ни Ладислава, главное препятствие между мной и
Радкой было устранено. Зато возникло другое - стена подозрительности
и сомнения...
   - Мы встретимся не скоро, - сказала мне Радка на прощанье.
   - Полтора месяца  не такой  большой срок, -  сказал я  в ответ. -
Когда закончится траур, я буду просить твоей руки.
   Она грустно покачала головой:
   - Нет, Эрик.  Я сама  сообщу тебе,  когда будет  можно. Сначала я
должна простить тебя.
   В груди у меня похолодело.
   - За что? - дрогнувшим голосом произнес я.
   - За смерть  Ладислава, - ответила  Радка. - Я  не слепа, Эрик, я
видела, что  вы что-то  затеяли. Не  знаю, что именно, но боюсь, это
"что-то" и погубило моего брата...
   - Но...
   Радка была непреклонна:
   - Я не хочу слышать ни об®яснений, ни оправданий. Ничто не вернет
Ладислава к жизни. Лучше молчи... И уходи!
   Я ушел  с тяжелым сердцем и прибыл в Солнечный Град в подавленном
состоянии. Короткая остановка в Сумерках Дианы и разговор по душам с
Морисом ничуть не улучшили моего настроения. Слова Радки явились для
меня слишком  сильным ударом.  Я боялся, что теперь многие годы тень
Ладислава будет  стоять между  нами, отдалять  нас  друг  от  друга,
отравлять нашу совместную жизнь... если вообще Радка сможет простить
меня. Понять и простить - во имя нашей любви...
   У выхода  из лифта  меня поджидал  слуга  в  ливрее  королевского
камердинера.
   - Милорд, - почтительно  произнес он. -  Государь отец  ваш велел
передать, что он ожидает ваше высочество в своем кабинете.
   Я был  так раздражен,  что чуть  не  выругался  вслух.  Проклятые
условности! Из  Зала Перехода отцу доложили, что я прибыл, сообщили,
в каком  лифте я  поднимаюсь, и отец, вместо того чтобы связаться со
мной  и   пригласить  к   себе,  послал   мне  навстречу   лакея.  С
порученьицем-с!..
   Я  сдержанно   поблагодарил  слугу  и  направился  в  королевские
апартаменты, придерживая на ходу шпагу. Это вошло у меня в привычку,
с тех  пор как  в пятнадцать  лет я  ухитрился  наступить  на  конец
длинного клинка  и грохнулся  на пол  в самый  разгар  торжественной
церемонии. Но  даже после  этого пренеприятнейшего происшествия я не
стал носить  обувь на высоких подборах - тем самым я бы признал, что
стыжусь своего роста, а я его не стыдился. Как и мой отец, кстати.
   В королевском  кабинете, кроме  отца, был  еще дядя Амадис. Перед
моим  появлением   они   что-то   живо   обсуждали,   но   вряд   ли
государственные дела.  Судя по  их расслабленным  позам и  спокойным
лицам, они  просто чесали  на досуге  языки. Когда-то  отец и Амадис
были соперниками  в борьбе  за власть,  мало того -  врагами,  и  их
противостояние едва  не привело  к  гражданской  войне.  К  счастью,
вовремя об®явился  дядя Артур  и  примирил  обе  враждующие  партии.
Амадис уступил  моему отцу  корону Света,  оставив  за  собой  титул
верховного жреца,  и с  тех самых  пор в  нашем Доме  воцарился мир.
Необходимость тесного  сотрудничества  постепенно  сблизила  отца  с
Амадисом, их  вражда была предана забвению, и в какой-то момент они,
сами того  не заметив,  стали чуть  ли не  закадычными друзьями. Как
говорится, ?абУа дЖВ - все течет, все меняется...
   - Здравствуй, Эрик, -  сказал отец,  когда я  вошел в  кабинет. -
Присаживайся.
   Амадис приветливо улыбнулся мне.
   Я поздоровался  с обоими,  сел в предложенное кресло и сразу взял
быка за рога. Я догадывался, почему отец пригласил меня к себе.
   - Па, ты уже слышал новость?
   - О твоем примирении с Володарем?
   - Значит, слышал.
   Отец кивнул:
   - Мы с  Амадисом как  раз говорили  об этом.  И не можем прийти к
единому мнению -  то ли  Володарь  воспользовался  ситуацией,  чтобы
пойти на  попятную, не потеряв лица, то ли на него действительно так
сильно подействовала смерть Ладислава. А ты как думаешь?
   - Второе, я  в этом  уверен. Сейчас  Володарю не  до политических
расчетов. Ладислав  был любимчиком  старика, и  он сильно переживает
его потерю.
   - Вот видишь, -  произнес отец,  глядя на Амадиса. - Ты проиграл.
Двое против одного. Или ты продолжаешь стоять на своем?
   Амадис безразлично пожал плечами:
   - А какая,  собственно, разница? Главное, что положен конец этому
прискорбному недоразумению. Ведь у наших Домов много общего: мы чтим
Митру, они - Дажа; и мы, и они празднуем солнцеворот...
   Отец насмешливо фыркнул.
   - Тоже мне  аргумент! - не  преминул он  поддеть Амадиса. -  Коль
скоро на  то пошло,  большинство  первобытных  религий  основаны  на
поклонении солнцу.
   Мой отец был тайным атеистом, то есть искренне верил, что никаких
богов в природе не существует. Эту незамысловатую доктрину он выбрал
еще  в   юности,  когда   сильно  страдал   из-за   слишком   тесной
эмоциональной связи  с Брендой.  Очевидно, он рассудил, что если Бог
все-таки есть,  то лучше  не верить в него, чем верить и проклинать.
Что же  касается тетушки  Бренды, то  у нее  с  Творцом  были  более
сложные  отношения,  однако  позже,  когда  бесконечность  разорвала
невидимую пуповину,  связывавшую ее  с братом,  она простила Господу
все его прегрешения. Бренда совсем не злопамятная...
   Амадис, как обычно, проигнорировал выпад отца и обратился ко мне:
   - Вы с Радкой об®явите о помолвке сразу после окончания траура?
   Я вздохнул:
   - Не  знаю.   Может   быть,   выждем   еще...   Как-то   нехорошо
получилось... неловко...
   - Я понимаю тебя, сынок, - сказал отец.
   "Ни черта ты не понимаешь", - подумал я, но промолчал.
   - И  все   же  странно, -  задумчиво  промолвил  Амадис. -  Очень
странно.
   - Ты о чем? - спросил его отец.
   - О смерти  Ладислава, - ответил  он. - Уж  больно  она  нелепая.
Чересчур нелепая.
   - Но  еще   более  нелепы  версии  о  предумышленном  убийстве  и
заметании следов.
   - Согласен, - кивнул Амадис. - Однако у меня есть своя теория.
   - И какая же?
   - Допустим, это  Ладислав развязал  войну, чтобы  скрыть  к о е -
ч т о .  А   сам  погиб  по  неосторожности,  на  мгновение  потеряв
бдительность. Такое бывает.
   "Ого!" - чуть  не воскликнул я. Сердце мое застучало в ускоренном
темпе.
   А отец скептически скривил губы:
   - И что же он, по-твоему, хотел скрыть?
   - Геноцид,   например.    Организовал    уничтожение    миллионов
африканцев,  чтобы   освободить  жизненное  пространство  для  своих
соплеменников-славян, а потом ужаснулся содеянного...
   - И решил  похоронить жертвы  геноцида в  братской  могиле  всего
человечества, - закончил его мысль отец с прежним скептицизмом.
   - Вот именно.  Я обратил  внимание, что бомбы хорошенько прошлись
по Африке; фактически не оставили на ней живого места.
   - Как  и   на  всех   прочих  континентах, -   заметил   отец   и
вопросительно посмотрел на меня: - А ты что об этом думаешь, Эрик?
   - С трудом  в это  верится, - ответил  я. - То  бишь, не  верится
вовсе. Не  думаю, что Ладислав способен... был способен на такое. Да
и не  вижу в  этом  смысла.  Земля  Юрия  Великого  не  находится  в
юрисдикции какого-либо  из Домов, и что бы ни сотворил там Ладислав,
это его личное дело. Нет таких законов, по которым его можно было бы
судить.
   - Зато есть  Звездная Палата, -  возразил Амадис. -  Она судит по
своим, неписаным законам.
   Отец чихнул - вернее, как я сообразил позже, коротко рассмеялся.
   - Ха, Звездная  Палата! И ты веришь в эти бабушкины сказки? "Если
не будешь  слушаться маму,  придут  чужие  дяди  и  заберут  тебя  в
Звездную Палату..."  Страшилка для детей, не больше. Я никогда в нее
не верил.
   - А я,  представь себе,  верю, - невозмутимо произнес Амадис. - Я
прожил  достаточно   долго,  чтобы   поверить  в  ее  существование.
Несколько  человек,   это  может  быть  случайностью,  но  несколько
десятков - уже  закономерность. И вообще, если бы Звездной Палаты не
было, ее следовало бы создать. Отсюда я делаю вывод, что она есть.
   Я невольно  поежился. Для  меня, как  и для отца, Звездная Палата
была лишь  мифом - но мифом жутковатым. Все россказни о ней я считал
естественной реакцией  человеческого суперэго на то пьянящее чувство
вседозволенности, которое  появляется почти  у  каждого  Властелина,
когда он попадает в мир, где не действуют законы ни одного из Домов.
Там можно  делать все,  что  заблагорассудится -  грабить,  убивать,
насиловать... словом,  буквально все,  что только способен изобрести
самый извращенный  ум. Если  при этом  не переходить  дорогу  другим
Властелинам (которые  повсюду находятся под защитой своих Домов), то
формально вы  не нарушаете  никаких законов, кроме местных (что не в
счет)   и    чисто   нравственных -   главным   тормозом   в   таких
обстоятельствах служит  собственная совесть,  да еще осознание того,
что за некоторые поступки мама вас не похвалит, а друзья неправильно
поймут. Но  если у  вас нет  ни совести, ни мамы, ни высокоморальных
друзей; тем  более, если  вы психопат  и, вдобавок, не верите в Бога
(сиречь, в высшую справедливость), тогда уж...
   Еще с  незапамятных времен  неоднократно предпринимались  попытки
хоть  как-то   ограничить  этот   беспредел,  но   всякий  раз   они
сталкивались  с  упорным  и  хорошо  организованным  сопротивлением.
Самым, пожалуй,  демагогическим аргументом  "против" было: да кто мы
такие,  чтобы   устанавливать  свои   порядки  во   всей  необ®ятной
Вселенной?.. При  том начисто  (и вполне  сознательно) игнорировался
тот элементарный  факт, что речь идет не о навязывании своих законов
всем населенным  мирам, известным  и неизвестным, но лишь о законах,
которым  должны   подчиняться  Властелины,   находясь   вне   прямой
юрисдикции Домов.  Сопротивление исходило главным образом не от тех,
кто,  что   называется,  пошаливал   на  стороне   (эти-то  как  раз
предпочитали сидеть  тихо и  не рыпаться),  а  от  здравомыслящих  и
ответственных  мужей,   в  некотором  смысле,  жестких  прагматиков,
считавших  своей  первейшей  обязанностью  заботу  о  спокойствии  и
безопасности  на  подвластных  Домам  территориях.  Пока  сохранялся
статус-кво, всякие  там психопаты, извращенцы, садисты, разного рода
маньяки и  фанатики всех мастей творили свои темные и жуткие делишки
в основном  (хоть и  не всегда)  за пределами  досягаемости карающей
длани  закона,   в  нейтральных   мирах,  до   которых   большинству
Властелинов не  было ровно  никакого дела.  Как говорится, в Багдаде
все спокойно -  а что творится в Бухаре, багдадцам наплевать. Логика
железная, но,  на мой  взгляд, ущербная. Кстати сказать, дядя Артур,
воспользовавшись тем,  что его  Дом единственный  сущий у Источника,
об®явил себя покровителем всех Срединных миров, и никто даже пикнуть
не посмел. А у нас, в Экваторе, воз и ныне там...
   - Гм-м, -  промычал  отец  после  непродолжительного  молчания. -
Лично я  полагаю, что  те случаи, которые ты имеешь в виду, дело рук
частных лиц,  действовавших на  свой страх  и риск.  Они не  связаны
между  собой   ничем,  кроме   стремления  воздать   преступнику  по
заслугам... Хотя  это вопрос  терминологии.  Если  Звездной  Палатой
называть не  какую-то тайную  организацию, а  само явление,  тогда я
согласен - она  существует. Всегда  найдутся люди,  которые не могут
смириться с  тем, что кто-то совершает ужасающие преступления против
человечности и остается безнаказанным.
   - Ты говоришь  так, будто одобряешь их, - удивленно произнес я. -
Ты, отменивший  в Царстве  Света смертную казнь, одобряешь самосуд и
тайную расправу?
   - Нет, Эрик, я не одобряю это, но отношусь с пониманием. Я отнюдь
не считаю  смертную казнь  неадекватной мерой наказания и отменил ее
вовсе не  из соображений абстрактного гуманизма. Хотя... В принципе,
никто не  имеет права лишать человека жизни, но если это происходит,
кто-то непременно  должен нести  ответственность - как  за убийство,
так и  за казнь.  Когда происходит  убийство, то все ясно - в ответе
убийца. Другое  дело, найден  он или нет, какова степень его вины, и
виновен ли  он вообще.  Ответственность и  виновность разные вещи. А
как  быть   с  казнью,  с    з а к о н н о й   казнью?  Кто  за  нее
отвечает? - Отец сделал выжидающую паузу.
   - Ну... Наверное, государство, - предположил я.
   - Глупости! Ответственность  государства -  фикция.  Государство,
это механизм  осуществления  власти  конкретных  людей.  Государство
нельзя призвать  к ответу,  ибо оно  лишь  инструмент,  пусть  очень
сложный, но  тем не  менее инструмент. Тебе когда-нибудь приходило в
голову считать  шпагу ответственной за смерть тех, кого с ее помощью
убили?
   - Конечно, нет.
   - Вот так  же и с государством. Ответственность - удел людей, это
наша  привилегия   и  одновременно   наш  крест.   А   перекладывать
ответственность  на  государство,  значит  умывать  руки.  За  казнь
осужденного преступника должен кто-то отвечать - но кто? Обвинитель,
требовавший  смертной  казни?  Судья,  вынесший  смертный  приговор?
Палач, который  исполнил  приговор?  Или  король,  чьим  именем  это
приговор был  вынесен и  приведен в  исполнение? Даже  если приговор
справедлив и  преступник заслуживает  смерти, ответственность должна
быть, так  как в  противном случае  ее отсутствие  рано  или  поздно
приведет к  произволу. А  что уж  говорить о  судебных ошибках! Кого
призывать к ответу - государство? Ему от этого ни холодно, ни жарко.
Обвинителя, судью,  короля, палача?..  Да, кстати, насчет палача. Он
по определению  не может  быть нормальным человеком, такая уж у него
работа.  А   государство,  содержащее  на  службе  психопата-убийцу,
характеризует себя  не с  лучшей стороны...  Впрочем, я уже говорил,
что государство  просто механизм  и ему  все равно,  кто находится у
него на службе. Зато мне, как главе государства, это не безразлично.
   - Но тот,  кто убивает  без суда, -  робко возразил  я, - вернее,
берет на себя функции судьи и палача...
   - Также он  берет на  себя и  всю полноту ответственности за свой
поступок, хочет  того или нет. Только не пойми меня превратно, Эрик,
я не  оправдываю самоуправства.  Каждый, кто  подменяет собой закон,
должен отвечать  по всей строгости закона. Но в жизни бывает всякое.
Взять, к  примеру, классический  случай с  Харальдом. Артур мог и не
убивать его;  он мог  бы прикончить  чудищ, а самого Харальда просто
обезвредить и... И что же дальше? Оставлять его на свободе - опасно,
пытаться   вылечить -   он   неизлечим,   бесконечно   содержать   в
заключении -  тоже  не  выход,  ибо  узники  имеют  дурную  привычку
совершать побеги,  по крайней  мере, пытаться  бежать, и  добро еще,
если эти  попытки обходятся  малой кровью.  Так что,  как ни  крути,
оставалось одно - смерть. Либо убить Харальда на месте под предлогом
самозащиты, либо  передать в  руки правосудия,  наперед зная,  какой
будет приговор -  его казнят  не сколько  за двукратное покушение на
убийство,  столько  из-за  того,  что  он  представляет  смертельную
опасность для  окружающих. Артур  без колебаний выбрал первое. Он не
из  тех,   кто   при   малейшей   возможности   норовит   переложить
ответственность на  других, а  самому  оставаться  чистеньким.  И  я
никогда не  слышал, чтобы  Артур об®яснял свой поступок самозащитой.
Он говорит:  "Я убил  Харальда,  потому  что  так  было  нужно.  Кто
считает, что  я совершил ошибку, пусть первый бросит в меня камень".
И все. Камней пока никто не бросал.
   Еще бы,  подумал я.  Камень, брошенный  в дядю Артура, ведет себя
подобно бумерангу.  Даже  если  ты  не  согласен  с  ним,  лучше  не
рисковать.
   - Александр был бы не против бросить в Артура камень, - отозвался
Амадис  и  тут  же  нахмурился. -  Знать  бы,  где  этот  сукин  сын
пропадает...
   - Наверное, собирает  камни, - предположил  я. - Чтобы  потом  их
бросать.
   - Собирает камни, -  задумчиво  повторил  Амадис. -  Небось,  уже
много насобирал...



        Глава 13. КЕВИН

Я проснулся от сильного толчка в бок.
   Никому не  советую будить  меня столь  бесцеремонным образом, это
чревато непредсказуемыми последствиями. Человек я очень импульсивный
и  спросонья   могу  дать   сдачи -  чисто  рефлекторно,  в  порядке
самообороны. А рука у меня тяжелая. И нога, кстати, тоже.
   Благо  на   этот  раз   все  обошлось   без   членовредительства.
Проснувшись, я  не стал  сразу устраивать  потасовку, а  всего  лишь
совершил головокружительный акробатический прыжок, мягко приземлился
на ноги  спиной к  стене и  принял боевую  стойку, готовый  отразить
следующую атаку.
   Однако злоумышленник в адмиральской форме не проявлял ни малейших
признаков  агрессивности.   В  расслабленной  позе  он  стоял  возле
кровати, на  которой еще  минуту назад  я  почивал  мирным  сном,  и
приветливо улыбался  мне. Вопреки  утверждению Анхелы,  за прошедшие
четырнадцать лет  Рик почти не изменился, разве что немного похудел,
а черты его смуглого лица стали более резкими.
   - Ну ты  даешь, старина! -  с легкой иронией произнес он. - Сущий
кладезь талантов!  Не будь  ты выдающимся ученым, искусным пилотом и
удачливым бизнесменом,  из тебя  получился бы  отличный  циркач.  Уж
теперь-то я верю, что ты перепрыгнул через забор.
   Я понял его намек и покраснел.
   - Так что, будем биться?
   Рик ухмыльнулся:
   - По идее,  тебе стоило бы надрать уши, - сказал он. - Но где мне
тягаться с таким попрыгунчиком. - Он сделал два шага вперед и крепко
сжал мою руку. - Черт возьми, Кевин! Я так рад тебя видеть!
   - Я тоже  чертовски рад, -  искренне ответил  я, хлопнув  его  по
плечу.
   Рик был  на полголовы  ниже меня  и на  шесть лет старше. Когда я
поступил в Академию, он учился на последнем курсе, и меня определили
ему в  подшефные. Если  бы не  это обстоятельство,  мы  бы  вряд  ли
познакомились, но  его  величеству  случаю  было  угодно,  чтобы  мы
оказались  на   одном  корабле,   мчащемся  вглубь  черной  дыры,  и
проведенные внутри  сферы  Шварцшильда  полтора  часа  сблизили  нас
больше, чем  долгие годы  дружбы. Если  в этом  мире и  был человек,
которого я мог назвать своим другом, так это Рик.
   Мы были  мгновенно поглощены потоком воспоминаний - таких четких,
предельно ясных, как будто все произошло лишь вчера, как будто между
теми событиями  и днем  нынешним не  лежал отрезок  времени длиною в
четырнадцать лет.  Я уже  скурил четыре  сигареты, Рик -  две  трети
своей сигары, а мы все продолжали обсуждать наши тогдашние действия,
анализировали их  с позиций приобретенного опыта, спорили о том, что
следовало бы  еще предпринять,  а чего  делать не стоило... Не знаю,
сколько  могло   так  продолжаться,  если  бы  в  спальню  не  вошла
Дженнифер. Она  была одета в великолепное вечернее платье с длинным,
почти до  самой талии,  разрезом, а  на ее шее красовалось жемчужное
ожерелье.
   При ее  появлении, Рик что было силы стукнул себя кулаком по лбу.
У него был вид программиста-склеротика, внезапно вспомнившего, что в
десятичной нотации 8+8=16, но никак не 10.
   Дженнифер удивленно посмотрела на меня:
   - Ты еще не готов?!
   - К чему? - спросил я.
   - Ну, к приему.
   - К какому приему?
   Дженнифер перевела взгляд на Рика. Тот виновато развел руками:
   - Прошу прощения,  сударыня. Я  так увлекся  воспоминаниями,  что
забыл предупредить  Кевина. - И  уже обращаясь  ко мне, продолжал: -
Моя сестра  решила устроить  торжественный прием  по случаю прибытия
дорогих гостей. То есть вас.
   - Так что поторапливайся, - подхватила Дженнифер. - Времени у нас
в обрез.
   Я посмотрел  на часы,  а затем  в  окно.  Небо  было  по-дневному
светлое, но  на нем  уже начали  появляться яркие звезды Скопления -
свидетельство того, что наступил вечер.
   - Проклятье! Почти  весь день  я  только  тем  и  занимался,  что
дрыхнул. Почему ты не разбудила меня раньше?
   - Решила дать  тебе отоспаться, -  ответила  она.  (А  самой  тем
временем поразмыслить над всем происшедшим, понял я.) - Рикардо, вам
лучше оставить  Кевина минут  на десять,  иначе  он