держать и теперь тщетно силился вспомнить хоть что-то... Нет, все исчезло, кроме этого тягостного чувства. Как будто случилось что-то чудовищное, что-то непоправимое... Нагу поднес ладони к щекам и с ужасом почувствовал, что они мокрые!
     ОН ПЛАКАЛ?!
     Какое счастье, что до рассвета далеко, что все спокойно спят! Слезы - наяву ли, во сне ли - неизгладимый позор! Глаза мужчины могут слезиться только от дыма, от ветра, от холода или от сока дикого чеснока. Осторожно, чтобы не разбудить мирно посвистывающего носом Туули, Нагу принялся тереть щеки и глаза. Следы сна почти изгладились; происшедшее напугало его гораздо больше. Страшно представить, что бы случилось, проснись он с заплаканным лицом на рассвете, вместе со всеми остальными!

     - Мама! Мама!
     Она и не спала - дремала, вновь и вновь переживая случившееся. Крик оторвал ее от мужа, бросил к постели дочери. (Как же так? Колдун сказал, Нава будет спать долго...)
     - Нава, что с тобой?
     (Да она вся горит!)
     - Мама, сходи за Айрис! Что с Айрис, мама? Позови Айрис!
     (ХОНКА!)
     - Нава, успокойся; сейчас ночь; Айрис со своим мужем; она придет к тебе утром, придет обязательно...
     - Нет, ты не понимаешь! Сейчас, сейчас иди! Только - поздно!..
     Нава, пылающая от жара, металась и непрерывно говорила об Айрис, то умоляла мать сходить за ней прямо сейчас, то бормотала что-то несвязное. Заплакали дети. Отец уже был рядом.
     - Хорошо, хорошо, только успокойся, только лежи спокойно - и я пойду.
     Нава тотчас затихла, только прошептала:
     - Скорее!
     Придется идти. Они поймут!

     Серый, смутный предрассветный час. Еще никто не встал, только в соседнем жилище - легкий шум, видимо, их тоже разбудил крик Навы. В стойбище пусто и тихо; дремлет даже Общий очаг: слабо багровеет под сизым пеплом; едва струится легкий дымок... Вот и жилище Киику.
     Женщина остановилась у входа и, не открывая полога, позвала вполголоса:
     - Киику! Айрис! Простите старую Ану! Наве очень плохо, Нава зовет Айрис!
     (Крепко спят!)
     - Киику! Айрис!
     Она осторожно отодвинула оленью шкуру... Странно! Почему очаг мертв?!
     - Айрис! Наве очень плохо!
     (Не может быть, чтобы они так крепко спали!)
     В полной темноте, осторожно обойдя мертвый очаг, она приблизилась к постели и протянула руку...
     Душераздирающий крик поднял на ноги всех детей Серой Совы, перелетел через лог и достиг стойбища детей Мамонта.

Глава 6

"НО ПОЧЕМУ МАЛ?"

     - Но почему Мал?
     Арго задал этот странный вопрос, скорее, самому себе - не горевестнику из стойбища Серых Сов. Но Анук понял его по-своему.
     - Узнаёт ли вождь детей Мамонта эти когти? Мой брат, Киику, успел сорвать их с груди убийцы!
     Да, конечно, Арго сразу узнал это ожерелье из когтей тигрольва, столько лет красовавшееся на груди первого охотника Рода детей Мамонта!
     - Есть и другие доказательства: ваш первый охотник оставил вещи, приготовленные для побега! Он хотел увести твою дочь, жену моего брата! Она тоже мертва... Закон крови нарушен!
     Арго услышал сквозь сон отчаянный крик насмерть перепуганной женщины - и горевестнику не пришлось его будить. И не он один - все мужчины и большинство женщин уже собрались посреди стойбища, уже кормили общие очаги... Новость была настолько чудовищной, что даже традиционный плач начался как-то неуверенно... Айя еще не вышла к людям. Арго знал: сейчас она плачет в одиночестве, и слезы ее тихи, но безысходны. Что ж, ей можно и должно оплакать свою дочь! А вот он...
     - Гарт, вождь детей Серой Совы, сказал: пусть Арго, его собрат, поторопится! Иначе погоня будет послана без сыновей Мамонта! Сыновья Серой Совы сумеют поймать вашего лучшего охотника!
     Арго внимательно вгляделся в лицо молодого охотника. Белая траурная раскраска делала его зловещим и бесстрастным, но и она не могла скрыть ненависть, которую излучал его взгляд. Арго понимал: сейчас, по крайней мере, часть этой ненависти распространяется на весь их Род детей Мамонта... И на него, вождя, не сумевшего разглядеть преступника, предотвратить случившееся. Едва ли Гарт сказал бы такое. Просьба поторопиться - да, остальное добавили горе и ненависть. Чувства Анука можно понять, но поддаваться им опасно, особенно сейчас.
     - Арго, вождь детей Мамонта, понимает и разделяет горе молодого сына Серой Совы, потерявшего своего брата, моего зятя. Но пусть молодой охотник знает: горе отца, так страшно лишившегося любимой дочери, не меньшее. И велика скорбь вождя, чей род опозорен недостойным общинником... Бывшим общинником! Оскорблены оба наших Рода; теперь у нас - один общий враг! Мудро ли поддаться врагу, разжигая рознь и вражду между оскорбленными? Разделяться там, где мы должны быть вместе? Я знаю мудрость Гарта, великого вождя детей Серой Совы, и позволяю себе усомниться: верно ли понял горевестник его слова?
     Анук опустил глаза. Белая раскраска скрыла вспыхнувшие от стыда щеки.
     - Пусть Арго, великий вождь детей Мамонта, простит молодого сына Серой Совы, чей разум помутился от горя! Вождь Гарт просил только поторопиться.
     - И он прав. Наш враг опасен и коварен - медлить нельзя!

     Арго вышел на середину стойбища, к общему очагу. Собрались уже все. Женщины распустили волосы и рыдали, соблюдая обычай. Мужчины подавленно молчали. Преступления случались и раньше - и в их, и в соседних общинах. Бывали убийства, за них обычно карали смертью; скрыться убийце не удавалось почти никогда. Впрочем, порой, когда убийце удавалось доказать, что ему было нанесено очень тяжкое оскорбление, он мог отделаться и выкупом... если только не извел оскорбителя с помощью черной магии - в этих случаях пощады не было никому. Бежали с чужими женами - бывало и такое. Если беглецов ловили, обычной карой была смерть, но здесь исключения происходили чаще, все зависело от конкретных обстоятельств. В общине Коно, например, жила пара, которой разрешили даже вернуться через несколько лет после побега. Оскорбленный муж, давным-давно обзаведшийся новой семьей, получил богатые дары и был с похитителем своей первой жены во вполне приятельских отношениях. Воровство у своих считалось неизгладимым позором, а вот у чужих, дальних, - даже доблестью: решившийся на такое удалец неизменно рисковал своей головой. Но чтобы брат надругался над собственной сестрой - такого ужаса не знал никто, ни один Род. Даже в памяти стариков такого не было!
     Арго поднял руку, призывая к молчанию:
     - Где Колдун? Пошлите за ним!
     Но он уже шел, опираясь на посох тяжелее, чем обычно. Теперь это был не тот бодрый, крепкий старик, который совсем недавно приходил к утренней трапезе вождя. Заметно состарившийся, словно и не ночь прошла, а годы, но не сломленный, более суровый, чем когда бы то ни было, Колдун опустился на землю у ног Арго.
     - Пусть горевестник повторит свой рассказ - для всех!
     - Нава, опозоренная Малом, тяжело больна. Нава попросила Ану, свою мать: "Пойди к Айрис! Позови Айрис!" И старая Ана пошла к жилищу Киику и Айрис. Она позвала Айрис, но никто не отозвался на ее зов. И тогда она вошла и увидела мертвый очаг. А на постели, - Анук сглотнул комок, подступивший к горлу, - на постели лежали рядом Киику и Айрис. Мертвые. Мал проник в их дом, убил Киику и осквернил Айрис, свою сестру! Она умерла. Гарт, вождь детей Серой Совы, зовет Арго, вождя детей Мамонта, Колдуна и тех сыновей Мамонта, кто будет послан в погоню.
     Арго показал всем когти тигрольва на порванном ремешке:
     - Это Киику сорвал с шеи своего убийцы. Мал! Я последний раз произношу твое имя; отныне оно - табу! А у тебя больше нет ни Рода, ни тотема, ни братьев и сестер, ни духов-покровителей, ни жилища, ни очага. Ты лишаешься всех своих имен: детского, явного и тайного! Отныне ты - никто!
     Он передал когти Колдуну. Тот достал мешочки с листьями, колдовскими снадобьями и, запев проклинающий заговор, принялся их заворачивать в листья белены вместе с толчеными костями, сухим мышиным пометом и каким-то едким пахучим веществом.
     Колдун пел:
     - Ты лишаешься покровительства Великого Мамонта, Первопредков и наших духов. У тебя нет Рода, нет братьев и сестер, нет крова, нет очага, нет пристанища. У тебя больше нет имени; ты проклят навеки!
     Я проклинаю тебя именем нашего Великого Родоначальника. Проклинаю твое сердце и печень, твой желудок, твои глаза и уши, твой язык, твои руки и ноги!
     Лишенный имени, твое сердце - вместилище могильных червей, твой желудок набит мышиным пометом, твои уши заложены черной смолой, твои глаза залиты соком белены, твой язык пронзен иглами издохшего ежа! Твои ноги споткнутся о камень и корень, твои руки не удержат ни копья, ни металки!
     Отлученный от Рода, наши деревья и кусты преградят тебе путь своими ветвями, наши травы оплетут твои ноги и выдадут твой след, наша земля станет для тебя трясиной, наша вода не поддержит твое проклятое тело и не утолит твоей жажды!
     Наши храбрые охотники настигнут тебя - для справедливой кары!
     Когти тигрольва были завернуты и убраны - до срока! Когда лишенный имени будет пойман и предстанет перед телами своих жертв, перед лицами своих бывших сородичей и друзей, - сверток, на который наложено проклятие, будет брошен в огонь вместе с одеждой, оружием и амулетами кровосмесителя и убийцы.
     Царило глубокое молчание; прерывался даже плач. Такое проклятие еще ни разу не звучало ни в одном из стойбищ детей Мамонта и детей Серой Совы!
     Арго приблизился к жилищу лишенного имени. Острие копья прочертило в воздухе сложный знак.
     - Табу! До срока!
     Теперь до тех пор, пока преступник не будет схвачен, ни один общинник не приблизится к проклятому дому. Потом он будет сожжен вместе со всем, что осталось внутри.
     - Позовите Айю!
     Толпа расступилась. Айя уже стояла у входа в свое жилище. Ее губы были плотно сжаты; глаза сухи. Она распустила волосы, но надела обычное платье и не нанесла на лицо траурную раскраску. Арго понял: его лебедушка верна ему и в горе. Как ее муж и вождь, она не облачится в траурные одежды до тех пор, пока их враг не будет взят и не понесет неизбежную кару! На сердце защемило от внезапного воспоминания: точно так же совсем недавно стояла у входа их Айрис!.. "Отец, еда готова!" Руки стиснули копье так, что побелели суставы. Казалось, их не разжать, не переломив древко!.. Ах, если бы он только мог, если бы имел право!..
     Арго не мог сам преследовать преступника: вождь может выступить только против вождя - это закон! По обычаю, убийцу должны преследовать трое лучших охотников пострадавшей общины, причем одним из них должен быть ближайший родственник убитого. Сейчас пострадали две общины, - значит, за лишенным имени пойдут шесть охотников, по трое от каждого Рода. Серых Сов возглавит Анук - брат убитого Киику. А кто поведет сыновей Мамонта? Нагу, брат Айрис, еще не стал мужчиной и не может участвовать в погоне. Лишен такой возможности и Арго, ее отец. Значит, остается только одно: кто-то из детей Мамонта должен быть усыновлен Арго и Айей. Он-то и отберет двух других следопытов их Рода.
     Арго обвел взглядом своих охотников и, трижды стукнув копьем оземь (Великий Мамонт! Сможет ли он разжать эти пальцы!), заговорил:
     - Сыновья Мамонта! Мужчины! Отважные охотники! Кто из вас готов стать моим сыном?
     Вперед, не колеблясь, вышел рыжебородый Йом, молодой, но храбрый и опытный следопыт, неунывающий Йом, Йом-весельчак, любитель острого словца... Но сейчас его обычно добродушное лицо было мрачно, светло-голубые, почти прозрачные глаза смотрели твердо и решительно.
     - Если великий вождь и хозяйка его очага сочтут Йома достойным чести стать их сыном, Йом готов! Йом лучше других знает повадки врага, называвшегося его другом! Лишенный имени будет выслежен и взят в срок!
     Арго левой рукой стиснул плечо молодого охотника (не высок, но жилист и крепок!) и, глядя в его ледяные глаза, тихо произнес одно только слово:
     - Живым! - И затем подвел его к Айе: - Айя! Согласна ли ты, чтобы Йом, став нашим сыном, выследил и схватил лишенного имени?
     Она молча кивнула в знак согласия.
     Обряд усыновления длился недолго. Йом разделся, свернувшись калачиком, лег на землю, и Айя накрыла его подолом своей длинной рубахи - Йом как бы рождался вторично. Затем, приподняв голову "новорожденного", она обнажила левую грудь, и молодой охотник прикоснулся губами к сморщенному соску.
     - Сын мой! - были первые слова, произнесенные Айей в это страшное утро.
     - Моя мать!
     Йом подошел к Арго. Тот уже положил копье (пальцы все-таки разжались!), снял рубаху и достал кремневый нож. Лезвие вспороло кожу под левым соском. Теплой струйкой потекла кровь. Йом молча слизнул ее и тем же ножом сделал на своей груди такой же надрез. Слизывая кровь своего приемного сына, Арго почувствовал, как учащенно бьется его сердце.
     - Сын мой!
     - Мой отец!
     Через минуту они оба, отец и сын, уже одетые и при оружии, стояли в кругу общинников.
     - Кого мой сын Йом возьмет с собой?
     Охотник, видимо, уже все обдумал и сразу же назвал два имени. Арго одобрительно кивнул: знающие, не торопыги, не трусы.
     - Пусть названные соберутся немедленно. Мы отправляемся к Серым Совам. Колдун пойдет с нами.
     Арго посмотрел на горевестника. Тот молчал, но от нетерпения грыз ноготь. Анука можно понять, но времени потеряно немного: хотя небо уже начало голубеть, утренняя звезда еще печально взирала на подавленных горем людей.
     Оставалось последнее.
     - Анук, посланы ли горевестники к нашим соседям?
     - Нет. Гарт, наш вождь, отправит посланца детей Серой Совы на юг сразу же после нашего возвращения. На север должен быть послан горевестник детей Мамонта.
     (Все - так. Можно было не сомневаться: Гарт и в большой беде остается осторожным Гартом. Такой обычаев не нарушит!)
     Арго обвел взглядом молодых мужчин, выбирая самого юного и быстроногого.
     - Алем, правнук старого Гора! Арго, вождь детей Мамонта, поручает тебе передать горестную весть нашим соседям на севере! Подготовься и поспеши!
     Уже встав на тропу, ведущую в стойбище детей Серой Совы, Арго в последний раз обратился к своим общинникам:
     - Лишенный имени будет доставлен туда, где он совершил преступление, - в стойбище детей Серой Совы. Там его будут судить и казнят. Колдун и я будем ждать там. Здесь главный - старый Гор. Когда враг будет взят, мы пошлем вестника за нашими мужчинами... Айя, ты можешь прийти вместе с ними!
     Но она покачала головой:
     - Нет, мой муж! Айя больше не увидит врага! Айя придет потом, чтобы оплакать нашу дочь!
     Рыдания женщин возобновились. Они были слышны даже тогда, когда мужчины перешли ручей. И никто не догадывался, что за ними внимательно следят два черных, ненавидящих глаза: тот, за кем послана погоня, был совсем близко!

     Лишенный имени не все слышал, но видел все, что происходит в его бывшем стойбище. И не слыша, он прекрасно понимал, о чем бормочет Колдун (Всё из-за тебя, старый лис!), какие распоряжения отдает Арго (А! Так вот кто возглавит погоню!)... Он лежал в норе, под корнями старой сосны, вырытой им давным-давно. Зачем? Тогда Мал и сам не понимал - зачем? Тогда это была игра: хотелось проверить, может ли он, лучший следопыт, так скрыть свой след, что и в двух шагах от родного стойбища, от тропы, по которой дети Мамонта и дети Серой Совы постоянно ходят в гости друг к другу, его никто не заметит. Наметанный глаз сразу приметил это дерево, под корнями которого образовалось естественное углубление, да еще прикрытое стволом и ветвями второй сосны, упавшей за два или три года до того, давно всем примелькавшейся. И Мал принялся за работу. Тайно от всех, урывками расширил углубление, поправил и подладил естественную маскировку, так, чтобы изнутри было видно как можно больше, а снаружи, от тропы, - как можно меньше. Все? О нет! А запах? Его тайное лежбище должно пропитаться таким звериным запахом, который для всех был бы хорошо знакомым, привычным, но не привлекающим внимания, а, скорее, отталкивающим.
     Мал выбирал долго. Казалось, дело невозможное! Любой зверь должен оставлять не только помет и клочья шерсти, но и следы. Любой зверь, будь то волк, лиса, росомаха или барсук, поселившийся так близко от человека, привлечет внимание или охотника, или мальчишек... И тогда он вспомнил о летунах - ночных тварях с перепончатыми крыльями, гнездящихся в норах на склоне большого холма. Зверюги безвредные, бесполезные - ни мяса, ни шерсти! - но противные... Почему бы парочке этих тварей не поселиться здесь, в норе под корнями? Уж за ними-то никто не полезет! И вот его маскировку довершили помет и клочья шерсти, старательно собранные в распроклятых норах. Более того, однажды под вечер он залег в свое тайное лежбище, поглаживая насмерть перепуганную крылатую тварь, извлеченную из ее родной норы. И когда мимо сосны прошли Йом с женой и ребенком, направлявшиеся в гости к вождю детей Серой Совы Гарту, отцу Наги, тварь, уже примирившаяся с собственной участью, была выпущена на свободу. Улетая к родному гнездовью, зверюга, ошалевшая от таких неожиданных поворотов судьбы, едва не задела голову Йома. Тот выругался, сплюнул, мрачно посмотрел на сосну, под которой, закусив от смеха кулак, лежал его приятель, но ничего не заподозрил... С тех пор Мал много раз залегал в своем убежище, любуясь на сыновей Мамонта и Серой Совы, проходящих совсем рядом и ни о чем не подозревающих. Он загадал: тот, кто его раскроет, получит в дар от первого охотника самый лучший дротик! Дар, однако, так никому и не достался.
     Тогда это была только шутка. Но теперь, свернувшись в своем сыром и холодном тайном лежбище (в глубине еще дотаивал снег), лишенный имени дрожал не от холода, задыхался не от вони - от ненависти; он горел желанием пустить в ход металку и дротики сразу, как только увидел их спины! Но это погубило бы все, все усилия! Он выдал бы себя с головой, показал, что никуда не скрылся, не ушел, что он здесь, поблизости... И чего бы стоили тогда все его ночные и предутренние хитросплетения, все петли?! Игра бы окончилась в один день - и не в его пользу! Вот почему горевестник Серых Сов спокойно, целым и невредимым прошел - в двух шагах! - от Мала. Вот почему его будущие преследователи непотревоженными переходят сейчас через ручей, и даже ненавистный старик не рухнет лицом вниз, в воду, с оперенным дротиком под левой лопаткой. Пусть уходит - пока! Пусть занимается своими колдовскими штучками - его час еще настанет! И пусть преследователи распутывают его ложные следы, - долго, ох как долго им придется этим заниматься! А у него - свои дела!
     Лишенный имени хорошо знал обычаи. Он знал: сейчас к дальним стойбищам направятся два горевестника - на юг и на север. Даже лучший следопыт не может раздвоиться и перехватить обоих. А вот одного... Но которого?
     Он задумался. Путь на юг ему пока что не нужен: там будут безуспешно кружиться его преследователи, там больше стойбищ и люди чаще общаются... С горевестником или без, на юге быстро узнают обо всем. Да и не нужен ему юг, по крайней мере сейчас. О колдуне детей Куницы, об их вожде придется думать потом, после этих... Сегодня они все равно недоступны для Мала... А вот северных стоит продержать в неведении как можно дольше. В конце концов, и Проклятая ложбина на севере... Да и как знать? Быть может, ему все же придется уходить туда, к лашии... Решено! Лишенный имени осторожно выбрался из-под корневища, замаскировал вход в свое старое логово, проверил, не наследил ли, и, бросив холодный взгляд на стойбище детей Мамонта, ставшее чужим и враждебным, направился к северной тропе.

     Зло не всесильно. Лишенный имени и не подозревал о том, что вскоре молодой колдун-Куница, ничего не знающий о случившемся, в одиночку поспешит в стойбище детей Серой Совы - лечить Наву. Прими Мал иное решение, они бы встретились на узкой тропе, - и кто знает, как сложилась бы тогда дальнейшая цепь событий? Но не своего убийцу встретил молодой колдун - горевестника и вооруженных сыновей Мамонта из общины Кано, потря