- О, какой красавец. Стоп!.. Это же Саймон! - Она взглянула на Уильяма, снова на Саймона и в одно мгновение сообразила, что к чему. - Так это и есть отец вашего ребенка?
     Гэрриет кивнула, не в силах произнести ни слова.
     - Я его знаю, - сказала Ноэль. - И даже очень хорошо. Он делает успехи; возможно, этим летом мы с ним даже будем сниматься в одном фильме. Так, значит, он отец?.. Интересно, а сам-то он об этом знает?
     - Я писала ему, - сказала Гэрриет.
     - Скорее всего он не получил вашего письма. Он ведь обожает детей. Он даже говорил, что мечтает нарожать их не меньше десятка.
     Глаза Гэрриет наполнились слезами.
     - Расскажите мне, как у него дела, - попросила она.

***

     После обеда Кит уснул на диване, Ронни и Ноэль повезли детей в кафе, Кори заперся у себя в кабинете, а Гэрриет наконец-то осталась наедине с грязной посудой и со своими перепуганными мыслями.
     Вернувшись, Ноэль зашла в кабинет Кори, однако через минуту опять появилась в гостиной, мрачнее тучи, и сразу же отправилась наверх переодеваться. Они с Ронни ужинали сегодня у каких-то знакомых.
     В восемь тридцать Ронни обеспокоенно вышагивал по гостиной.
     - Не знаю, как к этому относился Эрскин, но я просто в растерянности, - пожаловался он Киту и Гэрриет. - С ней никуда невозможно попасть вовремя. Мы сегодня ужинаем с друзьями моего отца. Ей-Богу, мне так неловко, что немолодым людям придется нас ждать.
     - Лично я, - сказал Кит, хрустя картофельными чипсами, - посоветовал бы относиться к ней, как к десятилетнему избалованному мальчишке.
     Вышел Кори и, не говоря ни слова, налил себе стакан виски.
     - Как работа? Продвигается? - спросил Кит.
     Кори пожал плечами.
     - Так себе. Сегодня я в основном вычеркивал написанное вчера. Очень полезное упражнение, укрепляет запястье.
     - Какое такое упражнение укрепляет запястье? - послышался певучий насмешливый голос, и в гостиную вошла Ноэль.
     Кори резко втянул в себя воздух и окаменел. Ронни закашлялся над сигарой.
     - Боже правый! - сказал Кит.
     Ноэль была в совершенно прозрачном черном платье. Лишь бедра отчасти прикрывало легкое облачко страусиных перьев, все же ее тело и роскошные полные груди жемчужно мерцали за легкой черной вуалью. Ее светлые волосы были зачесаны наверх; вокруг шеи, в ушах и на запястьях сверкали бриллианты. Словом, зрелище было просто ошеломляющее.
     Кит Эрскин первый пришел в себя..
     - Так это твой портрет я видел на днях на афише перед входом в "Раймонде ревю бар"? Не знал, что ты пошла работать в кабаре.
     Ронни Акленд растерянно моргал.
     - Ноэль, дорогая, мы едем к друзьям моего отца, они люди очень простые - ты уверена, что это то, что надо?..
     Кит плеснул себе виски.
     - По-моему, не стоит беспокоиться, - сказал он Ронни. - Люди старшего поколения, кажется, убеждены, что актриса и должна выглядеть, как проститутка.
     Ноэль плотно сжала губы.
     - Ронни, будь добр, сходи за моей шубой.
     Едва Ронни ушел, она обернулась к Кори, который все еще стоял неподвижно, как каменное изваяние.
     - Ну, милый, как я тебе нравлюсь? - тихо спросила она.
     Кори подошел к ней ближе и медленно осмотрел ее с головы до пят. Гэрриет видела сбоку его сжатые кулаки и щеку, которая подергивалась от напряжения. Невыносимую тишину нарушало лишь тиканье старинных часов. Наконец он протянул к ней руку и сказал:
     - Прощай, Ноэль.
     - Ты не сможешь так со мной проститься, - медленно сказала она, и желтоватый блеск в ее глазах сделался ярче.
     - Смогу. Смогу, - упрямо повторил он, словно убеждая в этом себя самого.
     В гостиную уже спешил Ронни Акленд с шубой.
     - Идем, дорогая. - Он так торопился прикрыть голое тело Ноэли, что по дороге опрокинул маленький столик. - Мы и так уже неприлично опоздали.
     В прихожей ждали дети: Джон стоял молча, с неподвижно-восковым лицом, Шатти явно еле сдерживала слезы. Увидев мать, она метнулась к ней, и полы ее красного халатика разлетелись в стороны.
     - Мамочка, не уходи, пожалуйста, не уходи! - Обхватив обеими руками ноги Ноэль, она разрыдалась.
     Ноэль попыталась мягко ее отстранить.
     - Мне надо идти. Осторожнее, ты порвешь мне колготки.
     - Мамочка, мамочка! - горестно всхлипывала Шатти. - Я не хочу, чтобы ты уходила. Когда ты вернешься?
     - Пока не знаю, мой ангел. Веди себя хорошо.
     С Кори Ноэль больше не разговаривала, но, уже садясь в "Роллс-Ройс", она неожиданно обернулась к Гэрриет.
     - Всего хорошего. Я обязательно расскажу Саймону, что видела вас.
     Когда машина отъехала, Шатти заревела в голос.
     - Тс-с! - шептала Гэрриет, поднимая ее на руки. - Не грусти, малышка, скоро вы опять увидитесь.
     Кори, хлопнув дверью, прошел к себе в кабинет.
     Как было бы хорошо, если бы утешить его было так же легко, как Шатти, думала Гэрриет.
     Вскоре после Ноэли уехал и Кит, предварительно оставив Гэрриет свой лондонский адрес и телефон.
     - Будут какие-нибудь проблемы - звони. Кори, конечно, тоже сейчас несладко, но ты тут так за всех болеешь, что, боюсь, в конечном итоге тебе придется хуже всех.
     Ужинать Кори отказался, и Гэрриет, вконец вымотанная после долгого дня, решила лечь пораньше. Однако уснуть ей так и не удалось. Ворочаясь в постели, она снова и снова спрашивала себя, что она чувствует к Саймону, но образ Саймона почему-то все время расплывался, мысли возвращались к Кори и к тем мукам, которые ему приходится терпеть.
     И почему я не могу влюбиться по-человечески, в того, кому нравлюсь сама? - обреченно думала она.

***

     Около полуночи разразилась гроза. Полыхали молнии, и тут же, без всякого перерыва, раздавался оглушительный грохот. Гэрриет вышла проверить, не проснулся ли кто из детей. И очень вовремя: из комнаты Джона доносились тихие всхлипывания.
     Она вошла и включила свет.
     - Ну что ты, заяц, это просто гроза, - говорила она, обнимая Джона. Вытянуть что-то из этого молчаливого ребенка было так трудно, что лишь через несколько минут она поняла: гроза тут ни при чем. Джон мучился и страдал из-за разрыва родителей. - Я знаю, как тебе сейчас тяжело. А насчет слез ты не беспокойся: в таких случаях все плачут. И потом, до сих пор ведь ты держался как настоящий мужчина.
     Джон шмыгнул носом.
     - Ты правда так думаешь?
     - Да. Ты похож на своего отца - он тоже настоящий мужчина.
     - Тогда почему мама хочет выйти за этого противного Ронни? Почему она больше не любит папу? Он что, сделал что-то не так?
     - Он все делал так, но иногда люди просто перестают любить друг друга. В школе ведь тоже так бывает: скажем, в прошлой четверти ты с кем-то дружил, а в этой даже не можешь понять, что ты в нем видел раньше.
     Джона недоверчиво моргнул.
     - Так это то же самое?
     - В каком-то смысле, да. У меня так вышло с отцом Уильяма. Я так любила его - а он меня перестал. Просто перестал любить, и все - не потому, что я сделала что-то не так.
     - А ты... никуда от нас не уйдешь? - спросил Джон.
     Гэрриет покачала головой.
     - А может, тебе выйти замуж за папу, как Шатти сказала? - оживился Джон.
     - Но ведь он не хочет на мне жениться - так что в итоге может получиться то же самое. Жениться стоит, только если очень любишь.
     На постель упала чья-то тень, и Гэрриет обернулась. Над ней стоял Кори.
     - Привет, - сказал Джон.
     - Пойду сделаю тебе горячего шоколада, чтобы ты уснул поскорее, - сказала Гэрриет и выскользнула из комнаты.
     Когда она вернулась, Джон уже засыпал.
     - Не уходите, - сонно пробормотал он. - Останьтесь оба, и ты и ты... Па, Гэрриет тоже тяжело, помоги ей...
     Глаза Гэрриет вдруг переполнились, и слезы поползли по щекам. Она присела на кровать и отвернулась, чтобы Джон не видел ее лица. Ладонь Кори, горячая и сухая, легла на ее руку.
     Гэрриет застыла, почти не дыша. Он был так близко, но желание оказаться еще ближе бесстыдно пульсировало в ней. Она отвела взгляд, чтобы он не мог прочесть это желание в ее глазах.
     - Уснул, - сказал Кори.
     Гэрриет неловко поднялась на ноги и, не говоря ни слова, вышла из комнаты. В коридоре Кори догнал ее и, взяв за плечи, развернул к себе. Свет из спальни падал на его лицо, постаревшее за один день.
     Боже, как он несчастен, подумала Гэрриет.
     - Все это так тяжело для тебя, - с трудом выдавила из себя она.
     - Для тебя тоже, - тихо сказал он и просто, и спокойно, будто и не могло быть иначе, притянул ее к себе.
     - Не плачь, моя хорошая.
     Остатки ее сил улетучились.
     - Не плачь, - повторил он. - Мы нужны друг другу, и глупо делать вид, будто это не так. Ну, маленькая моя? Увидишь, скоро у нас с тобой все устроится.
     Гэрриет вдруг с неожиданной, почти пугающей ясностью увидела, как она любит этого человека.
     Но я не вынесу этого еще раз, безмолвно крикнула она. Я не могу больше сходить с ума из-за того, кто меня не любит... кто сам сходит с ума по другой.
     Еще секунду она трепетала в его объятьях, потом отступила на шаг.
     - Так нельзя, - задыхаясь, проговорила она. - Я нужна тебе как таблетка аспирина, на несколько часов, чтобы облегчить боль. Я так не хочу. Боль потом все равно вернется... сильнее, чем прежде.
     - Не обязательно. Может быть, она уйдет насовсем.
     Но Гэрриет, не слушая его, бросилась в свою комнату. В эту ночь она проплакала до рассвета, потому что знала, что оттолкнула его тогда, когда была ему нужнее всего, и что он, Кори Эрскин, никогда уже больше не попросит ее о помощи.

Глава 20

     Обстановка в доме до того накалилась, что, когда на следующий день пришла телеграмма от "Метро-Голдуин-Майер" и выяснилось, что Кори должен срочно лететь в Штаты, всем как будто даже немного полегчало. Тритон, почуяв разлуку, явился в комнату Кори и с горестным видом уселся в раскрытый чемодан. Гэрриет Прекрасно его понимала, сама же утешалась тем, что Кори собирался пробовать Пифию на скачках и, значит, должен был вернуться через две недели, не позже.

***

     Гэрриет отчаянно недоставало Кори. Она так привыкла к тому, что можно в любой момент обратиться к нему за помощью и советом, что теперь чувствовала себя потерянной и в тысячный раз кляла себя за то, что отвернулась от него.
     Шатти после отъезда матери утешилась довольно быстро. Кори все-таки купил ей велосипед, и теперь вся ее энергия уходила на то, чтобы научиться на нем ездить. Джон, наоборот, выглядел подавленным, ничего не ел и жаловался на головную боль.
     На другой день после отъезда Кори у миссис Боттомли был выходной.
     - Мне надо поместить что-нибудь в "Крейвен геральд", - сказала она, входя в кухню. На ней уже была фиолетовая чалма и ондатровая шуба.
     - Зачем? - машинально спросила Гэрриет.
     - Скоро десять лет, как скончался мистер Боттомли. - Миссис Боттомли горестно поджала губы. - В годовщину его смерти я всегда помещаю несколько строк в колонке поминовений - так принято.
     Принято, подумала Гэрриет. Наверное, что-нибудь вроде: "Вечная память бабушке милой, которая нынче сокрыта могилой".
     - Обычно для меня все писал мистер Кори, а вчера он уехал в такой спешке, что я не успела его попросить, - пожаловалась миссис Боттомли.
     - А мистер Боттомли живет теперь на небе в комнате для гостей, да? - спросила Шатти, которая всегда живо интересовалась вопросами смерти.
     - Да, вероятно, - кивнула Гэрриет, чтобы не углубляться.
     - Повезло ему, - сказала Шатти. - Утром, как проснется, он там может есть печенье прямо из пачки. Как ты думаешь, а зубы там, на небе, чистить надо?, - Может, можно дать тот же текст, что в прошлом году? - предложила Гэрриет.
     - Нельзя, люди заметят, - вздохнула миссис Боттомли. - Придется самой что-то придумывать. Ну, до свидания! - заключила она и, напевая себе под нос какой-то псалом, отправилась на автобусную остановку.
     Гэрриет взяла стопку выглаженного белья и пошла наверх: пора было будить Уильяма. Внезапно из комнаты Джона донесся громкий стон. Уронив белье, Гэрриет бросилась к двери. Джон, белый, как бумага, лежал на кровати и стонал, обхватив голову руками.
     - Болит! Болит!..
     Он был весь в поту, градусник показывал тридцать восемь и четыре.
     К обеду пришел доктор. Осмотрев Джона, он сказал, что многие в округе болеют гриппом, и выписал антибиотики.
     - Если будет жаловаться, что ему жарко, обтирайте его влажной салфеткой. Завтра должно наступить улучшение.
     Улучшение наступило уже сегодня, во второй половине дня. Головная боль как будто прошла, зато появился волчий аппетит, и Джон умял все, что принесла Гэрриет: кусок курятины с картофельным пюре и мороженое.
     - Нет, ты сейчас ни за что не согласишься, - вкрадчиво начал он, когда Гэрриет зашла за подносом. - А вдруг все-таки?...
     - О чем это ты? - спросила она.
     - Вот, думаю, не сыграешь ли ты со мной в "Монополию".
     - Не получится: Севенокс сожрал карточки со старой Кентской дороги и весь Мейфэр.
     - Я сделаю новые карточки, - поспешно сказал Джон. - Так что, сыграем на десять пенсов?
     Когда карточки были готовы и они уже совсем собрались играть, Джона вырвало на постель, а к тому времени, когда Гэрриет все убрала и сменила белье, ему стало гораздо хуже. Температура подскочила до сорока одного, Джон кричал, что ему жарко и что у него болит голова.
     Тут, как нарочно, проснулся Уильям после дневного сна, а Шатти, которая вечно разгуливала по дому босиком, споткнулась о ножку кровати Джона и разревелась.
     - Да замолчите же вы все! - потеряв терпенье, выкрикнула Гэрриет и бросилась снова звонить врачу.
     - Доктор Бернетт находится на вызове, - сообщил бесстрастный автоответчик. - Оставьте сообщение, и он свяжется с вами при первой возможности.
     Она попыталась дозвониться до доктора Роубо-тема и получила тот же ответ. Стояла прекрасная погода, и, возможно, оба они сейчас играли где-нибудь в гольф.
     Прошло полчаса, но никто с ней так и не связался. Уильям орал от голода. Шатти крутилась рядом, делая вид, что помогает, а на самом деле просто путаясь под ногами. Севенокс разлегся поперек лестничной площадки и горестно вздыхал, намекая, что ему давно пора гулять. Джон метался по постели, стонал и нес какой-то бред про черного кучера и про то, что лошади до сих пор не готовы.
     В отчаянии Гэрриет набрала номер телефона Элизабет Пембертон.
     - Да, - не очень любезно сказала Элизабет. Из глубины трубки доносился оживленный шум, какой бывает во время игры в бридж. Гэрриет представила, как женщины за столом увлеченно подкладывают себе куски шоколадного торта и перемывают косточки всем знакомым.
     - Кори улетел в Штаты, а миссис Боттомли сегодня выходная. Джон заболел, по-моему, очень серьезно. Жалуется на головную боль. Я пыталась связаться с доктором Бернеттом, потом с доктором Ро-уботемом, но ни того, ни другого нет дома. Может, вы кого-нибудь посоветуете?
     - Сейчас подумаю, - сказала Элизабет. - Мне, правда, сейчас так некогда...
     "А тут еще ты на мою голову", - слышалось в ее тоне.
     - Попробуй позвонить доктору Мелушу, - сказала наконец Элизабет. - Он врач старой закалки, но говорят, что хороший. Живет в Гаргрейве. Если что, перезвонишь потом.
     Доктор Мелуш тоже оказался на вызове. Джон в своей комнате стонал не умолкая. Гэрриет глубоко вздохнула и набрала три девятки - номер "Скорой" помощи.
     - Я в доме одна с тремя детьми. Старший мальчик серьезно заболел. Боюсь, это воспаление мозга. Вы можете мне помочь?
     Борясь со слезами, Гэрриет кое-как выговорила адрес.
     - Ну-ну, не раскисать! - приказал уверенный голос на том конце провода. - Сейчас будем.
     Гэрриет собирала чемодан для Джона и одевала Уильяма, пытаясь одновременно успокоить Шатти и не споткнуться об Севенокса, когда телефон снова зазвонил.
     Это оказалась Самми.
     - Что у вас там такое?
     - Джон заболел. Я вызвала "Скорую".
     - Ну и правильно сделала. Сейчас я приеду и заберу Шатти и Уильяма к себе... Конечно, сможем. Ничего, как-нибудь справимся, а ты поезжай с Джоном.
     - А что скажет Элизабет?
     - Да пусть говорит что хочет. В конце концов, не ей смотреть задетьми. Ну все, я сейчас буду.
     Гэрриет металась по дому, собирая вещи. Пижама, зубная паста, старый плюшевый мишка, любимая книжка Джона. Она хотела написать записку миссис Боттомли, но не нашла в доме ни одного карандаша: Кори имел привычку прикарманивать все пишущие предметы, после чего их уже невозможно было найти.
     Самми прибыла одновременно со "Скорой".
     - Еле выбралась из дому. Все Элизабет, стерва бесчувственная. И все ее гости точно такие же. Поезжай, ни о чем не беспокойся. С бутылочками, пеленками и миссис Боттомли я как-нибудь сама разберусь.
     Два санитара с одинаковыми косыми проборами сносили носилки вниз по лестнице, командуя друг другу: "Выше! Ниже! Влево подай!"
     Бледный Джон молча покачивался на носилках.
     - Бедненький мой! - улыбнулась Самми. - Намучился? Но ничего, в больнице тебя быстро приведут в норму. Завтра я заеду, привезу тебе чего-нибудь вкусненького.
     - А можно я буду спать с Джорджи в одной кровати? - спросила Шатти.

***

     - Сколько лет Кори? - спросил врач, дежуривший в приемном покое.
     - Тридцать четыре.
     Ответом ей был весьма удивленный взгляд.
     - Ах, простите, Кори - это его имя по отцу. Дома его зовут Джоном. Восемь лет.
     Дежурный врач подчеркнул в карточке имя "Джон" и продолжал спрашивать. В каком возрасте Джон начал сидеть? Ходить? Все ли у него прививки? Гэрриет не могла ответить ни на один вопрос.
     Потом их отвели по извилистому длинному коридору в палату с одной кроватью. Все кругом было обтянуто целлофаном, сестры и нянечки ходили в марлевых масках.
     - Это обычная предосторожность, пока не выяснен диагноз, - сказала одна из них.
     Маленькая палата казалась уютной, очевидно, благодаря оконной занавеске, на которой была изображена целая сельская улица с кошками, собаками и базарной площадью посередине. Церковные часы показывали три. Трубочист чистил трубу, и так сверкавшую чистотой; из окон выглядывали дети. Гэр-риет бездумно разглядывала эту картину, ожидая результатов спинно-мозговой пункции.
     В голове у нее роились мысли о тифе, оспе и полиомиелите. Боже, Боже, не дай ему умереть!
     Светлые волосы Джона слиплись и потемнели от пота, но ему как будто немного полегчало. Гэрриет наклонилась, чтобы стереть ему пот со лба.
     - У тебя в этой блузке сиськи висят, - слабо улыбаясь, сказал Джон.
     - Не успела надеть лифчик, - пробормотала Гэрриет.
     Через полчаса сестры и нянечки сняли стерильные маски и халаты. Еще через некоторое время явился специалист. Это был высокий седой мужчина с хлопьями перхоти на воротнике. От него пахло потом.
     - По всей видимости, мы имеем дело с менингитом на ранней стадии, - сказал он. - В спинномозговой жидкости избыток белых кровяных телец. Если число их не будет расти, то особых оснований для беспокойства нет. Но все же, думаю, стоит поставить в известность родителей мальчика.
     Далее последовали попытки выяснить, где именно в Америке находится Кори, но они так ничем и не увенчались.
     Гэрриет старалась не показывать Джону своего смятения. Ей самой сейчас требовалось одно - услышать по телефону голос Кори. Ни разу в жизни он не был ей так нужен, как сейчас, - но, увы, ничего не выходило. Лондонский агент Кори уже закрыл свой офис до понедельника, дома его тоже не было. Звонить в Нью-Йорк по оставленному Кори телефону она не могла, потому что у нее было слишком мало денег. Агент Ноэль сообщил, что она уехала на выходные в Париж, не оставив адреса, так что связаться с ней можно будет только во вторник. Очередь к телефону, состоявшая в основном из пациенток родильного отделения, начинала уже роптать. Косясь на огромные животы женщин, обтянутые стегаными халатами, Гэрриет позвонила Элизабет, и та неохотно обещала, что попытается что-нибудь сделать. Под конец Гэрриет минутку поговорила с Шатти. Услышав в трубке