ети Даны.  Таким же  был и его характер - я бы назвал
его золотым.  Будь у  Дэйры такой  характер... Впрочем, тогда бы она
была идеальной -  а ведь недаром говорят, что идеальная женщина хуже
фурии. Пожалуй,  беда Дэйры  как раз в том, что она чересчур хороша;
мужчины бегут  не от  нее  как  таковой,  а  скорее  от  собственных
недостатков, которые  становятся слишком уж явными в ее присутствии.
Для многих  это невыносимо.  Даже не  для многих, а для подавляющего
большинства мужчин.
   - Твоя сестренка  расцвела, - сказал  я Шону. -  Она всегда дивно
выглядит, но сейчас просто сияет от счастья.
   - Точно так  же она  сияла, когда  вы... когда  была  с  тобой, -
заметил Шон. -  Жаль, что у вас ничего не получилось. Боюсь, с Мелом
у нее не всерьез и не надолго.
   - Можно подумать, что со мной было иначе.
   - Можно подумать, -  повторил Шон  с утвердительной интонацией. -
Тебе никто  не говорил,  мой дорогой Ромео, что ты разбил ее сердце?
Если бы  с тобой  у нее  не было  ничего серьезного,  она бы  так не
переживала из-за вашего разрыва. Даже Кевин сказал...
   Он умолк,  так и  не  закончив  своей  мысли,  а  я  презрительно
фыркнул:
   - Даже Кевин, подумать только! Тоже мне авторитет!
   Шон внимательно посмотрел на меня.
   - Вот уж не пойму, - проговорил он в задумчивости. - Чем тебе так
насолил Кевин? Что ты имеешь против него?
   - Да ничего  не имею, -  ответил  я,  небрежно  пожав  плечами. -
Просто он ненормальный.
   - Ну и  что? Даже  если он  ненормальный, тебе-то какое дело? Его
одержимость замужними  блондинками, это его личное горе. Я не думаю,
что ты  принимаешь близко  к сердцу беды несчастных обманутых мужей.
Здесь что-то  другое - но  что? Почему  бы  тебе  не  обратиться  за
помощью к своему отцу?
   Я энергично  и слишком  торопливо замотал  головой. Обращаться  к
отцу я не собирался, боясь, как бы он не выудил из моего подсознания
нечто такое,  чего я упорно не хотел знать. Изредка, задумываясь над
своим  отношением   к  Кевину,   я  приходил  к  выводу,  что  здесь
действительно что-то  нечисто. Антипатию к нему я испытывал, сколько
себя помню,  и не  имел ни  малейшего желания  выяснять ее  истинную
причину. Поэтому я поспешил вернуть наш разговор в прежнее русло:
   - Так что же сказал Кевин?
   - Ты не поверишь, - ухмыльнулся Шон.
   - А вдруг? Пусть я не жалую его, но это еще не значит, что считаю
его способным говорить обо мне одни только гадости.
   - Что ж, ладно. Кевин говорил, что вы с Дэйрой идеально подходите
друг другу,  из вас  получилась бы  отличная пара,  если бы  не  три
"но"...
   - Целых три?
   - Да. Во-первых, разница в возрасте.
   - Как и в случае с Мелом, - заметил я.
   - Да, - согласился  Шон. - Во-вторых,  близкое родство  по  обеим
линиям.
   - Опять же, как и в случае с Мелом.
   - Да. И в-третьих, ты любишь другую.
   Я вздохнул:
   - Что верно, то верно.
   Мы немного помолчали, продолжая свой путь вдоль набережной Тибра.
Справа  от   нас  проплывали  катера  и  лодки,  слева  по  мостовой
проносились автомобили  и всадники на лошадях. На машинах раз®езжали
главным образом простые смертные, а Властелины предпочитали лошадей.
   - Как у тебя с Радкой? - спросил Шон.
   Я снова вздохнул. За неполные две недели, минувшие с тех пор, как
Радка ушла  из Даж-Дома  и стала  жить со  мной  в  Сумерках  Дианы,
Володарь ничуть  не смягчился,  а наоборот - осатанел. Его последняя
выходка  возмутила   даже  Зорана   (о  Ладиславе   и  говорить   не
приходится): своим последним распоряжением старик обязал всех членов
Дома употреблять перед именем Радки слово "блудница".
   - С Радкой  все хорошо,  но вот ее родня, особенно Володарь... он
совсем из  ума выжил!  Знаешь, Шон,  порой  я  думаю,  что  было  бы
неплохо, если бы продолжительность жизни Властелинов была ограничена
годами этак пятьюстами, в крайнем случае - тысячей, и лишь для самых
достойный, вроде деда Януса, делались исключения.
   - И кто бы делал эти исключения? - скептически произнес Шон. - Ты
наивен, Эрик!  Кто бы  ни делал эти исключения, маразматик Володарь,
можно не  сомневаться, попал  бы в  число избранных,  потому что  он
глава Дома.  И вообще,  коль скоро на то пошло, среднестатистический
Властелин по  своим нравственным качествам и умственным способностям
уступает среднестатистическому  неодаренному, а  те из нас, кто, как
говорится, на уровне, имеют свои причуды - безобидные и не очень. Но
что  прикажешь  делать -  помещать  всех  ненормальных  и  умственно
неполноценных в  психушки?  Это  бессмысленно.  По  большому  счету,
каждый Дом отчасти и есть дурдом. Дебилы, которые к пятидесяти годам
не могут  запомнить таблицу  умножения; садисты, которые провоцируют
войны между  простыми смертными,  а потом  наслаждаются  созерцанием
кровавых побоищ;  маньяки-убийцы,  вроде  Джека-Потрошителя,  и  так
далее.  На   этом  фоне   выглядят  совершенно  невинно  всякие  там
кровосмесительные  связи   братьев  с  родными  сестрами,  теток  со
своими... - Тут Шон осекся и покраснел.
   Последняя его  недосказанная фраза  относилась к  Артуру и Диане.
Как и  Кевин, он  резко отрицательно  относился к  этой связи, но по
совершенно другим  причинам. Если  Кевин, души  не чаявший в матери,
люто ненавидел  Диану,  разрушительницу  семейного  очага,  то  Шон,
который тоже  любил свою  мать, вместе  с  тем  любил  и  Диану.  Он
боготворил землю,  по которой  она ходила,  он был влюблен в нее без
памяти...  и  без  малейшей  надежды  на  взаимность.  Непреодолимым
препятствием была не разница в их возрасте (как я уже говорил, Диана
во многом  оставалась подростком)  и не  близкое родство  (даже если
отвлечься от  того, что  Диана получила  новое тело  с совсем другим
набором хромосом,  она  была  сестрой  нашей  бабушки  по  отцовской
линии - а  это приравнивалось  к  чисто  двоюродному  родству).  Вся
трагичность (и одновременно комичность) положения Шона заключалась в
том, что  на его  пути к  сердцу любимой женщины стоял его же родной
отец, стоял  несокрушимой скалой - ибо для Дианы на всем белом свете
не существовало другого мужчины, кроме Артура.
   Однако  Шон   не  уподобился   Кевину  и  не  стал  охотиться  на
рыжеволосых и зеленоглазых любовниц отцов семейств. Он не избегал ни
общества Дианы,  ни разговоров  о ней,  причем всегда  был предельно
корректен и  старался не  допускать выпадов  в адрес  ее отношений с
отцом, а  когда это  случалось (как  вот сейчас), он чувствовал себя
неловко, считая такое поведение недостойным мужчины.
   Впрочем, нельзя  сказать,  что  Шон  смирился  с  поражением.  Он
выжидал -  и   не  прячась   где-то  в   засаде,   а   открыто.   Он
довольствовался дружбой Дианы и не требовал от нее чего-то большего,
но тем  не менее  не позволял  ей обманываться насчет своих истинных
чувств. Иногда  он полушутя,  полусерьезно говорил Диане: "Вот когда
ты  возьмешься   за  ум,  и  мы,  наконец,  поженимся..."  Спокойная
непоколебимость Шона  охлаждала пыл  Артура и Дианы гораздо сильнее,
чем все неистовые злобствования его старшего братца.
   - Кстати, как  поживает Диана? -  спросил я. В случае с Шоном это
было лучшее  продолжение разговора;  любые попытки  с  моей  стороны
сделать вид,  будто ничего  не  произошло,  лишь  усугубили  бы  его
неловкость.
   - Нормально, - с  легкой улыбкой  ответил он. - Сейчас она больше
увлечена новой  "тачкой" Бренды,  чем отцом.  Почаще бы  Кевин делал
такие подарки.
   - Так это подарок Кевина?! - воскликнул я.
   Шон быстро взглянул на меня, озадаченный моей бурной реакцией.
   - Ну да. А ты не знал?
   - Понятия не  имел. Думаю,  Диана решила лишний раз не напоминать
мне о  Кевине. Во  время нашего  последнего разговора она в основном
охала да ахала от восторга.
   - Надо признать,  машина первоклассная, - заметил Шон. - Особенно
мне  понравился  стереомонитор.  Но  Бренда  и  Диана  говорят,  что
видеосистема - фигня по сравнению с процессорным блоком. Там столько
всего наворочено,  что они  до сих пор не могут разобраться, как эта
штука работает.
   "Еще бы!" - подумал я, а вслух сказал:
   - Небось, они часто грызутся.
   Шон утвердительно кивнул:
   - Постоянно. До  хрипоты спорят  о каких-то  виртуальных режимах,
суперскалярных потоках,  сегментах  смещения...  Если  я  их  слушаю
больше десяти  минут, у  меня начинается заворот мозгов. Кроме того,
Диана  недовольна  распределением  машинного  времени,  жалуется  на
дискриминацию  со   стороны  Бренды... -   Тут  он   не  выдержал  и
ухмыльнулся. - Ей достаются, главным образом, ночные часы.
   Вслед за  ним улыбнулся  и я, а потом мы дружно рассмеялись. Все-
таки  Шон   исключительный  человек.  Я  бы  сказал -  исключительно
мужественный. Иногда  я пытаюсь  представить себя  на его  месте, но
ничего у  меня не  получается. Не  хватает то  ли воображения, то ли
смелости, а  может, и того и другого. Мне даже страшно подумать, что
было бы  со мной, если бы мой отец спал с женщиной, которую я люблю.
Наверное, я  сошел бы с ума. Наверняка. Чтобы терпеть это, оставаясь
в здравом  рассудке, нужно  обладать  не  только  железной  волей  и
мужеством, но и неисчерпаемым жизнелюбием...
   - Шон, - произнес я, вдоволь насмеявшись. - Скажи, только честно.
Случайно не Кевин подкинул тебе идею насчет инверсного резонанса?
   Улыбка мигом сбежала с его лица, и оно помрачнело.
   - А что? - настороженно осведомился Шон. - Кевин приписывает себе
эту заслугу?
   Я отрицательно покачал головой:
   - Вовсе нет.  Ничего подобного  он не говорил; по крайней мере, я
ничего такого  не слышал.  Просто я решил блеснуть догадливостью, но
теперь вижу, что промахнулся.
   - Отнюдь, - возразил  Шон. - В  некотором  смысле,  твоя  догадка
верна... но только в некотором смысле. Однажды Кевин спросил у меня,
как бы  между прочим:  возможно ли  такое, чтобы резонансный двойник
нашего прапрадеда  родился более двух с половиной тысяч лет назад по
времени Основного  Потока? Тогда  я поднял  его на смех и назвал это
глупостью, но позже задумался: а такая ли уж это глупость? Вот так и
родилась моя теория. Кевин дал лишь первый толчок, не более.
   - Понятно, - сказал я.
   - Впрочем, - после короткой паузы задумчиво продолжал Шон. - Я не
исключаю того,  что Кевин знает гораздо больше, чем говорит. А вдруг
в том  мире, который  он так  тщательно скрывает  от нас, был король
Артур, который  родился на тысячу лет раньше нашего предка? Учитывая
уровень развития тамошней науки, это вполне вероятно.
   Если Шон  только подозревал,  то я был уверен, что так оно и есть
на самом деле. Теперь я был уверен в этом на все сто процентов...

        x x x
   Момент истины  настал полтора  цикла назад, когда в Сумерки Дианы
заявился Зоран. Возможно, его подослал Володарь, но скорее всего, он
нанес  этот   визит  по   собственной   инициативе,   под   влиянием
сиюминутного порыва -  слишком уж  глупым было  его поведение. Он не
придумал ничего  лучшего, как остановиться перед домом и выкрикивать
в мой адрес угрозы вперемежку с оскорблениями.
   Было раннее  утро. Хотя в Сумеречных мирах нет естественной смены
дня и  ночи, условное деление на сутки существует, и нежданный визит
Зорана пришелся  на предпоследний  час примы,  когда мы  еще  сладко
спали. К  счастью, я  проснулся первым  и быстро  закрыл окно, чтобы
визги снаружи  не разбудили Радку - характер у нее довольно ровный и
мягкий, но  если она  не выспится,  то весь день чувствует себя не в
своей тарелке, раздражается по пустякам и даже может укусить.
   Я оделся  на скорую руку, взял свою Грейндал, спустился на первый
этаж и  вышел из  дома. Увидев  меня со шпагой, Зоран заметно умерил
свой пыл:  похоже, на него нахлынули неприятные воспоминания о нашем
предыдущем поединке. А когда я вразвалку направился к нему, небрежно
размахивая клинком  и приговаривая  на ходу (специально для Бельфора
по-французски): "En guarde, mon cher! En guarde!"[14], Зоран наложил
в штаны и скрылся в Тоннеле.
--------------------------------------------------------------
 14 "В позицию, мой дорогой! В позицию!" (фр.).

   Единственный свидетель  этой сцены,  Морис де  Бельфор, сидел  на
крыльце дома,  пил кофе  и тихо  посмеивался. Я подошел к нему и сел
рядом.
   - Привет, Морис. Опять не спится?
   - Никак не  могу привыкнуть к этому вечному закату, - ответил он,
указывая  на   огромное   красное   солнце,   висевшее   над   самым
горизонтом. - Или  к бесконечному  рассвету. Но  мне здесь нравится.
Тишина, спокойствие,  умиротворенность -  одним  словом,  идиллия...
Если, конечно, не считать концерта, устроенного этим кадром.
   - Он идиот, - сказал я.
   - Ясное дело. У него это на лбу написано. Судя по выражению лица,
взгляду и словарному запасу, его IQ не превышает восьмидесяти.
   - Если быть точным, семьдесят семь.
   - Круто! Я  пытался уговорить его, чтобы он подождал час-полтора,
предлагал ему  выпить кофе  или что-нибудь  покрепче,  но  он  ни  в
какую... Кстати, ты будешь кофе?
   - Не откажусь, - кивнул я. - И покрепче.
   - Тогда  я   сейчас. -  Морис  поднялся  и  вошел  в  дом,  чтобы
приготовить мне кофе.
   Мы с  ним на  удивление быстро сдружились, почти сразу перешли на
ты и  стали называть  друг друга  просто  по  имени.  Мы  оба  легко
сходились с  людьми, к тому же у нас оказалось много общего. Сыновья
влиятельных папаш  (как еще  говорят, "золотые" мальчики), несколько
легкомысленные,  по   натуре  своей  разгильдяи  с  интеллектуальным
уклоном,  образованные,   начитанные,   даже   эрудированные,   ярко
выраженные сангвиники  и экстраверты. Также нас об®единяло страстное
желание доказать  всему миру, что мы чего-то стоим и без влиятельных
папаш.
   К моим  способностям Морис  отнесся спокойно,  гораздо спокойнее,
чем  я   ожидал.  Его  утешала  цена,  которую  мы  платим  за  свое
могущество:  я  слегка  преувеличил,  повествуя  ему  о  том,  каким
нагрузкам мы  подвергаем нервную систему и как плохо это сказывается
на психике,  но в  целом мои слова соответствовали действительности.
Главным образом  Морис  завидовал  отпущенному  нам  неограниченному
сроку жизни  и нашей вечной молодости, однако в свои тридцать лет он
еще мало  задумывался о старости, тем более что собирался дожить как
минимум до ста, а то и до ста пятидесяти. Однажды он мне сказал:
   - Быть может, я ошибаюсь, Эрик, но, по-моему, у вас повсюду царит
жуткий консерватизм.  Вами  правят  древние  старики,  они  не  дают
возможности  молодым   проявить  себя,   подавляют  их   инициативу,
противятся любым  переменам. А  когда  происходит  смена  поколений,
место одного старика занимает другой - такой же ретроград, как и его
предшественник.  Ваше  сообщество  существует  уже  невесть  сколько
тысячелетий,  но  оно  фактически  не  развивается.  В  определенном
смысле, ваш дар бессмертия сродни проклятию.
   Что я  мог возразить  ему? В  его словах  была  сермяжная  правда
жизни. Нашей жизни - жизни Властелинов...
   Морис поселился в Сумерках Дианы сразу после своего освобождения.
Я рассудил,  что ему  опасно оставаться на Земле Юрия Великого, даже
под покровительством  Ладислава. Сам  Ладислав не  возражал - в  его
глазах Морис  был прежде  всего источником  угрозы для  его любимого
мира, и  он не  питал к  нему особого  расположения. А Сумерки Дианы
оказались идеальным местом для содержания нашего подопечного - Морис
всегда был  у меня  под рукой  и постоянно  общался только со мной и
Радкой. Если  поначалу я побаивался, как бы он не ляпнул чего-нибудь
лишнего в  присутствии редких и немногочисленных гостей, то вскоре я
убедился, что  все мои опасения напрасны. Вняв моему предупреждению,
Морис крепко  держал рот  на замке; даже Радка не заподозрила ничего
неладного и  искренне считала  его  одним  из  приятелей  Ладислава,
который что-то  натворил в  своем  родном  мире  и  теперь  вынужден
скрываться. А  Дионис, навещавший  нас чаще других, как-то спросил у
меня:
   - Послушай, Эрик,  этот твой  Бельфор  случайно  не  помолодевший
после пластической операции Борман?
   - Что за чушь! - фыркнул я. - Почему ты так решил?
   - Да уж больно он потайной...
   Морис вернулся  с  чашкой  горячего  кофе  и  аппетитным  на  вид
сандвичем. Я  поблагодарил его за заботу, быстро с®ел сандвич, потом
закурил сигарету  и принялся  за кофе.  Несколько  глотков  крепкого
напитка прогнали  остатки сна.  Хоть я  и не  выспался  всласть,  но
чувствовал себя бодро, а раздражение, вызванное Зораном, уже прошло.
   Морис сел рядом и тоже закурил.
   - Интересно, среди вас много таких остолопов?
   Я догадался, что он имеет в виду Зорана, и честно ответил:
   - Больше, чем нужно. Хоть пруд пруди.
   - Тогда  дело  действительно  дрянь, -  хмуро  произнес  Морис. -
Космическая мощь  в руках  у дебилов.  Если такие обнаружат мой мир,
быть беде.  Да и  этот Дионис...  Он совсем  другой, он умный, очень
умный - и  тем более  опасный. Он  относится ко  мне, как  к низшему
существу, для  него я  круглый ноль,  он и  за человека-то  меня  не
считает.
   Я мотнул головой:
   - Вот тут  ты ошибаешься, Морис. Дионис совсем не такой. Просто у
него... ну,  вроде комплекса  вины. Когда-то давно, задолго до моего
рождения, он  любил одну  неодаренную женщину.  На  его  глазах  она
состарилась и умерла, а он... В общем, это банальная история. Дионис
далеко не единственный, кто стыдится своего долголетия, он не первый
и не  последний,  у  кого  время  отнимает  друзей  и  любимых.  Его
высокомерие - лишь  маска,  под  которой  он  прячет  стыд,  боль  и
жалость.
   - Я не  нуждаюсь ни  в чьей  жалости, -  резко  заметил  Морис. -
Жалость унизительна.
   - Именно  поэтому   Дионис  прячет  ее.  Он  считает,  что  лучше
оскорбить человека своим высокомерием, чем унизить его жалостью.
   - Гм. Это  звучит как "лучше сразу убить, чтоб долго не мучился".
По мне,  невелика разница - комплекс вины или превосходства. Если бы
Дионис знал  о существовании  моего мира,  я  не  смог  бы  спокойно
спать... Кстати,  а почему  я тебе  доверяю? Почему  я верю  в  твою
искренность?
   - Думаю, потому  что у тебя нет выбора, - сказал я. - Да и логика
говорит в мою пользу. Если бы мы с Ладиславом хотели уничтожить твой
мир, то  просто раззвонили  бы о нем повсюду. Тогда бы на его поиски
бросились тысячи  людей, более  опытных и  сведущих в этом деле, чем
мы.
   - Что верно,  то верно, -  согласился Морис. -  И все же я боюсь,
что ничего у тебя не выйдет.
   - Выйдет, можешь  не беспокоиться.  Нужно только  время. В  самом
крайнем случае  я обращусь  к Диане -  уж она-то  в два счета найдет
твою родину.  Конечно, это  будет рискованный  ход, но  не так чтобы
очень. Хотя  ручаться за кого-нибудь дело неблагодарное, я все же не
могу представить Диану в роли разрушительницы целого мира.
   - Нет, Эрик,  речь не  об этом.  Я боюсь, что у тебя не получится
заставить моих  соотечественников сидеть  тихо и  не рыпаться.  Люди
существа упрямые,  внешняя угроза  лишь  подстегнет  их  к  активным
действиям. Допустим,  меня ты  убедил... и  то не  совсем. Порой мне
кажется,  что   лучший  способ   защиты -  нападение.   Силе   нужно
противопоставить силу,  а  не  покорность  и  смирение.  Лишь  тогда
противник станет  уважать тебя  и считаться  с  тобой.  Еще  древние
римляне говорили:  хочешь мира,  готовься к войне. - Он хмыкнул. - И
между прочим.  Как ты  думаешь, почему Ладислав ни разу не появлялся
здесь?
   - Ну, это  уже песнь  из другой оперы. Ладислав брат Радки, и его
неправильно поймут, если он будет встречаться со мной.
   - Разве за ним следят?
   - Конечно, нет.
   - Вот то-то  же. Соблюдая осторожность, Ладислав мог бы регулярно
навещать  тебя   и  сестру,   однако  не   делает   этого.   Почему,
спрашивается? Я  полагаю, что  он не хочет вводить меня в искушение.
Он опасается,  что если  вы окажетесь  вместе, а  я буду  рядом,  то
попытаюсь убить вас обои