ие насытившегося  чудища. Ну нет, только
клыкастого зверя Вене сейчас и не хватало.
     Веня  успокоился,   попытался   прогнать   из  головы   все   мысли   о
сверхъестественных существах, и прислушался  еще раз. Сейчас  ему  казалось,
что он  слышит  даже тихое дыхание  мамы.  За спиной раздался щелчок замка и
Веня  покрылся холодным потом. Грабители не проникли  в квартиру,  они ждали
Вениного возвращения этажом выше. Холодея от ужаса и втянув голову  в плечи,
чтобы принять сокрушительный  удар, Веня развернулся. Никого. Совсем никого.
Просто захлопнулась дверь.
     Вене сразу  полегчало  настолько, насколько остроносый  АНТ-9 получился
вместительнее   своего  предшественника   АНТ-2,  не   отличавшегося  особым
изяществом.  На  душе  стало хорошо-хорошо,  и Веня осмелился  пробраться  в
большую комнату. Отец и мама как ни в чем не бывало спали. Фосфорные стрелки
будильника показывали полшестого. Тревожным  взглядом  Веня обшарил кухонную
дверь.  А  что, если грабители  притаились на  кухне?  Может, им требовалось
дождаться Веню, чтобы убить всех сразу, чтобы некому было бежать в милицию и
сообщать особые приметы.
     Не  отпуская  взгляда  от  темного стекла  двери,  Веня  спиной  вперед
прокрался  к  своей комнате. У  двери он развернулся.  Кровь  билась  в ушах
тяжелыми  толчками. Кухня теперь  далеко.  Сейчас самое главное - убедиться,
что его никто не ждет с  топором, сжатым когтистыми пальцами длинных бледных
рук.
     Прищурив  глаза,  Веня   шагнул  вперед.  Никого.  В  голове  появилась
засасывающая пустота  облегчения. Грабители  не успели  отыскать неприкрытую
дверь. Если, конечно, они не догадались спрятаться в  маленькой кладовке без
окон  возле  дивана, где спят мать и  отец. Но туда Веня не пойдет. Нет,  не
пойдет.  Лучше  думать,  что  там никого нет. Хотя именно  так думать  и  не
получается.
     Веня  быстро,  по-солдатски разделся и нырнул под  одеяло,  моментально
укрывшись  с головой.  Картины  сказки  окончательно  смазались  и  потухли.
Усталость  окутала  голову  приятной  дремой.  Веня  благодарно улыбнулся  и
провалился в очередной спасительный сон.
Глава 48,
     в которой Коля находит ответы на многие вопросы, и не только ответы
     "Интересно, а какие они, миражи?" - подумал Коля.  Может быть он их еще
научится  строить? Вот вырастет и  научится. Ведь  хозяин Темных  Стекол уже
никогда  не вернется за Колей, никогда не будет поджидать его у школы или за
мертвым деревом, никогда  не ухватит его за плечо, чтобы  увести в неведомые
дали и стать Хозяином, а может и Темными Стеклами сразу.
     Задумавшись, Коля покачнулся на табуретке и сделал судорожное движение,
чтобы ухватиться  за что-нибудь. Опоры не нашлось, зато  задетая Колей чашка
прокатилась по всей столешнице и чуть не сверзилась.
     Мама  неодобрительно покосилась на Колю и  тот  приготовился к строгому
разносу  для  профилактики  за  некультурное  поведение  за  столом.  Но тут
заулыбался папа, и Коля догадался, что разноса не последует.
     - Спокойней, Николя,  - подмигнул папа.  - Счастье к нам еще не пришло,
так что посуду бить рановато.
     - Так ведь посуду на счастье бьют, - наставительно заметила мама.
     - Естественно, - закивал папа  с видом  ученого, защитившего докторскую
диссертацию. - Вот когда оно придет, Коля станет на него посуду бить. А пока
что получается, посуду не на счастье бьем, а на пол.
     Коля заулыбался.
     - Папа, - сказал он, - а мы постоим после ужина на балконе?
     - А надо ли? - деланно испугался папа.
     - Надо, надо, - серьезно закивал Коля. Сегодня у папы было превосходное
настроение и этим надо непременно воспользоваться, пока он не отгородился от
мира и Коли свежим номером "Комсомольской Правды".
     Коля  глубоким  глотком дохлебал чай, одним широким  взмахом  губки для
мытья посуды осушил расплескавшиеся по столешнице лужи и побежал на балкон.
     Там  было  прохладно, и пока папа допивал свой кофе, Коля успел сбегать
за  двумя куртками: своей и папиной. Он  осторожно проложил  их  на шкафчик,
придавил  камнем на всякий случай  и  свесился вниз, пока мама  или папа  не
успели  заметить его акробатические художества.  Внизу степенно двигались по
своим  вечерним делам  почти неразличимые силуэты прохожих. Может  среди них
были и девушки, а  может и сама  Красавица-Комсомолка-Спортсменка, но сумрак
превращал  их  в  совершенно  одинаковые  и  неинтересные  фигуры,   и  Коля
выпрямился, скользнув взглядом по небу. Ковш медведицы ему найти не удалось,
но все равно на небо  смотреть  куда интереснее,  чем  на темную землю и  на
сливающихся  с  ней  прохожих. Звезды  дружелюбно  подмигивали  Коле, словно
тысячеглазое привидение Каспер.  Отрывок  мультфильма  мелькнул у Коли перед
глазами, а  в  следующую секунду у него на  плечах  оказалась  куртка.  Папа
все-таки добрался до балкона.
     - Папа, а что, если наш мир ненастоящий? - спросил Коля.
     - А какой  он, Николя? - улыбнулся  папа. - По моему, так самый, что ни
на есть настоящий.
     -  Нет, папа, - заспорил  Коля.  - Давай  на секунду  допустим,  что он
совершенно не настоящий.
     - Хорошо,  Николя. Давай  допустим. Надеюсь, за  эту секунду с миром не
успеет случиться ничего страшного.
     - Не успеет, - заулыбался в ответ Коля.
     - Время пошло, - напомнил папа. - Так какой он, этот мир?
     - Пусть он будет нарисованным.
     - И что?
     - Ну, папа, как  же ты не понимаешь. Это ж ужас - узнать, что  живешь в
нарисованном мире.
     - Почему ужас?
     - Но ведь с нарисованным миром может случиться все, что угодно!
     -  А ты не думал, Николя, что и с настоящим миром  может случиться все,
что угодно.
     - Нет! С настоящим миром, что угодно не случится, я знаю.
     -  Конкретней,  Николя,  конкретней.  Что  плохого  может  случится   с
нарисованным миром?
     - А вдруг художнику не понравится рисунок, и он его уничтожит?
     - А тебе самому нравится этот рисунок, Николя?
     - Не знаю, - пожал плечами Коля.
     - Запомни, Николя. Никогда не говори "Не знаю"! Любой, задающий вопрос,
думает,  что он разговаривает  с личностью, которая хоть  и не всегда  знает
ответ, но по крайней мере имеет свое мнение на происходящие события.
     - Но я на самом деле не знаю! В нем столько, в этом мире...
     - Хорошего или плохого?
     Коля  внимательно посмотрел  на папу. Таким тоном  папа всегда  задавал
подковыристые,   провокационные  вопросы,  на  которые   думай-не  думай,  а
правильных ответов не сыскать.
     - Так как, Николя, хороший он, наш мир, или плохой?
     - Разный, - вздохнул Коля, не зная, что сказать поумнее.
     - Во-о-от, - радостно протянул папа. По особому протянул. Не так, как в
те минуты, когда Коля попадался в расставленную ловушку.
     - Значит, разный? - переспросил папа.
     - Разный, - утвердил Коля.
     - И есть в нем хоть что-то, что тебе по душе?
     -  Конечно,  папа,  -  подхватил  Коля.  Потом  он  представил  школу и
погрустнел. Но  вовремя вспомнил о Пашке и  вновь  воодушевился.  Ведь Пашка
теперь не будет ему досаждать. И... может быть... Владян тоже.
     - Вот  видишь, Николя, - задумчиво  произнес папа,  размышляя  о чем-то
своем.  - Иногда  не столь важно знать, нарисован окружающий мир  или нет, а
важно почувствовать, что в  этом мире есть что-то хорошее. И не только есть,
а  было и будет. И если переводить на  термины нарисованного  мира, то важно
почувствовать, что ты в этом мире нарисован красиво.
     - А  если красиво не получилось? - спросил Коля и  быстро добавил.  - И
изменить невозможно. Ну никак.
     - Тогда,  Николя просто порадуйся, что тебя нарисовали. Ведь тебя могли
не  нарисовать и вовсе. Не успели нарисовать или не захотели. И все, Николя,
у тебя нет мира, пусть даже нарисованного, а у мира нет тебя. Было бы вместо
тебя  на  бумаге  нечто  другое. Вот,  скажем, уродливая клякса  или  вообще
пустота.
     Коля  поморщился, представив кляксу из старого  мультика. Там тоже были
нарисованные миры, а по ним путешествовали настоящие дети.
     - А правда, папа, что раньше все дети были знакомы с кляксами?
     - Знакомы?  -  удивился папа. - Ах да, можно и так выразиться. Конечно,
были.
     - И ты?
     - Нет. Я уже те времена не застал. У меня были шариковые ручки. Хотя на
старых партах у нас в школе еще оставались дырки для вставки чернильниц.
     - Кляксы жили в чернильницах?
     -  В чернильницах жили чернила. В чернильницу макали перьевую ручку или
просто перо и писали по  бумаге. И если  чернил набиралось слишком много или
перо  цеплялось  за бумагу,  то с  него соскакивала клякса и  поселялась  на
листе.  А знаешь,  Николя,  услышь  наш  разговор тогдашние  шестиклассники,
подняли бы они нас на  смех, честное слово. Ты, наверно, думаешь, что кляксы
живут только в сказках?
     - Не-а,  - замотал головой  Коля, чтобы папа не подумал, что  он  такой
несмышленыш. - А скажи, папа, когда уходят сказки?
     - Хороший  вопрос,  -  смутился  папа. -  Знаешь,  Николя,  обычно  все
интересуются куда они уходят. А вот когда...  У  всех по  разному. Некоторые
даже рождаются без сказки, а некоторые несут ее в  себе всю жизнь... Слушай,
Николя, когда я учился в школе, то нам рассказывали легенду про Данко...
     - Про того, кто вырвал сердце и вывел народ в хорошее место?
     - Людей, не народ, - поморщился  папа, но потом заулыбался. - Значит, и
у вас ее еще не выкинули из программы. Так вот, Николя, мало вырвать сердце.
Надо, чтобы оно  было чем-то наполнено. Никто никогда не пойдет за человеком
с пустым сердцем...
     - Так что, у Данко в сердце жила сказка?
     - Но ты  подумай  сам. Представь.  Темнота.  Сырость.  Огромные мрачные
деревья,  сплетенные в чащу. Голод и болезни.  И больше ничего. И никто даже
не  знает про другие  миры и места. Расскажи тем людям про светлые поля, про
лужайки,  заросшие густой  травой,  про  море,  про высоченные горы. Они  не
поверили бы,  они засмеяли бы  тебя с  головой  и  объявили  твои  россказни
пустыми сказками.  Данко ведь тоже не был нигде, кроме своего мрачного леса.
Но в сердце  его жила мечта,  которую  другие называли сказкой.  И когда  он
вырвал  сердце,  то  имеено его мечта,  его желанная сказка горела в  нем  и
освещала дорогу.
     - Так значит сказка жила только в Данковом сердце.
     -  Не думаю,  Николя. Наверное, такая сказка жила в сердцах  у  многих.
Просто они не верили в нее. И еще мораль в том, что не всем под силу вырвать
свое  сердце, чтобы превратить сказку  в  то,  что происходит ПО-НАСТОЯЩЕМУ.
Вырвать и повести за собой.
     - Я знаю, папа. Про мораль знаю.  Мы даже сочинение писали. А вот Пашка
говорит, что сказка только мешает жить по-нормальному.
     - Кому-то мешает. Тем,  у кого  она заслоняет настоящее, затемняет его,
затуманивает,  уводит  с  дороги,  расслабляет  и  позволяет отсиживаться  в
кустах. Но ведь  есть  и другие. Те, чья сказка  озаряет мир, выталкивает из
кустов на дорогу и дает силы, чтобы шагать к далекой цели, которая  когда-то
казалась всего-навсего сказкой.
     И папа внимательно заглянул Коле в глаза. Коля аж испугался, что сейчас
придется  рассказывать про все свои  приключения,  в которых Коля  не всегда
выглядел героем.  А папа не увидит эти  приключения. Папа не видел гнома, а,
значит, и волшебный  замок так и останется для него недоступным. И покажется
папе  весь  Колин рассказ  той  самой сказкой,  которая  заслоняет  Колю  от
понимания чего-то невыразимо важного.
     Но папа уважал чужие тайны. Он только хлопнул Колю по плечу и посмотрел
вдаль:
     -  Верю,  Николя,  верю, что есть  у тебя сказка.  Есть.  Красивая. Но,
наверное,  не  хватает  тебе слов. Как много слов на свете, но  почему-то  в
самые важные моменты их никогда не хватает.
     Коля  не  совсем понял,  что имел в  виду папа,  и не знал, что  теперь
сказать самому.
     - А знаешь, папа, - внезапно вырвалось из него. - Веня-то, оказывается,
умеет рисовать. Он самолеты рисует. Так здоровско.
     - Вот,  Николя, - довольно  кивнул  папа.  -  Видишь, мир всегда  может
оказаться чуточку прекрасней,  чем он был  еще секунду  назад. Бывает, и  не
чуточку, а больше, неизмеримо больше. Надо только уметь дождаться и увидеть.
Не пропустить.
     - Я не пропущу, папа, - пообещал  Коля. - Только немного обидно видеть,
как уходит сказка.
     - Теперь, Николя, ты спросишь, когда возвращаются сказки?
     И папа, накинув на Колины плечи вторую куртку, ушел в комнату.
     "Нет,  папа, - подумал Коля, -  я  уже знаю, когда они  возвращаются. И
по-моему...  Я  не  знаю почему,  но  по-моему гораздо  важнее  знать:  куда
возвращаются  сказки. Если  на этот вопрос  нет  ответа, то  предыдущий тоже
получается сущей бессмыслицей."
     Коля еще раз попробовал отыскать Большую Медведицу и снова неудачно. Не
пропустить. А как это - не пропустить. И так в жизни столько всего пролетает
мимо, а тут, оказывается, надо еще главное увидеть и не пропустить. Встать с
решительным лицом и заслонить ему дорогу. Главное не пройдет. Оно  останется
с  Колей. Нет,  уж  его-то  он  не пропустит.  Значит, надо увидеть.  Сперва
увидеть, а потом уж не пропустить.
     Коля  пристально  вгляделся  в  звездное  небо.  Вот мелькнет хвостатая
звезда   и  обернется   кораблем.  И  Коля  увидит  его  первым!  И  сообщит
всем-всем-всем. И его портреты будут на всех газетах! Вернее, во всех. Ну да
неважно. А  может, даже и Веньку с Ленкой рядом заснимут. А потом пришельцев
повезут в  Москву. И Колю  тоже  повезут. Не все  же Ваньке счастье. И тогда
Коля проверит,  роют ли в  Москве канавы во  дворах и  есть ли на Московской
телевышке ресторан. Пришельцев-то туда пустят. А если  пустят пришельцев, то
и Колю тоже. А при расставании Коля будет махать пришельцам рукой и кричать:
"Приезжайте еще!"
     Но  на  небе  просто мерцали звезды и не мелькал никакой корабль, чтобы
Коля мог его первым  разглядеть. И Коля расстроился. Но мелькнули  перед ним
отблески Темных Стекол. А не  эти  ли  мечты называл хозяин миражами. Может,
Коля научился их строить. Да нет! Он всегда умел! Мечтать-то...
     Коля перевел  взгляд пониже,  а  потом  и вовсе  под  самый  балкон.  В
переплетениях   веток   что-то  сверкнуло.  Похоже,  кто-то  зашвырнул  туда
недокуренный бычок.  Но нет!  Бычки светят багряным, словно неумерший уголек
костра, а здесь свет виднелся бледно-лимонный, почти белый.
     Догадка пронзила  Колю.  А  ведь  это  она! Та  самая вещичка.  Отблеск
сказки,  то  ли  задержавшейся  перед  дальней  дорогой,  то  ли вернувшейся
специально  для Коли, то  ли даже не подозревающей о Колином существовании и
живущей сама по себе.
     Сердечко застучало в бешеном  темпе. Сказка осталась, осталась с Колей.
Пусть   исчез    треугольник.    Пусть   растворился   со   стены    портрет
Предзнаменовательныцы к великой радости соседа с  первого этажа, который все
же  не поленился  и нажаловался родителям Коли  на будущее. Пусть ушел  гном
своей дорогой, забрав все волшебные палочки. Но вещички из сказки продолжали
искать встречи с Колей.  И завтра, по  пути в школу  он снимет с  ветки  эту
вещичку, которая кажется отсюда бледно-лимонной блесткой, и покажет  ее Вене
и Ленке. И Димке тоже покажет. И, может быть, даже Пашке...
     Но  до  утра  уйма времени!  А  что,  если  ее  украдут!  Да непременно
украдут!!!  Кто сможет  пройти  мимо сверкающей  непонятной  вещички, чтобы,
воровато оглянувшись  по сторонам,  не ухватить  ее своей загребущей рукой и
упрятать в карман. Колину Золотую Каплю!!!
     Но нет! Ведь волшебные  вещи видимы только для Коли.  Даже папа не смог
увидеть гнома. Значит, все остальные просто не заметят Каплю, скользнут мимо
или окинут усталым взором облысевший куст сквозь нее. Золотая Капля спокойно
провисит до утра и благополучно дождется Колю.
     А ведь  гнома видели  Веня с Ленкой. И Пашка с Димкой. Получается,  что
есть и другие люди, которые могут прикоснуться к сказке. Что случится,  если
один  такой припрется и  утащит  ее? Перед Колиными  глазами  возникла  чуть
подрагивающая пустая ветка.
     И тут Коля успокоился. Не  надо пугаться.  Значит,  эта вещичка  не для
Коли.  Значит, он встретит другую. Встретит  в самое  нужное  и  необходимое
время.  И  Коле  впервые  стало  не  жалко,  что  капелька  лимонного  света
засверкает  не в его  руках. И почему-то в эту минуту Коля почувствовал себя
легко и свободно.
     Во сне Коле  все-таки удалось отыскать на небе Большую Медведицу. Затем
он  обнаружил  и  Малую, на  хвосте которой  примостилась  Полярная  звезда,
ведущая  на  север.  А  рядом с  этими  двумя ковшами  сверкал  семью яркими
звездочками маленький Медвежонок.
     5 марта - 6 сентября 1999 года