приподнялся на передних лапах и  всей  тушей  навис
над безмолвным гигантом.
   - Тоф! - отчаянно вскрикнул Дарник. - Назад! Он сейчас бросится!
   Но  главная  опасность  таилась  не  в   страшных   клыках.   В   глубине
окровавленного тела дракона  Гарион  различил  неясные  очертания  Морджи  -
Повелитель  демонов,  собрав  последние  силы,  уже  поднимал   меч   Теней.
Призрачное его лезвие, пройдя прямо сквозь драконью  плоть,  легко  пронзило
грудь гиганта Тофа, выйдя у него из спины. Великан  замер  на  мгновение,  а
потом безжизненно осел  на  землю.  Вечная  немота  не  позволила  ему  даже
вскрикнуть.
   - Нет! - зазвенел голос Дарника, полный безграничного отчаяния.
   Мысль Гариона работала четко.
   - Следи за его зубами! - с ледяным спокойствием приказал он Закету.
   А сам бросился вперед, изготовившись  к  удару,  подобного  которому  еще
никогда в жизни не наносил ни единому  существу.  Целил  он  прямо  в  грудь
чудищу.
   Меч Теней попытался отпарировать удар, но тщетно. А Гарион, обеими руками
сжимая рукоять Ривского меча, обжег съежившегося  от  ужаса  демона  взором,
полным лютой ненависти, приставил острие к чешуйчатой груди как раз напротив
сердца, и от чудовищной мощи Шара, нанесшего удар, его самого чуть  было  не
отбросило назад.
   Меч короля Ривы легко, словно нож в масло, вошел в сердце дракона.
   Страшный  двухголосый  вопль  сотряс  небо  и  землю  -   это   закричали
одновременно дракон и Повелитель демонов.
   Гарион выдернул меч из груди чудища и  отступил  от  зверя,  бьющегося  в
конвульсиях. Подобно горящему дому, дракон зашатался и тяжело  рухнул.  Тело
его дернулось несколько раз, и он затих.
   Гарион обернулся.
   Лицо Тофа было по-детски безмятежным. Цирадис стояла  возле  поверженного
великана на коленях, рядом с  нею  преклонил  колени  Дарник.  Оба  они  без
стеснения рыдали.
   Высоко в небе раздался крик альбатроса - отчаянный крик горя и утраты.
   Цирадис рыдала. Повязка у нее на глазах насквозь промокла от слез.
   В грозовом ржавом небе клубились тучи, тая в своих недрах зловещую  тьму,
- все кружилось и перемещалось, и вдруг мрачную эту пелену разодрала  надвое
страшная молния, со всей силой ударив прямо в  алтарь  одноглазого  бога  на
вершине горы.
   Каменные плиты,  которыми  выложен  был  амфитеатр,  все  еще  оставались
влажными после  тумана  и  мелкого  дождя,  моросившего  накануне,  и  белые
искорки, мерцавшие внутри камня, твердого, словно сталь, казались  мириадами
звезд.
   Цирадис рыдала.
   Гарион глубоко вздохнул и огляделся. Амфитеатр теперь  казался  вовсе  не
таким уж огромным. По крайней мере, он был явно тесен, чтобы  вместить  все,
только что произошедшее здесь, но, возможно, и вся вселенная была для  этого
тесна... Лица друзей, озаренные зловещим светом, льющимся с грозовых  небес,
то и дело освещали вспышки чудовищных молний. Все были потрясены до  глубины
души. Амфитеатр сплошь покрывали трупы гролимов -  некоторые  распростерлись
на холодных камнях, напоминая черные тряпки, другие  безжизненно  скорчились
на  ступенях.  Гарион  услышал  вдруг  странный  гулкий  звук,  напоминавший
бесконечно глубокий вздох. Он кинул взор на дракона. Язык чудовища вывалился
из пасти, а змеиный глаз слепо глядел на него. Звук  несомненно  исходил  от
этой огромной туши. Внутренности зверя, еще не ведая о том, что они  мертвы,
продолжали методично переваривать пищу.  Зандрамас  окаменела,  потрясенная.
Гадина,  которую  натравила  она  на  врагов,  и  демон,  которому  наказала
повергнуть их во прах, - оба были мертвы. Как ни пыталась  она  извернуться,
чтобы не  пришлось  ей,  беззащитной  и  безоружной,  дожидаться  Последнего
выбора, но все хитроумные планы  ее  рассыпались,  словно  замок  из  песка,
выстроенный ребенком в опасной близости от полосы прибоя. Сын Гариона глядел
на отца - взгляд мальчика переполняло безграничное  доверие  и  гордость.  И
этот ясный взор согрел его раненое сердце.
   Цирадис рыдала.
   И все остальное вдруг перестало существовать для Гариона. Он видел сейчас
лишь сокрушенную горем прорицательницу из Келля.  В  этот  момент  она  была
самым важным существом во вселенной, а возможно,  так  было  всегда.  Гарион
подумал вдруг, что весь мир создан был ради одной великой цели -  чтобы  эта
хрупкая девушка сейчас стояла здесь, готовясь сделать  Последний  выбор.  Но
способна ли она теперь на это? Неужели гибель ее проводника  и  защитника  -
единственного искренне любимого ею существа  во  всем  свете  -  сделала  ее
неспособной исполнить миссию?
   Цирадис рыдала. Минуты текли. Гарион  теперь  ясно  видел,  словно  читал
Книгу Небес, что выбор должен состояться не только в определенный день, но и
в назначенный час, и если Цирадис, сломленная горем, не сможет  в  этот  час
выполнить предначертанное, все, что  есть,  было  и  будет  на  этой  земле,
обречено. Она должна совладать с собой - иначе все погибло.
   Неведомо откуда донесся вдруг невыразимо печальный голос, поющий песнь, в
которой  звучала  вся  глубина  человеческого  горя.   К   нему   постепенно
присоединялись другие голоса. Таинственная сверхдуша  далазийцев,  постигнув
глубину печали прорицательницы из Келля, оплакивала вместе с нею ее  утрату.
Песнь безграничного отчаяния постепенно стихала,  и  вот  наступила  тишина,
рядом с которой могильное безмолвие - ничто...
   Цирадис рыдала, но не одна. Все далазийцы плакали вместе с нею.
   И вот вновь зазвучал одинокий голос - мелодия напоминала ту,  что  минуту
назад стихла. Неискушенному Гариону показалось, будто  звучит  та  же  самая
песнь, однако вскоре он понял, что это не так. Когда  зазвучал  многоголосый
хор, то безысходная скорбь начала тонуть в странном напеве. Финал был совсем
иным...
   И вновь зазвучала песнь, но на этот раз вступил  сразу  огромный  хор,  и
победное крещендо  сотрясло,  казалось,  самые  основы  мироздания.  Мелодия
оставалась почти неизменной, но траурный реквием превратился теперь в  песнь
торжества.
   Цирадис нежно сложила руки Тофа на его груди, пригладила  ему  волосы,  а
потом коснулась заплаканного лица Дарника жестом трогательного утешения.
   Когда она поднялась, то уже не плакала больше, и  слезы  Гариона  высохли
сами собой - так рассеивают утренний туман лучи восходящего солнца.
   - Пойдемте, - решительно сказала она, указывая на вход в пещеру. -  Время
приближается. Иди, Дитя Света, и ты, Дитя Тьмы! Войдите прямо  в  грот,  ибо
всем нам надо принять решения раз и навсегда. Войдите вместе со  мною  в  то
Место, которого больше нет, - там мы решим судьбы мира.
   И твердой походкой прорицательница направилась прямо  к  огромной  двери,
над которой укреплена была каменная маска Торака.
   Гарион, всецело во власти этого чистого голоса, двинулся вслед за хрупкой
девушкой. Повиновалась и Зандрамас. Они с нею шли бок о бок, а когда входили
в грот, Гарион услышал, как атласный ее рукав с шелестом скользнул по  стали
его лат. И с изумлением он вдруг осознал, что силы, наблюдающие за тем,  как
проходит встреча, не вполне уверены в себе. Между ним и колдуньей из Даршивы
существовал незримый, но непреодолимый барьер. Тонкое, ничем  не  защищенное
горло Зандрамас было на расстоянии  вытянутой  руки,  но  она  была  так  же
неуязвима, как если бы находилась на обратной стороне Луны. Остальные шли за
ними следом. А  Зандрамас  вела  за  ручку  Гэрана,  а  за  спиной  ее,  как
привязанный, плелся трясущийся Отрат.
   - Этого не должно  случиться,  Бельгарион  из  Ривы,  -  жарко  зашептала
Зандрамас. - Неужели мы с тобой, самые могущественные существа во вселенной,
подчинимся выбору этой полоумной девки? Право выбора принадлежит  лишь  нам,
нам одним! Так мы оба станем богами. Мы с легкостью низвергнем  Ула  и  всех
остальных  и  одни  станем  править  вселенной!  -  Мерцающие  огоньки   все
стремительнее перебегали у нее под кожей, а глаза пылали  алым  огнем.  -  А
когда мы сделаемся божествами, ты можешь прогнать свою смертную  жену  -  да
она, в сущности, и не человек-то вовсе, - и мы с тобою станем супругами.  От
нас с тобою  произойдет  раса  богов,  Бельгарион!  Мы  подарим  друг  другу
неземные восторги! Ты найдешь меня прекрасной, восхитительной -  как  и  все
мои мужчины до сих пор, - а я наполню дни твои и ночи божественной страстью,
и свет сольется с тьмою, а тьма - со светом...
   Гарион   был   ошеломлен    и    даже    слегка    напуган    решительной
целеустремленностью  духа,  под  властью  которого  находилась  Дитя   Тьмы.
Существо это было неизменно и непоколебимо, словно алмазная скала. Он  понял
вдруг, что оно не меняется оттого, что просто не может перемениться. В мозгу
Гариона забрезжила догадка, важнее которой трудно  было  что-то  вообразить.
Свет умел изменяться. Каждый новый день служил тому доказательством. Тьма же
была неизменна. Он постиг  наконец  истинное  значение  разделения,  некогда
постигшего  вселенную.  Тьма  стремилась  к  постоянству,  Свет  же   жаждал
меняться,  совершенствоваться.  Тьма  считала   себя   совершенством,   Свет
неуклонно стремился к совершенству. Когда Гарион  заговорил,  слова  его  не
были ответом на откровенные предложения Зандрамас - он  обращался  к  самому
духу Тьмы.
   - Все переменится, уверяю тебя. И что бы ты ни делал,  ты  не  разуверишь
меня в этом. Торак предложил стать мне отцом,  а  Зандрамас  -  супругой.  Я
отверг Торака и отвергаю Зандрамас. Ты не властен  заключить  меня  в  оковы
неподвижности. Если я переменю лишь самую  малость  -  ты  погиб!  А  теперь
попытайся остановить морскую волну, если сумеешь, а меня оставь в  покое.  У
меня много дел.
   Вздох, слетевший с уст Зандрамас, был совершенно нечеловеческим.  Догадка
Гариона поразила самое Тьму, а не только ее послушное орудие. Он ощутил, как
враг едва заметно дрогнул и не намеревался отступать.
   Зандрамас зашипела, а глаза ее загорелись безумной ненавистью.
   - Разве это не то, чего ты так жаждала? - спросил ее Гарион.
   Губы  Зандрамас  раздвинулись,  но  зазвучал  чужой  голос  -  глухой   и
бесстрастный.
   - Тебе все равно придется сделать выбор.  В  ответ  устами  Гариона  тоже
заговорил кто-то другой, и голос его был столь же безлик и бесстрастен.
   - У нас еще  много  времени.  Инструмент  появится  тогда,  когда  в  нем
возникнет надобность.
   - Блестящий ход, но это далеко еще не конец игры.
   - Разумеется, нет. Последний ход сделает прорицательница из Келля.
   - Тогда да будет так.
   Они шли по длинному пропахшему плесенью коридору.
   - Меня от всего этого просто воротит, - расслышал Гарион за спиной  шепот
Шелка.
   - Все будет хорошо, Хелдар, - утешала маленького человечка Бархотка. -  Я
не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.
   Внезапно коридор кончился, и они оказались в глубоком  гроте.  Стены  его
были  грубы  и  шероховаты  -  все  сразу  поняли,  что  это  не  дело   рук
человеческих, а пещера естественного происхождения. По одной из стен, звонко
журча, струилась  вода,  образуя  глубокое  темное  озеро.  Здесь  явственно
ощущался запах пресмыкающегося, смешивавшийся с вонью гниющего мяса,  а  пол
усеян был обглоданными добела костями.  Такова  уж  была  жутковатая  ирония
судьбы - логово бога-дракона стало обиталищем дракона живого. Лучшего стража
для этого зловещего места было не сыскать.
   Подле одной из стен  возвышался  трон,  вырезанный  из  цельной  каменной
глыбы, а прямо перед ним красовался уже до тошноты знакомый всем  алтарь.  В
самом  его  центре  лежало  нечто  продолговатое,   размером   чуть   больше
человеческой головы. Это был камень, испускающий алое сияние. Этот  зловещий
свет озарял весь грот. На полу подле алтаря лежал человеческий скелет - одна
рука все еще тянулась к камню, словно в безысходной тоске. Гарион похолодел.
Кто это? Очередная жертва, принесенная Тораку? Или жертва дракона? И тут  он
все понял. Это был тот самый мельсенский ученый, который похитил Сардион  из
университета и устремился с ним сюда, где и нашел  свою  гибель,  сгорая  от
восхищения перед волшебным камнем, своим хладнокровным убийцей.
   Из-за плеча Гариона раздалось вдруг совершенно  звериное  рычание  -  это
пробудился Шар. Кроваво-красный Сардион, лежащий на алтаре,  издал  ответный
рык. Послышалось  невнятное  лепетание  на  фантастическом  языке  -  Гарион
улавливал в нем слова из множества наречий, некоторые из которых  звучали  в
самых отдаленных уголках вселенной. В  глубине  Сардиона  замерцали  голубые
искорки, а Шар налился вдруг кровавым светом - сразу  видно  было,  что  два
непримиримых врага сошлись в этом маленьком гроте.
   - Придержи его, Гарион! -  отрывисто  приказал  Бельгарат.  -  Иначе  они
разрушат друг друга - и всю вселенную заодно!
   Гарион протянул руку, положил ладонь с  запечатленной  на  ней  отметиной
Алдура прямо на Шар и безмолвно заговорил с разъяренным камнем.
   "Не сейчас, - говорил он. - Все в свое время".
   Он не мог объяснить, почему с языка у него сорвались  именно  эти  слова.
Жалобно ворча, словно обиженное дитя, Шар умолк, и Сардион перестал  рычать.
Однако оба камня продолжали угрожающе светиться.
   "Ты недурно справился с задачей, - поздравил Гариона  знакомый  голос.  -
Теперь наш враг слегка озадачен. Однако не почивай на лаврах! Мы здесь не  в
самом выигрышном положении - Дух Тьмы слишком силен в этом гроте".
   "Почему же ты не предупредил меня заранее?"
   "А ты принял бы  всерьез  мои  слова?  Слушай  внимательно,  Гарион.  Мой
противник согласился вверить нашу общую судьбу Цирадис.  Зандрамас,  однако,
на это не соглашается. Она, похоже, хочет еще раз  испытать  судьбу.  Встань
между нею и Сардионом. Чем бы ни  пришлось  тебе  пожертвовать,  не  дай  ей
коснуться камня!"
   "Хорошо", - спокойно ответил Гарион.
   Про себя он рассудил, что, если будет  красться  дюйм  за  дюймом,  чтобы
занять позицию между Зандрамас и алтарем, ему все равно не удастся  обмануть
колдунью из Даршивы. И он, совершенно спокойно  шагнув  вперед,  остановился
перед алтарем, извлек из ножен Ривский меч,  упер  его  острием  в  землю  и
оперся обеими руками на рукоять.
   -  Ты  что  это  задумал?  -  свистящим   шепотом   спросила   Зандрамас,
подозрительно прищурившись.
   - Ты прекрасно знаешь, что. Два  духа  согласились,  что  именно  Цирадис
должна принять последнее решение. Твоего же согласия я пока  не  слышал.  Ты
все еще считаешь, что тебе удастся избежать выбора?
   Испещренное искрами лицо Зандрамас исказилось от ненависти.
   - Ты заплатишь за это, Бельгарион. И ты, и все, кто  дорог  тебе,  сгинут
здесь, в этом гроте!
   - Это решать Цирадис, а не тебе. А до тех пор никто не коснется Сардиона!
   Зандрамас в бессильной ярости заскрежетала зубами.
   Тут к нему  присоединилась  Поледра.  На  ее  золотистых  волосах  играли
отблески света, исходящего от Сардиона.
   - Отлично сработано, юный волк, - сказала она Гариону.
   - Ты не обладаешь более властью,  Поледра,  -  слетели  с  недвижных  уст
Зандрамас странные слова, сказанные чужим голосом.
   - Тебе нанесен удар.
   - Я ничего не чувствую.
   - Это все оттого, что ты бесчувственна - ты всегда безжалостно уничтожала
тех, кто тебе помогал, как только надобность в них отпадала. Поледра  -  это
Дитя Света, сражавшееся некогда в Во-Мимбре, которой удалось сокрушить тогда
Торака - пусть на время. Если такая сила однажды дается, то после никогда не
отнимается полностью. Неужели легкость, с которой сладила она с  Повелителем
демонов, недостаточное тому доказательство?
   Гарион был потрясен. Поледра? Дитя Света, некогда  выстоявшее  в  ужасной
битве - почти пять тысяч лет тому назад?
   А Поледра продолжала.
   - Ты признаешь, что тебе нанесен удар?
   - Но какая разница? Все равно игра скоро закончится.
   - Я требую признания! Таковы наши правила.
   - Ну хорошо, хорошо! Признаю, мне нанесен удар.  Знаешь,  ты  впадаешь  в
детство...
   - Правило есть правило, а игра еще не закончена.
   Гарион пристально глядел на Зандрамас,  стремясь  предупредить  любое  ее
движение в направлении Сардиона.
   - Когда настанет время, Цирадис? - тихо  спросил  Бельгарат  у  келльской
прорицательницы.
   - Скоро, - ответила она. - Очень скоро.
   - Но ведь все мы здесь. - Шелк нервно поглядывал на свод пещеры. - Почему
бы разом со всем не покончить?
   - Назначенный день настал, Хелдар, - сказала Цирадис, - но не пришел  еще
час. Когда настанет время Последнего  выбора,  здесь  воссияет  столь  яркий
свет, что его увижу даже я.
   На Гариона снизошло вдруг странное ледяное спокойствие, и он  уверился  в
том, что величайшее событие близится. Такой же покой  объял  его  некогда  в
руинах Хтол-Мишрака, где он встретился с Тораком.
   И тут словно одна мысль об одноглазом боге на мгновение вызвала  того  из
места вечного его упокоения. Гарион, казалось, слышал ужасный голос  Торака,
который нараспев произносил слова, начертанные на самой  последней  странице
Ашабских пророчеств.
   "Узнай же, что мы братья, Бельгарион, хотя сила обоюдной ненависти  нашей
может однажды поколебать землю и сотрясти небесный свод. Мы братья,  ибо  на
нас лежит одна ужасная миссия. То, что ты читаешь слова эти,  означает,  что
ты меня одолел. Теперь настал мой черед возложить миссию на  тебя.  То,  что
предрекают сии страницы, - омерзительно. Не дай этому случиться. Уничтожь до
основания этот мир. Истреби вселенную, если потребуется, только  не  позволь
исполниться пророчеству Тьмы! В твоих руках ныне судьба прошлого, настоящего
и грядущего. Привет тебе, ненавистный брат мой, и прощай.  Мы  встретимся  -
нет, уже встретились в Городе Ночи, где суждено  разрешиться  нашему  спору.
Остается, однако, невыполненной наша миссия -  и  закончится  все  в  Месте,
которого больше нет. Один из нас должен явиться туда, и суждено  ему  встать
лицом к лицу с воплощенным ужасом. И если это будешь ты, не подведи!  Забудь
обо всем! Если даже придется тебе пожертвовать единственным твоим сыном,  не
дрогни - убей его, как некогда умертвил ты меня!"
   На сей раз слова Торака не наполнили сердце Гариона смертной тоской.  Они
только укрепили его решимость. Он начинал осознавать, что происходит. Там, в
Ашабе, Торака посетило  видение  столь  устрашающее,  что,  пробудившись  от
пророческого своего  сна,  безумный  бог  Ангарака  без  колебаний  возложил
ужасную миссию на своего злейшего  врага.  Ужас  оказался  сильнее  безумной
гордости Торака. Только позднее, вновь обуянный  гордыней,  Торак  переписал
последние страницы пророчества.  Но  этот  безумный  бог  в  краткий  момент
просветления сказал правду - возможно, в первый и  последний  раз  в  жизни.
Гарион  мог  лишь  догадываться,  каких  мучительных  терзаний  этот  момент
просветления стоил Тораку. И он мысленно поклялся  злейшему  своему  недругу
выполнить эту страшную миссию. "Я сделаю все, что будет в моих силах,  чтобы
отвратительное пророчество не сбылось, брат мой, - мысленно ответил он  духу
Торака. - Возвращайся с миром туда, где ты обитаешь ныне, ибо бремя миссии я
принимаю на себя".
   Туманное  алое  свечение,  исходящее  от  Сардиона,  пригасило   искорки,
перебегающие под кожей Зандрамас, и Гарион различил наконец ее  черты.  Лицо
ее выглядело озабоченным. Она явно была не  готова  к  внезапному  поражению
повелевающего ею духа - пусть даже в самом малом.  Ее  стремление  к  победе
любой ценой теперь натыкалось на преграду - руководивший ею доселе дух лишил
ее своей поддержки. Ее собственный разум - или то, что от него  осталось,  -
все еще тщился избежать Последнего выбора.  Оба  противоборствующих  духа  с
самого начала порешили вручить право этого выбора прорицательнице из  Келля.
Все увертки, хитрости и подлости, на которые пускалась Дитя  Тьмы  на  своем
пути к месту последней встречи, были плодом больного сознания самой колдуньи
из Даршивы. И теперь Зандрамас, ожесточенная и загнанная в угол, была  много
опаснее, чем когд