так, словно, весь хлеб, который она съела за последние сутки, свинцовым комком лег в ее желудке.
     Тени на дороге удлинялись. Машину снова вел Матт, на его рубашке темнели пятна пота, голову прикрывала старая панама, чтобы грива не опускалась на глаза. Все окна были открыты, жар накатывал волнами. Ветровое стекло облепили расплющенные мухи.
     Дорога петляла теперь по сосновому лесу между огненно-красными скалами, громко трещали сверчки, воздух становился все прозрачнее. Поворот за поворотом они поднимались все выше и выше, пока не стало казаться, что машина вот-вот достигнет неба. И тогда в лучах вечернего солнца внезапно засверкало Средиземное море, похожее на металлический лист.
     У Имоджин перехватило дыхание. Кейбл достала свой чемоданчик с косметикой. Имоджин пожалела, что у нее нет такой очищающей подушечки, какими Кейбл и Ивонн то и дело протирали себе лицо. Даже ее фланелевая салфетка лежала в чемодане в багажнике.
     - Это Пор-ле-Пэн, - сказал Матт.
     Имоджин вытянула шею. Внизу под ними склоны были усеяны небольшими белыми виллами с красными крышами и зелеными ставнями. Магазины, кафе, казино и светлые, пастелевые дома теснились вдоль береговой линии. В гавани качались на воде рыбачьи лодки и яхты. Какая-то рыбацкая деревушка, подумала Имоджин.
     Ее ожидало еще одно потрясение. Она всегда считала, что французы - некрасивое коренастое племя. Но когда они ехали вдоль набережной, она не могла припомнить, чтобы где-нибудь прежде видела столько красивых девиц с волосами по пояс, длинными конечностями и загорелыми лицами. Они возвращались с пляжа. Неудивительно, что Кейбл потратила три четверти часа на свое лицо. Неудивительно, что Ники был похож на мальчишку, которого пустили похозяйничать в кондитерской лавке.
     Их гостиница ?Реконнесанс? находилась в конце набережной. С каждого балкона свисали сохнущие купальные костюмы и полотенца. Толстая мадам в сопровождении еще более толстого пуделя вперевалку двинулась навстречу Матту и, что-то бормоча, поцеловала его в обе шеки. Имоджин с облегчением узнала, что у нее и у Ники будет по отдельному номеру.
     - Мадам сочетает респектабельность с жадностью, - по-английски объяснил ей Матт, когда они поднимались по красной кафельной лестнице. - За два одноместных номера она берет больше денег, чем за один двухместный, но коль скоро приличия соблюдены, она не обращает внимания на то, кто к кому проскользнул в номер, когда погашен свет.
     Комната Имоджин была совсем крохотная с большой односпальной кроватью, без мыла, без комода и вешалок для одежды. За картинкой на стене был заложен пластиковый цветок. Рядом с кроватью в вазе стояли пять стеблей камыша. Выглянув из окна, можно было увидеть море.
     Она села, захваченная новой волной отчаянной тоски по дому. Волосы у нее были жесткие и пыльные, в теле чувствовалась ломота от долгой неподвижности. За дверью Ивонн громко жаловалась на то, что один прием ванной стоит десять франков, а Кейбл выгоняла Матта вниз, чтобы не торопясь переодеться. Я должна собраться, подумала Имоджин. В конце концов, у нее отпуск, и надо попробовать развлечься. Она как следует умылась в ледяной воде, надела один из своих новых просторных халатов и туфли на высоких каблуках, чтобы выглядеть повыше и постройнее. Она немало поработала со своим лицом прежде чем присоединиться к остальным в баре.
     Там она сразу же поняла, что оделась не так. Большинство было в брюках и рубашках приглушенных светлых тонов. Девушки, которые были в платьях, носили их плотно облегающими или туго затянутыми в поясе. На ногах у них были греческие сандалии на босу ногу. Она видела, как все эти загорелые лица смотрят на нее со смехом. Ники посмотрел на ее халат с плохо скрываемым неодобрением.
     - Ждем ребенка, дорогая? - холодно и отчетливо спросила Кейбл.
     - Она выглядит прекрасно, - сказал Матт, заполнявший гостиничные анкеты.
     Указав на стоящее рядом кресло, он сказал:
     - Садись сюда, малыш, я впишу твои данные. Как твоя комната?
     - О, все отлично, - сказала она с благодарностью.
     - А у нас нет, - сказала Ивонн. - У меня нет лампы рядом с кроватью.
     - Ты ешь так много сырой моркови, что я бы предположил, что ты можешь видеть в темноте, - сказал Матт.
     - Это какая-то старая развалюха, - заявила Ивонн. - Я ожидала чего-нибудь получше, например, что-нибудь вроде этого. - И она махнула рукой в сторону отеля ?Плаза?, который возвышался над заливом со своими красными и белыми тентами.
     - Можешь там остановиться, если готова совсем не есть или отправиться восвояси завтра же, - сказал Матт. - Одна ночь в ?Плазе? стоит столько же, сколько две недели в ?Реконнесансе?.
     - Ну, может быть, и не ?Плаза?, - уступила Ивонн. - но все-таки что-нибудь не такое убогое.
     Матт продолжил заполнение анкеты Имоджин. Род ее занятий он обозначил словом ?библиотекарь?, что звучало очень внушительно.
     - В старые времена мадам была очень добра к Матту, - вступилась за него Кейбл.
     - Когда я был студентом, она позволяла мне останавливаться здесь практически даром, - сказал Матт. - Она когда-то участвовала в Сопротивлении. Я уверен, что она может одолжить свой револьвер, если придется отстреливаться от тараканов.
     Имоджин смотрела на прусскую синь моря, сверкавшего в закатных лучах.
     - Как по-французски фотомодель? - спросил Джеймс, стараясь как-то заполнить возникшую неловкую тишину и одновременно анкету Ивонн.
     - Catin . - сказал Матт.
     Кейбл хихикнула, а Джеймс торжественно вписал это слово в анкету.
     Компания немцев села за соседний стол и начала стучать, призывая официанток.
     - Здесь ужасно много туристов, - проворчала Ивонн.
     - Но ты ведь тоже туристка, - сказал Матт.
     Мимо прошла стройная брюнетка в кружевной рубашке с концами, завязанными под грудью так, чтобы был виден красивый загорелый торс.
     - В этом году, похоже, все это носят, - сказала Кейбл. - Мне тоже надо прикупить.

***

     - Что на самом деле значит catin? - спросила Имоджин у Ники, когда они уже прогуливались по набережной.
     - Проститутка, - сказал Ники.
     Они ужинали в ресторане, обвешенном стеблями виноградной лозы. Море лежало под ними синей тенью с огнями рыбацких катеров, отправлявшихся на ночную ловлю. Все проголодались и ели рыбный суп с чесноком и рагу. Вино разливалось в изобилии. Даже Ивонн выглядела повеселевшей и неожиданно обратилась к Матту, изобразив свою улыбку волка из ?Красной Шапочки?:
     - Может быть, вам с Кейбл самое время назвать день?
     Все примолкли. Матт в упор посмотрел на Ивонн и спросил:
     - Какой день?
     Она игриво погрозила ему пальцем.
     - Не притворяйся. Вы с Кейбл встречаетесь вот уже скоро два года. Я про то, что пора сделать из нее порядочную женщину.
     Кейбл покраснела от гнева.
     - Это не твое собачье дело, Ивонн.
     - Дорогая, я ведь для твоей же пользы.
     Матт взял Кейбл за руку и пожал ее. Потом обернулся к Ивонн и тихо сказал:
     - Позволь прямо сказать тебе три вещи. Во-первых, я очень близко к сердцу принимаю ?пользу? Кейбл. Во-вторых, я с ней согласен, что это не твое собачье дело. И в-третьих, у тебя на подбородке масло.
     Сначала настало гробовое молчание, а потом взрыв общего хохота. Не засмеялась только Ивонн, которая от злости стала красной, как ее волосы.
     Ники зевнул.
     - Бог мой, я так устал, что мог бы заснуть на бельевой веревке.
     Матт нежно потрепал Кейбл по щеке.
     - Думаю, надо пораньше в постель, ты как, дорогая?
     Она благодарно кивнула. Он хороший человек, подумала Имоджин, действительно, хороший. Она почувствовала, что ей становится не по себе. Может быть, не стоило есть этот суп с чесноком. Ники глазел на величественную блондинку за соседним столом.
     - Не забудь лечь на правильной стороне постели, - насмешливо сказала Кейбл, когда Имоджин взбиралась по лестнице, направляясь к себе в номер. Ей становилось все хуже и хуже. Она посмотрела на себя в зеркало: белое лицо, белое тело. Толстая, белая женщина, которую никто не любит, с досадой подумала она про себя, надев ночную сорочку и забравшись в постель.
     В дверь постучали. Это был Ники в фиолетовом халате на голом теле. Черные кудри, на груди золотые медальоны, запах лосьона после бритья смешивался со сладким ароматом дезодоранта. У Имоджин зашлось сердце. Она никогда не видела такого красивого мужчину. Только бы он не ходил вокруг да около.
     - Привет, дорогая, - хрипло сказал он, садясь на постель. - Слава Богу, мы наконец вдвоем. Я не мог спать прошлой ночью, все про тебя думал.
     ?Или про котов и часы?, - подумала Имоджин. Он уже целовал ее, и его руки начали скользить по ее телу. Он забрался кончиком языка ей в ухо, и она, не сумев вспомнить, мыла ли уши этим утром, вывернулась, симулируя неконтролируемую страсть.
     - В тихом омуте черти водятся, - засмеялся Ники.
     На нее волнами накатывала тошнота.
     - Слушай, сними эту дурацкую ночную сорочку.
     - Ники, мне плохо, - сказала она и, вскочив с кровати, кинулась к биде.
     - Здесь тебе не может быть плохо, - в ужасе сказал Ники.
     - Не может? - сказала она, и ее вырвало.
     Всю ночь она носилась по коридору к адской черной дыре туалета.
     Ники, не добившись своего и на этот раз, вернулся к себе в номер в отвратительном настроении.

Глава девятая

     На следующее утро бледная и ослабевшая Имоджин, шатаясь, побрела на пляж. Море было голубым и сверкающим, золотой песок горячим. На полмили вдоль берега плотными рядами выстроились зонты. На каждый акр песка приходилось по несколько сот распростертых тел, которые смазывали себя маслом и поворачивались, как цыплята на вертеле.
     К своему ужасу, Имоджин увидела, что почти все были в купальниках без верха. На Кейбл, такой же загорелой, как и все прочие, трусики были в половину самого узкого бикини - два треугольника шафранового цвета на шнурке. Ее небольшие безупречной формы груди блестели маслом. Черные сверкающие волосы лежали на краю пляжного полотенца. Рядом с ней околачивался стройный, гибкий и грозный Ники. Когда подошла Имоджин, он не обратил на нее никакого внимания. Матт лежал на спине с закрытыми глазами, его мощная грудная клетка как арка возвышалась над плоским мускулистым животом. Его смуглая кожа быстро набирала цвет.
     Лениво открыв один глаз, он улыбнулся Имоджин.
     - Присоединяйся к угнетенному белому меньшинству.
     Надев красный купальник леди Джасинты, она пыталась прикрыться небольшим полотенцем для лица.
     - На моем полотенце сколько угодно места, - сказал Матт, наблюдавший за ее стараниями с нескрываемым интересом. Он перевернулся на живот и вновь заснул. Имоджин молча легла, стыдясь своей белизны.
     - Гляди-ка, - сказал Ники, читавший вчерашний выпуск ?Дейли телеграф?, - Нэстасе выбили из первого же круга.
     - Будь я трижды проклят! - вдруг сказал Матт, и все огляделись. - Сюда направляются миссис ?Положи-свой-зуб-на-Эджуорта? и перспективный кандидат в парламент.
     Ивонн с достоинством пробиралась через лабиринты спутанных коричневых тел. Вслед за ней, качаясь, шел нагруженный полотенцами, надувными матрасами, масками для подводного плаванья, походными корзинками, большим зонтом и чемоданчиком Ивонн для косметики Джеймс, умудрявшийся при всем том бросать возбужденные взгляды на лежавшие кругом обнаженные груди.
     - Они как будто в сафари отправились, - сказала Кейбл. - Шорты у Джеймса какие-то доисторические.
     - Он похож на альпиниста, - сострил Ники.
     - Сколько народу! - вздохнула Ивонн. - А на Багамах такие симпатичные безлюдные пляжи. Нет, постели здесь, Джамбо, и сверху положи полотенце. Я не хочу потеть. И поставь зонт так, чтобы солнце не попадало мне на лицо. Ты не подвинешься на какую-нибудь долю дюйма, Имоджин? Да, так отлично. Джеймс, когда закончишь, загляни в кафе и принеси мне апельсиновый напиток. Только что произошел забавный случай, - сообщила она, обращаясь к Кейбл. - Ко мне подошла французская девочка и попросила автограф. Она видела одну из моих реклам, когда была в Англии.
     Матт, смотревший на нее с явным неудовольствием, собирался было что-то сказать, но перевернулся и опять заснул.
     Имоджин, хотя и обливалась потом, до того стыдилась своего белого тела, что пошла купаться только когда Кейбл и Ники были уже в море. В воде было приятно и легко. Через зеленый слой воды она разглядела спинку медленно двигавшейся рыбы. Вдруг кто-то схватил ее за щиколотку, и она ушла под воду. Ей показалось, что она проглотила половину моря. Давясь, она всплыла и увидела Ники, который отплывал от нее стремительным кролем. Потом он и Кейбл явно напоказ играли с желтым пляжным мячом.
     - Это лихо, доложу я вам, - сказал Джеймс, завороженно глядя на девушку, бикини которой было практически без задней части.
     - Не знаю, зачем ей понадобилось вообще что-то на себя надевать, - проворчала Ивонн.
     - Почему ты не носишь бикини? - спросила она Имоджин. - Я бы тебе одно одолжила, но не думаю, что оно на тебя налезет. Я считаю, что тебе надо все-таки что-то делать с бедрами.
     - Самое лучшее - упражнения, - сказала Кейбл, плюхнувшись на матрас. - Сэлли Четуинд сбросила пять дюймов, каждый вечер крутя педали.
     Имоджин покраснела, как ее купальник. Если бы тут был Матт, она уверена, что они не посмели бы так нагло с ней разговаривать. Как только он вернулся, они заткнулись.
     Она смотрела, как он намазывает Кейбл. Его руки уверенно двигались по ее гибкому загорелому телу. Это были большие, опытные руки, умелые и в любовных делах и в том, чтобы справиться с большим автомобилем на извилистой дороге и предельной скорости.
     Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. Кожа ее становилась уже розовой и пятнистой, как цветок наперстянки. Вот бы быть такой красивой, как Кейбл, и любимой таким мужчиной, как Матт.
     Ее беспокоило еще и то, что, хотя она и обыскана вдоль и поперек всю комнату, таблеток найти так и не смогла. Что скажет Ники, когда узнает, что она их потеряла? Может быть, ей удастся раздобыть их в аптеке? ?Avez-vous la pitute pour arreter les bebes??  А что если во Франции, как стране католической, эти таблетки вообще запрещены? Жаль, что нельзя спросить об этом Ивонн или Кейбл.
     - Конечно, ?Вог? платит гроши, всего двадцать пять фунтов в день, - говорила Ивонн.
     - За двадцать пять фунтов в день я не стала бы делать себе лицо, - заявила Кейбл.
     Матт вздохнул и углубился в замусоленные страницы ?Брайдсхед ривизитид?.

***

     Когда перед обедом Имоджин посмотрела на себя в зеркало, она обнаружила, что стала вся красная. У нее болели голова и глаза, она явно перегрелась на солнце. Волосы у нее стали жесткими от масла, песка и морской воды. Песок проник, казалось, всюду: в полотенце, белье, сумку, одежду. Пол в комнате стал похож на пустыню Гоби. Имоджин легла на кровать и стала думать, что будет меньшим злом - ее мешковатые брюки или другой халат. Она решила в пользу брюк, в которых по крайней мере можно было спрятать ноги. Одевшись, она еще раз и вновь безуспешно попыталась разыскать свои таблетки. Потом зашла в номер Кейбл, застав ее за расчесыванием только что вымытых эбенового цвета кудрей.
     - Боже, какая ты красная, - заметила Кейбл. - Хорошо, что ты как следует смазалась маслом. Попробуй-ка какую-нибудь из моих пудр зеленого оттенка. Угадай, что тут было. Только что ко мне подкатывал Джеймс Эджуорт. А все потому, что Ивонн так гадко с ним накануне обращалась. Не знаю, что мне в ней понравилось тогда в Лондоне. А ты знаешь, она ведь в четырнадцать лет стала королевой карнавала в Перли. Джеймс просил меня никому про это не говорить!
     К вечеру лицо Имоджин несмотря на зеленую пудру горело, как раскаленная плита. Пообедав, они отправились в ночной клуб. Ее поразило, до чего восхитительны были там девушки с их гладкими бесстрастными лицами и длинными ногами. И как красиво они танцевали. Их руки и ноги были словно растоплены солнцем, размягчены. Ники, хвативший лишнего, почти весь вечер увивался вокруг Кейбл. Матт, не обращая на них внимания, увлеченно болтал с хозяином ночного клуба. Время от времени он ободряюще улыбайся Имоджин сквозь дымный полумрак.
     Потом, вернувшись к себе в номер, она подумала, что, быть может, никогда не была так несчастна, как теперь. Вот она на Ривьере с самым красивым в мире мужчиной. Это как сон, ставший реальностью. И ей ненавистна каждая минута этого сна. Забираясь в постель, она вздрагивала от боли, вызванной солнечными ожогами. О, Господи, сделай так, чтобы он был ко мне внимательным этой ночью!
     Ники появился нескоро. Он был одет не в тот лиловый халат, на который ее чуть было не вырвало прошлой ночью, а в черный. Его ослепительная красота, подчеркнутая свежим загаром, ошеломила ее. После большой выпивки он слегка косил глазами и был похож на голодного и опасного сиамского кота. Этой ночью он явно не намерен был мириться с каким бы то ни было ее капризом. От страха у нее напрягся живот.
     - Чувствуем себя невестой, дорогая? - вкрадчиво произнес он и, крепко ухватив ее за руки, потянул ее к себе, - пора кончать игры.
     Поцелуи его были крепкими и грубыми и удовольствия ей не доставили. Она едва не задохнулась при этом от запаха духов Кейбл.
     - Нет, нет, Ники, я не хочу!
     - На этот раз, малышка, тебе придется захотеть.
     - Но ведь ты меня не любишь, - вздохнула она. - Ни капли не любишь. С тех пор, как мы уехали из Англии, ты на меня внимания не обращаешь.
     - Вздор. Разве прошлой ночью я мало старался?
     - Я не могла удержаться. Ники, пожалуйста, не надо. Я никак не найду свои таблетки.
     - Что? - это было как пистолетный выстрел.
     - Я все обыскала. Наверное, я оставила их в той гостинице.
     Глаза у него вытянулись в нитку.
     - Господи, ты хоть что-нибудь можешь сделать как следует? Я не верю, что они вообще у тебя были.
     - Были, были, - со страхом выпалила она, - поверь мне.
     - Чепуха. Ты только делала вид, что принимаешь их. Разве мы можем чем-нибудь расстроить папу!
     - Они были у меня, - сказала Имоджин, заливаясь слезами. - Ну почему ты мне не веришь?
     Ники, ослабевший от выпитого, гонялся за ней, как кот за мышью, называл ее всеми прозвищами, какие приходили в голову, пока кто-то не постучал в стену и по-немецки не велел им заткнуться. Ники ответил немецким же ругательством и толкнул Имоджин на подушку.
     - П-п-прости, Ники, - всхлипывая протянула она. - Я люблю тебя.
     - А я тебя - нет! - прорычал он. - Говорю тебе прямо. И еще я не люблю девчонок, которые привязываются к мужчинам только для того, чтобы провести отпуск где-нибудь в солнечном месте.
     И он кинулся прочь из ее комнаты, напоследок хлопнув дверью.

***

     В Пор-ле-Пэн было четыре церкви, и всю ночь Имоджин считала звоны их колоколов каждые четверть часа, пока крики петухов не возвестили о восходе солнца, лучи которого стали пробиваться сквозь жалюзи.
     Когда утром она, прикрыв заплаканные глаза темными очками, направилась вниз, из двери спальни Кейбл высунулась ее голова.
     - Я только что нашла это в одной из своих комнатных туфель. Надеюсь, ты их не искала. - И она со смехом сунула в руку Имоджин лиловую коробочку с таблетками.
     Смех, подумала Имоджин, - это самый коварный звук на свете. Кейбл и Ники лежали на пляже на некотором отдалении от остальной компании. Разговора их не было слышно, руки их были сплетены, они смеялись и что-то тихо и ласково говорили друг другу.
     Солнце жгло так же сильно, как и накануне. Но на этот раз еще свирепствовал ветер. Он вырывал из земли зонты, бил в лицо песком, ерошил зеленые перья пальм на набережной.
     - Это называется мистраль, - объяснял Матт Имоджин. - Он всех выводит из себя. Ты заметила, как приятнейшие люди превращаются в настоящих чудовищ, когда у них слишком много свободного времени?
     Ивонн высказывала какие-то жалобы Джеймсу, который прятал свое обожженное докрасна тело в огромное зеленое полотенце. Кейбл обходилась с Маттом подчеркнуто резко,