а-то
Вене от него не деться.
     А люди не замечали вампира. Люди проходили мимо. Это только в странном,
черно-белом  мире   любой   гражданин  считал   своим  наипервейшим   долгом
остановиться перед опечаленным школьником, присесть  на корточки и спросить:
"Кто тебя  обидел, малыш?"  В  реальном мире по Вениному лицу проскальзывали
равнодушные взгляды.  И только один из них навязчиво буравил затылок. Взгляд
того, кто шел следом.
     С каждой минутой становилось Вене все грустнее. Потому что вампир - это
не та компания, которая требуется для веселой прогулки. Так и утонул бы Веня
в своей печали, если бы не наткнулся на Ленку.
     Ленка  обрадовалась,  заулыбалась. И  Веня  вдруг ясно  ощутил, как это
замечательно, когда тебе радуются. Не за  что-то  конкретное, а просто  так,
потому что попался навстречу. Вене тут же захотелось показать Ленке вампира,
но за спиной бледнолицего не обнаружилось.  То  ли отстал, то  ли  "Ленка" и
"Вампир" все-таки несовместимые понятия в реальной жизни.
     Тогда Веня предъявил ей картинку с острозубым. Вампир в черном плаще на
кровавом  фоне  заката сегодня  восхищал  всех (кроме учителя по труду),  но
самому  Вене  рисунок стал казаться кривоватым и неказистым. Автору портрета
уже не жалко было расставаться со своим творением, просто он  пока  не успел
навести  мосты  на  два  литра  "Пепси",  так  чего  бы  не  показать  Ленке
нарисованного вампира. А о настоящем промолчать. Вампир - не гном. В вампира
Ленка могла и не поверить. Она и в гнома поверила только тогда, когда Колька
предъявил ей золотистого на своей ладони.
Глава 24,
     в которой Коля не знает, верить ли свалившемуся на него счастью
     А  все-таки  удача не забыла  про Колю.  Ну, скажем, не удача,  а некие
сверхъестественные силы, которые непременно желали снабдить Колю  палочками.
Иначе чем объяснить то, что Коля, выдвинув третий ящик  стола, отыскал между
фигурками индейцев и  ковбоев, оставшихся  еще от папы, две белые палочки из
того же набора.
     У  Коли аж  дух захватило. Он бесцельно мял их в руках, не веря  своему
счастью. Ласковые  волны  прокатывались  по Колиной груди.  И  так  хотелось
поделиться  радостью хоть с кем-то  в этом большом и светлом  мире.  На этой
мысли палочки и сделали свой первый оборот.
     Дверь  раскрылась  и на  пороге появилась мама, сверлящая  Колю строгим
взглядом.  С мамой  делиться радостью бесполезно. Не  то, что  мама - плохой
человек,  но ведь  она  не  верила в  палочки. Однако мама  пришла  вовсе не
радоваться вместе с Колей.
     -  Ерундой  занимаешься,  - сказала она  решительно, заметив, что перед
Колей  не  лежат раскрытые  учебники и тетрадки. -  Поэтому вылезай и срочно
беги за капустой.
     "Пускай мне не надо  будет бежать за капустой,  ну  пускай,"  -  шептал
Коля, украдкой вращая палочки.
     -  Да,  -  вдруг  сказала мама. - В  магазин бежать не  надо. На  рынке
капуста получше и подешевле. Будь добр,  съезди-ка до рынка,  сынок, да купи
там заодно килограмм лука.
     Коля мог быть добрым, мог быть злым, все равно его настроение ничего не
меняло. Это только кажется, что  у школьника до  ужаса свободного времени, а
на  деле,  куда ни кинь, везде  лишь уроки,  домашние  задания,  да  скучные
обязанности.
     Об  этом размышлял Коля, направляясь к троллебусной остановке. По  пути
он  заглянул в  овощной  магазин  и  понаблюдал за  капустой.  Отличная  там
продавалась капуста.  Коля даже не  смог  представить  лучше. Следовательно,
ехать   надо,  иначе  мама  зорким   взглядом  мгновенно   отличит  капусту,
скопированную с  магазинской, от  рыночной.  И  палочки не  помогут. Палочки
делают только те вещи, которые можно представить.
     На  остановке  толпился народ.  Коля  крутанул  палочки,  желая вызвать
троллейбус, как  можно быстрее. Ничего не произошло. Коля крутанул  еще раз.
Троллейбус  не появился.  Коля подозрительно осмотрел  волшебное  имущество.
Самые  обыкновенные  палочки. Ничуть  не лучше тех,  что достались  Пашке  и
Владяну.  Может  троллейбус  вызвать сложнее, чем автобус?  Двумя  палочками
получался дефектный автобус,  но автобусов-то  различных куча, а троллейбусы
все на одно лицо. Видимо, не хватает у палочек мощи.
     Коля   задумчиво   повертел   палочками    в   обратном   направленнии.
Далеко-далеко     появился    корпус     троллейбуса,    украшенный    двумя
палочками-рожками. Непонятно, то  ли троллейбус  приехал сам, то ли все-таки
Коле  удалось его  вызвать.  И  Коля  оставил  палочки  в  покое. Бесполезно
ускорять ход общественного транспорта, пользы такое мероприятие не принесет.
     В  троллейбусе  Коля  решил  воспользоваться  бесплатным  проездом.  Он
повертел  палочки  перед носом  женщины в  фиолетовой блузе, и  кондукторша,
смерив  его усталым взором, начала пробираться в  другой  конец салона. Коля
прислонился к прохладному стеклу вспотевшим лбом  и попытался  прилипнуть  к
нему,  чтобы на ухабах  стекло не отклеивалось от кожи и  не  било  Колю  по
возвращении  на  место.  Не  получалось.  И  когда  стекло  особенно  больно
врезалось в  Колин  лоб, так  что голова  обиженно загудела, Коля мстительно
повернулся к окну  спиной  и  начал изучать  пассажиров,  едущих  в  том  же
направлении.
     Взгляд  его  сразу  наткнулся на высокого мужчину с  усами  соломенного
цвета и прильнувшего к нему мальчишку. Последнего Коля узнал, это был Димка,
живший  в соседнем  доме. Димка был наполнен  своими  заботами  и беспокойно
ерзал, совершенно  не замечая  Колю. Его  папа,  напротив,  словно застыл  и
смотрел куда-то в сторону грустно и устало.
     - Папа, - слова вылетали  из  Димки как  из пулемета. - А ты  ведь  мне
купишь на рынке жвачку?
     -  Да зачем тебе, Димка,  жвачка? -  папа  отвечал ему тихим, тягучим и
заунывным голосом.
     - Как зачем? Дирол защищает ваши зубы с утра до вечера.
     - И кто это тебе такое сообщил. Сенька Любушкин?
     - Не мне, папа!
     - А кому? Ты что, подслушивал.
     - Да не, по телевизору. Ты еще скажи,  что  не  видел! Телевизор -  это
ведь не Сенька!
     - Видел, Димка, - вздохнул его папа. - И телевизору ты веришь больше?
     - Конечно, ведь Сенька  может  и наврать. А по телевизору врачи всякие.
Врачи-то не врут.
     - Эх, Димка, - опечалился его папа. - Какие  там врачи. Не  верь  тому,
что показывают по телевизору.  Если  всему верить,  то  в самый неподходящий
момент останешься без денег, без машины и без крыши над головой. Верить надо
себе, своим друзьям и хорошим книгам.
     - Нет, папа, вон Сенька  мне друг,  а  врет. И  дразнится еще. Димка  -
Сардинка. Зачем люди дразнятся?
     - Чтобы дать тебе шанс похвалить самого себя.
     - А Ольга Петровна сказала, что хвалить себя... как его...  недостойно.
Во!
     - Перехваливать недостойно. А хвалить даже полезно.
     - А ругать, папа, себя можно?
     - Ругать? А разве ругать себя - более достойное занятие?
     - Не знаю, папа.
     - Вот и подумай хорошенько. А я тебе скажу так:  не стоит  себя ругать.
Зачем отнимать это удовольствие у других?
     Димка промолчал. Голос его папы внезапно оживился и перешел от морали к
более конкретным делам.
     - Кстати, Димка, а куда запропастилась моя алая ручка?
     Димка  виновато  опустил  глаза и Коля  стал  пробираться к  выходу. Он
страшно не любил, когда на его глазах хорошему знакомому доставался разнос.
     У  выхода не оказалось почти никого, хотя народ постоянно  готовился  к
высадке.  Тем более,  что  следующей остановкой значился  Центральный Рынок.
Однако  сейчас пассажиры почему-то  осторожничали и не пробирались к выходу,
осведомляясь друг  у друга о планах на ближайшие несколько минут. Оказавшись
впереди  всех,   Коля  понял  причину  всеобщего  соблюдения  дистанции.  На
ступеньках примостилась стайка пацанов обшарпанного вида. На них были старые
пыльные болоньевые  куртки.  Лица  то  ли загорели  до невозможности, то  ли
месяцами  не мылись. Люди старались не  касаться  своими яркими  блузками  и
белоснежными  рубахами  грязных курток.  Но пацаны  не обращали ни малейшего
внимания   на   презрение  широких  слоев  общественности.  Они  то  и  дело
распахивали  куртки  и  совали  голову  в  образовавшуюся  дыру,  откуда  на
мгновение-другое являлся таинственный  мешок. Носы  жадно  вбирали воздух из
этого  мешка, за стенками которого Коля, как ни  силился,  не смог разобрать
содержимого, а вновь поднявшиеся лица смотрели в окно пустыми отсутствующими
взглядами,  словно  перед  ними были не двери с овалами стекол, а бескрайняя
пустыня, покрытая асфальтом.
     Коля  понял,  что и  здесь от разноса  не  уйти.  Самый  высокий  пацан
раздраженно выговаривал худенькому,  едва  стоящему  на ногах. У этого кроме
осенней  куртки  с  уродливо  располосованной  спиной на голове  была  одета
круглая шапочка  из черной  синтетической  шерсти, словно на  дворе  был  не
сентябрь, а вторая половина октября с морозной погодой.
     - Дурак  ты, Батон, - говорил высокий, голос хоть  и ругал,  но в то же
время как бы сочувствовал. - Выкинул бабки, а зря. Если  бы не поторопился и
шнягу  купили  бы, и  на тачку бы еще осталось.  А  теперь,  сам  видишь, на
троллейбусе пилим.
     Худенький от смущения стянул шапку и отчаянно мял ее  в руках. Ему  так
хотелось оказаться на месте кого-нибудь  другого, кто  может позволить  себе
отключиться  и  не  чувствовать  себя  виноватым.  А может он ждал окончания
разноса, чтобы в очередной раз  сунуть  голову  в таинственный  мешок.  Ведь
нельзя же  отвлекаться  на  что-то важное, в то  время, когда тебя ругают за
дело.
     - Пидорку свою не потеряй, - заметил высокий.
     Худющий  сразу  затолкал  ее  обратно  на  голову,  натянул  судорожным
движением до упора, отчего  его голова сразу стала похожа на черный мячик, и
взглянул  на высокого  преданно  и  виновато, как  щенок, сделавший  лужу  в
неположенном месте.
     Высокий оценил этот взгляд.
     - Не  боись,  Батон, - ободрил он своего  попутчика.  -  Все  зашибись.
Сейчас вылезаем. Возьмем "Дядю Гену". Пожалуй, на "Дядю  Гену" бабок нам еще
хватит. И почапаем на хату.
     Глаза худющего весело блеснули, словно  во всем мире больше не осталось
ни   единой   опасности.  Блеснули  на  секунду  и  исчезли.   Ворот  куртки
распахнулся, на поверхность вылез полиэтиленовый  мешок с мутными стенками и
лицо тут  же утонуло  в разверзнувшихся краях.  На самой  макушке шапки Коля
неожидано заметил золотую блестку.
     Это была еще одна капля. Точно такая же, как у бабушки-орденоноски.  Но
одно дело - бабушка, а тут совсем  несуразный пацан. Высокий, заметив Колино
внимание, просверлил  Колю  нехорошим взглядом  и  зловеще  осклабился. Коля
поспешно отвел глаза. Не хватало только нарваться на незнакомую компаху. Ему
и Пашки с Владяном больше  чем достаточно. Когда край глаза еще не оторвался
от  золотой блестки, она резко рванулась  в сторону. Лицо худущего вынырнуло
из мешка и он повернулся к Коле.  Коля и  отошел бы, да не получилось. Сзади
дядька  поставил  высокий  здоровущий чемоданище.  При любом толчке Коля мог
налететь на странного  пацана. Тот  продолжал пялиться  на  Колю.  Сам  Коля
разглядывал   ступеньку.  Ребристую.  Давно  немытую.   С  вдавленной  между
резиновых полосок полусгоревшей спичкой и лохмотьями перекрученного билета.
     - На, - вдруг сказал худющий и что-то сунул Коле в руку.
     Дверь  раскрылась  и  подозрительная  компаха  выскочила  наружу, сразу
затерявшись в рыночной суете. Следом, как пробка из бутылки, вылетел и Коля.
Это  дядька  взметнул  свой  чемодан  и  послал его к выходу,  заставив Колю
перескочить через все ступеньки  сразу. Дядька и не заметил стоящих впереди.
Он,  натужно пыхтя,  потащил свой  груз  по направленю к  автовокзалу. Толпа
завертела Колю, приняла в свой поток и  понесла по течению прямо на  овощные
ряды,  расположенные  за  высокими  воротами  из  железных  полос.  Коля  не
сопротивлялся, ему было по пути.
     В зажатых пальцах  чувствовался кругляшок. Может, монетка? Вот здорово!
Но  выступ на  одной из сторон смущал Колю и  в  голову больше  не приходило
никаких  гипотез. Только  когда  в  Колиной сумке уместились  три крепеньких
кочанчика капусты и полкилограмма лука, Коля рассмотрел неожиданный подарок.
Кругяшок, зажатый  в  руке, оказался легкой  аллюминевой пуговкой.  Пуговка,
прежде чем попасть к Коле, успела вываляться в грязи. Сейчас грязь засохла и
забилась  во все  щели рисунка и дырку ушка на  обратной  стороне.  И все же
грязь не смогла скрыть рисунок. Вырвавшись из бурого месива,  по  серебряным
волнам  плыл  парусник с длиннющим  флагом  на  верхней  мачте.  За  мачтами
виднелись смазанные контуры чего-то непонятного. То ли солнце рябое всходило
над морем, то ли дерево с  отпадающей  листвой. Но  не горизонт был главным.
Главным  оставался  парусник,  который,   несмотря  на  обрушившуюся  грязь,
залепившую все вокруг, все-таки плыл и плыл по намеченному курсу.
     Непонятно  было,  откуда мальчуган раздобыл эту пуговку.  И  непонятно,
зачем сейчас она оказалась у Коли? Может выбросить?  Не  дай  бог, наткнется
мама,  и  тогда очередного  скандала  не оберешься.  Это  ведь не  волшебная
пуговка,  в  отличии  от  треугольника.  Коля  бы  обязательно  почувствовал
волшебство,  будь  оно  спрятано  там,  внутри.  Но пуговка  оказалась самая
обыкновенная. И совершенно ненужная Коле. И все-таки выкинуть не получалось.
Пусть даже ее  вручили Коле просто так. Пусть даже она не  понадобится  Коле
никогда. Но вдруг она совершенно необходима Вене или  Ленке?  Вдруг  кто-то,
пока неизвестный  Коле, жить без нее не может. Это ведь  так просто: взять и
выкинуть.  Но может через  минуту с Крогей столкнется именно тот, кому она и
предназначалась. И может кто-то прямо сейчас  выкидывал вещичку, без которой
жить не мог уже сам Коля. Пусть хоть кому-то повезет. И Коля положил пуговку
в карман. В такой, про который Коля точно знал, что он без дырки.
     - Ззначит, принял подарочек? - осведомился удивительно знакомый голос.
     Рядом с Колей медленно вышагивал хозяин.
     - Принял, - согласился Коля. - А разве нельзя?
     -  Можно,  Коля, отчего же нельззя? Вссе в жиззни можно. Выбор  вссегда
зза ссамим человеком.  Ты выбрал, кто тебя может упрекнуть?  А даже ессли  и
может, это вссе равно уже ссделанный выбор. Твой выбор.
     Коля промолчал, а хозяин продолжил:
     - Не сстрашно было принимать подарок?
     -  Почему  страшно, - удивился Коля. - Он ведь тоже человек, как вы или
я.
     - А, Коля, ты еще понимаешь, что он - человек. Многие-то уже выроссли и
думают по другому.
     -  Я не буду, - пообещал Коля. - Да у него на шапке была Золотая Капля.
Вы не знаете случайно, что это такое - Золотая Капля?
     - Сслучайно  ззнаю. Иззвини  зза банальность.  То,  что  ты  наззываешь
ззолотой каплей, это жиззнь.
     - Жизнь?
     - Жиззнь. Она  есть  у многих.  Да только как  ее раззглядишь. Подумай,
Коля. Жиззнь, она совсем как капля.  Может упассть в пессок и расстворитьсся
бессследно,   а   может  сскольззнуть  на  плодородную  зземлю  и  пробудить
прекрассный  цветок.   Или  хотя  бы  травинку.  Ссамую  обыкновенную.   Она
прекрассна.  Пуссть  вокруг  целый  миллион  точно таких же,  но  она ссразу
сстановитьсся единсственной и неповторимой...
     - Травинка или Капля?
     -  А  хоть  та,  хоть  другая. Тебя  привлекает  капля, потому  что она
необычна для твоего раззума и непонятна. Но ты даже не предсставляешь, Коля,
как выглядит ссамая обыкновенная травинка черезз Темные Стекла.
     - Если Капля - жизнь, то что тогда темные стекла?
     - Темные Стекла. Попроссту говоря, это - та ссторона.
     - А, понял! Жизнь и Смерть. Это две стороны, как Добро и Зло.
     - Ну, Коля,  ты меня раззочаровываешь. Уж  кому-кому, а тебе сследовало
бы  ззнать, что  жиззнь - штука ззлая и нессправедливая.  Ззачем делить вссе
только на две сстороны?
     - Так ведь и бывает только  две стороны! Вот хотя бы тот же человек. Он
или жив или мертв...
     - Или, сскажем, за Темными Стеклами, - закончил хозяин. - Так что жизнь
- это далеко не добро. А Темные Стекла - не ссмерть. Не  надо четких границ.
Жиззнь, ссмерть, черное, белое...
     - Истина всегда посередине? - не утерпел Коля.
     -  Ессли попроссту,  то примерно  так. Но никогда  не забывай, ессли ты
ссможешь вззглянуть на  исстину  под  другим  углом,  то  ссам  нессказзанно
удивишьсся нассколько далеко она окажетсся в сстороне от того, что каззалось
тебе неззыблемой ссерединой.
     - Если жизнь - не добро, то...
     -  Ну вот опять. Не будь таким категоричным,  Коля. Ты ссам  выбираешь,
чем ссчитать жиззнь. Помойной ямой или, сскажем, даром небесс. Выбор вссегда
за ссамим человеком.
     - Но тогда... Что такое ссам человек?
     -  Человек - это  ззамкнутый мир.  Каучуковый  шар,  утыканный осстрыми
иглами. На  каждой иголке наколоты улыбки, улыбочки и гримассски. В глубинах
же  прячетсся либо кусок  железа, либо драгоценный камень, либо куча помоев.
Не вссегда хватает упорсства проссочится  между иглами, и выясснить, что там
внутри. И  времени,  чтобы  раззобраться, никогда  не хватает. Вот и прыгают
реззиновые  шары,  и колют  друг  друга  иголками,  пряча  ссвою  внутреннюю
ссущноссть.
     - Да в чем разбираться-то? А вдруг внутри всякая дрянь? Кому она нужна?
     -  Чуть  передохни,  Коля.   И  подумай.   Вссегда   ли  то,  что  было
бессполеззным  муссором для твоей мамы, оказывалось  беззделушкой  для тебя?
Можно ли наззвать беззделушкой то, что хотя бы иззредка может ссогреть душу?
Из любого  помойного  ведра можно  выудить масссу полеззных  вещичек. Только
вот, Коля,  люди  не  любят  рытьсся в  помоях. Им  подавай  новое,  чистое,
неисспольззованное и неремонтированное.
     - Капля тоже уводит в другой мир? - посерьезнел Коля.
     - Нет, Коля.  Капля  - это  жиззнь. А жиззнь, вот  она, - хозяин  обвел
рукой толчею рынка и чуть  не  задел  двух багровых от  напряжения  мужиков,
волокущих с  частыми передышками  коробку с громадным  телевизором.  -  Всся
перед тобой. В другой  мир уводят  другие. Например, я. Могу увессти, а могу
предложить тебе маленькие сстеклышки. Пока только маленькие.  Подумай, Коля.
Ты ссейчасс одинок. У тебя уже нет ни друззей, ни палочек. Одни проблемы.
     "Зато  есть родители. -  хотел  сказать Коля. - Ссамые  (ой, что это?),
ззамечательные." Но тут он внезапно вспомнил про палочки.
     -  А это  видали, - похвастался он,  крутя палочки без всяких желаний и
посторонних мыслей.
     -  На них  не надейсся,  - грустно  сказал хозяин  голосом, пронизанным
сочувствием.  - В этой парочке нет даже  желательной магии. Две пусстышки. В
ззвезздный миг проникновения они лежали отдельно  от осстальных. На их  долю
магии не доссталось.
     - Как это не досталось... - закипятился Коля.
     -  А  ты  проверь,  -  не  стал  слушать  хозяин.  -  Прямо ссейчас. Не
откладывая в долгий ящик. Жиззнь  коротка, а усспеть надо многое. Не так ли,
мальчик Коля?
     На  этот раз  хозяин  шагнул  широко и  сразу  вырвался  вперед.  Затем
последовал еще  один  шаг. И  еще. Хозяин  незаметно  растворился в рыночной
толчее. На  пустых  улицах  он казался  невероятно высоким, а  тут  ничем не
отличался от обычных людей. Но Коля мгновенно позабыл про хозяина.
     Он  хотел  прогнать  облако,  заслонившее  солнце.   Облако  продолжало
скользить  невыносимо  медленно.  Он пожелал,  чтобы  самая лучшая машина из
бесконечного ряда такси отвезла Колю домой. Никто из водителей не выскочил и
не  распахнул  перед Колей дверцу. Да что такси,  самая обыкновенная  порция
самого дешевого мороженого не желала возникать  в руках у Коли, а  в кармане
отказывался появляться даже спичечный коробок. Палочки  не работали, хозяин,
как  всегда,  не соврал. Сверхъестественные  силы  обнадежили Колю, а  потом
отвернулись от него окончательно.
     I'm a Barbie girl, in a Barbie world
     L