабы
удостовериться, что это была иллюзия. Он снова посмотрел на  Длинноволосого,
попытался снова встретиться с ним взглядом - бесполезно.
   Сквозь пелену дыма этот человек смотрел в самое сердце Питера, видел  все
его грехи и ошибки. Между тем он улыбнулся и  указал  на  свободную  скамью.
Питер растерянно подошел и улегся, стараясь подражать другим гостям.
   Он зажмурился и потряс головой. Он снова стал майором Питером  Смитом  из
двадцать второго подразделения СВВ, готовым  в  любой  момент  подняться  "в
ружье" за королеву и отечество - "вернее, за короля и отечество", - поправил
он себя.
   - Государь, - обратился Питер к Артуру и склонил голову.
   - Да? - отозвался Длинноволосый.
   - Прошу прощения...
   - О, я ошибся. Я решил, что ты обращаешься ко мне.
   - Нынче ты необычайно любезен, - вступил  в  разговор  Артур.  -  Позволь
представить тебе твоего соотечественника, короля Меровия,  легата  провинции
Августа, пропретора и губернатора Сикамбрии.
   Меровий наклонил голову.
   - А.., рад знакомству, - сказал Питер. "Меровиус Рекс... Король  Меровий,
губернатор Сикамбрии? Опять это словечко!"
   - А тебе, Меровий, позволь  представить  нашего  героя,  одного  из  моих
лучших воинов, легата двух легионов, консула, избранного вторично, и трибуна
моей личной гвардии - принца Ланселота Лангедокского.
   У Питера отвисла челюсть. У него вдруг перехватило дыхание.
   Меровий вздохнул.
   - Да, Артур. Я его хорошо  знаю.  Боюсь,  в  Сикамбрии  Ланселоту  грозит
смертный приговор. Лет шесть назад он покушался на мою жизнь. Неудачно,  как
видишь. - Он приятно улыбнулся. - Ну, и конечно, можно считать,  что  с  тех
пор положение мое упрочилось.
   Артур откинулся на спинку скамьи. Он переводил глаза с Меровия на  Питера
("Ланселота? Ланселота Озерного"). Глаза Артура говорили  яснее  ясного:  он
волнуется, как бы под крышей его замка не случилось беды.
   Меровий рассмеялся, протянул руку.
   - Приятная встреча, Ланселот. Я прощаю тебе обиду, как нас учит тому  наш
повелитель.
   Питер растерянно пожал руку короля. Рука оказалась  теплой  и  сильной  -
рука прирожденного воина. И еще Питер почувствовал, как нажали на его ладонь
большой и средний пальцы.
   Питер таращил глаза. Король Меровий - масон?!

Глава 10

   Вокруг Питера, ставшего Ланселотом, Артура и Меровия собралась  толпа.  В
зале перешептывались, произносили слова "смертный приговор"  и  "покушение".
"Проклятие, - подумал Питер, чувствуя себя в высшей степени по-дурацки. -  Я
же не должен вызывать подозрений! Как  меня  угораздило  оказаться  в  самой
середине интриг и слухов!"
   Питер часто задышал,  грудь  ему  сдавило.  Его  бросило  в  жар,  и  ему
показалось,  что  это  то  самое  состояние,  которое   наркоманы   называют
"зацепило". Питер привстал, лихорадочно поискал глазами, куда бы  удрать,  и
понял, что удирать некуда.
   Он тяжело опустился на скамью, чувствуя, как  бегут  по  лицу  и  затылку
струйки  пота.  Что-то  угнездилось   у   него   внутри,   что-то   скрутило
внутренности, колотило по ним и мучительно пыталось вырваться наружу.
   Артур, или Артус, как называл его король  Меровий,  похоже,  обращался  к
нему. Речь его была по-королевски высокопарной.
   -  Оправился  ли  ты  после  хворобы,  которая  поразила  тебя  несколько
мгновений назад? - поинтересовался он.
   - Хворобы? - переспросил Питер.
   - Той morbus terribilis ,  что  вынудила  тебя
вскочить со скамьи и выбежать из зала, в тот самый миг, когда Кей объявил  о
прибытии Меровия. - Артур улыбнулся, толпа захохотала.
   - Вероятно, - вставил Меровий, - воина оскорбил запах, исходящий от  моих
людей, которые много дней провели в дороге и долго не мылись!
   Толпа снова взревела. Судя по  всему,  потешательство  над  Ланселотом  в
Камелоте было любимым развлечением.
   Стонами  и  посвистами  толпа  приветствовала  появление  самой  красивой
женщины, какую когда-либо доводилось видеть Питеру. Ее светлые  волосы  были
стянуты в пучок, и облик  у  нее  был  истинно  ангельский.  Вырез  голубого
вышитого платья был довольно низким и  открывал  прелестную  грудь.  Правда,
спереди и сзади по вырезу шла довольно уродливая лиловая  оборка.  У  Питера
ком подступил к горлу, и он неловко заерзал на жесткой скамье.
   Сердце у него чуть-чуть успокоилось, в голове немного прояснилось. Однако
ощущение того, что в груди у него что-то поселилось, не покидало его.
   - Гвинифра, - сказал Артус, - прошу, присоединяйся  к  нам.  Испей  пива,
покури благовоний.
   Питер мысленно прокатил по языку имя женщины. "Гиневра", - догадался  он.
Женщина улыбнулась, прошествовала мимо Артуса и уселась рядом с Питером.
   - Узрел некий плод, которого бы желал вкусить, Ланс? -  лукаво  вопросила
она.
   Тут Питер понял, что пялится на ее груди, и быстро отвернулся.
   - Добрый.., а-а.., добрый.., вечер.., государыня, - промямлил Питер.
   Никто не имел право на такую красоту.
   - О, как торжественно! - воскликнула она. - Разве мы не отшлепали  вместе
свиней, как принято выражаться у вас, сикамбрийцев? Прошлой ночью ты не  был
так стеснителен!
   Она рассмеялась, и  смех  ее  был  подобен  звуку  небесной  арфы.  Питер
побагровел.
   - А-а-а!  -  воскликнул  Артур  и  шутливо  погрозил  Питеру  пальцем.  -
Пытаешься воспользоваться правом гостя, да? Скажи мне, Гвинифра..,  правдивы
ли придворные слухи?
   - Не смогу ответить, о мой милостивый повелитель и супруг, покуда  ты  не
уточнишь,  какие  именно  слухи  тебя  интересуют.  -  И  Гвинифра   невинно
улыбнулась. - О чем поведать тебе - о длине, толщине или продолжительности?
   Питер ахнул. Толпа дружно произнесла в унисон:
   "У-у-у-у-у!"
   Артур усмехнулся.
   - Мне любопытно узнать, действительно ли наш  юный  Ланселот  никогда  не
снимает свою рыбью чешую.
   -  Твои  речи  кружат  голову  даме,  -  заявила  принцесса  и  принялась
обмахиваться легким резным деревянным веером, привязанным к поясу.  -  Прошу
тебя, передай мне арабские благовония.
   И не дожидаясь, пока муж  выполнит  ее  просьбу,  Гвинифра  потянулась  и
подвинула к себе кальян, совершенно случайно задев грудью руку Питера. Соски
ее напоминали свежие ягоды клубники. Снова поймав себя на том,  что  пялится
на груди Гвинифры, Питер перевел глаза на забытую кем-то около скамьи арфу.
   Гвинифра взяла мундштук, глубоко затянулась дымом и медленно выдохнула.
   - Ответ мне неведом, супруг мой. В тех местах, что мне  любопытны,  чешуи
нет.
   Толпа хохотала и рукоплескала. Гости стучали кулаками по столам и  топали
ногами. Питер съежился и отхлебнул из кружки вина.
   "Все не так, все не так, я не в такой круиз собирался!  Римляне,  масоны,
королева Гиневра - наркоманка? Мне уже нужен отпуск! - Он  положил  ногу  на
ногу. - О Господи,  сделай  что-нибудь  с  ней,  опорочь  как-нибудь,  пусть
улетучится это дикое желание!"
   Медовое  вино  было  горячим,  но  слабеньким,  и  тошнотворно,  приторно
сладким.
   - Почему, сородич мой, - со смехом поинтересовался Меровий,  -  уши  твои
так же алы, как вино?
   - А.., скажите.., скажи мне, -  обратился  Питер  к  Гвинифре.  -  Откуда
взялся.., этот арабский гашиш?
   - Арабский.., как ты его назвал. Ты про коноплю? Из Аравии, наверное.
   Она снова рассмеялась. Питер опять покраснел.
   - Нет, - упорно допытывался он. - К Артусу он как попал?
   За жену ответил Артус.
   - От моего друга аль-Софиата, султана Де Бида, Кум-шеха и Язд. Он торгует
перцем, шелком и коноплей по всей Аравии, а также в Армении и Иудее. Я  свел
с ним дружбу, когда командовал когортой двадцать третьего римского легиона в
Иерусалиме, где также познакомился и с нашим  гостем,  Меровием  Рексом.  Он
никогда не рассказывал тебе историй об этом походе?  Правда,  тогда  он  был
всего лишь губернатором и легатом.
   "Артур - римский легионер? Походы в Святую Землю? - Лоб  Питера-Ланселота
покрылся испариной. Он воочию представил,  как  от  сотканной  Мэлори  ткани
отрывается клочок за клочком. - Это в какую же кроличью нору я угодил?"
   - Я мало говорю о тех днях, мой благородный друг, - сказал Меровий. - Мне
до сих пор больно вспоминать о том, как я утратил право на престол.
   Артур, казалось, отвлекся.
   - Проклятие, - прошептал он. Обвел глазами толпу и крикнул:
   - Где мальчишка? Где Корс Кант Эвин?
   - Здесь, государь! - И молодой человек лет девятнадцати  пробрался  через
толпу и поднял с пола арфу. Он был одет в синюю тунику,  стянутую  на  талии
кожаным ремнем, украшенным серебряными кольцами. Оружия  у  парня  не  было.
Нож, свисавший с ремня, годился разве что для резки мяса за столом. Питер не
мог определить, какого стиля одежда на барде  -  римская  или  бриттская.  А
может, не та и не другая.
   - Корс Кант, спой нам еще, - попросил Артус.
   - Так это бард, вот как! - воскликнул Меровий. - Я много слышал о  бардах
Британии. Обучался у друидов? И уже прошел испытание в школе друидов?
   - О.., и да, и нет, государь, - смутился юноша.
   - И да и  нет?  Как  это  понимать?  -  Длинноволосый  король  озадаченно
нахмурился.
   - Вы задали мне два вопроса, сир. Ответ на первый - "да", а на  второй  -
"нет".
   Толпа взревела. "Как легко их потешить", - подумал  Питер,  уши  которого
все еще пылали. Сам Меровий  тоже  похлопал  по  столу  ладонью  и  от  души
посмеялся,  совершенно  не  разгневавшись  на  остроумного   барда.   Питеру
положительно нравился этот человек.
   "Корс Кант Эвин, - подумал Питер, - бард, творческая личность, и  к  тому
же человек достаточно молодой для того, чтобы иметь острый  взгляд  на  все,
что тут происходит. Даже янки из Коннектикута не брезговали доносами". И  он
решил при  первой  же  возможности  допросить  парня.  А  пока  он  принялся
исподтишка наблюдать за легендарной принцессой - не  обозначатся  ли  в  той
какие-нибудь признаки присутствия Селли Корвин.

***

   Корс Кант обвел глазами толпу, изобразил жестами, будто пьет из  бутылки.
Питер проследил за взглядом юноши. Рыжеволосая  девушка,  на  вид  ровесница
Канта, понимающе усмехнулась и сложила руки  на  груди.  Широкие  рукава  ее
платья падали  чуть  ли  не  до  колен,  ветерок  шевелил  их.  Если  она  и
догадалась, что бард просит чего-нибудь выпить, то  сделала  вид,  будто  не
поняла.
   Девушка была одета куда проще Гвинифры. Однако Питеру бросилось  в  глаза
вышитое  на  лифе  солнце  с  искривленными  лучами.  Ему  показалось,   или
действительно вокруг солнца сияло гало?
   - Анлодда, - умоляюще прошептал юный бард и повторил свой жест. - Там, за
колоннами - не меньше дюжины бутылок. Мне же никак туда не пробраться!
   - Ну так вели рабу, - фыркнула девушка.
   - Умоляю! У меня внутри все пересохло от пения!
   -   Корс   Кант   Эвин,   я   свободная   женщина,   а    не    греческая
прислужница-потаскуха - напоминаю тебе  об  этом  на  тот  случай,  если  ты
обезумел от лунного света и не видишь разницы. Если тебе надо, так  пойди  и
принеси себе бутылку.
   Юноша растерянно взглянул на Артуса. Тот ответил ему смущенным  взглядом.
Толпа напирала на юношу, повсюду раздавались  грубые  выкрики.  Бард  прижал
арфу к груди.
   - Анлодда! - отчаянно выкрикнул он. - Ты же знаешь, я не могу приказывать
рабам Dux Bellorum!
   - Ну ладно, - проворчала девушка. - Только  не  думай,  будто  впредь  ты
сможешь просить меня стирать твои туники или мыть пол у  тебя  в  покоях.  Я
покоряюсь только принцессе и служу ей из любви, а не из страха, как другие!
   С этими словами она развернулась и  отправилась  в  дальний  конец  зала,
который располагался под открытым небом, и - край крыши там покоился на пяти
мраморных колоннах.
   "Парень не учитывает нюансов, - подумал Питер. -  Плохо  дело.  Надо  его
просветить по женскому вопросу".
   В этой области Питер считал себя специалистом.
   Что-то поразило Питера в  этой  девушке  -  как  же  ее  зовут?  Анлодда?
Многолетний, опыт допросов подозреваемых  и  террористов  подсказывал:  будь
настороже. Сработала сигнализация,  которую  он,  как  ни  силился,  не  мог
отключить. Эта девица несла в себе нечто "политическое", в смысле,  понятном
только шпионке из ИРА или майору СВВ.
   Она скрывала  какую-то  страшную  тайну,  что-то  опасное  -  не  то  уже
свершенное, не то нечто такое, что собиралась совершить. Это "что-то" грызло
ее сердце. "Анлодда-изменница, - твердил обвиняющий голос в голове у  Питера
- тот внутренний голос, к которому он всегда прислушивался. - Я с тебя  глаз
не спущу, детка" - пообещал он,  с  восхищением  глядя  на  язычки  пламени,
вырывавшиеся из-под белого тюрбана. Анлодда, покачивая бедрами, удалялась  в
дальний конец зала.
   Артус и  Меровий  негромко  заговорили  по-латыни.  Питер  изо  всех  сил
прислушивался, однако его знаний, полученных за семь лет в воскресной школе,
оказалось почему-то маловато, чтобы понять, о чем они говорят.
   "Вот странно, - размышлял Питер. - Я без труда болтал на древнеанглийском
и сикамбрийском, которых никогда не слышал. Почему же я теперь не понимаю ни
слова по-латыни? - Готового  ответа  на  этот  вопрос  у  него  не  было.  -
Проклятие! Я хочу знать, о чем они говорят! И с какой это  стати  они  вдруг
взяли и перешли на этот язык?"
   Минуты через две девушка вернулась, держа в руках  глиняный  кувшин;  она
забралась на стол и резко свистнула.
   - Корс Кант! - выкрикнула она, подняв кувшин над головой, словно мяч  для
крокета.
   Юноша  в  испуге  пригнулся;  Брошенный  девушкой  кувшин  он  поймал  за
горлышко, при этом чуть не выронив арфу.
   - Анлодда! - обиженно воскликнул он. С трудом сохранив  равновесие,  бард
распластался на столе, едва удержав и арфу, и кувшин.  Происшествие  вызвало
веселый рев толпы.
   - В другой раз дай волю ногам, а не языку, Корс Кант Эвин! - посоветовала
барду девушка. Она гордо запрокинула голову, тюрбан  сполз  с  ее  волос,  и
взорам гостей предстало огненное буйство локонов. Сползший тюрбан  несколько
повредил той царственности, которую хотела напустить на  себя  девушка.  Она
пронеслась по залу, словно фурия и исчезла за  одной  из  мраморных  колонн.
Лицо Корса Канта помрачнело.
   "История и судьба", - подумал Питер. Он не сводил глаз с колонны.  Угадал
он верно: как только бард завел песню, Анлодда тихонько  вернулась  и  стала
слушать, посматривая из-за тяжелого гобелена.
   "Но кого же она предала?"
   На гобелене был изображен арфист,  выбирающийся  из  глубокой  лощины  на
солнечный свет. Через плечо он оглядывался на отставшую женщину. В  гобелене
было что-то греческое.
   Тут вдруг Питеру в голову пришла забавная мысль:
   "Бриттский и сикамбрийский я понял легко и сразу, но не латынь.., а может
быть, Ланселот не умеет говорить по-латински? -  Впервые  после  прибытия  в
артуровские времена Питер начал рассуждать  логически.  -  О  Господи,  молю
тебя, пусть здесь действуют законы логики!"
   Корс Кант оказался великолепным музыкантом.  Он  играл  какую-то  сложную
мелодию, сопровождая ее замысловатыми стихами. "Попади  это  парень  в  наше
время да заиграй на "Фенедере "Стратокастере" , он бы
озолотился, - решил Питер. - А может, он петрит в латыни?" Питер  придирчиво
оглядел зал - нет ли где бумаги и пера, но - увы.
   Беспокоила Питера и другая мысль: а не перешли  ли  Артус  и  Меровий  на
латынь именно потому, что этого языка Ланселот не  понимал?  Какие  тайны  у
короля Артура от своего любимца?
   Песня,  исполняемая  бардом,  представляла  собой   довольно   запутанную
историю, в которой юноша повествовал о победе "Артуса -  Dux  Bellorum"  над
врагами - "вестами". На долю секунды Питер перенесся в  свое  время,  и  ему
подумалось, что он слушает песню про чикагскую  банду  из  шестидесятых.  Но
затем стихи заставили Питера призадуматься...
   "Земля Вест-Секс... Уэссекс?"
   Питер решил проверить свою догадку, обдумать логически, в какую же именно
часть Англии он угодил. Лаборатория Уиллкса располагалась в  двадцати  милях
южнее Бристоля, но как далеко он переместился географически?
   Он слушал описание битвы и  уразумел,  что  сакское  королевство  Уэссекс
лежало прямо к востоку.
   "Но,  черт  бы  его  подрал,  где  Уэссекс?"   Питер   закрыл   глаза   и
сосредоточился. Обучаясь в Сэндхерсте, он ради интереса читал о войнах между
Уэссексом и Мерсией. Там, где располагался Уэссекс -  вернее,  там,  где  он
расположится через несколько столетий, - сейчас находились Дорсет,  Хампшир,
Уилтшир, Сомерсет.
   "Ну а если все эти земли на востоке, значит, Камелот где-то в Девоне  или
Эйвоне".
   А песня барда текла все дальше и дальше. Корс Кант уже пел  минут  сорок.
Питер гадал, как ему удается заставить толпу внимать каждому  его  слову.  В
зале стояла тишина. Гости с замиранием сердца слушали  барда  и  помалкивали
даже во время довольно продолжительных проигрышей.
   Одолев "вестов", Артур начал суд над их вождями. Если верить песне, судил
он человек тридцать. Все они заслуживали  наказания,  описанные  в  куплетах
песни. Кому-то досталось по три куплета, а кому-то и по пятнадцать.  Кого-то
утопили, кого-то повесили, кого-то морили голодом по полгода.
   После этого судилища  Артус,  по  всей  вероятности,  сильно  утомился  и
отправился на север отмокать в древнеримских банях, в Aquae  Sulis.  "Теперь
это местечко называется Бат", - понял Питер.
   Он мысленно представил  карту  Великобритании  и  пробежался  глазами  по
городам к югу от Бата.
   И тут его озарило:  Гластонберри.  Мальчишкой  Питер  всегда  думал,  что
Гластонберрийское аббатство - это руины Камелота. Руины  были  действительно
жутко древними: некоторые из них  датировались  временами  Христа,  то  есть
стояли за полтысячи лет до времен короля Артура!
   Мысль эта подействовала на Питера  отрезвляюще.  Питер  представлял  себе
короля Артура затерянным в туманах античности.., а ведь он жил настолько  же
позже Рождества Христова, насколько Питер - позже войн Алой и Белой Розы!
   Питер уселся поудобнее и почувствовал, что готов еще сколько угодно долго
внимать  эпохальному  повествованию  Корса  Канта.  Он  отхлебнул   вина   и
почувствовал, как приятное тепло разливается по телу.
   Однако ра