моз!   Гидравлический   тормоз!  Тормоз  перестройки  и
демократии,  вот  он  кто  такой.  Да  пусть  теперь  кто-то  попробует  его
остановить. И в великолепном прыжке Коля водрузил себя на крышку парты.
     Класс продолжал  заниматься своими делами. Все столпились вокруг печки,
деловито  осматривали ее и  опробовали  на ощупь, оставляя грязные отпечатки
пальцев  на  выбеленных стенках.  Люди  кругом  были взрослые,  в  чудеса не
верили,  исчезновение  Владяна  никак не  связывали  с  появлением  в классе
подобной штуковины. Да и честно говоря, мало кто вообще заметил исчезновение
Владяна. Даже Колин прыжок народ  отметил лишь  мимолетным взглядом  и вновь
вернулся к печке.
     - Сила!
     - О, Сергевна-то удивится, когда вернется.
     - А ктой-то ее сюда приволок?
     - Дурак че ли? Телепортация. Про порталы-то уже слыхал?
     - Порталы? Эт круто. Эт я уважаю.
     - Порталы - оно по физике что ли?
     - По какой физике, балда? Это по гидродинамике, во.
     - Че-че-че?
     - По гидродинамике говорю.
     - Динамики? Какие динамики?
     - Не-не, это как в игрушке компьютерной.
     - Какой игрушке? Маленький совсем что ли?
     - Да я помню, че ли, в  какой. У меня братан  сидюк притаскивал. У него
комп - моща, во. Пентюх второй, во. Триста тридцать третий.
     - Дак второй или триста тридцать третий?
     - Уйди, Сомова, в технике ни хрена не рубишь, а туда же.
     - Сам дурак.
     - Кого ты там дураком назвала, шалашовка?
     - Да вы все пацаны - такие козлы.
     - За козла в рыло. Стопудово.
     - Э, э, пацаны, фильтруйте базар. За базар отвечают.
     - А че она сама.
     - Я? Сама? Артуру скажу, он тебе так вделает.
     - Да я че? Я ниче. Че сразу - Артур, Артур.
     - Вот и помалкивай. Не возникай, когда не просят.
     - Да я молчу, Сомова, молчу.
     Классу  было  не  до  Коли. Класс полностью  позабыл  занудное тридцать
седьмое  упражнение  учебника  русского  языка, доставшего  до  предела  все
население, столпившееся  вокруг  печки.  В  классе  стало тесновато. Плотная
масса  шестиклассников полностью  забила  один  из проходов.  Другой заметно
сузился  от  сдвинутых  печкой  парт.  Кто-то  смелый  уже  влез на  печку и
измазался в известке с ног до головы, в свою очередь оставив белой красавице
на вечную  память  следы красно-бурых  рифленных  подошв  с  эмблемой  фирмы
"NIKE".
     У всех  были  свои сжбственные, невероятно важные  дела. Все  толпились
перед  печкой  словно  маленькие  взрослые,  чьи  головы   постоянно  забиты
спортивными  новостями,  сериалами  о   любви,   техническими   новинками  и
последними достижениями парфюмерной промышленности с обложек ярких журналов,
высовывающихся из школьных  сумок,  рюкзачков и  пакетов.  Наверное,  они не
заметили бы  гнома, а сам  маленький житель другого мира затерялся  бы среди
бутылочек,  на  стенках  которых  плескались  золотистые  блики,  и  плавных
очертаний навороченных  магнитол с красными, зелеными и золотисто-оранжевыми
индикаторами. Да что  там искорка света, когда народ в  упор не замечал даже
Колю, взгромоздившегося на парту и ощетинившегося палочками.
     Только Сева, Серега  и  Олег  искоса посматривали в сторону  нарушителя
спокойствия, собираясь пресечь любое активное действие с его стороны. Раз уж
надо.   Раз  уж   сказали.   Разговоры  толпы   сбивали   Колю,  не   давали
сосредоточиться. Тоска продолжалась. Дверь находилась  далеко-далеко, словно
у самого  горизонта. Представить, как он тремя красивыми прыжками добирается
до двери и вылетает в  пустынный коридор, не составляло  особого  труда.  Но
Коля знал,  что прыгнуть он не сможет, а  если и прыгнет,  то  споткнется  и
растянется между партами. И  дело  не в палочках. Ноги предательски дрожали.
Проблеск победы, когда ненавистный Владян превратился в печку, угас. И страх
снова властвовал в душе у несчастного шестиклассника.
     Пашка не  знал,  что Коля  вновь  утратил боевой  дух и снова стал  той
привычной Наркотой, которую можно  безнаказанно рвануть за волосы и сдернуть
с  него  штаны  на всеобщем построении во  время  физры.  Четыре  палочки  -
настоящее сокровище  - находились  в руке у разбуянившегося Наркоты.  Четыре
палочки  - притягательные и опасные. А Пашка вовсе не собирался превращаться
ни в  печку, ни  в другие предметы домашнего обихода. Но  он  и не собирался
отпускать четыре  палочки от себя. Он вытащил свою  четверку и  завертел ее,
шепча злобные фразочки.
     Коля почувствовал,  что ноги  его холодеют.  А потом  все  ощущения  от
чешущейся  коленки, от  неловко  зацепившегося  за  носок  ногтя  на большом
пальце, от  неприятной  ноющей боли в тесной правой кроссовке растворились и
исчезли.  Коля  попробовал  пошевелить нижними конечностями, но  не смог. Он
решительно шагнул прочь с парты. Корпус дернулся вперед, а  ноги остались на
месте.  Коля  смешно завихлялся  туловищем,  хватая  руками  воздух.  Кругом
раздались смешки.  Несильные. Вниманием народных масс беспредельно завладела
Сомова. В  толкотне  кто-то  дернул  ее за  челку  и она расписывала мрачные
перспективы  неудачнику  Плетневу. Тот шмыгал  носом и неумело оправдывался,
что  находился в тот момент совершенно  с другой стороны  печи. Но Сомову не
интересовало, виноват ли Плетнев, ее интересовало, чтобы кто-то был наказан,
и  Плетнев для  этой роли  вполне подходил.  Остальные  сочувственно  кивали
Сомовой  и продолжали лапать печку.  Репкин  и Васильков  ползали  по  полу,
пытаясь  подлезть  под  печь.  Они  были  совершенно  уверены,  что  там,  в
прохладной  глубине,  непременно  запрятано  пиво.  Две  бутылки   "Красного
Востока" так и стояли перед глазами.
     Коля нагнулся и ощупал ноги. Почти до  карманов брюк они были гладкими,
холодными и  невероятно твердыми, словно окаменевшими. Пашка  заметил Колины
трудности   и    его   улыбочка    из    полурастерянной   превратилась    в
уверенно-нахальную.
     -  Э, Наркота, че распрыгался.  Слезай, - Сева потянул  Колю с парты за
рукав  рубахи.  Он еще ничего не понимал. Никто  ничего не понимал,  но всех
устраивал такой веселый  бардак, когда можно делать все, что угодно, и никто
ни  за  какие  последствия  не   отвечал.  Печка?  Да  она  сама  появилась!
Упражнение? Да какое упражнение, когда в классе откуда ни возмись появляется
печка. Мы  кто?  Дети!  Нам  что,  много  надо? А  вам положено.  Вот  вы  и
разбирайтесь, почему в классе  печка. Вам деньги за это платят.  Мы  в таких
условиях русским языком заниматься не могем, во.
     Только  Пашка   и   Коля  понимали   каждую   тонкость   происходящего.
Настороженные взгляды буравили друг друга, а Сева все  пытался сдернуть Колю
с  парты.  Но  Колины ноги  стояли несокрушимо,  словно  позаимствованные  у
памятника Ленину, уверенно глядящего в строящуюся напротив многоэтажку.
     Пашка усмехнулся и снова показал Коле свое счетверенное оружие, а потом
медленно-медленно,   растягивая   удовольствие    Колиным   испугом,   начал
поворачивать палочки, ловко  пропуская их через  пальцы. Коля испугался  еще
сильнее. Он понял, что Пашка целиком превратит  его в каменную статую. Может
быть даже с лопатой. Сейчас ведь  с веслом статуи не делают. Одни  лопаты. И
тогда Коля суматошно  крутанул липкие палочки, чуть не выскользнувшие у него
из рук.
     Нет, Пашка вовсе не собирался превращать  Колю в  статую. Тогда  ведь и
палочки  окаменеют. А зачем Пашке каменные палочки?  Нет, конечно,  их можно
потом  расколдовать,  но  будут ли  они  тогда работать? С такими  вещичками
всегда лучше поосторожничать. Пашка уже знал, что сломанные палочки работать
не  заставишь,  хоть  их  эпоксидкой клей.  Не  зря  же  тогда  Наркота  так
выпрягался и стонал. Нет, палочки следовало беречь, а Наркоту чморить. Тогда
он  поймет реальное положение дел и вернет палочки в целости  и сохранности.
Вокруг  Колиных  ног   запылал  костерчик.  Но  окаменевшие   конечности  не
чувствовали жара, от которого обугливалась столешница.
     Через  три  секунды  Пашка  понял  свою  ошибку. Но Коля тоже не  терял
времени даром.  Вместо Севы по  классу летал планер, собранный из деревянных
реечек. Олег  превратился в круглую вешалку на длинной ножке, копию той, что
стояла  в  парикмахерской.  А Серега стал маленькой  пластмассовой  фигуркой
крокодила  Гены,  который  весело пытался  растянуть  застывшие  меха  своей
гармошки.  Сереге  не  повезло  больше  всего.  На пластмассовую голову  ему
немедленно наступили, повалили и, ругнувшись, пинком отправили в угол. После
громадной  печки  никто  не удивлялся появлению  вешалки. А  планер,  описав
полтора  круга, центром  которого  был один из  плафонов, сверзился  в  руки
Плетневу.  Тот сразу ухватил  неожиданный подарок и начал  его  изучать,  на
время забыв о приближающейся перемене и обещанной взбучке.
     Противостояние Пашки и  Коли продолжалось. Упорно и незаметно. Народ не
мог оторваться  от  печки,  кроме Катышевой,  которая,  пользуясь  нежданной
паузой, принялась повторять географию.  Кому-то в  голову пришла грандиозная
идея - открыть печную  заслонку и засунуть туда  вешалку. Тогда и произойдет
то, для  чего  эти вещи здесь  оказались. Идея была немедленно подхвачена  и
осуществлена.  Затем еще раз. И  еще. Ничего удивительного не  случилось, но
два  рожка  вешалки  погнуть  успели. Василькову, так и не отыскавшему пиво,
наступили  на руву. Острый каблучок чуть не проткнул выемку между костяшками
среднего и указательного пальцев. Васильков взвыл и щепкой мстительно порвал
чьи-то дорогущие  колготки из  лайкры.  За  это  ему  досталось и по голове.
Израненный Васильков  по-партизански принялся отползать,  по  пути щипая  за
чужие щиколотки.  Репкин, чьи поиски  также не увенчались успехом, пыхтел  и
пытался  прийти на  помощь другу, но угодил между печкой и  партой и надежно
застрял.
     Коля почувствовал, как начала каменеть  голова, вернее,  волосы на ней.
Пашка смотрел уверенно и зло. Костер, не принесший пользы, потух, оставив на
зеленой  поверхности  парты  отвратительное  черное  пятно.  Нет,  не   надо
полностью превращать Наркоту в камень. Вполне достаточно и головы. Когда она
закаменеет,  то  Пашка  без  труда заберет  палочки из  безвольных  пальцев,
которым больше неоткуда дожидаться команды.
     Коля тоже понимал, что поражение близко,  очень близко. Прищурив глаза,
он неустанно вращал пластмассовые полоски, представляя себя самого, живого и
здорового, быстро идущего и перепрыгивающего через громадные лужи, пинающего
футбольный  мяч  и  ловко  запрыгивающего  в  не  успевшую  закрыться дверцу
отходящего   автобуса.  Но  параллельно  в  голове   крутились  и   страшные
неподвижные фигуры. Девушка с веслом и Аполлон. Легендарная статуя с лопатой
и Медный Всадник на пьедестале. Но больше всего Колю напугала  изуродованная
Венера  Милосская с  оборванными  руками. Говорят,  в  одной руке у нее было
яблоко. А что во второй? Может палочки? Может Пашка сейчас  закаменит Колю и
оторвет у него палочки вместе с руками? И поэтому пальцы, дрожа  от страха и
отчаянно потея, не выпускали ускользающее  волшебство. И вращали, и вращали,
и вращали, не поддаваясь силе окаменения.
     Пашка  разозлился всерьез. Он не мог справиться с Наркотой. Не помогали
палочки. Все так же дергалась голова, пялясь по сторонам.  Все так же мигали
глаза  Наркоты, а изо  рта высовывался  противный  розовый  язык и облизывал
пересохшие губы. Гнев начал переполнять Пашку.  Ладно  бы  брыкался  стоящий
пацан,  а то  ведь  Колька,  Наркота, известный соплежуй,  которому  хватало
врезать  меж глаз всего разок,  чтобы тот вырубился надолго.  Но те, кто мог
врезать, сейчас  бездействовали.  Планер  исчез.  Вешалку  в  очередной  раз
толкали  в печку, а лежащий в замусоренном  углу  крокодил Гена  не  навевал
радостных  эмощий. Вот-вот Наркота  мог проделать такую  операцию и с  самим
Пашкой.
     И  тут  Пашка  повеселел.  Он   вспомнил  боевичок.  Даже  не  весь,  а
одну-единственную картину. Она встречалась во многих фильмах, и Пашка всегда
смотрел ее с  замиранием души. И когда она разворачивалась на экране, в душе
у Пашки  начинался  праздник. Он  нетерпеливо  сцеплял  и расцеплял  пальцы,
дожидаясь ее  повторения. И повторение приходило. И даже не один раз. Теперь
то  Пашка  знал, что поможет ему разделаться  с  непокорным  Наркотой.  Знал
твердо.
     Коле  полегчало.  Волосы  перестали застывать. То ли палочки  принялись
работать в полную силу, то  ли  Пашка  отказался от своих намерений,  хотя в
последнее уж  очень не верилось. Вдруг потеплели ноги. Просто потеплели. Они
еще не могли  шевелиться, но внутри  появилось  какое-то чувство оцепенения,
словно Коля отсидел их в  неудобном положении. Они  еще не слушались Колю, и
тот  торопился  оживить  их,  отгоняя  от  себя  мысленные  образы  шедевров
скульптурного творчества и вращая палочки с максимально возможной скоростью.
Коля чувствовал, как нагрелась пластмасса, как потные капельки размазываются
по  волшебным  предметам липкой  пленкой,  как опасно проскальзывают пальцы,
чуть не потеряв одну из белых полосок пластмассы. Но остановиться он не мог,
да и не хотел по причине немерянного страха.
     И  тут  содрогнулась  вся  школа.  С  оглушительным треском проломилась
стена.  У  самого  дальнего  угла.  Из   зубчатого  провала,  ощетинившегося
удержавшимися кирпичами,  выплыла  округлая  болванка  на цепи.  И  цепь,  и
устрашающую громадину покрывали бурые наросты то  ли  засохшей  глины, то ли
ржавчины.  Все это  строительное хозяйство понеслось  на  Колю  с  ужасающей
быстротой.  А потом  время почти остановилось. Коля видел, как ржавая махина
медленно, чуть  подрагивая,  приближается.  Коля  стоял прямо  по  ее курсу.
Мальчик дернулся  вправо  всем  телом,  помогая руками,  как  рычагом.  Ноги
медленно, милиметр за миллиметром накренились, центр  тяжести  сместился,  и
Коля  повалился  набок. Тоже медленно.  Ничуть не  быстрее, чем  наплывающая
смерть.
     Прежде чем время вновь обрело свою скорость, Коля успел выкинуть вперед
левую ладонь. Пальцы правой продолжали вращать палочки. И  палочки вели себя
просто  замечательно.  Не  застревали между пальцами, не  выскальзывали,  не
ломались. Раскрытая  ладонь звонко  впечаталась в  дощатый пол. На  миг Коля
замер в гимнастической стойке, за которую он несомненно отхватил бы  пятерку
по  физкультуре,  а  потом  невероятным усилием  метнул свои  каменные  ноги
вперед. И теперь уже их энергия уносила Колю от стыковки. Мальчик не видел в
скольких   сантиметрах  болванка   разминулась  с   его   телом.   Он  вдруг
почувствовал,  как  зашевелились  пальцы, как  утратили  скованность  ноги и
согнулись в коленях, чтобы встретить затоптанный пол подошвами ботинок, а не
позвонками спины.
     Болванка,  прочертив  по  классу невидимую  диагональ, не  долетела  до
противоположной стены совсем чуть-чуть и со скрежетом унеслась в проделанное
отверстие. Народ только  сейчас начал соображать, что  в  классе  происходит
нечто  неладное.  Выпал  из  чьих-то разжавшихся  рук  Олег-вешалка.  Кто-то
ойкнул, позабыв  про  загубленные  колготки.  Кто-то  раскрыл  рот,  выронив
бесформенный комок  жвачки. Пальцы  Катышевой надорвали страницу учебника. И
смотрел  из угла на  творящийся  беспредел маленький  пластмассовый крокодил
Гена мудрым понимающим взором.
     Вторым  ударом  болванка вдребезги разнесла окно. Стеклянная  шрапнель,
перемешанная  со  щепой,  пронеслась  по  классу.   Поднявшегося  Василькова
царапнуло по щеке. Он прижал пальцы к  ране и между ними просачивались капли
темнеющей  крови.  За окном не  наблюдалось ни подъемного крана,  ни чего-то
подобного. Никто не  видел, откуда шла  бурая цепь  с массивным  снарядом на
конце. Но никто и не хотел  видеть. Класс заревел  и завизжал,  разбегаясь в
стороны, словно брызги  из  лужи,  куда два  деловых малыша  с  умным  видом
зашвырнули  нерушимый  белый   кирпидон.  Самые  умные  бросились  к  двери,
остальные  сжались в углах и распластались по  полу. Коля  отпрыгнул  назад,
больно ударившись  об  подвернувшийся стул.  Дальше  отступать  уже  некуда.
Колина спина уперлась  в стенку.  Твердую, гладкую, холодную, выкрашенную  в
голубой  цвет. Когда зажигаются люстры, то  от  света их лампочек по  стенам
разбегаются  переливчатые  блики.  Переливчатые,  потому  что,  если  водить
головой вверх-вниз или  из  стороны  в  сторону,  светящиеся островки  рябью
перебегают с места на место.
     Неизвестно, почему Коля думал именно о сверкающих бликах электрического
света, пляшущих по неровной, но гладкой голубой стене. Ржавая болванка почти
дотронулась до  Коли. Почти коснулась, но остановилась и начала прокладывать
обратный  путь.  Трое пацанов  сумели  распахнуть дверь и пулей  вылетели  в
коридор. Коля не успел, хотя дверь находилась не так уж и далеко.
     Следующий  удар  разворотил край  стены  у  пробитого  окна. Оцепенение
прошло и  Коля сумел каким-то чудом ускользнуть  из под  опасной траектории.
Краем глаза он заметил Пашку. Тот стоял по центру без всякой боязни. Палочки
медленно прокручивались пальцами. И летала по  классу ржавая  смерть, еще не
успевшая  приступить  к кровавой жатве.  Крики  и визги кончились. Полякова,
прижавшись к доске, скользила к  двери. На матовой исцарапанной поверхности,
заляпанной меловыми разводами, оставалась чистая полоса, где острые  лопатки
Поляковой  скребли  зеленую гладь. Наступила зловещая тишина. Только шуршали
машины за окном, да кто-то прерывисто подвывал в углу у шкафа.
     Дверь снова скрипнула. Коля даже удивился. Ведь Поляковой до финиша еще
далековато.  Но  на  этот раз скрип  знаменовал не  отбытие, а  прибытие.  С
какой-то   испуганной   радостью   Коля   узнал  в   ворвавшемся   мальчишке
взъерошенного Веню.  Тишина  ушла. Коридор за  стеной  наполнялся топотом  и
неразборчивыми голосами.  Полякова, чуть  не  сбив Веню  с  ног, скрылась  в
проеме. Коля криво улыбался. Он не знал, что делать дальше.
     - Палочки, Колян! - проорал Веня. - Коснись его палочек своими.
     За окном снова показался грозный шар. И снова остановилось время. Почти
остановилось.
     Коля шагнул вперед, навстречу Пашке,  между  разбросанных  парт. Рука с
остановившимися палочками вытянулась вперед, словно сжимая штык, как солдаты
в первую мировую. Пашка не отступил. Он злобно ткнул палочками в Колю, но не
попал. Пашка  не испугался. Пашка знал, что он сильнее. А сильные не боятся.
Или по крайней мере не отступают без приказа. А такой приказ Пашка себе пока
не давал.
     Коля чуть развернулся и его пучок палочек коснулся Пашкиных.  В воздухе
запахло озоном,  как  после  грозы. Заискрило. По  белым палочкам  пробежала
оранжевая  трещина, по  оранжевым  белая.  Фиолетовое облако окутало  класс,
впустив  в себя  ржавый  шар,  на  этот  раз  беспрепятственно ворвавшийся в
оконный проем. Коля чувствовал, что Веня прижался к нему  сзади. И Коля тоже
не боялся. Или почти не боялся.
     Грозный  шар растаял  в сумрачном дыму. Фиолетовое  облако  рассыпалось
лиловыми светлячками,  которые единым роем  унеслись в  разбитое окно, сразу
затянувшееся стеклом. Проломы  в  стенах исчезли, будто  и  не  было жестких
стенодробительных  ударов. Печка,  планер, вешалка и пластмассовый  крокодил
обернулись теми,  кому им  положено быть. Остальные выбирались  из  укрытий,
терли глаза и непонимающе смотрели  друг на друга.  Они  ничего  не помнили.
Никто ничего не помнил. Только  Пашка и Коля. Да Венька, вцепившийся в плечо
друга.
     На  пороге  объявились   беглецы,  подталкиваемые  рассерженной  Ириной
Сергеевной. Они никак  не  могли высказать  причину,  по которой им  взбрело
выбежать в коридор.
     - А ты почему здесь? - обрушился вопрос на Веню.
     Объяснять было  бесполезно, и  Веня присоединился  к четверке у  двери,
бормоча  вместе  с  ними:  "Да я ниче, я так зашел." Но  учительнице уже  не
требовались объяснения. Ее  взор уперся