е шло как надо. И  может быть... Может быть  замок все-таки стал ее
собственностью.
     Теперь  оставалось проверить книги. Лена  подскочила к ближайшему шкафу
и, не глядя,  выдернули  первую попавшуюся книгу. Лена даже  не  заметила ни
цвет   обложки,   ни  названия.  Пальцы   торопливо  пролистнули   несколько
испещренных буковками страниц. От  волнения надписи  расплывались и Лена  не
могла прочитать ни слова. Поэтому  она  листала и листала, стремясь отыскать
хоть что-то понятное и знакомое.
     Она остановилась  только  когда наткнулась на  картинку. Там была такая
красотулечка,  что хоть  вырезай  и на стенку  вешай. Девушка стояла, искоса
поглядывая на Лену,  возле домика, увитого до самой крыши зеленым плющом или
чем-то  на него похожим.  Портрет был  от  пояса  и  выше,  поэтому  девушка
получилась  довольно отчетливо и Лена могла разглядеть каждую  складочку  ее
прелестного платья. За девушкой раскинулся  холм, поросший зеленой травой. И
Лена пристально  начала  изучать  каждый  завиток  травы,  надеясь  отыскать
скрытую овечку или  целое стадо. Раньше в детских журналах  часто печатались
картинки с надписями "Отыщи снегурочку" или "Найди, где  прячется белоснежка
и  семь гномов". Здесь же под картинкой  надпись  сообщала:  "Путь на  север
через  Лесной Холм."  Никаких тебе "найди"  или  "отыщи". Лена не поверила и
прошлась по холму еще раз. Но  овечка так и не обнаружилась. Может она здесь
и не планировалась, а может Лена смотрела не слишком внимательно.
     Девочка обиделась и пролистнула страницу, напоследок скользнув взглядом
по  ясному  небу  цвета  морской волны,  на  которм  уже  зажглась  лучистая
ярко-зеленая   звезда.    Гном   уже   успокоился,   перестал   настороженно
прислушиваться к тиканью и ждать ужасных  опасностей.  Он уже скакал  вокруг
девочки с настойчивыми воплями.
     - Покажи, - требовал он. - Общественность имеет право знать!
     В  этой книге  пока не  встретилось ничего такого, чего знать гномам не
полагалось. Поэтому Лена уселась на пол и  положила  книгу перед  собой так,
чтобы и гному было видно. А тут и вторая картинка появилась.
     Прежде  всего  Лену привлекла  величественная  крепость,  сложенная  из
розовых камней. Башни заслоняли почти всю верхнюю часть рисунка. В просветах
между  ними  мягко  светилось  восходное  небо.  Художник  рисовал  крепость
тщательно. Объемным  выглядели каждое окошко, каждая черепичка. Прямо взгляд
невозможно оторвать от  такой крепости.  И только потом Лена перевела взгляд
чуть  правее,   где  была  нарисована  кудрявенькая  девушка.  Девичье  лицо
выглядело настороженным и немного расстроенным, словно  она обиделась на то,
что Лена так  обделила ее своим вниманием. Девушка напоминала  фотомодельку.
Только модели не ходят в пышных средневековых платьях.
     - Принцесса! - восторженно прошептал гном.  Леной  он  так  никогда  не
восхищался.
     -  Много  ты  понимаешь,  -  фыркнула  девочка  и поскорее перелистнула
страницу.
     -  Понимаю! - разозлился гном. - В  принцессах-то  я разбираюсь.  Я  их
специально  изучал.  По  предсказаниям  я,  когда  вырасту  большой,  должен
жениться на принцессе. Глянь-ка, еще одна.
     Рука  Лены  замерла.  Гном  не  ошибся: первый  план следующей  картины
занимала   девушка.  Картину  пронизывало   закатное  настроение.   Лена  не
разглядела  панорамы  пылающего   горизонта,  поскольку  девушка   требовала
пристального  внимания и  даже не сама  девушка,  сколько  блестящая  лента,
протянувшаяся над глазами  и обхватившая  волосы  за исключением  некоторого
числа непослушных прядей.  Лена задумалась, можно  ли  такую  ленту  назвать
банданой.
     - Красивая, - вздохнул гном. - От такой бы я точно не отказался.
     - Он бы не отказался, - передразнила гнома Лена. - Больно ты ей нужен.
     - Нужен!  - возмутился гном. - Да я такому огромному количеству  народа
нужен. Ты и представить не сможешь.
     -  А  ей  не  нужен,  -  сказала  Лена,  словно  строгая учительница  и
перевернула страницу.
     - Постой-постой, - завопил гном. Но Лена листала книгу все дальше. Гном
убедился, что  против силы не попрешь и даже отвернулся от Лены.  Лене стало
его немножечко жаль.
     - Смотри, - сказала она. - Я еще одну принцессу разыскала.
     Но  гном, наказывая  Лену, не желал смотреть  на  принцесс. Ну  и  зря,
очередная  принцесса Лене показалась очень даже симпатичной. Лена вздохнула,
вот  бы стать  такой, когда  вырастет. А  лицо не  так уж  и  отличалось  от
Лениного.  По  крайней  мере  так  казалось с  первого взгляда. Но уж такого
платья  Лене  и  не снилось. Оно было сделано из голубого атласа  или шелка.
Нежные кружева скрывали тонкую шею  принцессы. С плеч спускались симпатичные
складочки,  а  на  груди  был вышит  темно-синий вензель. Ну  можно ли  себя
чувствовать принцессой без такого вот платья?!
     И волосы были хороши. Блестящие. Голубые. Но не как у идиотки Мальвины,
которую  без особого  труда  можно было  спутать  с барашком,  а  длинные  и
гладкие.
     Чтобы не расстроиться еще больше, Лена стала листать дальше.
     - Вот еще принцесса, - сказала она гному, обнаружив следующую картинку.
     - А я и не принцесса, - сказала девушка, улыбнувшись.
     Стиль картинки сильно отличался  от прежних. Художник соткал портрет из
серебряных линий. А потом картинка взяла и ожила.
     Гном сразу же заинтересовался происходящими  событиями и даже ухватился
за уголок страницы.
     - Ого, - воскликнул  он.  -  Гляди,  Лена, что тут написано.  "Та,  что
укажет гному дорогу." Ты и в самом деле покажешь мне дорогу?
     - Почему бы и нет, - улыбнулось симпатичное личико, заставив перетекать
серебряные  черточки  с  места  на место.  -  Дождись  меня  и  дорога  тебе
обеспечена.
     - Когда? - ахнул гном.
     - Скоро-скоро,  - пообещала девушка. - Ближайшая ночь,  которую  я буду
знаменовать,   называется  ночью   Путешествий   и   Путешественников.   Или
Путешественников  и  Путешествий. Здесь от перестановки слагаемых  сумма  не
меняется. Так вот, гномик...
     - Я не гномик, - обиделся гном.
     -  Ну хорошо, - заманчиво подмигнула девушка. -  Так вот, эта ночь тебе
очень  подходит.  Запомни.  Как только  появится мой портрет, сосчитай число
локонов на моем лице. Соедини число с точкой начала времени и получишь время
прихода ночи. Только запомни - на портрете я буду другой. Совершенно другой.
     - Запомню, - пообещал гном.
     - А теперь, Лена, -  обратилась  серебряная красавица к  девочке. -  Не
могла бы ты в срочном порядке закрыть книгу и поставить на место.
     - Зачем?
     - Мне  было бы неприятно очутиться на полу после того,  как ты выронишь
книгу из рук.
     - Выроню? Почему выроню?
     -   От  испуга,  Леночка,  от   испуга.  Так  что  ставь   на  место  и
поторапливайся.
     Лена обиделась и с размаху захлопнула книгу.
     -  Осторожнее,  -  заволновался  гном.  -  Знаешь,  кто  это был?  Сама
Предзнаменовательница!
     - Ну  и что, -  сухо  сказала Лена, ставя книгу на место.  - Чего это я
должна так сильно напугаться, что уроню книгу на пол?
     Гном не успел ответить. Замок  содрогнулся.  И еще раз.  И еще.  Кто-то
громадный направлялся к залу. Кто-то громадный был  очень недоволен тем, что
Лена   запустила   время.   Кто-то   громадный   собирался   разделаться   с
нарушительницей и разделаться немедленно.
     - Палочка! - запищал гном. - Вращай палочку!
     Лена  подхватила  золотую искорку и завращала палочку в  бешеном темпе.
Уже  очутившись  на диване  в своей квартире,  она  с грустью  подумала, что
история  про  Черную  Гору  так и  осталась  непрочитанной.  Когда  ее  рука
разжалась, то на ладони не  оказалось палочки. Не оказалось ее и на ковре, и
под диваном. Лишь у кресла валялся обломок  самой обыкновенной пластмассовой
линейки. И почему-то Лене почудилось, что на сей раз она сумела проникнуть в
замок без всякой палочки.
Глава 35,
     в которой Колины и Пашкины пути пересекаются
     Пашка шел по  улице, пялясь по  сторонам,  и разве что  не  свистел  от
полного счастья. В кармане лежала пачка "Кэмела", пальцы рук впитывали сотни
капелек с боков запотевшей банки пива, в  голове властвовало ощущение полной
свободы. Жить  стоило. Тем более, стоило жить, потому что в кармане валялось
четыре волшебные палочки, позволявшие всяческим  полезным вещичкам  исчезать
из разных недоступных мест и становиться Пашкиной собственностью. Пять минут
назад Пашка сделал себе пачку  баксов и теперь правый карман брюк оттягивала
приятная  тяжесть.  Не  менее  приятная тяжесть  холодила  живот.  Новенький
кожаный   ремень   с   выдавленным  на  железяке  "Lee"  прижимал  к  животу
пневматическую   пушку.  Пашка  не  удосужился  прочитать  название   фирмы,
изготовившей чудо техники. Его больше заботило,  чтобы  данная вещичка могла
палить  и пульками, и  металлическими  шариками. Шарики - дело нужное. Месяц
назад  Пашка  видел  как большой  парень таким вот  шариком пробил черепушку
здоровенной  собаченции,  рывшейся  в  мусорной  куче.  Теперь и  Пашка  мог
пострелять  вволю. В собак  он палить не стал  бы, хотя.... Пашка вдруг ярко
представил, как  огромная овчарка набрасывается на  него, клацая  клыками  и
брызгая  слюной.  Одним  точным  движением  выхватывается  пистолет и  разит
наповал.  И вот  собака  уже лежит  мордой  в грязи,  а  слюна  окрашивается
розовым. Если владелец взбеленится, можно и ему по ходикам шмальнуть. Нечего
собак распускать.  Вот только собаки, как чувствовали, что  сегодня на Пашку
нападать не стоило. И поэтому  пушка продолжала лежать под свитером. Ведь не
по голубям же стрелять. Но Пашка опробует пистоль. В ближайшие  выходные они
с Владяном уедут за город и там настреляются. Владян тоже наверняка  захочет
такой же...  Здорово, что  он позабыл про палочки, и  теперь  их единоличным
хозяином был  Пашка.  А  может стоило  сразу  заказать  Калашникова?  Но  из
автомата  Пашке  пока  стрелять  не  доводилось,  а  вот  из   пневматики  и
газового...
     Мысли   об   оружии,  созданном  при   помощи  волшебства,   замерли  и
улетучились, потому  что Пашкин  взгляд вперился  в  Кольку,  через которого
Пашке эти волшебные  палочки и достались. Часть из них Колька украл и теперь
можно  было  тряхануть его и забрать  их снова  себе. Колька еще  сява,  ему
палочки иметь не положено.
     Тут Пашка взглянул правее  и выше. С одного  взгляда  он понял: палочки
забрать будет проблематично. Рядом с Колей вышагивал худой верзила в плаще и
темных  очках, хотя лето  закончилось  почти полмесяца назад.  Сначала Пашка
подумал, что  верзила просто  движется параллельным  курсом. Но  на  Пашкину
ошибку явно указывала рука, лежащая на Колькином плече.
     Пашка хотел пройти мимо, но внезапно ему стало не по себе. Вид у Коляна
был  неважнецкий. Глаза  закатились.  Губы  покрылись  белым  налетом.  Руки
болтались, как у Буратино. А не  торчал ли Коля, пока его куда-то настойчиво
вели?
     И Пашка притормозил. Кольку он не любил. Слюнявые люди на свете жить не
должны. Слюнявые  люди только  стонут  и больше  от них  никакого проку. Тем
более Колька подло украл часть Пашкиных палочек, подло использовал их против
Пашки и подло убежал. Тем не менее, что-то не нравилось Пашке в том как Колю
безропотно  уводили в  неизвестном  направлении. Пашка развернулся и побрел,
сверля спину черноочкового изучающим взглядом.
     Верзила запнулся, замедлил  ход, запнулся  еще раз,  а потом четко, как
танцор диско, развернулся.
     - В чем дело? - прозвучал вопрос.
     Пашка нагло уставился в бледное лицо, полускрытое черными стеклами.  На
вопросы  лохов  отвечать  необязательно.  Пускай лохи разговаривают  сами  с
собой. Лохи только  и умеют,  что болтать. Настоящие дела делают не  лохи, а
пацаны.
     - Так в чем  же дело, Павел  Афанассьевич? -  губы  верзилы сложились в
перевернутую улыбку.
     Пашке  стало  не по себе от такой  гримассы.  Но он не стал,  как лохи,
раззявив   рот,  булькать:  "А  как  вы  узнали  мое  имя?"  Верзила  владел
информацией  и  с этим  следовало считаться. Это Пашка уже понимал. Вот ведь
как бывает  на белом свете, добавь к лоховскому вопросу искорку знания, и ты
уже не знаешь что на  него ответить, потому  что без  ответной искорки любой
ответ прозвучит в лоховской манере.
     -  Нам  можно идти, Павел  Афанасьевич?  - поинтересовался  верзила.  В
голосе  его   сквозило   неприкрытое  издевательство.  Если   бы  Пашка  мог
дотянуться,  то  непременно  врезал бы по  этим  проклятым  стеклам.  Только
дотянешься тут, как же. И отвечать-то надо. Скажешь "да", так спрашивается -
зачем  задерживал.  Скажешь "нет", так  ведь  за базар  придется отвечать. И
Пашка ухватился за спасительное:
     - А закурить есть?
     -  Разумеетсся,  Павел  Афанассьевич,  -  длинные  пальцы  извлекли  из
Пашкиного кармана "Кэмел" и вручили Пашке сигарету, затем захлопнули пачку и
убрали  ее  опять  же в Пашкин  карман.  Вот вроде  и все,  можно  удаляться
восвояси, как забитый  лось.  Но нахальство не позволяло Пашке сдвинуться  с
места Нахальство, оставшееся со вчерашнего вечера.
     Вчера  они компахой  сидели на полуразрушенной  трамвайной  остановке и
горланили  кто во  что горазд. А когда подошел трамвай,  Филипок, заметивший
лиловую  блузу  кондуктора,   заорал,  что  есть   мощи:  "Ка-а-андуктор  не
спешит..."  Кондукторша  за  стеклом  вздрогнула  и  недобро  покосилась  на
компаху. "Ка-а-андуктор па-а-анимает, -  восторженно взвыла компаха, - что с
девушкою я прощаюсь навсегда." Остальные пассажиры смотрели в окна рассеянно
и куда-то  мимо, стараясь  не  встречаться с компахой  взглядами.  А компаха
искала взгляды. Искала настойчиво и вызывающе, но никто не рискнул встретить
их уверенные глаза. Только прохожий замедлил свой шаг и  стал бурчать: "Чего
разорались.  Не   маленькие..."  Но  компаха   не   настроена  была  слушать
нравоучения. "Иди, дядя, - мягко посоветовал  настырному прохожему Щеглов  с
рябым неприветливым лицом. - Иди отседа." И дядя пошел. А что он мог сделать
компахе? Скорее  компаха  могла  сделать  с дядей что-нибудь такое, что  ему
совершенно  не  понравилось  бы.  И  дядя  оказался  понятливым, совсем  как
кондуктор из песни.
     Пашка не претендовал  на  славу самого голосистого певца, но ему  и  не
требовалось орать громче всех. Ему вполне было достаточно этого неописуемого
чувства абсолютной свободы, когда  можно делать все, что придет в голову,  и
никто, ну совершенно никто, не посмеет ничего вякнуть в ответ. Кусочек этого
чувства  грел  Пашку  и сейчас и  не давал отступить, хотя теперь перед  ним
высилась фигура  поопаснее, чем  просто случайный  прохожий.  Но даже  такой
верзила... Что он может сделать с Пашкой. Обругать? Так и Пашка его обругает
не хуже.  Стукнуть?  Пусть  сначала  поймает,  а  там еще поглядим, кто кому
настучит  по харе. Пинаться-то Пашка тоже  умеет неплохо. Единственное,  что
продолжало  его  смущать,  верзила  знал  Пашкино  имя-отчество  и при  этом
оставался темной лошадкой для самого Пашки. Оставалось соблюдать дистанцию и
продолжать проверочку незнакомца.
     Того, видимо, тоже что-то смущало в Пашке.  Он поставил Колю, глядящего
вдаль пустыми глазами, себе за спину, а сам нагнулся над Пашкой. Тот чуть не
отпрыгнул назад, как  самый последний лох. Но  верзила  не  собирался лапать
Пашку. Он покосился на нетронутую сигарету и ехидно заметил:
     -  Нет, Павел Афанассьевич, не ссигареты васс интерессуют.  По  крайней
мере   ссейчасс.  Но  не   беда.   Два  хороших  человека  вссегда   ссумеют
договоритьсся, не правда ли? Что вы сскажете нассчет палочек?
     Пашка снова промолчал. Не  орать  же  как  малолетка:  "Палочек?  Каких
палочек? Не  знаю  я никаких  палочек!"  Соврешь,  тут-то  тебя  и прижмут к
стенке,  тут-то и  свернут  башку,  ведь серьезные  люди не базарят попусту.
Серьезные люди  должны иметь  привычку отвечать  за  каждое слово.  Пусть уж
лучше верзила отвечает и за себя, и за Пашку.
     - Молчим, Павел Афанассьевич? Может прибавить вам палочек, да и дело сс
концом. Лишние-то палочки вам не помешают! А нам сс Колей они уж ни к чему.
     На  сей раз длинные пальцы полезли в карман Коляну. А  тот, дурак, даже
не сопротивлялся.  Попробовал бы кто-то полезть  в карман  Пашке. Пашка даже
улыбнулся насмешливо  от такой картины, но  улыбочку тут же сдуло. Сразу же,
как  только Пашка вспомнил, что минуту назад эти  пальчики  беспрепятственно
отметились и в его кармане.
     Ладонь   незнакомца   замерла  вблизи   Пашкиного   лица.  А   на   ней
спокойнехонько лежали четыре... Нет! Целых пять палочек! И верзила ничуть не
возражал против того, что Пашка  вот прямо сейчас заберет  их и уйдет  своей
дорогой.
     Но  Пашка не торопился  хватануть палочки. Его покупали. А пять палочек
стоили дорого. Очень дорого. Возможно, намного дороже, чем невмешательство в
Колькины дела.  И если  цена изначально  оказывалась  выше, то  когда-нибудь
Пашку перехватит такой же  вот верзила и заставит расплачиваться. Может даже
с процентами. По виду верзилы можно предположить, что Пашкин  счетчик станет
щелкать ежедневно. Зачем же  самостоятельно становиться шариком в лохотроне.
Может Колян  тоже  задолжал и  его уже  сейчас  повели  на разборки. Чертовы
палочки.  Этак  ведь и его,  Пашку,  в  один  прекрасный  день  выдернут  из
привычной  жизни  и  уведут  невесть куда  к невесть кому.  А такому верзиле
Пашкина компаха нипочем. За  ним стоит  куда более крутая крыша. И Пашка  не
купился, но и не отступил. Теперь  за Коляна  стоило заступиться  из чувства
солидарности.
     - Не-а, - замотал головой Пашка, - свои есть. Чужого не надо.
     Кроить палочки  не стоило.  Судя  по  всему,  верзила  знал  о Пашкиной
четверке.
     Незнакомец удивился и убрал руку.
     -  Сстранная  вы личноссть,  Павел  Афанассьевич,  -  сказал  он  своим
беспристрастным голоском. - И ума-то  не ссказать  что много. И ссиленки еще
не те. И наглоссть-то невеликая.  А на ногах  сстоите твердо. В  ссказки,  в
миражи вссякие не верите. И не уведешь-то  васс. И очки  даже не наденешь. В
чем причина, не ззнаете?
     Коротким  выражением  Пашка  пояснил,  что  ни  миражи,  ни  сказки его
нисколечки не волнуют. И что настырному мужику неплохо бы отпустить Колю.
     -  А, иззвините, Павел Афанассьевич, -  издевался верзила,  -  ессли не
отпущу,  то  что  мне гроззит.  Вы  наверняка ссуровы  в  ссвоем  гневе. Вон
ссловечки-то какие просскакивают.
     И ничего не мог сделать Пашка. Как тот вчерашний прохожий. Но сдаваться
он не любил, проигрывать тем более. Вот и  тянул время, не желая  признавать
свое поражение.
     -  И ззачем он вам? - делано удивлялся верзила, сунув палочки в  карман
Колиной куртки и  мощным  рывком поставив Колю перед Пашкой.  - Вы же враги?
Школу ссвою родную чуть не раззнесли общими уссилиями.
     Пашка  не  отвечал. Отвечать на явные  издевательства,  значит себя  не
уважать, а врезать по ноге, обутой в блестящую  лаковую туфлю пока рановато.
Да и не хотелось ему отвечать.  Совсем  близко от  его лица  темнели  Колины
глаза. Зрачки исчезли. Их наполнял  мутный колышущийся туман. Не это ли цена
за палочки?  Тогда  к  черту такое  волшебство. Наварить миллион  баксов, да
закинуть палочки в реку, чтобы уж никому, да навсегда.
     - Ну что  же вы, Павел Афанассьевич, - веселился верзила, чувствуя свое
превосходство. - Палочки не желаем, тогда может...
     Фраза  оборвалась.  Пашка  вдруг   понял:   что-то  изменилось.  Что-то
невероятно важное для этого верзилы.
     -  Темные  Стекла! -  глухо  воскликнул похититель.  - В  ззамке кто-то
другой. Другой кто-то в ззамке.
     Последнее предложение прозвучало почти жалостливо.
     Внезапно верзила отцепился от Колиного плеча, завертелся  юлой и унесся
прочь, словно небольшой  черный вихрь.  Пашка стоял  и оторопело смотрел  на
опустевшее место. Он понимал, что ему дико повезло.