Олег МИКУЛОВ
   ЗАКОН КРОВИ

Распознавание и вычитка Грязнов В.А


Анонс

     На берегу лесной реки живет род Детей Мамонта - племя первобытных людей, чья жизнь - постоянная борьба. Борьба с силами стихий, с хищниками, с воинами других племен. Копье из бивня мамонта и легкий деревянный дротик - вот все, что может противопоставить человек враждебному миру. Лишь собственное мужество и опыт старейшин помогают людям не только выживать, но и осваивать новые пространства. О том, как однажды Дети Мамонта снялись с обжитых мест и отправились в дальний путь по неведомым землям, и рассказывает роман Олега Микулова.

ПРЕДИСЛОВИЕ

     Необходимо объяснить, как все случилось. 1 мая 1997 года я стоял неподалеку от станции метро "Академическая", Санкт-Петербург. Было около пяти часов утра. Я вглядывался в редко проезжающие машины - за мной должны были приехать.
     Небо только начало светлеть. Было по-майски холодно. Я курил, чтобы не так хотелось спать. Я не был до конца уверен, что за мной приедут. "Как я дошел до жизни такой", - думал я, пуская дым в морозный воздух.
     Вот как:
     Долгое время я носился с идеей периодического издания. Этакого семейно-экологического толка. Естественно, требовалось финансирование. И я вышел на некоего О. К. (так его называли знакомые). Он был владельцем целой сети магазинов, торгующих всевозможными строительными товарами. "Семейно-экологические дела должны быть ему близки", - думал я.
     "Черное и белое не называйте, "да" и "нет" не говорите" - таким был итог нашего разговора. Выходя из кабинета О. К., я наткнулся на дежурную улыбку секретарши.
     - Обещал позвонить, - зачем-то сказал я.
     - Значит, позвонит, - сухо откликнулся она. И он действительно позвонил.
     - Ваш проект, - сказал О. К., - тут есть вопросы.
     - Я готов.
     - Тут у нас что, праздники? - Он сделал паузу и продолжил: - Вы как насчет охоты?
     - Чисто теоретически, - сказал я.
     - Открыть сезон? Это надо, надо...
     - Хорошо, - сказал я.
     - Тогда, значит, в четверг, в пять утра. Вам где удобнее?..
     Метро открывалось. Было больше пяти утра. Последняя сигарета - и домой. Плевать. Хоть высплюсь.
     Конечно, это был огромный черный джип. Стекло на дверце поехало вниз, показалось лицо водителя. Нормальное лицо человека, который полночи пил, а в пять утра уже за рулем.
     - Вы редактор? - недовольно спросил он.
     - Да, - сказал я.
     - Тогда садись! - буркнул он, отворяя заднюю дверцу. Мы собрали всех. О. К. был последним. Джип наполнился ружьями, собаками и рюкзаками.
     Миновали пост ГАИ на выезде из города.
     - Пора! - сказал угрюмый водитель и вытащил литровую бутылку водки.
     Молча выпили, молча зажевали. И поехали.
     - Это самое, - сказал О. К., повернувшись ко мне, - мы сейчас едем к одному моему другу. Мы с ним с детства в сборной были, городской. По боксу. Ну и Олег - его Олег зовут - парня одного покалечил на ринге. В общем, у парня инвалидность, коляска на всю жизнь.
     О. К. замолчал, вытянул из пачки сигарету, закурил.
     - Короче, Олег здорово переживал. Парню - двадцать лет, и вот так, на всю жизнь!.. И он ушел, Олег, из бокса, из города пропал. А потом нашелся. Дед у него был в деревне, куда мы едем. У деда он и жил. И сейчас живет. Дед помер. Олег женился, дети, все дела. Это я к тому, что не надо ничему удивляться, договорились?
     Я не очень хорошо понял, к чему вся эта история, но ответил:
     - Договорились!
     Олег оказался высоким, метра под два. Длинные руки, чуть ли не до колен. Смуглый, темноволосый. Глаза светлые - не то серые, не то зеленые. В кирзовых сапогах, джинсах и в куртке из невероятной рыжей замши. На куртке - множество карманов и бахрома, как у индейского вождя.
     - Сам шьет! - шепнул мне О. К. Олег приблизился, протягивая руку.
     - Это Олег, - сказал О. К., - а это господин редактор.
     - Очень хорошо, - сказал Олег.
     Что было дальше: дом, жена, двое детей, баня, шашлыки. Утром предполагалась охота. Хотя в охоту ближе к вечеру верилось с трудом.

***

     Старые дома, потаенные лестницы, двери, которые нельзя открывать... Эта лестница была из таких. И я полез по ней, пошатываясь и оскальзываясь. И дверь была незаперта. За ней оказалась комната - мансарда. Небольшое окно, самодельная мебель из некрашеных досок. Швейная машинка, какие-то шкуры. Полки - книги, медные подсвечники, ножи в кожаных ножнах, рукояти сделаны из лосиного рога. Какой-то инструмент, тиски. Специальная подставка для ружей.
     Но одна вещь выбивалась из стиля. На столе, возле окна, стоял компьютер. Монитор был заботливо прикрыт салфеткой с вышивкой и кружевами.
     На коврике для мыши лежало что-то, что сперва (воздух-то слегка плыл перед глазами!) показалось мне просто веткой? палкой, старой и почерневшей? Я подошел ближе. Это была кость. Я почему-то сразу догадался, что это была кость человека, хотя суставов не было, только средняя часть. Она была темно-коричневая, и на вид ей было невесть сколько лет. Тысяча? Сто тысяч? Миллион?.. Не знаю почему, но я взял ее в руки. Ощущение, словно слегка дернуло током. Кость была неожиданно тяжелая. Я заглянул внутрь - она была наполнена каким-то веществом красного цвета... "Она - живая!" - подумал я, но тут дверь отворилась, и вошел Олег. Мгновение он рассматривал меня. Я положил кость на место и спросил:
     - Охотничий трофей?
     - Деда, - как-то неопределенно ответил он.
     - Что - деда? - тупо спросил я.
     - Хочешь на чердаке спать? - сказал Олег. - Пошли, у меня там сено.
     И я уснул, накрытый тулупом, среди запаха трав и овчины.

***

     Мы сидели у костра, на берегу лесного озера. Вечерело, потрескивали горящие ветки. Изредка над озером проносились утки, быстрые, как перехватчики. Но за день все уже настрелялись.
     - Пройдемся? - Предо мною возник О. К., и мы побрели вдоль озера.
     - Тут такое дело, - начал О. К., - тут Олег затеял писать книгу, я даже компьютер ему привез, в общем, он ее уже написал. Хочет показать специалисту. Но он у нас - натура нежная. Короче, посмотришь?
     - Почему нет? - сказал я.
     - Только ты у него не спрашивай. Он сам к тебе должен подойти.
     - А что, может не подойти?
     - Может, - вздохнул О. К., и я понял, что я уже не первый специалист, которого возят на охоту.
     - А-а! - Я был в замешательстве. - А Олег, он вообще чем занимается?
     О. К. глянул на меня с какой-то усмешечкой:
     - Чем занимается? Он колдун.
     - Понятно, - сказал я. А что еще я мог сказать?

***

     В город возвращались без спешки. Я чувствовал себя неловко. Олег так и не подошел.
     Всех развозили по домам в обратном порядке. Первым выходил О. К. Я набрался смелости и спросил:
     - О. К., а что с Олегом-то?
     Он посмотрел на меня с недоумением:
     - Как что? Решай сам. Ну давай, до скорого, господин редактор!
     И захлопнул дверцу.
     Доехали до "Академической".
     - Как дальше? - спросил водитель. Я объяснил. Доехали до дома, я стал вылезать.
     - Э! - сказал водитель. - Велено передать.
     Он вытянул из внутреннего кармана куртки обыкновенный конверт и протянул мне.
     Конверт был заклеен, и на нем была надпись: "Вскрыть в городе".
     Я открыл. Внутри было несколько листов бумаги. И дискета.
     Вот что было написано на этих листах:

     Моя книга о временах настолько далеких, что и представить почти невозможно. Ведь для нас и Русь Владимира Мономаха - "седая древность", и Египет времени строительства пирамид - "седая древность", и Вавилон, и Шумер... Но из той дали, которую я так часто вижу в своих снах, мы все - от древних египтян и шумер, вплоть до нас с вами, уважаемый читатель, - выглядели бы почти "современниками", стоящими ближе друг к другу, чем к моим героям. Конечно, за столь долгий срок люди изменились. Порой настолько, что, боюсь, меня бы не поняли, попытайся я описать все "так, как оно было", или же книгу стало бы невозможно читать из-за сплошных авторских объяснений. Да и роман как литературный жанр имеет свои законы, пренебрегать которыми не решаются даже те, кто пишет о совсем близком прошлом. Поэтому хочу заранее предуведомить каждого, кто раскроет эту книгу:
     Мир, о котором в ней рассказывается, давным-давно исчез. Наши современники, не приобщившиеся к цивилизации, те, кого называют "отсталыми народами", вовсе не то же самое, что они, ушедшие. Австралийцы, огнеземцы, индейцы Южной Америки и прочие - скорее лишь тени того Мира, лишь "осколки разбитого вдребезги". Конечно, кое-что от древнего прошлого в этих, как их теперь называют, "архаических обществах" сохранилось, как, впрочем, сохранилось кое-что и в обществах "цивилизованных". Но жизнь, бившая ключом в те времена, когда по Земле бродили мамонты, - иная жизнь, и никакие этнографические экспедиции к "отсталым народам" воссоздать ее не могут.
     Показывая нравы и обычаи этого ушедшего Мира, я старался "выпятить" то, что ближе и понятнее современному человеку, - не пренебрегая, конечно, и тем, что сейчас воспринимается как "экзотика". Многое пришлось упрощать: хотя бы правила, по которым мужчина мог или не мог взять себе в жены женщину. На самом деле они были гораздо сложнее - хотя саму сущность (и строгость) запретов я постарался передать.
     Я смягчал, как мог, "интимные подробности". В жизни моих героев секс значил не меньше, чем в нашей. Даже больше. Но их отношение к этому было иным: более естественным, не скабрезным. И еще: для людей того Мира семья и дети значили несравненно больше, чем секс "для удовольствия".
     В наше время сплошь и рядом встречаются тридцати-сорокалетние мужчины, здоровые, активные в постели, но во всем остальном - самые настоящие "ползунчики". И трудно поверить в то, что были некогда общества, где мужчинами становились в возрасте, который мы привыкли считать даже не подростковым - детским. Да, в те времена "мальчик" по нашим меркам, но уже способный создавать детей, проходил Обряд Посвящения и становился не половозрелым акселератом, а настоящим мужчиной, в полной мере отвечающим и за себя, и. за свою семью, и за свой род. И это никого не удивляло, считалось нормой. Я решил не уточнять возраст Дрого, Вуула, Луна и Каймо, - не в годах же дело, в конце концов!
     Кстати, об именах. Настоящие имена героев - тайна, раскрыть которую я не вправе. Поэтому они вымышлены автором или откуда-нибудь заимствованы. Иногда - не без умысла ("Арго", "Узун", да и о происхождении имени "Дрого" догадаться нетрудно).
     Язык и речь персонажей даны как бы "в переводе на русский" - с намеками хотя бы на некоторые особенности их говора. Впрочем, и здесь пришлось все сильно упрощать. Так я решил вовсе отказаться даже от намеков на "тайный язык", совершенно непонятный непосвященным - женщинам и детям, хотя язык этот занимал в жизни моих героев очень важное место, только совсем не то, что значит наш мат, блатная "феня" или профессиональные жаргоны. Потому-то и пришлось им пренебречь, что читатель все равно волей-неволей стал бы связывать "тайный язык" с тем, что ему близко и понятно... Да, быть может, и есть она, такая связь, только уж очень отдаленная.
     Иногда я попадал в забавные ситуации. Приходилось писать "дикий чеснок" или "дикая лошадь", хотя в то время никаких "домашних" растений и животных не было и в помине. Но, боюсь, напиши я просто "чеснок" - и читатель невольно представил бы огородную грядку.
     Одним словом, я, как автор, стремился к тому, чтобы разрыв во времени и культуре не помешал понять моих героев. Ведь в самом главном мы друг от друга не отличаемся: во все времена люди остаются людьми. Не просто двуногими животными, озабоченными лишь едой и сексом, но и теми, кто постоянно стремится стать выше самих себя. Так было, и так есть. Мы, как и они, давным-давно ушедшие, любим, страдаем, хотим счастья, растим детей, стареем и в конце концов неизбежно вступаем на "Ледяную тропу". А чья жизнь счастливее? Полнее, богаче? Кто завершает ее достойнее: мы или они? Наверное, об этом можно спорить...
     Искренне благодарен каждому, кто найдет досуг, чтобы прочитать эту книгу.
     Олег Микулов

     Я отложил письмо в сторону и вставил дискету в компьютер.

     Что помню, то помню, хотя и не знаю,
     В чем суть всего, если только суть
     Не связана с необходимостью прошлое
     Сделать опять настоящим.
     Помню
     Желание войти в ночное озеро и выгребать
     К дальней луне. Помню белое пламя
     У темной норы перед тем, как взглянул
     В высокое небо, знойно дрожащее в мареве белизны.
     И еще иногда -
     на рассвете обычно -
     я вспоминаю крики в горах.
     Но все, что могу, - это быть очевидцем.
     Олег Чухонцев

ДЛИННОТЕЛЫЕ

(Пролог)

     Оранжево-красный свет закатного солнца лился в пещеру. В этом свете блекло пламя костра, а сидящие вокруг сутулые фигуры озарялись странным ореолом. Мужчины. Бородатые, длинноволосые, они полусидели, полулежали на шкурах, на травяных подстилках вокруг костра. Почти все голые: тепло летнего дня еще не ушло, и от огня жар, и желудки до отказа набиты свежим мясом. .
     В это утро им удалось подогнать к обрыву и сбросить вниз целое стадо горных ослов. Мяса вдоволь, жаль, что слишком быстро оно тухнет - даже здесь, в пещере, долго не пролежит, - а ведь и принесли-то сюда немного; гораздо больше осталось там, под обрывом, - раздолье шакалам и гиенам. Вот если бы можно было сохранять все, что они добывают зараз! Аш, вожак общины, давно уже размышлял над этим. И даже пытался что-то сделать. Да не получилось ничего: как-то раз заставил отнести три свежие туши в глубь пещеры через узкий лаз к воде, где всегда прохладно. Намучились все, а мясо потом возьми да исчезни! Толковали о Неведомце- от него все беды! Хотя и польза бывает, если ублажить удастся. Аш и сам думал так, да заметил торжествующий взгляд Уга - второго по силе, извечного соперника... Да что там! Уг ли, Неведомец ли, - а только мясо все равно пропало зазря. Больше Аш и не пытался ничего такого делать, знал - все равно не послушают, за Уга встанут, и все дела! Уг давно рвется быть первым. Да только не бывать тому, нет! Аш еще может за себя постоять, а если до свары дело дойдет, большинство за Аша. Пока...
     ...Вот так и выходит. Не столько себе они жратву запасают, сколько гиенам да шакалам! Даже то, что сюда натащили, все не съедят, протухнет. Тогда вновь на охоту, и повторится все то же...
     Но это потом. А пока хорошо! Сытно! Брюхо как бурдюк, водой наполненный, да только не от воды раздулось оно - от мяса. Аш звучно, со смаком рыгнул.
     Больше жрать невозможно, кусок в горло не лезет. Мужчины, осоловевшие от еды, отдыхали, икая и отрыгивая. Кто-то бормотал себе под нос невесть что... должно быть, что-то приятное, кто-то уже дремал. Сытое время - мирное время; сейчас не нужно быть готовым к драке, не нужно опасаться неожиданного удара. Даже Уг не опасен; вот он, развалился на шкуре Вурра и икает.
     В глубине пещеры, во тьме, слышались шорохи, возня, бормотание. Из темноты осторожно выдвинулось женское лицо. Просящие глаза уставились на Аша. Ута! Еще один предмет вечных столкновений с Угом. Вот закончится Долгое Табу - и опять!..
     Аш прекрасно знал, чего они хотят, бабы и детеныши! Мало им, что ли, мяса отвалили, когда вернулись?! А может, и впрямь мало... Лениво приподнявшись, Аш с силой запустил в темноту недожаренной ослиной ногой. Жри - не жалко!
     Нет, он не обижал свою Уту. Других к ней не подпускал. Бил редко. Кормил. Бывало даже, и самому мало, а ей кусок уделит! Но сейчас, несмотря на сытость и лень, он почувствовал такую неудержимую злобу, что, швыряя мясо, хотел, чтобы кусок этот попал прямо в нее! Ута ловка, Ута увернулась, но кто-то в темноте заскулил. Мужчины зашевелились, послышался смешок. Развлечение понравилось, и в темноту один за другим полетели недоеденные куски.

     Злоба не беспричинна. Долгое Табу - самое долгое и самое важное Табу. Вот уже много дней и ночей ни один из сородичей Аша, ни сам он, их вожак, не смеют касаться женщины! И так будет еще долго, до тех пор, пока та, Белая, совсем с неба не уберется. Не понимая почему, Аш знал твердо: нарушить это Табу невозможно. Нарушит один, а погибнут все! Как их бывшие соседи сгинули... Он вожак, он и следить должен за этим. Ну а как быть, если всем уже невмоготу? И ему тоже... Для всех - он, Аш, виноват; он запрещает. Хотя и знают все: НЕ он! Знают, а вот поди ж ты! Что нужнее всего мужчине, который свежего мяса до отвала нажрался? Ясно что! А кто запрещает своих баб касаться? Он, Аш! Вот на него-то сейчас злоба и поднимется, и чем все это кончится - неизвестно. А ему самому только и остается, что злиться на баб - зачем о себе напомнили?! Знаешь ведь, что НЕЛЬЗЯ, - ну и сиди там, в темноте.
     ...Еще совсем недавно все было более или менее нормально. Это же на своих - Табу, а на чужих никакого табу и нет вовсе, только поймать нужно. Вот и получалось: пока община этого... рыбоеда рядом жила, можно было и прихватить их баб, пока Табу. Мужчины там были никудышные, защитить своих баб не могли, вот и прихватывали их люди Аша. А сейчас нет их, ушли куда-то...
     ...Ну вот, началось! Забормотали двое... еще... еще... В бормотании появляется ритм, его усиливают шлепки ладоней по голому телу... А в ритме слышится:
     - Бабы! Бабы! Ба-абы! БА-А-АБЫ!!!
     Еще немного - и... Вожак, невзирая на распирающую сытость, вскочил на ноги, схватил копье, изо всех сил ударил острием в самый центр костра. Искры и горячие угли полетели во все стороны.
     - ВА! ЗАТКНИТЕСЬ!!
     (Так и есть! И не боятся вовсе; прямо в глаза пялятся!)
     - Сам заткнись!
     - Бабы! Бабы! Ба-абы! БА-А-АБЫ!!!
     Аш понимал: пора кого-то убить... Только кого? Тут - свой, тонкий расчет; Уга не убьешь: он настороже, и у него защитники появятся. А из остальных... Жаль, что Трупожора выгнал! Его бы сейчас - самое лучшее...
     Тень пала от входа прямо на него и на костер.
     - Вожак! Вожак!!! БАБЫ!!!

     Трупожор, худой, непрерывно ухмыляющийся, вползал в пещеру, повторяя одно заветное слово:
     - БАБЫ!!!
     Сегодня утром его, и копье-то метнуть не способного, дважды промахнувшегося, Аш вышвырнул из общины. И мясо запретил есть:
     - Иди отсюда! Лягушек лови, Трупожор!
     (Знал, конечно, что мяса и под обрывом вдосталь, на всех хватит. Но - не в том же депо!)
     Сейчас Трупожор бормотал что-то совсем непонятное... Спятил, быть может?
     - Да говори толком!
     Но тот вовсе не хотел говорить толком, только ухмылялся. И Аш понял наконец. Сунул Трупожору кусок кости с остатками мяса:
     - Жри!
     И тот зачавкал, захрумкал.

     Из его объяснений поняли: Трупожор, изгнанный из пещеры, и в самом деле направился туда, куда и раньше уходил в таких случаях, - на место бойни. Никто там его не обидит, и мяса вдосталь, а если и сунется кто, то такому не поздоровится. Хоть и зовут его "Трупожор", хоть и терпит он такую кличку, а все знают - не для него она. Совсем не для него! Но все дело в том, что, блуждая по окрестностям, подобрался Трупожор к пещерке, уютной пещерке. Вроде бы Аш тоже заметил ее, да вот оглядеть да обнюхать не успел!..

     Трупожор прервал рассказ, оглядел внимательно почти обглоданную кость и со вздохом принялся зубами выскабливать остатки мяса, нимало не заботясь о прерванном повествовании. Аш ухмыльнулся и сунул ему другой кусок. Мясной.
     - ...А там, в пещерке, длиннотелые! Бабы! Мужчин я и не видел вовсе! А бабы хороши! И меня приметили, да! ...А мужчин и не было вовсе!..
     Длиннотелые! При всей заманчивости того, что рассказал Трупожор, было в одном этом слове такое, что заставляло призадуматься.

     В общинах коротконогих много Табу. Самых различных: и на пищу, и на дни, когда нельзя ни работать, ни охотиться, и на охоту (некоторых зверей не то что убить, обидеть не моги). Но самые строгие Табу - на женщин! Бывает иногда, мужчины, не знавшие своих жен по многу-многу дней, словно с привязи срываются, но это всей общине беда, если не остановить такого, если