Во всех общинах молодежь (да и не только молодежь!) шепталась, что он, ученик великого Хорру, владеет этой тайной и пользуется ей время от времени - по особой просьбе, за особую плату! Колдун не препятствовал этим слухам: в конце концов, люди не могут, да и не должны знать ни истинной силы Колдуна, ни ее пределов. А сказка про любовный корень казалась такой невинной, такой безобидной... А теперь - как убедить несчастного, что он просит то, чего нет?
     - Лучший охотник, победивший тигрольва и выследивший лашии! То, что говорят о любовном корне, - пустые слухи. Колдун не владеет этой тайной. Колдун думает: такого корня не существует! Пусть Мал оставит надежду приворожить сердце Айрис. Но даже если бы такой корень и был, он бы ничему не помог. Предки никогда не отменят основного Закона Рода - даже ради Мала! Закон крови ненарушим, неизменен! Преступивший его несет гибель не только самому себе - всему Роду! Предки могут отвернуться от Рода, оборвать связи, закрыть миры. И тогда - люди лишатся имени, осиротеют, станут как лашии, не имеющие Закона!
     - Как лашии, не имеющие Закона? - Охотник посмотрел прямо в глаза собеседнику. - Да, я видел лашии, и знаешь, что я о них думаю? Думаю, что они - не лесная нелюдь, а лесные люди, такие же, как мы, только свободные! Их боятся, их преследуют и убивают лишь потому, что они не захотели связывать себя нашими законами, пожелали жить по-своему! Кто же прав - мы или они? И кто внушает людям страх перед лашии? Кто их гонит? Не те ли, кому Закон позволяет есть не охотясь?
     Колдун ответил спокойно, как бы не услышав обидной речи. Горе Мала огромно, лишь оно породило безумные слова.
     - Мал говорит: лашии - свободный народ. Отчего тогда их жизнь так жалка, так убога? Видел ли Мал одежду лашии, оружие лашии? Знает ли лучший охотник, чем и как утоляют они свой голод? На памяти Мала лашии появились здесь впервые, а Колдун помнит иные времена. Колдуну довелось собирать обглоданные останки дочерей Мамонта в разоренном логове лашии... А знает ли Мал, что бы случилось, уведи он свою сестру, Айрис, к свободным людям? И ее и его не спасли бы ни отважное сердце, ни дротик, ни кинжал: ведь и лучшему охотнику нужен сон!
     Мал опустил голову, ничего не отвечая. Когда заговорил вновь, голос его зазвучал сдавленно и глухо:
     - Хорошо. Пусть будет так. Пусть старый Колдун простит неразумного охотника. Мал верит мудрому Колдуну и готов забыть преступные мысли. Мал их стыдится. Но пусть тот, кому ведомы тайны земли и воды, кто посещает иные миры, кто говорит с духами и Первопредками, поможет тому, кто умеет только выслеживать зверя и метать дротик. Пусть великий Колдун освободит сердце Мала, заставит его видеть в Айрис только свою сестру! Колдун! Старый! Ты жил мудростью и знаниями, ты никогда не любил! Но поверь, пойми, эта боль нестерпима! Мужчина должен быть равнодушен к своей боли, и я терпел столько лет... Но сейчас, когда все сказано... Колдун, ты всеведущ, ты можешь лечить, как никто другой! Так исцели мое сердце, ведь эта просьба не противоречит воле предков! Мой дар все тот же - прими его и освободи меня от Айрис!
     Мал снова смотрел прямо в лицо старику. Его черные, умоляющие глаза предательски блестели. Колдун поспешно положил в огонь сухую ветвь, добавил пучок травы. Повалил дым. Теперь слезились и его глаза.

     ..."Ты никогда не любил!" Ах, Мал, Мал! Тогда, в те давние времена своей юности, и он верил: "Любовная магия? Что может быть проще!" В жилище, наедине с собой, Колдун понял, ради кого Майа так часто приходила к Коре (жаль, что он увидел ее так поздно!}. А поняв, даже не приревновал - обрадовался: брат Коры - в Потаенном доме. До Посвящения - o-ro-го сколько времени! Уж для себя-то он постарается!..
     Колдун помнил, с какой надеждой сплетал он любовную повязку - для себя! И ведь все было: и нужные травы, собранные старательно, по всем правилам, и утиный пух, и перо лебедя... И было самое надежное средство - ее дар, да еще собственноручно надетый на его бедовую голову! Он окутывал тогда уже поникшие желтянки нежным, невесомым пухом, закреплял его тонкими, пахучими побегами, шепча заклинания. И как он просил тогда духов Земли о помощи! И как замирал от радости, слыша обнадеживающие ответы! (С нити ли он говорил? Если и с ними, то что ж... Духи капризны; они рады посмеяться над Колдуном, утратившим мудрость, а вместе с ней и власть!} И все время казалось: виски все еще ощущают мимолетное прикосновение пальцев Серой Совушки...
     В ту ночь Колдун не мог заснуть. Он все представлял, как назавтра наденет свою любовную повязку, как пройдет в ней мимо Майи, как потом... И наконец, не выдержав, решился на то, на что до сих пор не осмеливался ни разу, - посмотреть сквозь воду в глаз Небесной Старухи! Даже Хорру избегал делать это сам, предпочитая показывать возможное будущее другим - за специальную плату. Но в ту ночь Колдун взял старую чашу своего наставника - таинственную чашу, сделанную из человеческого черепа. Хорру сказал однажды: "Это был подлинно великий колдун! Более могучий, чем я сам!" До сих пор молодой ученик и не притрагивался к ней, а вот теперь нес ее через стойбище к ручью, туда, где отраженный глаз сиял так же ясно, как и в вышине, осторожно поймал его чашей и произнес необходимые слова.
     Лучше бы он этого не делал! Вода потемнела до черноты, все вокруг сияло, а тьма в чаше сделалась непроницаемо густой, от нее веяло тоской и холодом... Вот чья-то рука выводит на земле знак - и, кажется, он догадывается, что это. Снова тьма - и лицо Майи, не смеющееся, изможденное, глаза закрыты... Пламя, какие-то мечущиеся тени... Лицо старика - оно чем-то знакомо! Его сменяет другое лицо - кто это?! Человек - но и не человек; мертвый - и живой!.. Рука задрожала, по воде пошла мелкая рябь - и за ней открылось последнее видение, единственное, не вызывающее ни тоски, ни страха. Незнакомая местность в вечернем свете. Вдали еловый лес, а ближе, на пологом склоне, пасется стадо мамонтов. Все такое отчетливое, ясное... Тишина и покой... Картина постепенно растворилась - и не осталось ничего, кроме отражения белого глаза Небесной Старухи... Вдруг чаша треснула, древний череп распался на несколько кусков! Лунная вода с шумом пролилась обратно в ручей... Такого дурного знака у Хорру не было ни разу! Зарыв остатки черепа в землю, Колдун проговорил все отводящие беду заклинания, какие только знал, но не был уверен: помогут ли?
     Колдун шел назад, задумчивый и печальный. Конечно, он помнил, что внушал Хорру очередному общиннику, решившемуся посмотреть в его колдовскую чашу и оцепеневшему от увиденного: "Знай - ты видел только возможное, то, что можно отвести! Попросишь Хорру - Хорру поможет!" - и дальше следовал торг. Платили все. Но помог ли Хорру хоть кому-нибудь или только брал с обреченного лишнюю мзду? Его ученик этого не знал.
     Лучше бы он не касался этой страшной посудины, не приходил сюда! Хотя бы один день и одна ночь остались в его памяти наполненными неомраченной радостью! Или - если бы смог стать достаточно мудрым, чтобы понять предостережение! Но, возвращаясь домой в ту ночь, даже после всего увиденного, даже отягощенный дурным Знаком, юный Колдун все еще не сомневался в силе своей повязки и наговоров. Любовная магия - ведь это так просто!..

     Ах, если бы он и в самом деле владел любовным корнем, ведь его-то любовь не нарушала Закон Рода! И - если бы он мог вырвать брата Коры из сердца Майи! Или ее самое - из собственного сердца!..

     - Мал, бесстрашный охотник, победитель тигрольва! Колдун не отказывается от своих слов: для того, кто выследил лашии, Колдун готов сделать все, что только в его силах. Но здесь он бессилен. Взяв щедрый дар и пообещав невыполнимое, Колдун только обманет.
     Теперь слова Мала звучали бесстрастно и сухо:
     - Итак, мудрый Колдун, ученик великого Хорру, соединяющий Миры, повелевающий духами и передающий нам, охотникам, волю Первопредков, бессилен выполнить простую просьбу?
     Простая просьба! Как мало знают люди о том, что просто, что трудно и что - вовсе невозможно в искусстве Колдуна!
     - Мал, я никогда не называл себя всеведущим и всесильным. Все, что я могу сделать, - это отвести твой взгляд, на время, не навсегда. Тебе покажется, что та, на которую твой взгляд будет отведен, Нава, или другая девушка, - самая желанная в твоей постели. Может быть, ты даже возьмешь ее в жены. Но потом - и очень скоро! - все вернется с удвоенной силой. И конечно, ты возненавидишь свою привороженную жену. А если я буду возобновлять колдовство, поверь, для тебя это будет то же самое, как если бы я сейчас вонзил тебе в сердце твой кинжал. Такая же верная смерть, только более мучительная.

     Мал опустил голову, как бы разглядывая бесполезные дары. Видимо, пытался скрыть слезы. Его было жаль, очень жаль. Колдуна охватило чувство собственного бессилия. И воспоминание о Майе, девочке из далекого прошлого... Тогда он был моложе Мала. Но ведь он уже был - Колдун! А к чему привела его любовь? Ужас и гибель... Может ли теперь он, старый и мудрый, только обвинять, только упрекать пораженного черным крылом Аймос - неукротимого, одинокого духа, отнимающего у людей покой и разум, приносящего им больше горя, чем счастья?
     - Мал, послушай. Горе твое велико, но победить его можешь лишь ты сам. Только сам, собрав всю свою волю, все свое мужество. Мое искусство здесь бессильно, я не могу даже смягчить твою боль. Но выслушай мой совет: женись на Наве! Мужчина, такой, как ты, не должен жить один, а ты слишком долго был одинок. Возьми в жены ту, о ком тебе говорила Айрис, заботься о ней, береги ее - ради Айрис. Поверь: когда у вас появятся дети, когда ты начнешь учить своих сыновей всему тому, что знаешь и умеешь сам, - тебе будет все легче и легче думать об Айрис как о сестре, любить ее как сестру...

     Мал сидел не шевелясь. Глаза его были сухи. Он казался спокойным, но в душе его все бушевало. Как! Этот старый, трухлявый пень, этот вонючий кусок лисьего помета, не способный даже поставить простейший силок, не добывший и зайца, всю жизнь только жрал и пил! Ему приносили мясо и рыбу, грибы и ягоды, лучшие шкуры; чужие женщины шили ему одежду и обувь, плели корзины, давали все лучшее, - только за пустую болтовню о духах и Предках! И что же? Оказывается, этот зажравшийся хомяк со всеми своими духами не способен сделать даже самого простого?! И он еще смеет бормотать какие-то советы!.. Обезумевший охотник вскочил на ноги.
     - Старик, я устал от пустой болтовни, и мне не нужны лживые советы! Ты дашь мне любовный корень и объяснишь, как им пользоваться. А завтра на празднике объявишь "волю духов"! Тогда я согласен кормить тебя до твоей смерти и - так и быть! - буду прославлять твое могущество и мудрость, старый лис! Если же нет - клянусь, сейчас в стойбище на одного лжеца станет меньше!
     Мал схватился за рукоять костяного кинжала. Колдун коротко взглянул на него, бросил в очаг пучок каких-то трав и что-то пробормотал. Низкое пламя заметалось, повалил дым, окутавший согбенную фигуру... Охотник оцепенел! С места, где только что сидел понурившись дряхлый старик, поднимался могучий, гривастый тигролев, намного крупнее того, чьи когти красовались вот уже столько лет на его, Мала, шее! Зверь не спеша обошел очаг и приближался, не обращая никакого внимания на кинжал, предательски задрожавший во внезапно ослабевшей руке. Нет, если бы Мал столкнулся с хищником, даже такой величины, в лесу - он бы не струсил. Но у этого тигрольва были не желтые с узкими черными зрачками глаза, а человечьи, зеленовато-серые, - глаза Колдуна!.. Зверь подошел почти вплотную, остановился и дважды фыркнул на упавшую с колен оленью шкуру. Мал понял. Судорожно схватив свой отвергнутый дар - прямо под немигающим человеческим взглядом, светящимся со звериной морды! - он опрометью бросился вон из страшного жилища.

     Оставшись один, Колдун тяжело опустился на лапник. Что же делать теперь? Немедленно идти в дом вождя, все рассказать? Но тогда... Если ему поверят, для Мала это будет конец! Здесь никакие прежние подвиги не помогут. После такого он не только не сможет жениться на ком бы то ни было - жить среди своих не сможет!.. Ну а если Колдуну не поверят? Мал неглуп; он скажет: "Колдун оклеветал Мала потому, что Мал не просит его ни о чем и не носит ему даров!" Если видели, куда он шел, добавит: "Вот сегодня пришел попросить (не важно о чем, выдумает какой-нибудь пустяк), а Колдун злится, Колдун прогнал Мала, да еще напраслину возвел!" И что тогда? А так, скорее всего, и будет; поверят Малу, не ему: его не любят. А Мал - герой, выследивший лашии...
     Нет, сейчас разговор с вождем ничего не даст, ничему не поможет. Остается одно: ждать! За ночь Мал может и одуматься; он получил урок... Он может вспомнить совет, может понять, что Колдун зла ему не желал, - и тогда совет будет принят! Все покажет завтрашний день: как поведет себя Мал? Колдун будет приглядываться к нему с утра и быстро поймет, что решил лучший охотник. И если его совет принят, никто не узнает о сегодняшнем разговоре, о безумной просьбе Мала!
     А теперь - пора собираться в путь!

     Мал лежал ничком на медвежьей шкуре, покрывающей его постель. Брошенный у входа прямо на землю, смешанную с золой, белоснежный сверток развернулся, и дорогие дары рассыпались. Но охотнику было все равно.
     Жабье дерьмо! Все потеряно; никакой надежды! Ему остается одно, только одно: взять завтра эту самую Наву за руку и... принять совет этого... Иначе Колдун не будет молчать; тут нечего и думать! О, жабье дерьмо!
     Кинжал колол левый бок. Хотелось схватить его и нанести точный, смертельный удар... Самому себе? Да хотя бы и самому себе! И пойти по ледяной тропе, и спросить Великого Мамонта: зачем ты это сделал? Зачем дал нам Закон, из-за которого Мал ушел к тебе раньше срока?.. Если, конечно, это Он... Если Мал вообще кого-нибудь встретит на этой тропе...
     Давно не кормленный очаг обиженно уснул... А может, умер. Все равно. Мал не может больше оставаться в своем жилище, в своем стойбище. Мал должен уйти прочь. Или по ледяной тропе смерти, или... Куда? Ответ пришел сам собой: туда, где мох так мягок и сух; где Одноглазая будет смотреть на охотника между вершинами елей, где ее око на миг закроет черный силуэт летучей твари... В Проклятую ложбину, где снятся такие интересные и странные сны.
     Мал хорошо помнил свою первую ночь, проведенную в Проклятой ложбине. Он уже почти засыпал, как вдруг показалось, что кто-то приближается, совсем бесшумно. Охотник вскочил, готовый отразить нападение или напасть. Шагах в десяти спокойно стоял молодой охотник - незнакомый и в то же время чем-то до странности знакомый! Пришел с миром: на землю легли копье, колчан и кинжал; показал безоружные руки... Мал опустил свое копье острием вниз, и знакомый незнакомец приблизился... Небесная Старуха смотрела вполглаза; все было отчетливо видно, и Мал понял... Свое лицо он видел редко, только отраженным в воде, но одежда... Рукав рубахи, зашитый только вчера; две выпавшие из узора бусины (так и не вставил!); пятно на мокасине... перед ним стоял второй Мал! Только одна разница: то, что у него было справа, у того, второго, слева!.. Чтобы проверить, охотник прикрыл свой правый глаз правой ладонью, - и тот повторил жест, но левой рукой и с левым глазом. Мал понял, что спит, и засмеялся, И спокойно сел на мох, положив оружие. Второй Мал опустился рядом, так же скрестив ноги (темное пятно было на правом мокасине, а не на левом, как у Мала-первого). И они заговорили...
     А вот о чем они говорили, Мал не мог вспомнить - ни сразу, наутро, ни потом. Утром он внимательно осмотрел всю ложбину и окрест в поисках следов пришельца и понял окончательно: сон - и ничего больше! Только почему он не может вспомнить сам разговор! Ведь было так интересно, так захватывающе интересно! Как в детстве, когда он слушал бесконечные истории про лесных духов и всему верил...
     Следующую ночь Мал провел в своем жилище - и тот, второй, не пришел. В следующие ночи - тоже... А Мал все пытался вспомнить их разговор и наконец вновь отправился ночевать в Проклятую ложбину, твердо решив: сейчас он все запомнит! Почему-то была уверенность: второй придет опять! Да, пришел, и все повторилось: долгий, захватывающий разговор, а наутро - вновь ничего не вспомнить, как ни старайся! И так было много раз. Проклятая ложбина притягивала к себе все больше и больше, все навязчивее хотелось: вспомнить! Так интересно, а главное - так важно!..
     Сейчас, в уже опустившейся ночи, он шел туда самым скорым своим шагом; почти бежал. И чем ближе подходил, тем сильнее росла и крепла уверенность: в этот раз он не забудет! И ему помогут!

     Мальчики сгрудились у очага, в центральном доме. Долговязый Айми рассказывал какую-то нудную, бесконечную историю о Хозяине воды, которого он якобы видел; остальные делали вид, что слушают. Ночь тепла, очаг горит ровно - и все равно по телу пробегала дрожь. Нервы напряжены до предела, уши ловят не слова а звуки на тропе, ведущей к стойбищу.
     Вот оно! Еле слышный стук палки и шаги! Айми прервал свою речь на полуслове... В жилище вошел Колдун - в какой-то вывернутой мехом наружу шкуре, в высокой меховой шапке; правая рука сжимает огромную суковатую палку-костыль.
     По его приказу мальчики заложили очаг мокрой травой, догола разделись и аккуратно сложили свою детскую одежду. Затем поочередно подошли к Колдуну, и тот наложил каждому на глаза тугую непроницаемую повязку. Нагу, сын вождя, первым положил свою правую руку на плечо Колдуна. На его правое плечо тоже легла чья-то рука (не Туули... Сэмми?). Предводительствуемая единственным зрячим, процессия двинулась вон из мужского дома.
     Они двигались мелкими шагами, неизвестно куда. Подошвы ощущали вначале твердую надежность тропы, затем свежесть и упругость весенней травы... Куда-то вниз; снова вверх по склону. Под ступни стали попадать шишки; кажется, еловые... Что-то (ветка? или КТО-ТО?!) касалось плеч... Снова вниз... вода? И опять под ногами твердая земля, кажется усыпанная иглами...
     Нагу не смог бы ответить, как долго длился их "слепой" путь. Казалось, бесконечно! Но вот что-то изменилось, шаг замедлился, а в ноздри просочился суховатый запах давно срезанного лапника. Ногам стало колко от сухих ветвей; какой-то острый сучок царапнул руку... Предводитель остановился, и Нагу едва не уткнулся носом в медвежью шерсть его одеяния. Руки Колдуна скользнули по его затылку, развязывая повязку.
     Готовящиеся стояли на узком пятачке, со всех сторон окруженном высокими и густыми елями. Казалось, деревья еще больше сгустили тьму, противясь завораживающему сиянию Одноглазой... Прямо перед ними - старый шалаш, большой, давно не чиненный. Колдун молча показал рукой на вход. Внутри не было ничего, кроме кучи давным-давно срезанного лапника и ветвей, отдававших и сухостью, и гнилью. Крыша - в дырах. Перед тем как удалиться, Колдун подал властный знак: молчать!
     Все пятеро опустились на колкое, отвратительно хлюпнувшее ложе. Они останутся здесь до тех пор, пока этот белый глаз, светящийся сквозь щели, не закроется окончательно.
     А потом придут духи!

     Тот, второй, появился сразу, едва лишь Мал, спустившись в Проклятую ложбину, прилег на мох. Теперь он был уверен: это - не сон!
     - Помог ли Малу, первому охотнику, его могучий Колдун, ученик великого Хорру?
     Знает. Насмешничает.
     - Нет!
     - Что же думает делать храбрый Мал? Наверное, взять в жены Наву...
     - Замолчи!
     - Мал груб, но его друг не в обиде. Он понимает: Малу тяжело! Так, может быть, первый охотник нуждается сейчас в помощи?
     - За помощь Мал отдаст все! Все дары, что он приносил Колдуну, и много больше...
     Холодная усмешка.
     - Пусть прославленный Мал оставит эти дары для кого-нибудь другого... Для своего Колдуна, если только тот сможет хотя бы убрать камешек из-под ноги охотника! Мне дары ни к чему. Я готов помочь бесстрашному Малу и за так.
     - Кто же ты?
     - Мал интересовался духами? Перед ним - дух!
     - Я думал, ты - сон!