, за что?.. Прокрадываясь за спинами, она уже слышала удивленный и тревожный шепоток: заметили! Пока - без ехидства, пока - только тревога... И слово лашии уже прозвучало, и не раз... Может быть, в самом деле? Может быть, следопыт почуял врага? Быть может, он вернется к последнему танцу (о! хоть бы к последнему обряду!), вернется как победитель, как герой?.. Но сердце подсказывало: пустое! все - не так!..

     Вот он, последний танец! Вождь детей Мамонта произнес:
     - Теперь пусть дочери Серой Совы и дочери Мамонта положат руки на плечи тех, кто ближе всего их сердцам!
     Где же он, тот, кто ближе всего уже три весны?! В последний раз, в отчаянии, уже ни от кого не скрываясь, Нава жадно высматривала Мала... Нет, напрасно!
     Она бросилась прочь, в темноту, нашла какую-то ложбинку и упала лицом вниз, изо всех сил зажимая уши, чтобы только не слышать свадебное пение:

     Айрис, дочь вождя, красива, Айрис, дочь вождя, нежна! Ой-о-о-о-о-о! Айрис, дочь вождя, любит храброго Киику!..

     О том, что произошла беда, Айрис догадалась первой, но только во время последнего танца. Когда руки Киику легли на ее плечи, она забыла обо всем, кроме его и себя!.. И не видела ничего, кроме его глаз, не чувствовала ничего, кроме его рук, пока не кончился этот танец! Да и о чем могла она беспокоиться?
     Тень беспокойства мелькнула, когда они, держась за руки, ждали начала последнего танца... Шепоток. И она услышала, о чем шепчутся! Не поверила: нелепо! Но... во время последнего танца стала высматривать Мала и Наву.
     Их не было! Круг проходил за кругом, - а их не было!
     Киику что-то почувствовал: слегка сжались руки, и в глазах появился вопрос... Айрис улыбнулась ему, давно любимому, и подхватила напев... Потом, потом!..
     Потом, когда вождь, ее отец, отпускал духов и сжигал Священный барабан, Киику понял и сам: что-то случилось! Держа обеими руками Священный инструмент, Арго произносил заклинания почти вслух, и странным было его лицо, совсем не похожим на то, в которое вглядывался Киику в начале празднества. Вождь был еще наполовину там, в Мире духов, и, видимо, что-то необычное, что-то тревожное происходило в том Мире... Барабан, упавший на догорающие угли Большого костра, долго не хотел гореть, огонь словно отступал от него. Наконец по деревянной основе побежал язычок пламени - один... другой... Огонь охватил его - и кожа, обтягивающая Священный инструмент, лопнула со страшным звуком, прокатившимся эхом по березняку, отразившимся от Большой воды. Из самой его сердцевины вырвался сноп искр и, закрутившись спиралью, взмыл к звездам.
     Уже не шепоток - говор! - шел со всех сторон. О Наве - ни звука; но повторялось: "Мал!" и зловещее: "Лашии!"
     - Айрис, ты знаешь Мала! Что произошло?!
     - Не знаю, Киику, не знаю... Послушай, я должна найти Наву! До обряда!
     - Я с тобой!
     - Нет, Киику, нет!.. Ну пожалуйста!
     - Лашии...
     - Если это они, Мал защитит... Хорошо, Киику! Следи за мной, но в стороне! И когда я найду Наву, не подходи!.. Хорошо?
     Он молча прижался щекой к ее щеке.

     Айрис нашла свою подругу. Нава плакала - навзрыд, безудержно, уткнувшись в плечо почти замужней... Айрис гладила ее прямые черные волосы в безнадежных попытках утешить.
     - Нава, Нава! Мал хотел взять тебя в жены, Мал принес дары, но что-то случилось! Он - лучший охотник, он - следопыт... Быть может, Мал снова почуял лашии? Он придет завтра, обязательно придет и все расскажет. И никто не упрекнет вторично выследившего лашии, если он приведет Наву к своему очагу после праздника! И над Навой, его хозяйкой, никто не посмеет смеяться!..
     Айрис говорила и гладила, гладила и говорила... Кажется, помогло! Нава уже не рыдала взахлеб, только всхлипывала... Потом и совсем затихла на плече Айрис. И вот оторвала голову, горячо прижалась щекой к ее щеке и посмотрела прямо в глаза:
     - Айрис, мне страшно!
     - Нава, не бойся; поверь: все будет хорошо!
     - Нет, Айрис, ты не понимаешь! Мне страшно за тебя!

Глава 5

ПРЕСТУПЛЕНИЕ

     Так хорошо начавшийся свадебный день был смят, испорчен. Казалось, сами отпускаемые духи торопятся уйти, исчезают мгновенно. (А ведь бывало, не торопились уходить! Уговаривать приходилось; говорить, что новый праздник будет скоро и их опять призовут...) Даже Священный барабан лопнул на огне как-то не так, не обычно... с иным звуком... Многое видел Арго за свою жизнь, о многом слышал от стариков! Помнит: однажды умер жених, Серая Сова, - от наведенной порчи. Слышал: убивали невест отвергнутые ими... Но чтобы один из лучших женихов исчез невесть куда перед последними, самыми важными танцами, ушел от им же избранной красавицы, ни слова не сказав ни ей, ни кому-либо другому!.. Нет, такого еще не случалось, это было воистину неслыханно!
     Но сейчас разрешить эту загадку вождь не мог. Как бы то ни было, а праздник не окончен, и нужно завершать свадебный обряд. Арго лишь успел узнать от Йома, что Мал исчез вместе со своим оружием, взял все, что принес с собой... Опять - лашии?

     Лашии! Лесная нелюдь! Эти слова чаще всего пробегали и среди общинников всех трех Родов. А что же еще?! Все знали: Мал - первый, кто сумел выследить и убить их, пришедших за добычей! Все видели: лучший охотник детей Мамонта берет в жены самую красивую Серую Сову! Что же иное могло помешать этой женитьбе, если не то, что первый следопыт вновь почуял врага и покинул праздник, чтобы еще раз избавить людей от опасности? Почти все думали, что охотник предупредил кого нужно, быть может, и ушел не один. О том, что Мал скрылся ото всех, знали единицы.
     Люди собрались там же, где утром во время дарений и обмена. Сидели в том же порядке: по общинам. Но сейчас те, кто должны впервые стать хозяйками очага, были рядом со своими будущими мужьями, а на пригорке, возле шатра из трех копий, увенчанных головой большерогого Рваное Ухо, остались только три вождя и три колдуна. Большое деревянное блюдо со свадебным кушаньем из сердца и печени большерогого стояло у ног Арго. Вожди сидели теснее, чем утром, - так, чтобы каждый мог погрузить руку в заветное блюдо... Пора было начинать, но Арго, казалось, заворожило неистовое сияние Одноглазой, в котором все видится так отчетливо - и так зыбко, так необычно... Его взгляд скользил по фигурам общинников, задерживаясь на самых знакомых, уходил дальше, за их спины, к багровеющему пятну почти заснувшего Большого костра, и еще дальше, к Большой воде, застывшей в этом мертвящем и преображающем свете, - чтобы вновь вернуться к близким лицам... Чего он ждал? Быть может, фигуру Мала-победителя с высоко поднятым копьем, а на острие - голова лашии?..
     Тревожно и жалобно заухала ночная птица - тотем Гарта и его людей... Арго встал:
     - Пусть те, кто сделал сегодня свой выбор, подведут своих избранниц сюда, к вождям трех Родов!
     Сказано мало, но сейчас он не способен на большее. Арго опустился на свое место и вновь посмотрел на свою дочь и ее жениха. И в обманчивом, колдовском свете Одноглазой ему вновь почудилось: Айрис мертвенно бледна, а на рубахе Киику расплывается какая-то странная тень, словно и не тень это вовсе, а кровавое пятно!

     Нава была здесь же, со своей семьей, рядом с Киику и Айрис. Нет, над ней никто не смеялся, даже самые ехидные и завистливые неудачницы предпочли прикусить свои язычки. Слишком опасно: уж очень завидный и такой необычный жених этот ее великий следопыт! Отпустишь острое словцо, а завтра (или, чего доброго, прямо сейчас!) он объявится и скажет, как тогда, в осиннике: "Лашии приходили за добычей, но они сами не ушли от Мала - не ушли, даже без добычи!" И что тогда будет с насмешницей? Позора не оберешься!
     Самое большее, на что решались незамужние Серые Совы, поглаживающие с деланным сочувствием плечи первой красавицы, которая, несмотря на всю свою красоту, так же, как и они, должна вернуться этой ночью под родительский кров, - говорить со вздохами: "Ах, Нава! Все же трудно тебе придется с твоим следопытом! Мал, конечно, герой, а все же человек странный! Это и простые охотники говорят..." Но сама Нава не реагировала ни на что, просто молчала. Ни слез, ни ответа! Будто и не от нее вовсе сбежал жених! Будто он никуда и не сбегал и сейчас поведет Наву к вождям. А что, если Мал ей все сказал и попросил молчать?..

     С Навой происходило что-то странное. Казалось, она перестала ощущать себя, свое тело! Это было так необычно, так ни на что не похоже, что как будто даже ее горе... Нет! Теперь она знает: Мал не вернется и мужем ее не станет! И лашии тут ни при чем... Но вместе с этим знанием пришло другое, отличное от всего того, что она чувствовала прежде, и сейчас это новое занимало ее больше всего остального.
     Видимо, это началось тогда, когда она рыдала на плече Айрис. Наве казалось: ни за что, ни за что на свете не сможет она выйти к людям, показаться на глаза своим, смотреть, как другие пары - не она и Мал! - будут вкушать сердце большерогого! Но понимала: пойдет! выдержит! И выдержала легче, чем думала! Наверное, потому, что стала... сама не своя?
     Перестала себя ощущать? Не совсем так! Вот - ее рука гладит мягкую, нежную замшу ее "свадебного" платья, вот - холод скользкой бивневой подвески, а вот - боль от острия заколки! Сзади - дыхание матери, она вся в тревоге за дочь!.. Недовольное сопение отца... А вот тепло - мягкое, уютное: младшая сестренка прижалась к спине и обняла... Так непохоже на вкрадчивые поглаживания тех... Совушек-неудачниц! И рука Айрис (вот она!) совсем другая...
     Нет, ощущения были, но не совсем те, что прежде. Они менялись; за ними открывалось нечто, более глубокое, более интимное... И более странное! И появлялись - цвета и запахи! Почему-то прикосновения Совушек-неудачниц отдавали липкой желтизной и сладковатым гнилостным запахом; в нежно-зеленых объятиях сестренки тоже было что-то желтоватое, но совсем иное, и запах другой - клейкий, кисленький, но совсем не отвратительный!.. И лазурная Айрис... (но почему меняется ее цвет?!).

     Изменялся и мир вокруг. Это было похоже на почти забытое: раннее детство, хонка, тонкое замшевое одеяло давит, как шкура мамонта, сбросить бы, но нет сил... Маленькая Нава не может пошевелиться, но видит: и не шевелясь можно уйти куда-то очень и очень далеко. Она знает, что это - ее дом, где все знакомо до мелочей, но прямо отсюда открылись иные, невесть куда ведущие тропы. Чтобы пойти по ним - не надо вставать... Она скользит вниз, сквозь лапник, все быстрее и быстрее... Страшно; скорее назад!.. Нет, она - на месте, но открылся новый путь - туда, к очагу, и дальше сквозь него... И вот сейчас, когда она смотрит на пригорок, на вождей, на березы... оглядывается на Большую воду... Так похоже на то, забытое! (Потому-то и вспомнилось... Может быть, снова напала хонка?)
     Молодые пары двинулись к вождям. Вставая, Айрис обняла Наву и горячо прижалась к ее щеке. (Что это? Какое-то синее пламя и... Страшно!)
     Нава во все глаза следила, как Киику и Айрис всходят на пригорок, подходят к блюду с сердцем и печенью большерогого. Звучат слова, которые она так надеялась услышать сегодня - от другого и о себе!
     - Вождь, эта юная дочь Мамонта войдет в наш Род хозяйкой моего очага, чтобы детей Серой Совы стало еще больше!
     Боль? Зависть? И да и нет: сейчас Нава была слишком захвачена тем новым, что стало ей открываться...
     Почему они такие белые?!
     Сияние Одноглазой? Нет, не только; Одноглазая светит на всех, но все остальные - такие разные, и ни у кого нет этой пугающей, однородной белизны!
     Почему они такие белые? И что это на спине Киику?!
     Неужели никто не видит? Вожди... Колдуны...
     Старый Колдун детей Мамонта, говорят, ты мудрый, почему же ты ничего не видишь, почему бормочешь что-то совсем не важное... Посмотри, вглядись, это же кровь! И Айрис...
     Наве показалось, что прямо в нее (внутрь ее!) ударила громовая стрела. На миг все стало ослепляюще понятным - и чернота. Нава без чувств повалилась на руки матери и сестер.

     Колдун мучительно размышлял о случившемся. Какая опасность могла заставить Мала уйти с оружием прочь от Большого костра? Лашии? Почти невероятно: после того, что произошло прошлой осенью, та орда давным-давно должна была покинуть эти места; иное дело, если бы те, двое, не ушли без добычи... Разве что другие... Пришедшие издалека "жаждущие крови" или похитители невест? Невозможно: для нападения - самое неподходящее время и место! Да и не пошел бы Мал против таких врагов в одиночку! А если бы и пошел, услышали бы шум схватки; давно бы все разъяснилось... И уж совсем невозможно - враг-хищник: сюда, к костру и скопищу людей, не сунулась бы и стая тигрольвов! Да, если опасность, если враг, то только лашии...
     Ну а если не враг? Если Мал попросту не выдержал? Вспомнилось: "...поверь, пойми, эта боль нестерпима!" Но тогда...

     Айрис приняла с ладони Киику сердце большерогого и нежно улыбнулась своему мужу. Но глаза грустны, а как они сияли, как радовались, когда ее подруга надевала на Мала свадебный пояс... Ах, Мал, Мал, победитель тигрольва и лашии! Что же ты не победил себя самого, - хотя бы ради той, кого так любишь!

     Внезапно Колдун почувствовал, будто чьи-то тонкие пальцы шарят вслепую в его голове! Кто-то пытается проникнуть в его мысли, добраться до его "я"... Колдун защитился мгновенно и резко, - так умелый боец отражает удар врага, нападая! И сразу же пожалел: конечно, это мог быть только Мал, почувствовавший свою Скрытую силу и пробующий ее на ощупь, быть может, неосознанно... И вот теперь, поторопившись, Колдун лишил себя единственной возможности узнать что-то о пропавшем охотнике от него самого! Нет, сегодняшний день для Колдуна - день сплошных неудач! Послышался встревоженный шум. Колдун посмотрел туда, откуда он доносился. Бедная Нава! Ты храбро держалась, но в конце все же не выдержала! Хорошо, если к тебе сейчас не подберется хонка; для нее напасть на ослабевшую - излюбленное дело!

     Праздник окончился, свадебный обряд был завершен. Арго подозвал Колдуна, Йома, Гора.
     - Знает ли мудрый Колдун, что произошло с Малом?
     Он уже принял решение. Совершает ли первый охотник свой новый подвиг, скорбит ли в одиночестве об утраченной Айрис и о своей слабости, уходит ли навсегда прочь от родного стойбища по неизвестной тропе, - Колдун не выдаст его тайны, в память о своей юности, о Серой Совушке с волосами из солнечных лучей, в память о том венке из желтянок... Что бы ни случилось, уже ничего не изменишь! Главное, не произошло худшего... И если даже Мал по своей воле встал на ледяную тропу, его погребут как надлежит, и никто не узнает об истинной причине его ухода.
     - Нет, вождь, Мал не говорил с Колдуном, и Колдун не проникал в его мысли.
     - Может ли великий Колдун узнать, где сейчас Мал и что с ним?
     - Нет, вождь. Сделать это Колдун бессилен.
     Арго отворотился от Колдуна и стал расспрашивать Нома и Гора. Ничего нового выяснить не удалось. Люди, отдающиеся последним свадебным танцам, друг за другом не следят - не до того. Можно заметить и запомнить пляшущего, но невозможно увидеть того, кто хочет в этот момент незаметно скрыться. Отсутствие, быть может, самой примечательной молодой пары заметили быстро, но как исчез жених - не видел никто. Напоследок Арго задал безнадежный вопрос:
     - Могут ли лучшие сыновья Мамонта взять сейчас след Мала?
     Ответ был предрешен:
     - След Мала? Сейчас? Нет!
     Оставалось одно - ждать утра. Утром, быть может, все разъяснится.

     Толстый Узун что-то бормотал и водил руками над неподвижным телом Навы. Глаза ее были закрыты, дыхание прерывисто, цвет лица неопределим. Колдун приблизился.
     - Не позволит ли мой собрат, Серая Сова, оказать ему посильную помощь? Старый Колдун детей Мамонта не раз изгонял хонку; его совет может быть небесполезен мудрому собрату.
     Не дожидаясь ответа, Колдун опустился на колени и протянул руку...
     Но тело Навы изогнулось; прошла судорога... Веки дрогнули, приоткрывая белки, и лицо исказила болезненная гримаса! Будто это он, старый Колдун, причинил девушке вред!
     Узун со злобой взглянул на Колдуна:
     - Колдун детей Серой Совы не нуждается ни в чьей помощи, ни в чьих советах! Его духи достаточно сильны, чтобы справиться с хонкой! Чужие только вредят!
     Старик молча отошел в сторону. (Подпрыгивание, бормотание... Опять подпрыгивает... Толстые, измазанные в жиру пальцы теребят беззащитное тело...)
     К Гарту решительно приблизился Рам и молодой колдун-Куница.
     - Не позволит ли великий вождь детей Серой Совы, - с поклоном обратился Рам, - немного поучиться молодому колдуну-Кунице у их мудрого и многоопытного колдуна? Быть может, мудрая Сова (поклон в сторону Узуна) не откажет своему молодому и неопытному собрату и поделится с ним своим искусством?
     Гарт понимающе улыбнулся и склонил голову в знак согласия:
     - Вождь детей Серой Совы присоединяется к просьбе вождя детей Куницы. Надеюсь, мудрый Узун не откажет своему вождю?
     Колдун облегченно вздохнул. Еще бы! Конечно не откажет! К счастью для Навы!
     Молодой Куница опустился на колени подле девушки. Его узкое, умное лицо было сосредоточенно; сухощавые руки с длинными тонкими пальцами четко делали свое дело... Да! Такому - и поучающая болтовня над ухом не помешает! Лишь бы этот Узун не лез не в свое дело, не совал свои жирные руки куда не следует!..
     Руки Куницы дважды стремительно, не касаясь, обежали все тело девушки, чуть задержавшись над животом и сердцем - средоточиями жизни, - перешли к голове, замедлили движение... Еще раз... Куница больше не слышал болтовни, не видел ничего вокруг. Целиком погрузившись туда, во внутреннюю рану, он начал делать пассы и запел заклинание. Постепенно дыхание выравнивалось, лицо становилось спокойным и отрешенным. Нава погружалась в глубокий, целительный сон... Рана, нанесенная опытной и сильной волей, не была залечена; сейчас можно только утишить боль, не дать ей расползаться, вытесняя жизнь... Но для действительного исцеления нужно время. И помощь.
     Куница встал, отер пот, обильно струящийся по его лицу, и поклонился Узуну.
     - Молодой колдун благодарит своего собрата за бесценную помощь и науку. Могучий колдун детей Серой Совы говорит, - Куница посмотрел на отца и мать Навы, - пусть девушку осторожно отнесут в ее жилище и оставят спать. Сон ее будет долог, и ничто не должно ему мешать. Рана... - Колдун остановился. - Девушка будет исцелена... Надеюсь, - он обратился к Гарту, - великий вождь детей Серой Совы и их могучий колдун не откажут молодому, неопытному Кунице и он сможет завтра продолжить свое учение.
     Старый Колдун заметил, что, уходя, Куница пристально смотрел на него...

     В прежние годы по окончании свадебной церемонии с Поляны празднеств уходили не все; часть холостой молодежи оставалась здесь на всю ночь, а с ними и подростки. Но сейчас поляна опустела. Неведомая опасность, неизвестный враг... Нужно возвращаться всем вместе и быть настороже!
     Наверху, у развилки тропы, Арго простился с Кано (он почти дома, его стойбище - самое близкое к Поляне празднеств) и с теми, кто живет дальше к югу. Прощаясь с Рамом, сказал:
     - Арго, вождь детей Мамонта, от всего сердца благодарит собрата, вождя детей Куницы, посетившего наши весенние свадьбы. Арго верит: отважный Алм-Куница не пожалеет о своем выборе. Кайра, дочь Мамонта, будет хорошей женой!
     И, помолчав, добавил:
     - Арго не знает, какая опасность увела его лучшего следопыта. Куниц не много. Быть может, великий Рам не откажется взять в провожатые лучших сыновей Мамонта?
     - Рам, вождь детей Куницы, благодарит Арго, вождя детей Мамонта, за гостеприимство и за молодую жену для лучшего охотника его Рода. Рам верит: рожденные ею станут достойными детьми Куницы! И пусть отважные сыновья Мамонта спокойно возвращаются к своим очагам: Рама проводят сыновья Серой Совы, наши соседи!
     Молодой колдун-Куница неожиданно прибавил:
     - Пусть великий Арго, вождь детей Мамонта, будет чуток к своей тропе! Она опас