еред  Морисом, когда  в  дом  вошла  невысокая  стройная
девушка  с   роскошными  темно-каштановыми   волосами  и  невероятно
притягательными большими  карими глазами. Я сразу узнал ее, хотя она
была не в подвенечном платье, а в простеньких черных брюках и легкой
короткой куртке зеленого цвета.
   Даже в  такой незатейливой одежде Софи выглядела как королева. Ее
утонченная красота  в сочетании  с одухотворенностью,  сквозившей во
всем ее  облике, и каким-то внутренним огнем, идущим из самых глубин
ее естества,  произвела на меня эффект, сравнимый разве что с прямым
попаданием молнии  в голову...  Внезапно я  вспомнил  слова  Мориса:
"Разумеется, он  тоже полюбил ее. Иначе и быть не могло", - и теперь
они уже  не казались  мне наивными.  Более того, теперь я находил их
очень меткими. Да, разумеется, как же иначе...
   Не  стану   спорить,  что   каждый  человек  по-своему  красив  и
привлекателен, но  согласитесь также,  что  красота  красоте  рознь,
равно как  и  привлекательность  привлекательности.  Обычно  природа
соблюдает баланс,  в меру  распределяя эти  качества,  однако  порой
встречаются отклонения  в ту  или  другую  сторону.  Зачастую  очень
красивые женщины  не слишком  привлекательны, а привлекательные - не
очень красивы;  речь, конечно,  идет о  первом впечатлении,  которое
впоследствии может  измениться. Но  бывает и  так, что  она (то бишь
природа) допускает  вопиющую  несправедливость,  обделяя  одних  как
красотой, так  и привлекательностью, а других одаряя ими сверх меры.
И еще  неизвестно, что  хуже: если  некрасивые  и  непривлекательные
женщины в  большинстве своем просто несчастны, то женщины, у которых
и красота,  и привлекательность присутствуют в превосходной степени,
нередко становятся  настоящим стихийным  бедствием - как для других,
так и  для самих  себя.  К  разряду  ходячих  стихийных  бедствий  я
относил, при  всей моей любви к ним, Диану, Юнону, Дэйру и Пенелопу.
К этой же милой компании, вне всяких сомнений, принадлежала и Софи.
   Увидев в  доме незнакомца,  Софи лишь  на мгновение  растерялась,
затем смерила  меня оценивающим  взглядом и, как ни в чем не бывало,
приветливо произнесла:
   - Bonsoir, monsieur[24].
--------------------------------------------------------------
 24 "Добрый вечер, месье" (фр.).

   У нее  был приятный  мелодичный голос  и очаровательный восточный
акцент, который  казался тем  более экзотичным,  что внешность  Софи
была  чисто  европейская,  скорее  даже  британская -  этакая  смесь
кельтской и англосаксонской кровей.
   За время  знакомства с Морисом я неплохо поднаторел в французском
языке, но общаться на нем с другими людьми еще не решался. Поэтому я
ответил нарочито неуклюже, с утрированным английским акцентом:
   - Bonsoir, mademoiselle[25].
--------------------------------------------------------------
 25 "Добрый вечер, мадемуазель" (фр.).

   Это возымело  свое действие,  и Софи тут же перешла на английский
язык, которым, как оказалось, владела весьма недурно.
   - А вы  не похожи  на заблудившегося  альпиниста, - заметила она,
снимая слегка  припорошенную снегом куртку. Мельком глянув в окно, я
обнаружил, что начался снегопад. - Вы здесь в гостях или как?
   Под  курткой   на  Софи  была  симпатичная  красная  кофточка  из
неизвестного мне  материала, которая,  как и  брюки, плотно облегала
фигуру, подчеркивая  все ее  достоинства и  указывая  на  отсутствие
каких-либо из®янов.
   - Вы правы,  я не  альпинист, - ответил  я, украдкой  раздевая ее
взглядом (уж  с этим  я ничего  не мог  поделать, только старался не
слишком наглеть). - Я гость господина де Бельфора.
   - Ага, понятно. -  (И если  Софи поняла  меня так,  что  я  гость
Бельфора-старшего, то  это ее  личное дело.) -  Хотя  странно...  Он
ничего не говорил вам обо мне?
   - О  вас? -   Я  замялся,   не  зная,   что  и  сказать. -  Ну...
собственно...
   Софи истолковала  мое  поведение  по-своему  и  решила  прояснить
ситуацию.
   - Я Софи  де Бельфор, -  представилась она. -  Франсуа де Бельфор
мой тесть.
   - Да, конечно  же... То  есть, я  хотел сказать,  что  мне  очень
приятно... В  смысле, приятно  познакомиться, - сбивчиво  проговорил
я. - А меня зовут Эрик Брендон. Весь к вашим услугам.
   Софи одарила  меня пленительной  улыбкой, от  которой  мой  пульс
подскочил раза в полтора.
   - Судя по  произношению, вы  не с  Земли, -  сказала  она. -  Ваш
английский  довольно  архаичен,  что  характерно  для  отста...  для
провинциальных планет.
   - Угадали. - Мне  не оставалось  ничего другого,  как подыгрывать
ей. - Мои  соотечественники ведут  замкнутый образ  жизни и избегают
контактов с внешним миром.
   - В самом деле? А как называется ваша родина?
   - Царство Света. Вряд ли вы слышали о ней.
   Софи утвердительно кивнула:
   - И правда, не слышала. Но название очень красивое.
   С этими  словами Софи  подошла к  визору и,  как бы между прочим,
нажала одну из кнопок. Когда в ответ ничего не произошло, на ее лице
отразилось удивление.  Она еще несколько раз с тем же успехом ткнула
кнопку, затем  наклонилась  и  заглянула  в  щель.  Теперь  лицо  ее
выражало целую  гамму чувств  от тревоги и растерянности до досады и
раздражения, а на ее щеках вспыхнул яркий румянец.
   Резко выпрямившись,  Софи  повернулась  ко  мне  и  требовательно
спросила:
   - Где она?!
   Благо у  меня было  время подготовиться  к  этому  вопросу,  и  я
ухитрился не выдать своего замешательства. Стараясь не переигрывать,
я с искренним недоумением произнес:
   - О чем вы говорите?
   - О записи!
   - О  какой  записи? -  невинно  осведомился  я. -  У  вас  что-то
пропало?.. Ах  да, понимаю.  Теперь  я  вспомнил,  что  господин  де
Бельфор производил у пульта какие-то манипуляции.
   - А он не включал визор?
   - Нет, не включал.
   В конце  концов, я  не солгал.  Морис  действительно  не  включал
визор, это  я включил  его, а  он лишь  выключил и забрал карточку с
записью.
   Софи облегченно  вздохнула и все же, очевидно для пущей верности,
испытующе посмотрела  на меня.  Ее взгляд  вдруг показался мне таким
странно-знакомым,  что  я  непроизвольно  послал  в  ее  направлении
импульс...
   С этим  я явно  переборщил. И  не только  потому, что  был слегка
взвинчен, но  также и по той причине, что еще не успел приноровиться
к местным условиям. Из-за интенсивной эксплуатации Формирующие здесь
были возбуждены  до предела  и, образно  говоря, гудели, как провода
высоковольтной линии при значительной перегрузке.
   Впрочем, я  не оправдываюсь.  Я просто  об®ясняю,  почему  вместо
безобидного  толчка   у  меня  получился  нокаутирующий  удар.  Софи
пошатнулась и  упала бы  в обморок  на пол, но, к счастью, я вовремя
среагировал, так  что ее  падение было более мягким - прямиком в мои
об®ятия.
   Подхватив бесчувственную Софи на руки, я несколько минут простоял
в неподвижности,  потрясенный и  обалделый.  Потрясен  я  был  своим
открытием, а  обалдел от  того, что  держал  это  открытие  в  своих
об®ятиях, крепко  прижимая его (вернее, ее) к себе. Должен признать,
что второе довлело над первым, и я испытывал огромный соблазн сейчас
же, не  теряя ни секунды, взбежать с ней наверх, запереться в первой
попавшейся спальне  и чисто по-мужски воспользоваться ее состоянием.
Лишь неимоверным  усилием воли  я подавил  в  себе  это  недостойное
желание,  однако   не  смог   удержаться,  чтобы  не  поцеловать  ее
бесчувственные губы.
   То ли  под воздействием  моего поцелуя,  то ли просто потому, что
прошло достаточно времени, Софи начала подавать признаки жизни. Веки
ее дрогнули, дыхание стало более глубоким и ритмичным, а щеки слегка
заалели.
   Я усадил  Софи в  кресло, а сам сел рядом с ней. Кресло оказалось
достаточно вместительным  для нас обоих, но недостаточно просторным,
чтобы мы могли сидеть, не прикасаясь друг к другу. Мало того, правой
рукой я  обнимал Софи за плечи, а моя левая рука лежала на ее бедре.
Я пытался  заставить себя убрать хоть эту руку, но все мои аргументы
на сей счет казались мне неубедительными.
   Наконец Софи  распахнула глаза  и посмотрела на меня затуманенным
взглядом. Затем смущенно улыбнулась и произнесла:
   - Не знаю, что на меня нашло.
   "Зато я знаю", - подумал я.
   Впрочем, думал  я не  только об  этом. Мои мысли двигались в двух
разных направлениях,  одновременно и  независимо друг  от друга. Как
сказала бы  в шутку  Диана, мой  мозг переключился  в режим реальной
многозадачности. Однако мне было не до шуток.
   Я думал о своем открытии. Я обнаружил у Софи Дар. Причем, судя по
характерному "эху",  у нее  был Скрытый Дар, унаследованный от отца-
Одаренного, а  ее мать  была простой смертной. Возможно, ее отец был
мутантом или  сыном (или даже внуком) мутанта, но лично я не верил в
существование мутационного  Дара. Я  не видел  ни  единого  мутанта-
Одаренного, и  никто из  тех, с  кем я  разговаривал об этом, не мог
назвать мне ни одного конкретного имени - только "кто-то", "где-то",
"когда-то". Я же привык доверять фактам, не полагаясь на слухи.
   А факт  состоял в  том, что  Софи -  полукровка.  Но  откуда  она
взялась? Кто ее отец? Неужели Кевин? О, ужас!..
   Хотя нет,  вряд ли.  Из послания  Кевина следовало, что он открыл
этот мир  около пятнадцати  лет назад,  а Софи  сейчас девятнадцать-
двадцать, не  меньше. Конечно,  возможен и  такой вариант,  что  она
родилась в  другом мире, а в возрасте пяти лет Кевин продал ее здесь
на невольничьем  рынке... Чушь!  Кевин  псих,  но  не  чудовище.  Он
обожает всех  своих сестер,  даже ненормальную  Ди, даже  распутницу
Алису по  прозвищу "Из  рук в  руки"; по-своему он любит и Пенелопу,
хотя сам  не признается себе в этом. Семья для него святое, и будь у
него дочь,  он бы души в ней не чаял. В сущности, ты хороший парень,
Кевин... но почему я терпеть тебя не могу?..
   Итак, остается  Александр. Похоже, Софи его дочь, о существовании
которой он  не подозревает. Нечего сказать, хорошенькая перспектива!
А если  еще окажется, что Диана права насчет той девушки, Дженнифер,
то  и   вовсе  получается   цепь  дичайших,   попросту   невозможных
совпадений.
   Это надо же! Первый человек, которого я повстречал в мире простых
смертных, на  поверку  оказался  Одаренным  и,  скорее  всего,  моим
родственником. Вернее,  родственницей, кузиной.  Сказал бы кому - не
поверят же!..
   Параллельно с  этим я  думал о  Софи не  как о  полукровке и моей
предполагаемой кузине,  а как  о женщине, которая в считанные минуты
заставила меня  потерять голову.  Я думал  о том, что на одной Радке
свет клином не сошелся. То же самое я думал о Дэйре. Вместе с тем, я
сильно подозревал,  что свет  для меня все-таки сходится клином - но
теперь на  Софи. Случайная  встреча, одно  невинное прикосновение, и
вся моя личная жизнь полетела вверх тормашками... Мамочка, я влип!
   - Пожалуйста, - слабым  голосом произнесла  Софи; видно было, что
она еще плохо себя чувствует. - Не смотрите на меня так.
   - Как?
   - Ну, так... так, как вы смотрите.
   - Я не  могу смотреть  на вас  по-другому, - честно  ответил я. -
Смотрю так, как выходит.
   Софи тяжело вздохнула:
   - В этом моя беда... Тогда совсем не смотрите.
   - Вы требуете от меня невозможного, - сказал я, и это была чистая
правда.
   Она слегка  вздернула подбородок,  видимо с тем, чтобы, глядя мне
прямо в глаза, попросить меня пересесть в другое кресло. А я как раз
и сам  собирался это  сделать и  уже подался  немного вперед.  У нас
получились на  редкость синхронные движения, наши губы встретились и
совершенно неожиданно слились в поцелуе.
   Поцелуй был  жарким и  взаимным, но  длился недолго. Не говоря ни
слова, Софи  высвободилась из  моих об®ятий  и встала.  На ногах она
держалась не  очень уверенно,  но и  упасть ей уже не грозило. Молча
она обошла  столик и опустилась в кресло, которое я занимал во время
разговора  с   Морисом.  Затем   взяла  стакан   с  недопитым   мной
апельсиновым соком и скептически посмотрела на него.
   - Это ваш?
   - Да, мой.
   - Тогда хуже не будет.
   - В каком смысле? - не понял я.
   - Все равно мы с вами целовались.
   Я смутился  и на  пару секунд  отвел взгляд  от Софи,  но  потом,
совладав с собой, снова уставился на нее.
   А Софи  между тем  выпила остаток сока и вернула пустой стакан на
прежнее место.
   - Это все  от  волнения, -  сказала  она,  об®ясняя  то  ли  свой
обморок, то ли наш поцелуй. - Пожалуй, я слишком впечатлительная.
   - Вы так переволновались из-за записи? - спросил я.
   - Да. Это...  это слишком личная запись. Ничего такого особенного
в ней нет, но я бы очень не хотела, чтобы ее кто-то смотрел.
   - А господин де Бельфор?
   - Франсуа уже  видел ее;  по крайней  мере, начало.  Он нашел эту
карточку среди вещей Мориса и отдал мне.
   - А вы столь неосмотрительно оставили ее здесь?
   - Не совсем  так. Она всегда здесь, но хранится в надежном месте.
Просто вчера  я забыла  вынуть ее. -  Софи внимательно посмотрела на
меня. - Так Франсуа вам действительно ничего не сказал?
   - О чем?
   - Что я здесь живу. В этом доме.
   Вот-те на!..  Изображать удивление  нужды не  было, я  и так  был
удивлен. А  еще обескуражен.  Удивился я  главным образом  тому, что
Морис не  заметил ничего  подозрительного.  А  ведь  должен  же  был
заметить хоть  что-то! Хоть  бы на  той же кухне - по обстановке, по
продуктам в  холодильнике  (или  что  там  его  заменяет).  Впрочем,
возможно он решил, что здесь хозяйничал его кузен Филипп.
   А обескуражен  я был,  поскольку попал  в неловкое положение и не
знал,  как  из  него  выкрутиться.  Теперь  ясно,  почему  Софи  так
озадачена. Любому  на ее  месте показалось  бы  подозрительным,  что
Франсуа де  Бельфор оставил  своего гостя,  мужчину, на ночь в доме,
где живет  его невестка,  причем одна-однешенька.  Поступи он  так в
действительности, это здорово смахивало бы на сводничество...
   Вдруг Софи  рассмеялась. Ее  смех был  звонкий  и  чистый,  а  во
взгляде, наряду с весельем, присутствовало также смущение.
   - Вот оно что! Понимаю...
   - И что же? - полюбопытствовал я.
   Она уняла свой смех и об®яснила:
   - Франсуа старый  сводник. Последние полгода он усиленно ищет мне
мужа. Ведь вы не женаты, правда?
   - Нет... То есть, я не женат.
   - Значит, я угадала. Вы очередной кандидат мне в мужья.
   - Ага... - пробормотал я, краснея.
   Склонив набок  голову и  откинув назад  длинную прядь  каштановых
волос, Софи  принялась рассматривать меня уже не просто с интересом,
а как  бы оценивающе.  Мне стало  неловко. Я  чувствовал себя в роли
племенного жеребца, и не скажу, что был от этого в восторге.
   - Ну что  ж, - наконец  произнесла  Софи. -  Надо  признать,  что
Франсуа относится  к своей затее серьезно и не жалеет ни времени, ни
сил. - Если  это был комплемент, то весьма своеобразный. - Небось, у
вас на родине ваш отец занимает видное положение?
   - В нашем  мире он  самый влиятельный  человек, - ответил  я,  не
покривив душой.  Я решил  по возможности не лгать ей, поскольку она,
по причине  своего Дара,  рано или  поздно обязательно  узнает,  кто
такой я и кто мой отец.
   Софи кивнула:
   - Так я  и думала.  В последнее  время Франсуа  принимает слишком
деятельное участие  в моей  судьбе, чересчур  сильно  опекает  меня,
порой даже  допекает своей  опекой. С тех пор, как он удочерил меня,
ему повсюду мерещатся проходимцы, охотники за богатым приданым.
   - Он удочерил вас?
   - А вы не знали?
   - Понятия не имел.
   - Гм, странно.  Еще в  мае прошлого  года Франсуа удочерил меня и
сделал  своей   главной  наследницей.  Морис  был  его  единственным
ребенком, и когда он погиб...
   Софи умолкла,  ясный взгляд  ее потускнел.  Трудно сказать, какие
чувства  обуревали   ее -  грусть,   тоска,  раскаяние,   сожаление,
осознание собственной вины... Но в одном сомневаться не приходилось:
она не  была равнодушна  к Морису,  и  очень  болезненно  восприняла
известие о его гибели. Эта боль все еще жила в ней...
   - Вы сильно любили своего мужа? - напрямик спросил я.
   Это был бесцеремонный и нетактичный вопрос, но мне очень хотелось
услышать ответ.  Главным образом  меня интересовало  не то,  что она
скажет (на  ее откровенность  я не  рассчитывал), а   к а к  она это
скажет.
   Софи ответила  не сразу.  Сперва она  внимательно осмотрела  свои
безупречно наманикюренные  ногти, затем  подтянула ноги  на сидение,
обхватила колени  руками и,  откинувшись на спинку кресла, устремила
на меня задумчивый взгляд.
   Я смотрел  на нее, поджав подбородок рукой - чтобы, чего доброго,
не отвалилась  челюсть. Неужели  она не понимает, как соблазнительно
выглядит в  этой позе?! Или нарочно провоцирует меня?.. Хотя нет, не
думаю. Скорее, она слишком непосредственна и, в определенном смысле,
наивна - как  Пенелопа, которая без всякого умысла разбивает мужские
сердца. И женские, впрочем, тоже...
   - Я любила  Мориса, - наконец  заговорила Софи.  В ее голосе была
такая искренность,  которую невозможно  подделать; она  не  пыталась
убедить меня  и не  оправдывалась, а  просто констатировала это, как
бесспорный факт. -  Но Морис  не верил  в мои  чувства. Он не верил,
когда я  говорила, что  люблю его. Я всеми силами старалась доказать
ему свою  любовь, но  он все  равно не верил. Он вбил себе в голову,
что я только покоряюсь ему, а сама втайне мечтаю избавиться от него.
Возможно, со  стороны это  так и  выглядело, но... Вы ведь ничего не
знаете о моем прошлом?
   - Кое-что знаю, - ответил я. - В общих чертах.
   - Фактически я  была рабыней, -  продолжала Софи, - хоть и жила в
роскоши. Морис  купил мне  свободу, но  тогда я этого не понимала. Я
считала его  своим  новым  хозяином, -  она  грустно  усмехнулась, -
хозяином моей  мечты. Хозяином, которого я любила не в силу долга, а
по велению  сердца. Морис не уставал твердить мне, что я свободна, и
в теории  я это  знала.  Но  на  практике...  Лишь  позже  я  начала
осознавать, что  свобода - нечто  большее, чем  возможность выбирать
себе хозяина.  И даже  большее, чем  просто быть  хозяином себе. Мне
нужно было  время, чтобы  привыкнуть к  свободе, научиться  жить без
хозяина, обрести самостоятельность - но Морис не хотел этого понять.
Он полагал,  что достаточно  освободить раба,  и  тот  сразу  станет
свободным человеком.
   - А как же ваш... - я с опозданием прикусил язык.
   - Что "мой"?
   Я растерялся. Нужно было срочно что-то придумать, но, как на зло,
мои мысли  зациклились на  одном вопросе,  и ничего  путного,  кроме
нелепых отговорок,  в голову  не приходило.  Софи сразу  почувствует
фальшь...
   "Ну и черт с ним, - в конце концов решил я. - С какой это стати я
должен деликатничать?"
   - Мне говорили, - осторожно начал я, - что по пути на Землю вы...
э-э... у  вас начался  роман с  одним человеком,  другом Мориса.  Не
знаю, насколько  это соответствует  действительности, но... В общем,
мне так говорили.
   Софи потупила  глаза и  густо покраснела. Видя ее смущение, я тут
же пожалел,  что не  прибегнул к  одной из  тех  нелепых  отговорок,
которые лезли мне в голову.
   - Вас не  совсем точно  информировали, - сказала она, не поднимая
взгляда. - Или  вы неверно поняли. То был не друг, а  п о д р у г а
Мориса.
   - Подруга?! - ошарашено переспросил я.
   - Да, - кивнула  Софи. - Подруга, вернее, любовница. Она была без
памяти влюблена в Мориса и страшно ревновала. Я хотела успокоить ее,
мне казалось,  что мы  и втроем  сможем неплохо  поладить - ведь  на
Новой Персии  многоженство в  порядке вещей.  Алине, подруге Мориса,
понравилось со  мной, я  думала, что  все идет хорошо, и лишь потом,
значительно позже, поняла свою ошибку.
   - Стало быть, Морис решил, что вы... ну, эта...
   - Нет, хотя  в некотором  смысле я   э т а .  На Новой  Персии  и
э т о  в  порядке вещей,  особенно в таких больших гаремах, как тот,
где я  воспитывалась. - С