или что кому по силам. А мужья, отцы, братья шли рядом, с оружием в руках, готовые ко всему. Всякое может случиться с изгнанниками - не сразу, так позднее. У Арго на левой руке - щит, полученный на весенних свадьбах. И метательная дубинка детей Куницы - за поясом, рядом с кинжалом. Арго чувствовал: эти дары были даны от чистого сердца. Таким не пренебрегают, даже если оружие непривычно...
     Только двое провожали их: колдун-Куница и его невеста, Нава, специально пришедшая поутру из стойбища детей Серой Совы. Что ж, колдунам можно многое, в том числе и такое, от чего простой охотник предпочтет воздержаться. Впрочем, и они провожали недолго: до того, как знакомая, хоженая-перехоженая северная тропа резко нырнула вниз. Здесь остановились, - не все, вождь и Колдун.
     - Прощайте! - сказал Куница. - Пусть ваша новая тропа будет не слишком тяжелой. И да не оставят вас предки и духи-покровители!
     Арго и Колдун молча прощальным жестом коснулись его плеча.
     Жених и невеста, наставник и ученица, подождали, пока сумрачная, пронизанная утренней моросью низина не скрыла последних детей Мамонта, и медленно рука об руку пошли назад. Брошенное стойбище обошли стороной. Теперь это место лучше обходить стороной, по крайней мере до следующего года.

     Ни Нава, ни ее жених не знали, что еще две пары глаз смотрели вослед тем, кто покинул эти края. Гарт и его сын Айон. Сами того не зная, они поступили точно так же, как несколько дней назад вождь и колдун детей Куницы: вышли на окраину своего стойбища, чтобы никем не замеченными проводить тех, с кем их столько лет многое связывало. Гарт ежился - то ли от ветра и мелкого дождя, то ли от невеселых мыслей. Его сын казался спокойным. Молчали.
     - Одному я рад, - прервал молчание Айон. - По крайней мере, Туйя не успела стать женой мальчишки... как его... Каймо! Не лежит у меня к нему сердце, нет не лежит! И что моя дура нашла в нем? Такие у них есть парни! Хоть бы тот же Дрого...
     - Сейчас уже все одно! - возразил Гарт. - Что хороший, что плохой, - какая разница? Их нет... А Начальный дар - возвращен?
     - Куда там! - сплюнул Айон. - Возвращать-то сама должна! А она - ни в какую! Уйти хотела. Силой удержал.
     Гарт ничего не сказал в ответ своему сыну - пусть решает сам.
     ("Да, Айон, в три глаза смотреть тебе придется, если Туйя отказалась вернуть Дар! Она ведь - в отца! Углядишь ли?")
     - Пойдем домой! - хлопнул он по плечу своего сына. - Куница и наша Нава уже возвращаются...

     И еще об одном не подозревал никто, ни один человек. Община Кано встала окончательно на свою новую тропу в тот же день и час, что и община Арго! Весело встала: три холостяка нежданно-негаданно обзавелись молодыми женами! Даже Йорг-неудачник! Повезло: дочери Волосатого Быка не успели разглядеть... Пусть не на Большом Празднестве - что ж! - не такое время, не те обстоятельства! Еще важнее другое: породнившись с сыновьями Мамонта, Крейон, вождь детей Волосатого Быка, дал вождю своих новых родственников не только добрые советы, но и амулеты, которые должны сказать его южной родне: пришли свои и от своих!
     Кано задумчиво кивал. Он слушал объяснения вождя не в первый и даже не во второй раз, все хорошо запомнил. В том числе порядок, в котором нужно будет подавать чужому вождю содержимое свертка: вначале кремневое острие, обмотанное какими-то волосами (быть может, шерсть их тотема?), затем - кремневая пилка, и напоследок - три зуба песца с прорезанными отверстиями, надетые на нитку, сплетенную из таких же волос. Сейчас иной вопрос мучил его.
     - Кано, Крейон - друзья! Дети Мамонта, дети Волосатого Быка - друзья, родня! Ваши братья - наши братья; ваши враги - наши враги! Но почему? Почему дети Волосатого Быка приняли как своих - изгоев?!
     Крейон улыбнулся уже хорошо знакомой, завораживающей улыбкой:
     - Мы знали: вы - не изгои! Ваши соседи не знают... не все знают то, что поняли мы: вы, дети Мамонта, - избранные и принявшие избранничество! Породниться с избранными - великая честь. Нам - важно, ведь и мы - не изгои, мы - посланцы предков!
     Кано молча положил обе руки на плечи своего собеседника - братский жест детей Мамонта. Главное он понял. Даже если эти люди ошибаются... Что ж, тем лучше для них, для детей Мамонта!
     Да! Так получилось, что люди Кано по-настоящему встали на свою новую тропу без боли и сожалений.

     Труднее было людям Арго. Только в первый день своего пути испытали они тень, подобие былого гостеприимства - от своей родни, северной общины детей Мамонта. Нет, даже они, оставшиеся на прежнем месте под защитой своих соседей, не посмели пригласить изгнанных сородичей в свое стойбище. Но вождь, колдун и самые уважаемые охотники северной общины встретили людей Арго на тропе, с Путевыми дарами, и предложили разделить напоследок Дорожный огонь. И когда люди, собравшиеся вкруг символического костра, обменялись символической едой и подношениями, их вождь (не просто худым, больным выглядел он в этот день... Быть может, стыдился?) обратился к Арго:
     - Великий вождь... всего нашего Рода! Все знают: ты - хранитель Священной кости! До сих пор ты безотказно делился сухой кровью со всеми твоими сородичами, а сейчас уходишь. Не по своей воле. Так поделись же напоследок с нами, теми, кто остается, - к добру ли, к худу ли... И не держи зла на нас, великий вождь!
     Конечно, Арго не отказал в такой просьбе. Он никому не желал зла - из остающихся. Но каждый выбрал свою тропу. И на каждой тропе - свои ухабы, камни и корневища.

     Шли дни. Люди Арго уходили дальше и дальше. Их путь шел на север, вдоль берега Большой воды. Люди уходили от мест, ставших теперь для них навек запретными. Все дальше на север шли они, обходя места самые удобные для стоянок: широкие, ровные мысы, площадки близ впадения в Большую воду мелких речушек. Они старались держаться подальше от тех мест, где могли встретиться с инородцами: весть о движении тех, кто нарушил Закон крови, передавалась от стойбища к стойбищу, опережая их самих. И те места, где жили или могли жить другие, становились запретными для них, детей Мамонта, для их проклятого Рода!
     Они торопились. Зачем дразнить других? Они старались выбирать такие места для своих стоянок, чтобы те, кто здесь живет, кто воистину хозяева здешних тест, не тронули их, детей Мамонта, уходящих все дальше и дальше... Навсегда!
     Позади остались хорошо знакомые места. Теперь нужно быть еще осторожнее: нежданная опасность может грозить отовсюду. Сумерки пали на высокие старые деревья, на серую, тускло блестящую гладь Большой воды. На небольшой поляне, со всех сторон укрытой деревьями, люди обустраивали временную стоянку: ставили легкие шалаши, разжигали костры. Ложбина дополнительно укрывала низкое пламя от постороннего глаза, а к ночи еще и туман обволок место стоянки. Теперь их можно заметить лишь с самого близкого расстояния. Правда, запах дыма охотник почувствует издалека, но ветер помогает сейчас детям Мамонта: он дует в сторону Большой воды. Быть может, духи не совсем еще оставили их Род без помощи?

     Колдун не стал устраивать себе шалаш, только лапник да шкуры послужат ему постелью на эту ночь. А поутру - снова в путь! Сейчас он сидел усталый и от перехода, и от собственных невеселых мыслей. Но усталый или нет, до сна он все же вновь попытается проникнуть в Мир Духов. Хуже не будет!
     - Как думаешь, старый, - тихо спросил его подошедший вождь, - здесь хорошее место? Духи все еще не дают вестей?
     - Нет, - со вздохом сознался Колдун. - Миры закрыты, духи молчат... Но место должно быть хорошим, - я это чувствую. Только задерживаться все равно нельзя; ближайшие стойбища всего в двух переходах. Кажется, дети Большерогого; мы общались очень давно.
     - Помню. Вражды не было, свадеб - тоже. Обмены. Что они сейчас, кто знает? Но весть о нас наверняка дошла и до них. Утром уйдем.
     Уже отправляясь к своему костру, Арго добавил:
     - Пусть мудрый Колдун даст знать, если духи ответят. Пусть даже разбудит.
     Старик молча склонил голову в знак согласия, но думал он иное: "Нет, великий вождь! Будить тебя не придется. Они не ответят!"

     Ночь прошла неспокойно. Нет, нападений не было, но людям казалось: к привычным звукам ночного леса - уханью филина, одинокому волчьему вою, треску сучьев под копытами то ли большерогого, то ли лошади, случайно отбившейся от табуна, - примешиваются иные, странные звуки. То заунывные, похожие на плач, то злые, гортанные, они перекликались, скрещивались, то замирая где-то в чаще, то словно приближаясь к самому уху. И еще казалось: привычные, знакомые шумы исчезают, испуганно затихают в такт этим звукам, будто сам лес внимает им в тревоге...
     Люди знали: такие звуки - голоса мертвых, погибших недоброй смертью, не узнавших проводов на ледяную тропу как должно и поэтому томящихся здесь, в Среднем Мире. Их притягивает человеческое горе и беды, и сами они несут еще худшее горе... Только помощь и защита предков оберегает Род от этих мятущихся, злосчастных душ. Истончается покровительство, слабеет защита - и они тут как тут...
     Дрого, Каймо и Йом держали последнюю, предрассветную стражу, начавшуюся в тот глухой час, когда тяжело больному или просто усталому, измученному бессонницей человеку начинает казаться: рассвет не наступит никогда! Не будет больше никаких рассветов - только тьма! И все же солнце всходит, хотя и не для всех.
     И вот, в то самое время, когда тьма, нависшая над спящим становищем, стала едва-едва сереть, чуть-чуть растворяться, когда окружающий мир уже готовился принять знакомые, привычные очертания, - до чуткого молодого слуха донесся хруст сухих веток... Шаги - легкие, быстрые... Не зверь, человек; и вот странность: торопится, спешит, не пытается скрыть себя... К НИМ, ИЗГОЯМ?!
     Бесшумно, с копьями наготове, охотники скользнули туда, откуда слышались эти непонятные шаги. Большая старая сосна уже выступала из мрака, и от нее отделилась одинокая фигура... Подросток?
     Он явно почувствовал приближение охотников (опытен!), но не выказывал ни испуга, ни желания скрыться или напасть. Просто стоял и ждал, с опущенным дротиком в правой руке, сбросив с левого плеча какой-то мешок.
     Дрого первым узнал загадочного "незнакомца", а узнав - выпрямился во весь рост, открыто засмеялся и хлопнул по плечу приятеля:
     - Эй, Каймо, иди встречай свою невесту!
     Там, у старой сосны, стояла усталая Туйя и счастливо улыбалась своему жениху и друзьям.

Глава 17

НАПАДЕНИЕ

     - Почему же дочка Серой Совы сразу не пошла за своим женихом, если так решила? И коль скоро даже Начальный дар не был возвращен? - расспрашивал Арго, удивленно, словно в первый раз рассматривая нежданную гостью.
     - Отец запрещал! - мрачно ответила Туйя, с сожалением оторвавшись от сочного, лакомого куска жареной оленины.
     ("Натерпелась, бедная, наголодалась! Это надо же, столько дней прошло! И как только выследила, как чужому в руки не попалась!")
     - Не пускал, и все! - продолжала девушка. - Бил даже. "А Начальный дар от изгоев, мол, и не дар вовсе! Мне, мол, до него и дела нет!"
     Общинники - и мужчины, и женщины, и даже дети, - собравшись в круг, завороженно слушали рассказ этой бесстрашной девочки. Дивились, перешептывались. Повезло же этому Каймо! Он сидел тут же, рядом со своей нареченной, кормил ее из своих рук и принимал пищу с ее ладоней, бросая победные взгляды на своих сверстников. Чаще всего - на Вуула.
     Утолив первый голод, Туйя стала говорить подробнее:
     - На третий день отец на охоту ушел. Решил, видно: время прошло, теперь и сама никуда не денется! А я - взрослая! И слово дала, и Начальный дар не отвергла! Как жить буду? Решила: что будет, то будет! Чужой след брать могу, свой скрывать умею. Духи помогут. А нет, значит, нет. Сгину, только от жениха не отступлюсь. - Она посмотрела на Каймо, улыбнулась и притянула к себе его руку с очередным куском оленины. - И другому не дамся. Живой.
     Айя тихонько, как бы про себя, промолвила:
     - Страсть-то какая - ночью, одной, в лесу! Мы - с мужчинами, и то... Сегодня такая жуть мерещилась, такая жуть!
     Девушка улыбнулась:
     - Я к жениху спешила. К тому, что долгую ночь вдали от стойбища провел. Вот и вспоминала про это, когда было страшно. И заклинания Туйе известны, и не без оберегов она. Только поголодать пришлось: спешила очень. Не до охоты. А припасов взяла мало.
     ("Было страшно, было! Только зачем вам об этом знать?.. Хорошо, что вспомнила наставления жениха нашей Навы! С Колдуном нужно поговорить! До ночи".)
     Дрого заметил, что при словах о долгой ночи Каймо отвел взгляд и покраснел. Стыдится все же. Вспомнились отцовские слова: "Винить его не могу: испытание было страшным". Но ведь и они не винили Каймо, почти не винили. Только потом, когда он сам начал...
     ("Может быть, все еще образуется? Если такая девушка не побоялась оставить свой Род ради Каймо!")
     Арго и Колдун переглянулись. Затем вождь улыбнулся, протянул руки и шутливо стукнул лбами Каймо и Туйю:
     - Ну что ж. Вижу: нужно посылать за Большерогим! И задержаться придется - здесь. Не возражаешь, Каймо?
     В ответ - благодарная, счастливая улыбка.

     Разными бывают свадьбы. Иная и вовсе незаметно проходит: взял вдовец себе в жены немолодую с ее согласия, или молодая вдова к очагу холостого охотника перешла... Бывало, вождь соединит, а остальные и узнают-то не сразу! Всем известно: лучшие свадьбы - на весенних и осенних празднествах. Но иногда и празднества межродового нет, а свадьба веселая, счастливая, хотя вроде бы и не в срок, и не так уж много людей собралось - одна община, и все...
     Вот такой и обещает стать свадьба Каймо и Туйи. Худо общине, совсем худо. А тут - как нечаянный лучик сквозь многодневные тучи... Или - как облегчение после долгой болезни, когда в измученном, ослабевшем теле нежданно просыпаются прежние силы.
     Арго обратился к Туйе:
     - Ты выбрала трудный путь, но это - твое право. Большой Совет решил: право выбора - за женщиной, а не за ее отцом или мужем. Что ж, помогай жениху строить шалаш. Жаль - на одну ночь, не больше. Завтра - в путь.
     Он обвел взглядом мужчин:
     - Кто добудет большерогого? Дрого и Вуул? Хорошо.
     Йома, вызвавшегося было на помощь, остановил жестом.
     - Не нужно, справятся сами. Оставайся с Нагой.
     Йом больше других был рад нечаянной задержке: что ни говори, а его Нага - единственная с новорожденным; у других женщин или ползунчики, или уже подросшие детишки. Конечно, Ойми молодцом держится, мать не утомляет, да и он сам - единственный мужчина, которому разрешено тянуть волокушу - при свете и на открытых местах, где не подстерегает внезапная опасность. Но и матери, и малютке Аймиле лишний отдых только на пользу. Нага в этот раз спокойна за девочку, но Йом не мог забыть прежние смерти своих детей.

     Да, эта свадьба была веселой, несмотря ни на что. После непрерывного пути ("Уже восьмая ночь! Уже Одноглазая вновь смежает свое веко!") люди отдыхали не только телом, душой отходили. Нет, не все еще потеряно для них, детей Мамонта, если вот совсем еще юная дочь Серой Совы и отцовский запрет презрела, и свой Род оставила ради их молодого охотника. Пусть же счастлива будет! Пусть побольше сыновей Мамонта принесет в их общину! Они, изгои, еще найдут себе пристанище, такое, где и нежить их не достанет, и благосклонность предков и духов-покровителей вернется... Да и где она, кстати, эта самая нежить? Быть может, и осталась там, откуда явилась, - в Проклятой ложбине? Так оно и есть, не иначе...
     В этот вечер, под защитой Огненного круга, проходя в Священном танце вокруг костра и напевая свадебные песни (пламя низкое и поют вполголоса: лучше слишком не рисковать, но и не лишать же храбрую Туйю и ее жениха этой радости!), все верили: да, так оно и есть! Даже Арго, ритмично хлопающий в ладони (барабана не было, но он чувствовал: связанные с ним духи - здесь, у костра!). Словно уже вот она, их новая родина! Словно и идти уже никуда не нужно, и не легкие шалаши, что будут брошены завтра поутру, окружают их, а настоящие жилища, в которых пройдет не один год... И лишь Колдун не разделял эти надежды, хотя и не показывал вида, - зачем? Пусть отдохнут, раз уж так получилось... Пока лишь он один знал, что настигло Туйю на ее пути...

     Вступая на избранную тропу, Туйя не пренебрегла предостережениями колдунов: стебли и клубни дикого чеснока были при ней, вместе с оберегами, вплетенные в косы, перевитые с кожаным шнурком на шее. А лепестки белого цветка она прикрепила каплями смолы к своей одежде, к шапочке. Нава - лишь она одна знала замысел Туйи - показала ей узор. И Огненный круг научила строить.
     "Каждую ночь! Помни: каждую ночь! Иначе к твоему жениху придет не та Туйя. И не для радости".
     И еще кое-что объяснила Нава: как быть, если нежить все же явится.
     Первая ночь прошла спокойно. Звуки - были, не одни лишь привычные шумы и шорохи ночного леса. Другие, незнакомые. Она знала: бояться не нужно, она защищена. И не испугалась: с головой укрылась своим плащом и заснула. Потом - целый день по следу детей Мамонта, скрадывая свой след, уклоняясь от случайных встреч, и все же быстрее, как можно быстрее, чтобы догнать. Никто не потревожил ее и на втором ночлеге, и на третьем. А вот на четвертую ночь...
     Туйя торопилась как только могла. Замечая признаки свежего следа, она даже перестала слишком заботиться о том, чтобы скрыть свой. ("Хорошо, что места безлюдные. Никого не встретила. Слышала, конечно, каких-то охотников, да они меня не слышали и не видели. А то, чего доброго, убить бы пришлось!" Колдун только головой покачал в ответ.) И все же надежды нагнать детей Мамонта в пути или достичь их стоянки раньше, чем сядет солнце, не оправдались. Но и провести еще одну ночь, от заката до самого рассвета, в одиночестве, когда желанная цель так близка, она уже была не в силах. Решила идти, пока виден след, такой отчетливый; его же и скрыть никто не пытается, да и как скроешь? Движется целая община, и немалая. Она переждет только самый глухой час, когда и самый ясный след можно пропустить.
     ("Как же ты могла?! И зачем?" - с досадой спрашивал Колдун. "На обереги надеялась. А еще больше на то, что вот-вот до вас доберусь".)
     После захода солнца ночь сгущалась быстро: засыпающая Небесная Старуха поздно появляется в небе. В прежние дни Туйя выбирала ночлег уже на закате солнца, - так колдуны учили охотников, так настойчиво советовала ей Нава. Но теперь она шла и шла вперед, по горячему следу, заметному даже в сгущающейся тьме. Заметному не только для ее острых глаз: теперь она явственно обоняла след знакомых запахов стойбища; стопы ее и сквозь мокасины ощущали тропу, проложенную совсем недавно...
     И все же долго идти не пришлось. Чем плотнее сгущалась тьма, тем явственнее смыкалось вокруг девушки иное, невыразимое словами.
     ("Голоса неприкаянных?" - спросил Колдун. "Да. Но их я уже не боялась, знала: обереги - сильнее. И заклинания знала. А тут... не знаю как сказать... Будто какие-то черные невидимые крылья смыкаются. Не могут сомкнуться до конца, но силятся, силятся... И я сдалась. На первом попавшемся пригорке навела Огненный круг, произнесла заклинания и упала без сил... А ведь оттуда уже эти сосны были видны, даже ночью... Совсем близко!")
     Она очнулась поздно, полузакрытое око Одноглазой уже поднялось над кронами, и в его тусклом сиянии, смешанном со светом Небесной Тропы, земная тропа, ведущая к стоянке детей Мамонта, совсем уже близкой - Туйя ощущала это всем своим существом! - притягивала, манила... "Иди! Не нужно ждать рассвета! Они рядом! Каймо ждет!" Она словно слышала эти призывы; вот только откуда?
     Девушка вслушалась, всмотрелась в ночь. Ничего, даже плач неприкаянных смолк. Только тихая, тихая ночь, уже идущая на уклон. Какая-то птица, вычертив сложную петлю, скрылась в ближнем ельнике. Внизу, слева, послышались фырканье и плеск: большерогий утоляет жажду... И Туйя решилась. Встала, еще раз осмотрелась... Все спокойно, а зов так близок, так н