и зимних буранов. Открытых мест больше, а леса - глуше, мрачнее, лиственных деревьев очень мало; сейчас, зимой, это не так заметно, а вот если доживут до весны... Как, где устроить загон для Большой охоты? Впрочем, сейчас не до этого...
     Увязав как следует наполненные водой кожаные мешки, Дрого задумался. Скучно здесь. Тоскливо. Пора возвращаться назад, в их новое жилье... Но не хочется и этого. Он снова и снова вспоминал путь, приведший в конце концов сюда, в эти безрадостные, чужие края...

     Тогда, после погребения Йома (ни отец, ни Донго так и не обмолвились ни единым словом о том, ЧТО это был за обряд. Впрочем, кое-что Дрого знал по слухам, кое о чем догадывался, а главное - увидел своими глазами там, в обиталище мертвого), они не шли, бежали, спасались! Двигались по-прежнему на север. Колдун все время повторял: "Нежить не может пересечь текучую воду. Только в обход. Или если кто-то переправит ее на себе". И вот, все - от мала до велика, даже совсем не умеющие плавать, - как спасения ждали переправы, чтобы сбить Врага со следа. Но, как на зло, вначале попадались только ручьи да неширокие мелкие речушки. Их пересекали без труда, но, видимо, и Враг находил путь...
     Нет, он не преодолел Защиту и никого больше не выманил за пределы Огненного круга. Сторожили вновь по трое, и Колдун предупреждал снова и снова: "От страха - крепитесь, на зовы - не откликайтесь. Ни в коем случае не поддавайтесь Врагу! Любая странность произойдет - сон ли навалится, близкий голос ли позовет, - поднимайте тревогу, но только не разорвите Круг!" Об этом помнили все; никто больше не совершил оплошки... И Враг действовал иначе: спать не давал! Страже мешал голосами, - похоже, все неприкаянные стеклись на его зов, но если бы только они! Чего только не переслушали мужчины в эти страшные ночи! Дрого и сам едва не бросился через Круг на голос Айрис... Не только голоса, были и видения, кому что. А в первую ночь после похорон Йома и спящим не было покоя - ни женщинам, ни детям. В сны Враг ухитрялся проникать и через Круг. Правда, с этим Колдун быстро справился: заговорил налобники, научил заклинаниям. Сам раз за разом обходил спящих, отгонял мару...
     Вот почему все труднее и труднее давалась тропа, вот почему первую по-настоящему БОЛЬШУЮ воду встретили как счастье, как спасение. Она открылась нежданно, с одного из высоких холмов, на которые столь щедры были те места. Переливалась вдали на солнце (тогда еще было солнце, а снега еще не было, но и листвы на деревьях не было). И текла она подходяще: с запада на восток... Все равно бы пересекать пришлось!..

     Дрого скрепил оба бурдюка ремнем и взвалил на шею - по одному на каждом плече. Тяжело поднялся опираясь на посох. (Колдовской! Прежде был приострен с обоих концов, но после похорон Йома стал покороче, и верхний конец больше не заострен - скруглен. Для руки так даже удобнее.) Не тяжело - какая это тяжесть? Больная нога мешает. И грустно. Ну да ладно! Что уж теперь!

     В тот день они так и не переправились, хотя и могли бы. Нужно было подготовиться. Ведь плыть предстояло и тем, кто совсем не умел плавать, а таких - большинство: почти все женщины и дети, многие мужчины... Это умение не входило в число достоинств детей Мамонта, как, впрочем, и их бывших соседей. А тут еще в обрыве высокого берега обнаружился толстый слой темных желваков. Кремень! И как раз тогда, когда охотники, в очередной раз осматривая остающиеся запасы сырья, взятого с родины, только головой качали: слишком большой расход! С чем на зиму останутся? Быть может, это - подарок предков, знак того, что дети Мамонта не покинуты своими родоначальниками и покровителями? Решили: те, кто посильнее и помоложе, займутся кремнем - соберут, выковыряют из белой земли как можно больше желваков; а остальные займутся подготовкой переправы - осмотрят и проверят кожаные челны, постараются найти и связать подходящие стволы деревьев.
     В тот раз лагерь разбили на самом берегу, под защитой склона и так, чтобы и посланные за кремнем, и готовившие переправу могли работать как можно дольше. И те и другие вернулись на закате. Те, кто работал на берегу, сказали, что увязаны три надежных плота, а вернувшиеся от обрыва принесли очередные три мешка с начерно оббитыми желваками кремня. Потом, при закатном солнце, а после ужина - при свете костров, мужчины дружно кололи этот непривычный коричневато-красный кремень. Кое-кто ворчал: "На вид - хороший, а колется - хуже некуда! Каверз много!" Другие возражали: спасибо и за такой! Да и не так уж он плох, этот странный кремень, совсем не плох! Непривычен немного, это так. И потом, всякий знает: свое, старое - всегда милее, всегда надежнее...
     И еще кое-что принесли сборщики кремня: чужие сколы, а среди них - довольно длинную, но толстую приостренную пластину. Не похожа на те, что скалывают дети Куницы, и края иначе оббиты... и уж конечно совсем не так, как это делают они, дети Мамонта! Арго оглядел находку со всех сторон, молча передал старикам. Но даже Тор только плечами пожал: незнакомо! Ясно одно: люди здесь бывают, и люди эти - совсем чужие; изгнанники и не встречались с ними, и даже не слышали о них.

     Дрого последний раз обвел взглядом пустые синевато-серые окрестности с черными пятнами дальних и ближних лесов и вздохнул. Ведь с того самого дня, как расстались с Айоном, они так и не видели больше ни разу живых людей, хотя бы и чужаков! Только следы... Конечно, он помнит дымки далеких стойбищ, и, конечно, понимает, почему в таких случаях дети Мамонта круто сворачивали, шли в обход. Все правильно, иначе и невозможно, но... все равно, вопреки всему, чем дальше, тем больше хотелось встретиться с кем-то еще. Или это он один такой дурень?
     Пора возвращаться. Не хватало еще, чтобы отец подумал: что-то стряслось! А потом - посмеялся бы над сыном-копушей.
     Придерживая левой рукой полные бурдюки, а правой опираясь на свой костыль, Дрого медленно, как бы нехотя захромал наверх, к жилищам, продолжая предаваться своим невеселым воспоминаниям.

     Да, следы чужаков встречались, и не раз. Порой - страшные следы. Это было... Да, уже после той, третьей, роковой переправы, на пути сюда... Уже и снег ложился...
     Двигались медленно, с остановками - из-за усталости, из-за больных... Из-за его собственной хромоты. На дневных привалах четыре-пять охотников - по уговору, кто устал меньше - отправлялись на разведку окрестностей. Об охоте тоже не забывали, конечно... В тот день их было трое: Донго, Вуул и Морт. Вуул рассказал потом, как все произошло.
     Ничто не предвещало опасности, все казалось таким спокойным, таким надежным... В лесу тишина. Первый снег медленно ложится на черную, уже подстывшую землю, закрывает палую листву. И никаких признаков хищного зверя - четвероногого, двуногого ли. Словно их и вовсе нет в этом лесу!
     - Уютная балочка! - воскликнул вдруг шедший впереди Морт. - И недалеко от наших. Знать бы, так здесь бы и... - И тут он вскрикнул.
     Когда Донго и Вуул подбежали к оцепеневшему охотнику, они сами едва подавили крик.
     Внизу, на дне действительно уютной балочки, вокруг давным-давно погасшего костра валялись беспорядочно разбросанные, обглоданные, полуистлевшие останки... - Донго не мог сообразить вначале, потом понял: по головам считать нужно! - ...останки по меньшей мере пятерых... Мужчина... Ребенок... остальных уже не понять...
     Их привал и в самом деле был совсем неподалеку. Донго привел вождя, Колдуна и Тора. И Дрого, как ни возражали, приковылял по их следу. Спустились в балочку. Смотрели. Гор кивал, как чему-то давно знакомому:
     - Лашии. Их дело!
     - Давно уже, - заметил отец. - Пожалуй, самое начало лета.
     Да, все указывало на то, что это произошло здесь примерно в те же дни, когда Дрого был еще не Дрого, а Нагу, готовившийся в Потаенном доме к встрече с духами. Когда дети Мамонта и дети Серой Совы готовились к свадьбам. Или немного позднее...
     - Смотри, отец!
     Дрого первым заметил почерневший от дождей, потрескавшийся от солнца обломок копья, оснащенного красноватым кремневым наконечником, похожим на тот, что разглядывали они при свете костров далеко отсюда, на берегу Большой воды, через которую предстояла их первая переправа...
     - Не трогай! - резко остановил Колдун, заметив, что молодой охотник собрался было поднять обломок копья.
     Снялись быстро; шли, настороженно присматриваясь и прислушиваясь. Конечно, их много, они все еще сильны, и никакие лашии не осмелятся... Но кто знает, сколько было тех, когда пришли они в эти края? А ведь никто не нашел после своих собратьев, не похоронил их, не отплатил полной мерой за ужасную гибель...

     Ноша не тяжела, и путь к стойбищу не крут, но здесь, на тропе, от ручья наледь. Даже у здорового мокасины скользят, а тут еще эта нога... Отсюда, снизу, их зимовка совсем не похожа на старое родное стойбище. Но если подойти поближе... Есть одно место на тропе - Дрого давно его заприметил! - от него, если смотреть на сосны и жилища, особенно прищурив глаза, может показаться: он все еще там, в старое стойбище возвращается. Там, где никакие лашии не страшны, где нежить - только страшилка из ночных рассказов. На этом месте он и отдохнет.

     Они все же ушли от нежити. Ушли, - в этом убеждены все; и Дрого тоже в это верит. Но иногда подступают сомнения.
     Да, нежить уже давно не дает знать о себе. Никак, даже голоса неприкаянных перестали тревожить их ночные сны. С той самой ночи, накануне первой переправы.
     Тогда все ждали чего-то очень плохого. Если не нового горя, то особенной жути. Не потому ли еще и ругали сырье некоторые охотники, что их собственные руки слишком часто ошибались в тот вечер, наносили неверный удар? Никто ничего не говорил вслух о нежити, но думали все. И Дрого. Не может же Враг так просто упустить добычу? Если, конечно, он все-таки может последовать за ними напрямик, через текучую воду... Значит, быть беде!
     И - ошиблись. Ушел Враг. Отступил, даже не попытавшись достать напоследок еще кого-то из детей Мамонта. Почему? Никто об этом и не думал поутру на переправе; все только радовались. И солнечные блики на водной ряби радовали еще больше, и вода не страшила, и ветер был хотя и холодный, да дул в спину, не в лицо. Весело прошла их первая переправа, под смешки, под шуточки! Ожидавшие своей очереди на правом берегу перекликались с теми, кто первыми оказался на левом: "Эй! Как там у вас?" - да только ответы ветер относил назад... И никого из людей не потеряли. Да что там из людей - куска шкуры не упустили в воду! Намокнуть конечно намокли, кто побольше, кто поменьше, но хонка ни к кому не подкралась. Тогда не подкралась...
     Люди и хотели, и боялись верить: миновало! Неужели и впрямь миновало?! Но проходили день за днем, ночь за ночью - и все оставалось так, как некогда: ни голосов, ни видений, ни давящего чувства, ни даже тягостных снов... Враг отступил, или же сами дети Мамонта сумели от него уйти! Но по-прежнему, раз за разом, на закате наводил Колдун Огненный круг. И говорил: "Нужно искать новую Большую воду! И вновь переправляться через нее! И еще, и еще, пока не покрылись все воды льдом, пока не откроются нежити прямые пути!" Глядя на хмурое, вечно озабоченное лицо старика, Дрого понимал: Колдун не верит в то, что ушли, скрылись, сбили нежить со следа!

     ВОТ ОНО! Дрого остановился на своем любимом месте, на том самом, откуда кажется: не было никакого пути на север, все это - сон, что приснился малышу Нагу, а сейчас Нагу выспался и возвращается к себе домой, туда, где его ждут...
     Да, все это можно вообразить - здесь. Особенно если прищурить глаза... Или если глаза вдруг сами...
     ДОВОЛЬНО! Никакая боль его не одолеет, и стоять здесь больше ни к чему. Отдохнул, хватит! Дрого поправил поудобнее ремень, скрепляющий бурдюки, и решительно двинулся в стойбище, глядя только себе под ноги.
     Как всегда, навстречу ему выбежал племянник:
     - Дрого, Дрого! А я убил вyppa! Он в стойбище залез - и к нам! А я его - р-р-раз!.. - кричал Ойми, размахивая коротким дротиком (Дрого смастерил, как настоящий, даже наконечник есть, такой, как у больших, только маленький).
     - Ну, молодец! - Охотник хлопнул племянника по плечу, как мужчина мужчину. - Тихо, тихо! Это не вурр, это бурдюк с водой! Не коли, а то превратишь меня в ледышку.

     Нага, Ойми и Аймила. Вдова погибшего брата и ее дети... Они совсем свои, всегда рядом. Теперь - самая близкая родня (сестры остались там, далеко). И отец, и мать помогали Наге как только могли. Он, Дрого, тоже.
     В пути - то поможет тащить волокушу (последние дни и вовсе в две руки тащили: отец распорядился), то племянника подхватит на плечо. Вот только долго нести не мог: он хоть и мужчина, да еще растущий, а Ойми тяжел. Зато на привалах и ночевках (они все теперь и устраивались как одна семья) дядя и племянник были неразлучны. Свободен Дрого - идет игра: дядя - тигролев или сам вурр, племянник - бесстрашный охотник, гордость Рода детей Мамонта. ("Ох! А палка-то порой пребольно колется!") Или: они вдвоем вместе выслеживают Врага... "Как папа!" - пробормотал однажды Ойми, почти про себя. В тот раз Дрого с такой силой вонзил свой дротик в воображаемого Врага, что пришлось делать новый - даже наконечник сломался! Да что скрывать? Дрого подчас увлекался игрой не хуже Ойми...
     Ну а если у дяди какое-то дело, Ойми и тут не отстанет (если можно, конечно): Дрого за дровами - и Ойми хворост несет, немного, быть может, а все помощь! Когда же сил не стало ни на игры, ни на дела, - племянник быстро все понял. В походе не просился на руки, а на привале подсядет рядом, спросит: "Очень болит? Давай полечу!" - и ладошками над ногой водит, бормочет что-то себе под нос, словно колдун...
     Все было бы неплохо (насколько это вообще возможно, когда погиб муж и отец... и твой брат!). Но чем дальше, тем больше мучил Дрого один вопрос. И наконец он не выдержал. Улучив минуту, когда они остались с отцом наедине, спросил:
     - Отец, по нашим обычаям мужчина берет жену покойного брата своей второй женой. Значит, я должен жениться на Наге, так?
     Арго задумался - всерьез, хотя и ненадолго, - и ответил:
     - Не так. Мужчина может взять второй женой вдову своего брата. Может, но не обязан. И потом, я ни разу не слышал, чтобы вдову брали первой женой. Ты же еще не женат вовсе.
     У Дрого отлегло от сердца. Он будет и впредь заботиться о Наге и ее детях. Но... не как муж!

     Уже на краю стойбища дядя и племянник столкнулись с мужчинами, возвращающимися с охоты. Удачной охоты, - отметил Дрого с первого же взгляда.
     - Ха! Смотрите-ка: Дрого - хромой водонос! Чего это ты?
     (Каймо. На плече - голова северного оленя, стало быть, его удар.)
     - Нага нездорова. И Аймила. Небось не переломлюсь.
     - Ну-ну.
     Усмехнувшись, Каймо направился к своему жилищу. Уже миновав его, Дрого услышал традиционное: "Женщина, возьми нашу долю!" - и невольно обернулся...

     Туйя. Нет, никому не принесла счастья их необычная свадьба, не все надежды сбываются! После набега Серых Сов Каймо день ото дня становился все мрачнее и мрачнее. Почти не разговаривал, только "да", "нет", а с Дрого так и вовсе молчал. Впрочем, и сам Дрого не стремился общаться со своим бывшим приятелем. Да и не только Дрого. О том, что случилось вдали от стойбища во время долгой ночи и нетающего снега, сыновья Мамонта так и не узнали. Большой Совет и то, что случилось после! Осудить Каймо за это могли только самые мудрые, да и то лишь в своем сердце. В начале их изгнаннической тропы он вел себя как должно - не лучше и не хуже остальных, а когда появилась Туйя, другие охотники, особенно те, кто помоложе, стали было смотреть на Каймо даже с завистью и уважением: в конце концов, за никчемным не побежит девушка из своего дома, от своей родни невесть куда. Если уж все бросила, значит, жених того стоит!
     Но после той злополучной ночи отношение к нему переменилось. Не в том дело, что не выскочил вовремя, не вступил в схватку: она длилась недолго, а от молодой жены не вдруг оторвешься, это понимают все. Но настоящий мужчина не смеет стоять под градом насмешек, не бросив вызов обидчикам! И если потом ему не пришлось вынести худшего, но уже от своих, то лишь по одной причине: на тропе, выпавшей на долю детей Мамонта, дорог всякий человек, и любые свары и раздоры должны пресекаться изначально.
     Каймо же, похоже, в случившемся винил кого угодно, только не себя. Вуул заметил однажды, в ответ на поджатые губы и очередное односложное "нет": "На кого ты дуешься? Ты что, совершил великий подвиг, а кто-то украл у тебя славу?" Но в ответ последовало только презрительное молчание.
     Но и это бы ничего - его дело. Другое не нравилось. Туйя. Конечно, она не жаловалась никому. Но не может быть у счастливой жены, наконец-то нашедшей своего любимого, своего долгожданного мужа, такого взгляда - отрешенного или опущенного долу, таких горьких складок у губ, такой неуверенной поступи... На тропе, в походе можно было бы думать - от усталости, от тягот, от тоски по своему жилью. Но здесь, на зимовке, Дрого убеждался все больше и больше: Туйя несчастна, и виной тому не она! Даже сейчас, почему Туйя надвинула свой капюшон чуть ли не на нос, так что и глаз не увидеть? От холода? Эх, Каймо, Каймо!..
     И невольно приходили на память слова, что прошептал ему Айон, отец Туйи: "Приглядывай за моей дурой. Позаботься, если что". Только как это сделать? Даже вождь в семейные дела не вмешивается.

     А вот и вход в его жилище. Откинув полог, Ойми первым шмыгнул внутрь:
     - Мама! Мама! А мы с Дрого воду принесли!
     - Вот хорошо, что дяде помог!
     Полулежа, завернувшись в медвежью шкуру, Нага кормила Аймилу.
     - Нага, ты как?
     - Жарко. Наверное, хонка подкралась!
     Голос хриплый, совсем не похожий на прежний, и глаза больные.
     - Не бойся, нет. Колдун сказал: это лишь ветер. А хонку не пустим. Сейчас я согрею питье.
     Нага улыбнулась и зашлась в кашле, отводя лицо от дочери.
     Дрого откинул капюшон и потряс головой, отгоняя ненужные мысли. За дело!
     Прежде всего он установил полные бурдюки в специально вырытые в полу ямы, обложенные шкурами и лапником, чтобы не дать воде затвердеть, плеснув предварительно в долбленую деревянную колоду, примерно на треть ее объема. Подошел к очагу. Огонь сердится, грозится уснуть. "Потерпи, сейчас покормлю, прежде только камни возьму!"
     Дрого выкатил из огня несколько камней, с помощью палки и куска шкуры перебросил их, один за другим, в колоду с водой. Поднялся пар. Пока вода грелась, дядя и племянник вдвоем покормили очаг. Затем Дрого снова подошел к колоде. Вода поднялась почти до краев. Горячая. Он бросил туда травы, оставленные Колдуном, и зашептал заклинания. Деревянной миской зачерпнул варево, подал Ойми:
     - Отнеси матери. Осторожно, не обожгись. Приподнявшись на локте, Нага стала пить глоток за глотком. Сытая Аймила уже спит у ее груди. Выполнив свой сыновний долг, Ойми спросил дядю:
     - Что-нибудь еще нужно?
     - Нет.
     - Тогда я - на охоту. За... за бизонами!
     И убежал, победно размахивая своим дротиком.
     Все! Можно дать отдых и своей злополучной ноге. Дрого сел на свою лежанку. Очень хочется выйти вслед за Ойми. В лес бы сейчас! Очаг горит ровно: пищи ему надолго хватит. Нага, кажется, задремала... Нет! Нужно дождаться отца или Колдуна.
     Отец с утра ушел с охотниками - не столько ради добычи, сколько на разведку. Как бы то ни было, а из этих мест они не тронутся до весны. Значит, нужно все изучить как можно лучше. Даром что пока ничего дурного даже не чувствовалось. Та "уютная балочка" ведь совсем неподалеку.
     Часть охотников уже вернулась с добычей - их-то Дрого и встретил. Что ни говори, а дичь здесь водится в изобилии, голодать не придется. Неудивительно: они одни. Если люди и есть, то далеко. Иначе уже узнали бы друг о друге. Хорошо и то, что здесь так много северных оленей, едва ли не больше, чем лошадей. А их и взять легче, и мясо вкусное, и рога. Прекрасный материал, не хуже мамонтовой