на сказала, что дарит мне право завоевать ее. И еще она сказала,  что  так,
как то было у нее в комнате.., ну, ты знаешь.., что так быть не  должно.  До
тех пор, пока не наступит подходящий момент. Но государь, как же мне понять,
когда он наступит? Вдруг я ошибусь, и она разозлится?
   - При каких обстоятельствах она это сказала? Где вы находились?
   - Не могу сказать тебе. Это тайное место, убежище Анлодды.
   - В каком состоянии была ее психика?
   - Ее - что?
   Питер  отчаянно  жестикулировал,  пытаясь  сообразить,   каким   термином
воспользоваться, чтобы юноша понял его. "Психическое  состояние",  "аффект"?
Нет, не годилось.
   - Не случилось ли чего-нибудь такого, из-за чего она могла бы повредиться
рассудком?
   - Это помимо того, что она только что прикончила трех разбойников, да?
   - А? Ты прав, это могло сказаться.
   Питер мысленно передвинул Анлодду на  несколько  пунктов  верх  в  списке
подозреваемых. Террористка из ИРА запросто  могла  "передать"  девушке  свои
навыки. Уж она-то соображала в технике боя, как  никто  другой.  Да,  дельце
вполне по зубам Селли Корвин. Саксы дрогнули перед ее свирепостью.  Ну,  или
юты, или валлийцы.
   Но вот почему она соврала - вот что главное! И почему эти люди напали  на
нее и барда, в то время как их принц гостил у Артуса и того гляди должен был
подписать с ним мирный договор?  С  чего  бы  это  им  нападать  на  простую
вышивальщицу?
   С того, и только с того,  что  эти  саксы  мирного  договора  не  желали.
"Правило номер пять, - вспомнил Питер. - Никогда не  считай,  что  все  твои
враги - братья твои".
   - Корс Кант, - спохватился Питер, поняв, что слишком долго молчит.  -  Ты
сам подумай хорошенько. Она ведь знает: ты бард, а не воин, и  вряд  ли  она
имела в виду, что ты должен завоевать ее в бою. Ты  уже  служишь  придворным
бардом, и тебе не нужно никому доказывать,  что  ты  имеешь  на  это  право.
Скорее всего под словами "завоевать ее" она  подразумевала,  что  ты  должен
доказать ей свою любовь и свое желание жениться на ней.
   Корс Кант удивился:
   - Любовь? Конечно, я  ее  люблю,  но  женитьба  тут  при  чем?  Наш  союз
немыслим.
   - Союз? Тут ты прав. О каком союзе можно говорить, когда ты -  придворный
бард, а она - вышивальщица.
   Парень испуганно закрыл рот рукой, словно боялся проговориться.  "Погоди,
я тебя как-нибудь в покер играть научу", - мысленно ухмыльнулся Питер.
   Судя потому, как повел себя бард после намека Питера на разницу  в  их  с
Анлоддой социальном положении, девушка была не так проста,  и  уж  никак  не
служанка,  если  придворный  бард  Камланна  так  переживал  из-за  "союза".
Служанка так первоклассно не владела бы боевыми искусствами. За служанкой не
стал бы охотиться пусть небольшой, но до зубов вооруженный отряд  убийц.  Ну
разве что только они планировали похитить ее,  а  не  убить?  Питер  отложил
"файл" с этими данными в сторону и решил рискнуть и копнуть чуть глубже.
   - Ты ведь им не был нужен, сынок, а? Они охотились за Анлоддой, да?
   - Ну...
   - Засада была. Они ждали, что она проскачет по этой  дороге.  Ну  а  если
всех троих прикончила Анлодда, значит, тебе ни одного не осталось. Верно?
   - Ну...
   - Знаешь, эти бабы.., у них о любви такие понятия... - крякнул  Питер.  -
Нет, она, конечно, понимает, что ты бард, а не воин, но, видно, ей хотелось,
чтобы ты все-таки показал, на что способен. Ну, чтобы выказал  себя  героем,
смекаешь?
   "Ага, Питер, а тем, чего ты не знаешь о женщинах, можно набить..."
   - Но...
   Питер  поскреб  подбородок  и  попытался  почувствовать  себя  таким   же
умудренным, каким хотел казаться.
   - Чтобы ты пошел на какую-нибудь жертву ради нее, Корс Кант.  Защитил  бы
от кого-то. Ну, чтобы ты повел себя храбро, отчаянно.
   "Хорош совет, дружище, нечего сказать. Ты сам ему так свято следовал, что
в итоге за десять лет сменил двадцать три подружки!"
   - Ну...
   - Сынок, да ей просто нужно за что-то в тебя влюбиться, понимаешь?
   - Да? Но как я смог бы ее защитить от кого-то?  Слово  "ее"  он  произнес
излишне подобострастно. "Да, парень, если она та, за кого ее принимаю я,  то
это тебя надо от нее защищать".
   - Да сколько хочешь случаев пожертвовать собой, -  пробурчал  Питер.  Ему
нужно было остаться одному, как следует  все  обдумать,  решить,  как  вести
разговор с Моргаузой, если та раскроется. Ему  нужно  срочно  избавиться  от
мальчишки, даже если, свернув разговор, он нанесет тому  смертельную  обиду.
Получится - стоит попробовать это на Моргаузе.
   - Ты же бард, верно? Так пойди и сочини для нее песню. А  теперь  иди.  У
меня нога жутко болит  от  той  раны,  что  я  получил...  -  Он  беспомощно
прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить то, чего и не знал.
   - На горе Бадона?
   - Точно, на горе Бадона.
   - Но тебя там в плечо ранили, государь.
   - Да нет, плечо у меня зажило. Но хирург... - "А хирурги у них  уже  были
или еще нет?" - ..лекарь мне сказал, что есть такое хитрое соединение нервов
между плечом и ногой, и что мне теперь все время боль будет отдавать в ногу.
   "Чушь собачью я плету".
   - Что-то слабо верится, - с сомнением протянул Корс Кант. - Но я пока еще
в школе друидов до медицины не дошел.
   "И слава Богу", - с облегчением подумал Питер.  И  недвусмысленно  указал
юноше на дверь. Корс Кант намек понял.
   - До завтра, принц Ланселот, удачи тебе. Юноша вышел. Подождав, пока шаги
барда затихнут на лестнице, Питер поднял топор и немного  попрактиковался  с
теми ударами, которые помогли ему одолеть Медраута. Однако мысли уносили его
на полтора тысячелетия вперед.
   "Вопрос: чем намазать ловушку? Чем?  Медом  или  уксусом,  чтобы  поймать
ирландскую паучиху в ее собственные сети?"

Глава 35

   Да... Ну и денек... Тренировка с древним оружием,  рисование  плана  Каэр
Камланна, опять тренировка, кража пергамента (при этом Питера засек какой-то
раб, и ему  пришлось  притвориться,  будто  у  него  возникло  непреодолимое
желание порисовать), опять тренировка, и  при  всем  при  этом  не  забывать
держаться подальше от тех, кто мог бы заподозрить, что с Ланселотом  не  все
ладно, и.., мечты о Гвинифре.
   Покачиваясь на табуретке и касаясь спиной холодной стены,  Питер  пытался
сосредоточиться  перед  сном.  Он  торопливо  водил  заточенным   углем   по
пергаменту, делал новые записи в своем "вахтенном журнале", не  забывая  при
этом бросать осторожные взгляды на занавес, боясь, что кто-нибудь  войдет  и
застанет  его  за   совершенно   нетипичной   для   Ланселота   литературной
деятельностью.
   "Анлодда,., не так проста, как я думал. Она довольно холодна, но не очень
похожа на Селли. На мое счастье, она не то масонка, не  то  герл-скаут,  или
еще кто-то в этом духе. Надо попробовать пожать ей руку.
   Но откуда у нее такое боевое мастерство? Или мальчишка врет? Что скрывает
Анлодда? И кого же она убила на дороге? Будду?
   Пункт 1: Селли должна понимать, что мы догадаемся, куда она  отправилась.
Машина зафиксировала все данные.
   Посему пункт 2: она должна понимать, что мы попытаемся вернуть ее, а если
не получится - пошлем кого-то за ней. Она не дура и должна  догадаться,  что
это буду я.
   Вывод: Селли Корвин понимает, что я появлюсь здесь. Может быть,  она  уже
догадывается, что я здесь.
   А может, ее самой здесь пока нет? Бланделл же говорил, что линии  времени
не прямые, поэтому она  могла  опередить  меня  на  несколько  месяцев  или,
наоборот, опоздать на какое-то время. А если так, то  она  не  может  знать,
когда я здесь появлюсь, может не знать и того, что я уже здесь!
   Моргауза слишком проницательна для того, чтобы быть террористкой. Она  бы
уж  точно  увидела,  как  бесконечен  этот  цикл:  нападение   -   месть   -
контрнападение, и т.д. Из нее бы в наше время скорее получился политикан  из
Шин фейн, а еще вероятнее - законник. В  общем,  для  хорошего  солдата  она
слишком умна.
   Гвинифра..."
   Питер растерялся, попытался представить красотку Гвинифру  с  кинжалом  в
руке, перерезающую горло королю Артуру  на  супружеском  ложе.  Вдруг  перед
глазами у Питера поплыло, созданный образ  дрогнул,  и  он  увидел  супругов
слившихся в экстазе страсти.
   Питер поежился, не в силах  признаться  себе,  которое  из  двух  видений
огорчило его сильнее. Не без труда он снова вернулся к прерванной записи.
   "Подогреваемые..."
   Боже, что я пишу?
   Питер зачеркнул слово, написал: "Подозреваемые, мужчины: Корс Кант,  Кей,
Бедивир, Медраут, Меровий.
   Подозреваемые, женщины: Анлодда, Гвинифра".  Написав  второе  имя,  Питер
горько вздохнул.
   "Вычеркиваю Корса Канта, он целиком принадлежит  этому  миру.  Однако  он
что-то умалчивает про Анлодду и драку с саксами. Меровий? Нет. Я не стал  бы
поворачиваться к нему спиной, но он - не Селли Корвин.
   Остается пять подозреваемых: Анлодда, Гвинифра, Кей, Бедивир, Медраут, но
вполне  может  быть,  что  Селли  Корвин  живет  внутри  кого-то  совершенно
постороннего - служанки, рабыни".
   В коридоре  послышался  треск.  Питер  торопливо  спрятал  пергамент  под
тунику. Прислушался.
   Никого. Ветер. "Конец второго дня", - подумал Питер. Он улегся на кровать
и постарался выбросить из головы соблазнительную принцессу  и  ее  страстный
танец.

Глава 36

   Как только мы скрылись с глаз Dux Bellorum, я схватила Этого Мальчишку за
плечо. Он держался  молодцом,  утаил,  что  называется,  шило  в  мешке.  За
сдержанное слово надо платить верностью. А  потом  я  сказала  ему  "иди"  и
царственно указала дорогу. Мне нужно было побыть одной, подумать. Он, как ни
странно, смиренно удалился - наверное, ему и самому надо было поразмыслить.
   Я вернулась в  свою  комнату  около  покоев  Гвинифры,  задернула  шторы,
погасила свечи (пальцами, разумеется, я ведь не забыла о том,  что  говорила
Этому Мальчишке в пещере) и села на пол в темноте, скрестив ноги,  обдумывая
все, что только что узнала.
   Во-первых, Куга мог проведать  о  случившемся  так  скоро  только  в  том
случае, если был еще один сакс. Я бы все-таки сказала - ют. Еще один,  кроме
тех, кого я убила (и еще - кроме Канастира), и этот ют помчался, как  ветер,
в Камланн, нашел там Кугу и поведал ему дурные вести.
   А может, все-таки сакс? Ведь теперь совершенно  ясно,  что,  невзирая  на
доспехи и оружие, спутники Канастира были саксами, а не ютами,  а  это  куда
хуже.
   По необходимости мы в Харлеке время от времени видимся  с  ютами,  потому
что на южном побережье острова  Монапия  находится  страна  брата  Грундаля,
Хротгара (Хротгар и Грундаль друг друга не выносят, и Хротгара не то изгнали
из Манчестера, не то он сам бежал, как кролик от гончих).
   Юты, конечно, мерзкие, но хотя бы более или менее мирные.  А  саксы!  Они
совсем другие, и про них я сказать могу только словами из их же языка!
   Я сидела и  гадала,  что  общего  даже  у  такого  гадкого  червяка,  как
Канастир, с двумя саксами, которые явно были связаны с Кугой, и тут вдруг  я
припомнила, где я видела этого ублюдка, сына Кадвина.
   Я вскочила на ноги.  Меня  зазнобило,  сердце  бешено  заколотилось,  оно
словно стало лисицей, удирающей от охотников... Я видела Кугу в зале у моего
отца!
   Кута и один из тех, кого я убила, сидели в триклинии у  принца  Горманта,
прихлебывая пиво и обжираясь самым нежным харлекским мясом. Одеты  они  были
как бритты, а не как саксы, иначе я бы уж точно не промолчала. Скажи  я  про
это дяде Лири, он бы тоже высказался - уж я его знаю!
   Я пришла, чтобы спросить отца, куда он задевал  королевскую  печать  (мне
нужно было скрепить ею новые молитвы, в которых  наконец-то  поминался  Папа
Лев, хотя Папой Римским он стал еще десять лет назад). Как только  я  вошла,
Кута и его дружок-сакс сразу захлопнули рты. Тогда  я  на  это  внимания  не
обратила, а теперь понимаю, почему они  умолкли  -  я  бы  сразу  распознала
сакский выговор, даже если бы они болтали по-кимрски или по-эйрски.
   Были ли юты в сговоре с саксами? Если судить по доспехам, по оружию моего
братца и его напарников - да, но если так, то к этому причастен и мой  отец,
принц Гормант Харлекский, ведь Канастир ни шагу не делал без его дозволения!
От этой мысли кровь стыла в жилах!
   Ну теперь-то он уж точно никуда и шагу не сделает.
   Тут мне показалось, что я заметила  какое-то  тусклое  свечение  в  углу.
Моргнула - свечение пропало. Я осторожно пошла в ту сторону. Сердце стучало,
как сакский боевой барабан. Я  остановилась  и  попятилась  в  другой  конец
комнаты, хотя до странного свечения оставалось еще добрых пять шагов.
   Свечение приобрело очертания, смутно напоминавшие человеческую фигуру,  -
наверное, то была душа какого-то человека, погибшего в ужасных муках.  Но  я
сразу поняла, кто мне явился.
   Я протянула руку и вытянула указательный палец.
   - Оставь меня, брат! Твоей  кровью  забрызганы  только  твои  собственные
руки, не мои!
   Призрак Канастира молчал, он шелестел, посвистывал,  как  свистит  ветер,
пролетающий по сухой траве. Но я слышала в этом свисте  слова,  они  как  бы
рождались в моей голове.
   "Мерзкая убийца, грязная кровосмесительница!"
   - Тебя сбросила твоя собственная лошадь! Я тут ни при чем!
   Конечно, это была не правда, ведь это я нанесла удар его  лошади,  и  та,
обезумев от боли, сбросила  его,  а  проживи  Канастир  еще  хоть  несколько
мгновений, я бы действительно обагрила руки его кровью.
   "Убийца!"
   Руки призрака потянулись ко  мне,  стали  длинными-предлинными,  пытались
сжать мои груди... Я вскрикнула, съежилась в углу.
   - Зачем? Зачем бы мне убивать тебя? - всхлипнула  я,  не  в  силах  унять
страх. "Затем... Затем..."
   - У меня не было на то  причин!  Ты  потащился  за  мной  в  Камланн,  ты
заставил меня сделать это! "Затем, что тебе ЭТО ПОНРАВИЛОСЬ!!!"
   Ярость охватила меня, я бросилась к призраку, размахивая руками.  Как  он
узнал? Как Канастир узнал, даже теперь, будучи мертвым, то,  в  чем  я  сама
боялась себе признаться, - как ни ужасно было все, что он сотворил  со  мной
много лет назад, мне это понравилось?!
   Вовсе нет! Не может быть.., нет, никогда!
   И все же эта мысль пугала меня, ведь тогда получалось, что я убила своего
брата из-за того, что не хотела, чтобы он сделал это вновь, или.., или из-за
того, что мне ненавистна была его понимающая ухмылка, которая  говорила:  "Я
знаю, чего тебе на самом деле нужно, развратная сучка!"
   Размахивая руками, я разметала дым от сырых дров и без сил упала на  пол.
Призрак  Канастира  улетучился,  но  осталось  его  зловонное  дыхание.  Оно
преследовало меня. В ушах так и звучал его голос: "Затем, затем, затем..."
   И тогда я поняла, что мне нужно бежать, бежать  из  Камланна.  Как  можно
скорее, ибо я чувствовала, как берут надо мной  вверх  порочность  и  похоть
Рима, как они наполняют меня грехами и ересями. Артус должен умереть,  скоро
умереть, сегодня или завтра, если у меня хватит сил и решимости сделать это.
Если уж я совершила  братоубийство,  разве  я  остановлюсь  перед  убийством
короля?
   В Риме все, что не было общепринятым, было запрещено, а все, что не  было
запрещено, вскоре становилось общепринятым. А что и того хуже -  все  дороги
вели в Рим, так мне говорили, но может быть, то была еще одна римская ложь.
   Все запуталось. Куда бы я ни глянула - везде мне мерещились заговоры.  О,
как я страдала по старым добрым временам,  когда  правили  мирные  короли  и
принцы, когда жизнь была проста, когда господа  и  дамы  мчались  по  лесам,
охотясь на диких зверей, когда жизнь текла в ладу  с  природой,  когда  люди
гуляли с богами и разговаривали с ними так, словно это их повара или няни, и
совсем не думали ни о какой дворцовой возне, религии, не замышляли покушений
и не гадали, хорошо это или плохо!
   Я сплюнула, но поняла, что запах Канастира отравил меня,  что  теперь  он
меня никогда не покинет; его мерзкое  обвинение  было  похоже  на  древесную
смолу, которую жуешь, жуешь, но не можешь ни выплюнуть, ни сглотнуть.
   Я не хотела этого! Как он смел сказать, что я хотела?
   Не хотела!

Глава 37

   Пропела волынка, и звук ее был протяжен и тосклив. "Приди ко мне,  приди!
Крови жажду, крови!" Звук  волынки  летел  над  печальными  болотами,  туман
клубился, завивался вокруг унылых басовых нот.  Серая,  зеленая,  алая  нить
мелодии разрывала покров тумана. Призрак сержанта МакБанко шагал среди  ночи
по развалинам кафе в Лондондерри, по извилистым узким  улочкам,  по  широким
римским трактам. А майор Смит бегал кругами и собирал  с  мостовой  то,  что
осталось от его отряда, и складывал в корзину для картошки.
   Но вот взошло солнце, и Питер открыл  глаза,  но  тут  же  зажмурился  от
яркого рассветного луча,  проникшего  в  его  комнату  через  выходившее  на
юго-восток окно.
   Он рывком сел. У ворот стоял волынщик и своей игрой  приветствовал  утро.
Питер встал, пошарил в изголовье, но не нашел того, что он искал, этого там,
естественно, не могло и быть, а искал  он  автоматический  пистолет  системы
"Инграм Мак-10".
   Питер покачал головой.  В  руке  он  сжимал  рукоять  короткого  римского
меча-гладиуса, а вовсе не рукоятку пистолета. Он Ланселот, а не Питер  Смит.
Легат двух легионов Артуса. Dux Bellorum. "Помни  об  этом,  -  приказал  он
себе. - И не позволяй ей вычислить тебя раньше, чем  ты  вычислишь  ее".  Он
усмехнулся, поймав себя на том, что думает о Селли Корвин примерно  так  же,
как Корс Кант об Анлодде.
   "Итак, день третий. В этот день я погибну на  стадионе  под  вопли  всего
населения Камелота".
   Он воспользовался ночным горшком, затем умылся и задумался. Слишком много
ошибок. Слишком много шансов засыпаться. Ланселот  -  настоящий  Ланселот  -
прожил в Каэр Камланне не один год! И как мог майор Смит  надеяться  сыграть
роль этого человека?
   "Бард меня уже подозревает, по крайней мере  догадывается,  что  со  мной
что-то не так. Как я могу..."
   Он закрыл глаза, вгляделся внутрь себя. Он до  сих  пор  ощущал  странное
давление в голове. Там словно бы ворочался какой-то  шершавый,  царапающийся
комок. Ланселот  из  Лангедока,  сикамбриец,  полководец,  консул,  сенатор,
любимец Камланна и правая рука Артуса. Живой - он жил в сознании у Питера. У
него можно было разжиться знаниями.
   "Рискнуть и выпустить его на свободу? А выбор у меня есть?"
   "Ты выпустишь меня, свинья бесовская!"
   "Давай договоримся. Я вовсе не хотел сюда попасть. Найди мне шпионку, и я
испарюсь".
   Молчание. Наверное, Ланселот предался размышлениям. А может быть,  он  до
сих пор не понимает, что происходит. Питер  открыл  глаза  и  вошел  в  тело
Ланселота.
   Шаги. Приближались трое. Один из них постучал в стену рядом с занавесом.
   - Принц, герой Камланна, соизволишь  ли  ты  спуститься  с  нами  вниз  и
позавтракать?
   - Конечно, Кей, - отозвался Питер. - Подождите меня.
   Кей, Бедивир и кто-то третий негромко заговорили о том, каковы шансы Куты
на победу, а Питер занялся гардеробом.
   Да, гардеробчику Ланселота явно недоставало фантазии. Из одежды  у  героя
Камланна имелись только туники, рубахи, килты и штаны -  либо  черные,  либо
черно-синие. Питер понюхал одежду  и  поморщился.  Найти  что-нибудь  совсем
чистое, неношенное ему никак не удавалось.  Герой  явно  противился  римской
привычке к каждодневному мытью и смене белья.
   "Господи Боже, ведь мне придется подохнуть в грязном тряпье".
   Питер выбрал грубые штаны (ткань,  из  которой  они  были  сшиты,  сильно
напоминала мешковину), легкую рубаху и тунику черного  цвета.  Надеясь,  что
память не подводит его, он нацепил те же  самые  доспехи,  которые  были  на
Ланселоте, когда Питер впервые оккупировал его сознание. Он дрожал с  головы
до ног, но все-таки это было не очень заметно.
   Наконец  он  отдернул  занавес.  В  комнату  торопливо   шагнул   Кей   в
сопровождении высокого светловолосого юноши.
   - Ну ладно, чем будешь драться, выбрал? - спросил Кей,