ил  он  мне  то,  о  чем  я  и  сам
догадался. - С  помощью скрытой камеры я сделал запись нашей брачной
ночи,  чтобы  осталась  хоть  какая-то  память,  если...  Черт!  Как
подумаю, что кто-то смотрел ее, так и хочется взвыть от злости.
   Морис умолк  и отпил  немного рубиновой жидкости. Это явно был не
сок и отнюдь не безалкогольный.
   - Кстати, - заметил я. - Ты не говорил мне, что женат.
   Он хмуро посмотрел на меня, снова выпил, сделал глубокую затяжку,
затем тоскливо произнес:
   - Скорее всего, теперь я не женат.
   - Как это?
   - А вот  так! Просто. Ведь я исчез полтора года назад при попытке
совершить "прыжок  самурая". По  всей видимости,  уже  через  месяц,
максимум через два, меня признали погибшим.
   - Так быстро?
   - А  чего  тянуть!  Приборы  корабля  отслеживали  мой  прыжок  и
наверняка зафиксировали,  что я канул в Тоннель. Это произошло сразу
после отстыковки.
   - Канул в Тоннель? - переспросил я.
   - Жаргон пилотов, -  об®яснил Морис. -  Это когда  тачка уходит в
Тоннель и  исчезает бесследно.  С концами.  В  ящик  сыграла.  Будто
сквозь землю  провалилась. Как  в воду  канула. Канула  в Тоннель. В
таких случаях можно смело заказывать похоронный марш.
   - Понятно. Значит,  ты полагаешь,  что тебя  считают не пропавшим
безвести, а погибшим?
   - Я не полагаю, я уверен.
   - Но, поскольку ты жив...
   - Да, разумеется.  Поскольку я  жив, наш  брак остается в силе...
если только Софи не вышла вторично замуж.
   - Ага, - сказал  я. Похоже,  Морис не  сомневается, что его жена,
едва лишь став вдовой, поспешила выскочить замуж.
   Он словно прочитал мои мысли:
   - Я догадываюсь,  о чем ты подумал, Эрик. Но ты неправ. Ты ничего
не знаешь о нас с Софи.
   - Так  расскажи, -   предложил  я,   чувствуя,  что   ему   нужно
выговориться. - Если хочешь, конечно.
   Морис откинулся  на спинку  кресла и  закрыл глаза. Минуты две он
молчал, колеблясь, потом, наконец, решился и заговорил:
   - Мы поженились  всего лишь  за две  недели  до  моего  дурацкого
прыжка, но  были вместе  почти четыре  месяца.  Я  встретил  Софи...
Кстати, на самом деле ее зовут Зульфия.
   - Странное имя, -  заметил я. -  Насколько я  могу судить,  у нее
типично европейская внешность. Я бы даже сказал, британская.
   - Оно-то так, -  вяло  кивнул  Морис,  не  раскрывая  глаз. -  Но
проследить происхождение  Софи нам  не удалось. Известно лишь, что в
возрасте  пяти   лет  какие-то   работорговцы  продали  ее  в  гарем
персидского шаха.
   - Что?!! - потрясенно воскликнул я. - Ты шутишь?!
   - Вовсе нет.  Я имею  в виду не Иран на Земле, а Великую Персию -
отсталую провинциальную планету на самых задворках Галактики. Там до
сих пор существует право собственности на людей.
   Я в растерянности покачал головой:
   - Ну и ну! В тридцать втором веке - и рабство.
   - Увы, да.  И все  же, к  чести нашего  мира  надо  сказать,  что
планеты, вроде  Великой Персии,  большая редкость.  А  прогрессивное
человечество, как  и положено,  всеми силами борется и с узаконенным
рабовладельчеством, и  с незаконной  торговлей людьми. Давным-давно,
еще на  заре своего  существования, Галактическая  Ассамблея приняла
специальную резолюцию, согласно которой любой человек, независимо от
его происхождения  и социального  статуса на  родине,  оказавшись  в
пределах  юрисдикции  одной  из  планет  Содружества,  автоматически
становится свободным  и не  может быть  выдан на  том основании, что
является чьей-то  собственностью. Правда,  есть и  обратная  сторона
этой медали. Нередко случается такое, что раб грабит своего хозяина,
а то  и убивает его, затем, если ему удается бежать, отправляется на
ближайшую  планету   Содружества  и   нанимает   адвоката,   который
аргументировано  доказывает   местному  суду,   что  выдавать  этого
человека властям рабовладельческой планеты нельзя ни в коем случае -
дескать, он  совершил убийство и даже несколько убийств, сражаясь за
свою свободу,  а  прихваченное  им  добро  можно  рассматривать  как
компенсацию за моральный ущерб. Лично я не слышал ни об одном случае
выдачи... - Морис  раскрыл глаза и несколько раз моргнул. - Кажется,
я отклонился  от темы. Бессознательно оттягиваю момент истины, когда
буду вынужден  признаться, что  я... что, в сущности, я бессердечный
эгоист.
   - Если ты не хочешь, то...
   - Нет, хочу!  Слушай. Я  встретил Софи  на Великой  Персии,  куда
попал  по   чистой  случайности   (это  довольно  длинная  и  совсем
неинтересная история,  я не  стану ее рассказывать). Шах принял меня
весьма радушно - он знал, кто мой отец, и надеялся извлечь выгоду из
знакомства со мной. И он действительно извлек - хотя иным путем, чем
поначалу рассчитывал.
   - Ты купил у него Софи?
   - Совершенно верно.  Я влюбился  в нее  с первого  взгляда. И  не
просто влюбился,  а полюбил.  Я и прежде часто влюблялся, но то были
мимолетные увлечения.  Другое дело,  Софи. Едва  лишь увидев  ее,  я
понял, что  всю свою  жизнь ждал  именно ее, и мне нужна именно она,
она одна.  Я совсем  потерял голову!  Софи состояла  в личном гареме
шаха...  короче,   она  была   его  наложницей.   Но  поскольку  шах
предпочитал мальчиков,  его наложницы в основном предназначались для
ублажения дорогих  гостей. Именно  так я  повстречался с  Софи - ее,
вместе с  еще одной  девушкой, прислали  вечером  в  мои  покои.  Ее
подругу я  сразу отпустил,  а Софи  осталась и...  В общем, наутро я
вцепился в  шаха мертвой хваткой, упрашивая его освободить Софи. Тут
я, конечно,  свалял дурака.  Мне следовало  бы поумерить  свой  пыл,
вежливо рассыпаться в благодарностях и похвалах, и скорее всего, шах
просто преподнес  бы ее мне в подарок. А так он смекнул, что на этом
можно хорошо  нагреть руки,  и для  начала заломил неслыханную цену.
Как я  понимаю, он  рассчитывал выторговать  самое большее  четверть
названной суммы,  но я  торговаться не  стал и  сразу же  принял его
предложение. Позже  отец сказал  мне, что  на эти  деньги я  мог  бы
спокойно  нанять   отряд  сицилианских   коммандос,   высококлассных
профессионалов, которые без лишнего шума освободили бы всех наложниц
загребущего шаха.  Впрочем, мне  было наплевать.  Главное, что  Софи
получила свободу и улетела вместе со мной на Землю.
   Морис замолчал,  неторопливо допил  содержимое своего  стакана  и
закурил новую сигарету. Пауза затягивалась, поэтому я сказал:
   - Пока что все похоже на сказку со счастливым концом.
   - Гм, -  промычал   Морис. -   Конец   этой   сказки   не   очень
счастливый... по  крайней мере,  для меня.  И не  потому, что  через
полмесяца  после   свадьбы  меня   угораздило  кануть   в   Тоннель.
Неприятности  начались  еще  по  пути  на  Землю.  На  корабле  Софи
познакомилась с...  ну,  с  одним  человеком...  э-э,  моим  хорошим
другом, и... Короче, она полюбила его.
   - А он?
   Морис посмотрел на меня так, будто я задал нелепейший вопрос.
   - Разумеется, он  тоже полюбил  ее. Иначе  и быть  не могло.  А я
оказался третьим лишним. По всем правилам мне следовало уйти в тень,
предоставив их  друг другу,  но это  было выше  моих сил.  У меня не
хватило мужества  быть порядочным  человеком,  я  поступил  подло  и
бесчестно. Фактически, я заставил Софи выйти за меня замуж.
   - Так-таки и заставил?
   - Если называть вещи своими именами, то да. Софи чувствовала себя
обязанной мне,  и я  воспользовался этим. - Морис тяжело вздохнул. -
Получилось так,  что я освободил ее лишь для того, чтобы затем снова
поработить. И  эта ее  неволя была  ничем  не  лучше  прежней,  а  в
некоторых отношениях  даже хуже.  Ведь она  оставалась со мной не по
принуждению - но  из  чувства  долга,  из  признательности...  и  из
жалости.
   Я с сомнением покачал головой. Мне хорошо запомнился взгляд Софи,
когда она  произносила имя Мориса. В том взгляде была нежность, было
желание, была  страсть и было еще много разных чувств. Но чего в нем
точно  не  было,  так  это  жалости,  покорности  судьбе,  пассивной
готовности к тому, что ханжи именуют исполнением супружеского долга.
   Я  раскрыл   было  рот,   чтобы  поделиться   с  Морисом   своими
наблюдениями, но  не успел  произнести и  слова. Снаружи  послышался
звук, похожий  на слабое  завывание ветра, и в обращенные к площадке
перед фасадом окна ударил колеблющийся сноп яркого света.
   Как оказалось,  Морис ожидал  этого. Он поставил пустой стакан на
журнальный столик,  неторопливо поднялся с кресла и привычным жестом
отряхнул свой пиджак.
   - Что происходит? - спросил я, вглядываясь в ближайшее окно.
   Источником  яркого   света  были   два  прожектора   летательного
аппарата, наподобие  вертолета, только  без винтов,  который  плавно
опускался в  самый центр  площадки. Насколько  я мог судить, людей в
кабине машины не было.
   - Это флайер, -  спокойно об®яснил  Морис. - Такси. Я вызвал его,
когда был на кухне.
   - Он на автопилоте?
   - Угадал. Но  когда мы  сядем в  него, я  переключу управление на
себя. Как  и всякий  профессиональный пилот,  я ревниво  отношусь  к
чересчур смышленым автопилотам и не доверяю им без крайней нужды.
   - У тебя уже есть план действий?
   Морис ухмыльнулся и пожал плечами:
   - Если это  можно назвать планом действий... Ведь, как я понимаю,
ты пока не собираешься заявляться к Кевину?
   Я решительно ответил:
   - Нет!
   - Вот то-то  же. Поэтому  я считаю,  что нам следует обратиться к
моему  отцу.  Можно  не  сомневаться,  он  придумает,  как  поскорее
"воскресить" меня, а тебе поможет обрести легальный статус.
   - Ты намерен рассказать ему обо всем, что с тобой произошло?
   - Да.
   - И  ты   не  боишься,   что  его  первой  реакцией  будет  вызов
психиатрической бригады со смирительными рубашками?
   - Нет, не  боюсь, - без  малейших колебаний  ответил Морис. -  Уж
если кто и поверит мне, так это отец. А он точно поверит.
   - Ты так думаешь?
   - Я это  знаю.  Сам  факт,  что  я  жив,  заставит  его  серьезно
отнестись к  моим словам.  Хотя даже не это главное. Мы с ним всегда
понимали друг друга, находили общий язык; я всегда доверял ему, а он
доверял мне.  К  тому  же  мы  с  ним  родственные  натуры. -  Морис
усмехнулся. - В молодости он был таким же разгильдяем, как и я, даже
похлестче меня.  До двенадцати  лет  я  помню  его  очень  смутно...
впрочем, и  вспоминать-то нечего.  В те времена отец появлялся раз в
год, а  то и реже, и всего на пару дней, а затем снова отправлялся в
странствия. Поначалу  я здорово обижался на него, но где-то к девяти
годам мое  отношение к  нему изменилось.  Все дело  в том,  что мать
слишком рьяно  настраивала меня  против отца,  и  когда  я  научился
логически мыслить,  мне это  показалось подозрительным. -  Морис  на
секунду умолк  и задумчиво  покачал головой. -  Все-таки злая  штука
судьба. Мой отец, как и я, тоже был несчастлив в браке. Он любил мою
мать, а  она его нет. Но, в отличие от меня, у него хватило мужества
уйти с ее пути, предоставив ей полную свободу действий.
   - Они развелись?
   - Нет, формально  они оставались  мужем и женой. Мать не подавала
на развод,  потому  что  хотела  оставаться  невесткой  моего  деда,
председателя  правления  компании;  кстати  сказать,  она  была  его
доверенным секретарем. А отец не делал этого из-за меня. В принципе,
я и вовсе не должен был появиться на свет - причем дважды не должен.
   - Как это?
   - Ну, во-первых,  я был зачат по чистой случайности. А во-вторых,
когда мать  узнала о  своей беременности,  то решила  избавиться  от
меня, однако  отец воспротивился  этому. И не просто воспротивился -
протестовать он  мог сколько угодно, все равно окончательное решение
было за  матерью. Но  мой отец  пригрозил ей,  что если  она прервет
беременность, он задушит ее собственными руками. Мать поверила ему и
испугалась. Вот так и получилось, что я дважды обязан отцу жизнью.
   Я хмыкнул. Прежде Морис не очень распространялся о своей семье. А
вернее, вообще избегал подобных разговоров.
   - Интересно, почему ты рассказываешь мне все это?
   - Чтобы ты понял, каков мой отец.
   - Что ж, - кивнул я. - Теперь начинаю понимать. Кстати, ты сказал
о своей матери "была". Она умерла?
   - Да, она погибла. Вместе с дедом разбилась на флайере, когда они
летели в  Канберру на  какую-то  деловую  встречу.  Тогда  мне  было
двенадцать лет,  и именно  тогда я в полном смысле этого слова обрел
отца. Он  вернулся ко мне и к семейным делам. Как я уже говорил, мой
дед был  председателем правления  компании, и  после его  смерти эта
должность стала  вакантной. Наша  семья контролировала самый крупный
пакет акций  "Рено", а  отец  был  единственным  сыном  моего  деда.
Вступив в  права наследства, он автоматически стал членом правления,
но председателем,  ясное дело,  его не  избрали. Тогда  он  был  еще
слишком молод, к тому же его считали безответственным авантюристом и
неисправимым плэйбоем.  Многие видели  в нем свадебного генерала, но
они здорово  просчитались. Отец  взялся за  дело  с  таким  рвением,
проявил такую  хватку и  столь  незаурядные  деловые  качества,  что
вскоре стал  просто незаменим.  Через семь лет он без труда потеснил
первого  вице-президента,  отправив  его  на  досрочный  заслуженный
отдых, а еще через семь лет мог спокойно занять кресло председателя.
Но не  сделал этого...  хотя, конечно, за последние полтора года все
могло измениться...  а, впрочем,  нет, не  изменилось. Когда я делал
запрос о  местонахождении отца,  в ответе  не было  сказано, что мои
данные о  занимаемой им  должности  устарели.  Однако  сути  это  не
меняет. Всем  известно, что  главное лицо  в компании -  мой отец, а
председатель  правления   исполняет  лишь  сугубо  представительские
функции. Незадолго до моего "прыжка самурая" мы отмечали в некотором
роде юбилей -  общее количество  акций, которыми владеет наша семья,
превысило двадцать  процентов. Это  уже не просто контрольный пакет.
На  практике  это  означает,  что  отец  стал  единоличным  хозяином
компании. Даже если против него ополчатся все остальные директора, у
них попросту не хватит голосов для квалифицированного большинства. А
что касается  общего собрания  акционеров, то  большинство  их -  на
стороне отца,  поскольку за  годы его,  так сказать,  первого  вице-
президентства дивиденды  по акциям  возросли более чем в два раза. -
Морис гордо вскинул голову. - Вот такой он человек!
   - Да, - вынужден  был  признать  я. -  Такой  человек  не  станет
отметать  невероятное  только  потому,  что  на  первый  взгляд  это
противоречит здравому  смыслу. Прагматизм,  в самом  широком  смысле
этого слова, подразумевает принятие невероятного в качестве одной из
возможностей - хотя  бы с тем, чтобы учесть все варианты, не упустив
ни единого.
   - Об этом  я и толкую, - сказал Морис. - Так что, согласен с моим
планом?
   Я пожал плечами:
   - Не совсем  согласен, но  и не  стану возражать. В конце концов,
помощь твоего отца была бы мне очень кстати.
   - Тогда поехали?
   Я на минуту задумался, потом отрицательно покачал головой:
   - Нет, мне с тобой ехать не стоит.
   - Почему?
   Резонный вопрос.  У меня на сей счет было два соображения. Прежде
всего, я  не люблю  быть свидетелем  трогательных сцен встречи после
долгой разлуки;  меня это смущает, и я чувствую себя крайне неловко.
И потом,  мне  нужно  было  уладить  кое-какие  дела,  в  частности,
обзавестись деньжатами,  чтобы обрести  твердую  почву  под  ногами.
Попадая в  иные миры,  я избегаю  промышлять банальным  грабежом,  а
предпочитаю нечто  поизящнее, вроде  азартных игр -  тоже грабеж, но
узаконенный. Правда,  в этом  мире я  не  собирался  наведываться  в
Монте-Карло или  в Лас-Вегас,  благо я  знал, как можно прикарманить
сравнительно небольшую  сумму из  капиталов  Кевина.  Нагреть  моего
дражайшего кузена на энное количество миллиончиков - дело чуть ли не
святое. Так сказать, грабь награбленное.
   - Для начала,  лучше поговори  со своим  отцом с глазу на глаз, -
ответил я Морису. - А после валяйте сюда, и мы потолкуем втроем. Да,
между прочим, почему ты не пригласил отца к нам?
   - Сначала я  так и  собирался сделать.  Но потом рассудил, что по
пути он успеет собраться с мыслями и обдумать несколько версий моего
чудесного возвращения  с того света. Тогда мне, кроме всего прочего,
придется опровергать  его предположения, на что потрачу немало сил и
нервов. А  так, я об®явлюсь нежданно-негаданно и, не дав ему времени
опомниться, огорошу его своим рассказом.
   - Что ж, неплохо задумано. А ты уверен, что он сейчас на Земле?
   - Я же говорил, что сделал запрос. Сейчас отец находится на нашей
вилле во Флориде.
   - А как насчет Софи?
   Морис поджал губы, взгляд его потускнел.
   - О ней я не узнавал.
   - Боишься?
   Он весь сник.
   - Да, боюсь.  Но надеюсь.  Не верю,  и тем  не менее  надеюсь.  И
страшно боюсь,  что надежды  мои напрасны. -  Морис взмахнул  рукой,
будто  отгоняя   мрачные  мысли. -   Ладно,  Эрик,  договорились.  Я
отправляюсь к  отцу, а  потом вернусь, прихватив его с собой. Где-то
часа через  три или  четыре - с  учетом времени  на дорогу...  Жаль,
конечно, что  я не  взял то  зеркальце, но ничего. Если понадобится,
свяжусь с  тобой по  обычному комму.  Когда услышишь  зуммер вызова,
нажми кнопку "ответ" на любом из визоров.
   - Заметано, -  сказал   я. -  А  если  я  не  буду  отвечать,  не
беспокойся.    Возможно,    мне    захочется    осмотреть    местные
достопримечательности.  Да,   кстати,  этот  визор, -  я  указал  на
огромный экран, - случайно не оборудован приставкой запахов?
   - О чем ты?.. А-а, понятно. Нет, не оборудован. Приставки запахов
вышли из  употребления почти  сразу,  как  только  были  запущены  в
массовое производство.  После некоторого  бума, вызванного новизной,
спрос на  них упал  так катастрофически, что вся индустрия потерпела
полный крах.  Сам я  видел приставки запаха лишь в музее... А почему
ты спрашиваешь?
   - Да так, - солгал я. - Из чистого любопытства.
   Попрощавшись со мной, Морис вышел из дома, и вскоре снаружи опять
послышалось слабое  завывание. Выглянув в окно, я увидел, как флайер
начал медленно  подниматься в воздух. На высоте около трех метров он
на секунду  остановился, повис  неподвижно в  воздухе,  затем  вдруг
рванул с  места в  карьер, стремительно  взмыл в небо и исчез с поля
моего зрения.
   Я лишь  пожал плечами.  Что с  Мориса возьмешь? Известно - лихач;
наконец-то он дорвался до своих любимых сверхвысоких скоростей.
   Я подошел к визору, склонился к пульту и, обострив свое обоняние,
принюхался.  Определенно,   запах  присутствовал -   тонкий   аромат
изысканных женских  духов. Наиболее  интенсивно он  исходил из щели,
откуда недавно Морис извлек пластиковую карточку с записью.
   Стало быть,  подумал я, упомянутый всуе кузен Филипп здесь ни при
чем. Если,  конечно, он  не гомосексуалист,  что маловероятно - ведь
Морис,  который  в  таких  вопросах  настоящий  педант,  назвал  его
блядуном, а  не пидором.  Хотя, впрочем,  не исключено, что это была
какая-нибудь кузина,  обожающая "клубничку",  но  все  же  у  Мориса
появился шанс. Удачи ему...
   Меня так и подмывало подняться на второй этаж и обследовать жилые
комнаты на  предмет обнаружения  новых улик  (тем более,  что  запах
духов вел  также и  к лестнице),  но осуществить  это намерение я не
успел. Снаружи  послышалось уже  знакомое завывание,  потом  в  окна
вновь ударил яркий свет.
   Так, так,  так! Похоже,  до Мориса  дошел скрытый  подтекст моего
вопроса насчет  приставки запахов,  он достал  карточку и обнаружил,
что она  пахнет женскими  духами. И  очевидно, теми  духами, которые
предпочитает Софи.  Вот он  и вернулся,  чтобы на  месте  произвести
расследование.
   Однако я ошибся. То был не Морис.
   Я мысленно репетировал речь на тему "не нужно быть пессимистом" и
"жизнь полна  сюрпризов, не  всегда неприятных",  которую  собирался
произнести п