Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
ся, повел себя не вполне достойно, узнав о сделке своего
отпрыска. В общем, вспоминать детали дальнейшей научной дискуссии с отцом
не хочется. Зато кнут был хорош. Он и сейчас пригоден для настоящего дела,
в отличной спортивной форме. Как и его хозяин, - с гордостью подумал
Индиана и шагнул к шкафу.
Шляпа лежала наверху. Он взял ее, одел и взглянул на себя в зеркало.
Впечатление от увиденного осталось самое благоприятное. Подтянутый
сорокалетний мужчина, не старый, достигший в жизни... Впрочем, эту тему
лучше не затрагивать. И шляпа хороша. Доблестный майор Питерс любит
настоящие ковбойские стетсоны - если, конечно, не заврался в своих
неуклюжих попытках продемонстрировать интерес к собеседнику. Ишь ты,
любитель шляп. А у нас вовсе не стетсон, - подмигнул Джонс отражению в
зеркале. - Нормальный головной убор, причем, устаревшего образца. Теперь
такие не носят. Это немудрено, если учесть, что шляпе действительно чуть
больше двадцати лет, что она действительно куплена в молодости и
умудрилась объехать на голове хозяина почти весь мир, выйдя целой и
невредимой из десятков безвыходных ситуаций. Стал бы он носить ковбойскую
шляпу, как же! - улыбнулся Джонс сам себе. Он романтик, конечно, и с
большой любовью относится к истории Дикого Запада, но не настолько, чтобы
позориться в нелепых нарядах... Индиана чуть повернул голову - в одну, в
другую сторону, - придирчиво изучая свой внешний облик. А что, стетсон бы
ему тоже пошел, вполне, о да...
Он вытащил из шкафа сверток. Требовалось добавить в картину сборов
последний штрих, и профессор решительно сделал это, развернув сладко
пахнущую тряпку, затем развернул два слоя промасленной бумаги.
Револьвер системы Кольта, калибр 0.45, модель М-1917. Но не тот
М-1917, который состоит на вооружении американской армии, а с укороченным
стволом - длиной два и три четверти дюйма, имеющий название "Де люкс"
[модель М-1917 или "Арми", длина ствола 5 и 1/2 дюйма (140 мм), модель "Де
люкс", длина ствола 2 и 3/4 дюйма (70 мм); калибр 0.45 дюйма составляет
11.43 мм в метрической системе]. Оружие истинных археологов, истинных
американцев. К нему - комплект пластинчатых обойм, чтобы не возиться с
перезаряжанием в случае непредвиденных обстоятельств. Профессор Джонс с
удовольствием принял оружие в руку, закрыв пальцами знаменитую скачущую
лошадку на корпусе, ощутил успокаивающую прохладу полированной рукоятки...
Надо было потребовать у Питерса разрешение на провоз револьвера в
самолете, - вспомнил он. - Неужели опять придется таиться, нарушать
правила воздушных перевозок?
И тут наконец последний мирный вечер наполнился событиями. Послышался
рокот двигателя, какой-то слишком уж грозный, необычный для этих цветущих
мест. Джонс даже в окно выглянул посмотреть. Странный военный фургон,
огромных размеров, с непонятной вращающейся штуковиной на крыше. Штуковина
- в виде рамы с металлической сеточкой. Автомобиль подкатил к самому
коттеджу, остановился, взрыкнув двигателем. Начали выпрыгивать солдаты -
один за другим, один за другим, - слаженно окружая беззащитный дом.
Интересно, к кому из преподавателей они в гости? - успел подумать
профессор Джонс, и сразу получил ответ.
Дверь его квартиры содрогнулась:
- Немедленно открыть!
Впрочем, дверь распахнулась самостоятельно, поскольку была не
заперта. Ворвался человек в зеленом - упругий, тренированный. Офицер.
Секунды ему хватило, чтобы оценить ситуацию.
- Бросить оружие! - каркнул он.
Оказывается, Джонс все еще стоял с кольтом в руке. Это было не очень
тяжело, масса револьвера составляла ровно два фунта [примерно килограмм].
Пожав плечами, он неторопливо положил кольт в кобуру, а кобуру - в
дорожную сумку, как и собирался.
Следом за первым в квартиру вбежали еще трое.
- Лечь на пол! - по звериному зарычал офицер.
- Зачем? - спросил профессор Джонс.
И наступила тишина. Человек в зеленом моргал, не зная, что отвечают в
таких случаях, и стремительно размышлял. Наконец нашелся:
- У вас есть лицензия? - сказал человеческим голосом.
- Какая?
- На револьвер.
Профессор порылся в бумагах на столе:
- Пожалуйста, я как раз ее приготовил, чтобы не забыть.
Офицер с явным подозрением взял бумажку и просмотрел ее, шевеля
губами.
- А у вас, господа, есть лицензия? - как бы спокойно поинтересовался
профессор. Кулаки его были сжаты. Кулаки всегда выдавали его мысли.
- Какая лицензия? - в свою очередь не понял офицер.
- На вход ко мне в квартиру. Я, господа, сегодня никого не жду,
поэтому я бы попросил вас...
- Из этой квартиры ведется радиопередача, - по военному четко
сформулировал гость. - Если вы добровольно не сдадите аппаратуру, мы
обыщем помещение.
- У вас есть какие-нибудь документы или нет? - Джонс был настойчив.
- У меня есть начальник.
- Что за организацию вы представляете?
- Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, -
неожиданно ухмыльнулся гость. - Шутка, сэр. На самом деле мы вылавливаем
разных ублюдков, - он со значением посмотрел профессору в глаза. - Ну что,
будем сдавать аппаратуру?
- Я вынужден обратиться в соответствующие инстанции, - предупредил
Джонс и решительно отправился к телефону. Его никто не задерживал.
- Работаем, - спокойно скомандовал офицер.
Сделанные звонки были совершенно бесполезны. Едва Джонс излагал суть
своей жалобы, как на том конце телефонного провода начинались мягкие
сомнения в компетенции той инстанции, куда он обращался, и особенно в
компетенции конкретного должностного лица, с которым он говорил. А когда
заходила речь о незамедлительных мерах, которые следует принять в данной
ситуации, мягкие сомнения мгновенно отвердевали.
И майора Питерса как назло не было по оставленному им номеру.
Почему мне так не везет? - мысль профессора Джонса металась раненой
птицей.
Вернувшись к себе в комнату, он обнаружил, что все разъяснилось.
Разгадка была проста: в громкоговорителе, подключенном к
радиотрансляционной сети, нашлась дополнительная деталь. Микрофон плюс
передатчик, иначе говоря - подслушивающее устройство.
- Кому это вы так насолили? - сочувственно спросил представитель
службы безопасности, рассматривая предательскую штуковину под лампой.
- Откуда мне знать?
- Не знаете? Жаль... Передатчик английский, с мощностью только
намудрили. Наверное, торопились. А микрофон производства Германии, между
прочим.
- Германии? - поразился Джонс. - Ничего не понимаю...
- Что, есть знакомые оттуда?
- Откуда?
- Сделаем так, сэр. Вы сейчас проедете с нами, и мы побеседуем в
более удобной обстановке. Потом решим, что делать.
- Я никуда не поеду, - уведомил Джонс офицера.
Тот улыбнулся.
- Не поеду!!! - заорал хозяин квартиры отнюдь не по-профессорски. -
Проваливайте, вы все!!!
Во-первых, он просто не сдержался, а во-вторых, сообразил наконец,
что к чему.
- О-о, Господи, какие идиоты сидят в вашей разведке!
- Что вы имеете в виду? - перестал улыбаться гость.
- В данном случае не вас! - продолжал кипеть хозяин. - "Доверяют",
видите ли! Они мне "доверяют"! А сами микрофончики подсовывают?
- Вы кого-то подозреваете, - офицер службы безопасности также проявил
незаурядную сообразительность.
- Беседуйте со своим Питерсом! Пусть сам объясняет, пусть отмывается,
маленький грязный майор!
Майор Питерс вошел в квартиру, будто услышал обращенный к нему
призыв. Впрочем, возможно, и в самом деле услышал, поскольку лицо его
было, мягко говоря, официальным.
- Вот и он! - обрадовался профессор. - Пошипите, змеи, друг на друга!
- На пару слов, капитан, - обратился майор Питерс к человеку в
зеленом. - Выйдем.
Сотрудники разных ведомств вышли. Беседовали они долго и временами
громко, но очень неразборчиво. Вернулся один Питерс - он сказал, обращаясь
к солдатам:
- О'кей, парни. Капитан вас ждет.
Непрошенные гости организованно отступили. За окном запульсировал
двигатель военного фургона, машина взревела, звук начал удаляться...
Только когда все стихло, майор продолжил говорить:
- Не волнуйтесь, доктор, я все уладил. У них к вам больше не будет
претензий.
- Зато у меня к вам будут... - сварливо начал Джонс.
Озабоченное лицо майора не дрогнуло ни одним мускулом.
- Вы переоцениваете мое рвение, даже приятно, - он пересек комнату и
привычно уселся за стол. За чужой стол, разумеется. Он расслабленно
откинулся, а короткую ногу перекинул через подлокотник кресла.
Джонс не стал продолжать, опешив от столь наглого жеста.
- Устал невероятно, - пояснил разведчик. - Целый день на ногах, а тут
еще про вашу неприятность информация поступила. Пришлось мчаться сюда...
Вы не возражаете, если я немного посижу?
- Все в порядке, - заставил себя раскрыть рот профессор.
- Благодарю.
- За доверие?
- Что - за доверие?
- Благодарите, спрашиваю, за доверие?
Майор тяжело вздохнул и принялся массировать виски. Вероятно, он
действительно устал.
- Я не обижаюсь, мистер Джонс, хотя мог бы. Повторяю, вы
переоцениваете мое рвение. Неужели вы полагаете, что мы стали бы
контролировать вас такими странными способами?
- Тогда кто?
- Хотя, было бы гораздо лучше, и для нас, и тем более для вас, чтобы
это все-таки оказалась наша затея. Где папка? Вы показывали ее кому-нибудь
или нет?
Джонс вытащил папку из-под матраса и сказал:
- На последний ваш вопрос, майор, я также не обижаюсь.
- Может быть, пересказывали ее содержание? Женщине какой-нибудь...
- У меня нет женщин.
- Верю. С вашего позволения я забираю материалы обратно.
- Это ваше, майор.
Папка перешла из рук в руки.
- Кстати, мой аналитик очень благодарен вам за внимание, проявленное
к его работе, - отвлекся разведчик. - Он очень высоко оценил ваши
неравнодушные высказывания. Я дал ему прослушать запись утренней
телефонной беседы.
- Объем проделанной работы и в самом деле заслуживает уважения.
- Помнится, утром я сказал, что удивлен вашей реакцией. Я ведь был
почти уверен, даже в какой-то степени надеялся, что вы растерзаете папку в
клочья. И тогда я с чистым сердцем прикажу своему аналитику смыть с себя
все это оккультное дерьмо и заняться настоящим делом.
- Причем здесь оккультизм?
- Как причем! Он черным по белому написал, что фашистов привело к
власти увлечение древней магией!
- К вашему сведению, майор, я историк-профессионал, поэтому никогда
не стану объяснять важные исторические события колдовской деятельностью
секретных обществ и лож. Какими бы глобальными ни были их цели, и
фантастическими - методы.
- Я профессиональный военный, сэр, но я с вами полностью согласен.
Почему же вы тогда говорите, будто всерьез восприняли все это
нагромождение нелепостей?
Профессор сел на кровать, поскольку привычное место за столом было
занято, и приступил к объяснению. В его голосе уже не осталось ни
раздражения, ни обиды.
- Во-первых, ваш аналитик вовсе не отрицает таких мощных факторов,
дестабилизировавших общественное сознание Германии, как инфляция и
стагнация. Он попросту проследил, на каких опорах стоят убеждения вождей
национал-социализма, а ведь эти убеждения явно влияют на конкретные их
решения. И во-вторых. По-моему, вы, уважаемый мистер Питерс, не поняли
главную мысль, на которую нанизаны все тезисы, хотя, между прочим,
исходные оригинальные материалы находятся у вас, а не в папке. Мне
показалось, что ваш сотрудник, наоборот, категорически не верит в
описываемые им верования и культы, напрасно вы недовольны.
- Еще не хватало, чтобы мальчик в это верил! - вставил майор без
прежней уверенности в голосе.
- Он очень наглядно показал, - продолжал Джонс, будто на лекции, -
что нацисты живут в выдуманном ими же самими мире, то есть их политика -
не что иное, как попытка воплотить в жизнь собственные болезненные
фантазии. В этом - ценность проделанного анализа. И, несомненно, подобная
версия вполне имеет право на существование, доверенные мне фрагменты
достаточно убедительны. Впрочем, почему бы вам просто не спросить у своего
сотрудника, какова его истинная позиция?
- Он неразговорчив, - уклончиво ответил майор. - И слишком уж
обидчив. Да вы не думайте ничего такого, это хороший парень... В общем,
спасибо, профессор, вы мне очень помогли, - и зачем-то постучал себя
пальцем по лбу.
- Я еще во время телефонного разговора с вами, мистер Питерс, хотел
спросить, да как-то к слову не пришлось. О том человеке, который готовил
материалы, об этом историке. Хороший специалист, честно. Возможно, я с ним
знаком - из какого он университета?
- Вы с ним действительно знакомы, доктор, - кивнул гость. - Это
сержант, помните, который меня сопровождает, - он указал в сторону окна.
Джонс непроизвольно выглянул. Сержант был там: стоял, заложив руки за
спину, лениво перекатываясь с пятки на носок, и рассеянно смотрел в небо.
- Неужели это он? - не поверил профессор.
- Увы, да. Увлекается черт знает чем. Мой старший сын, прошу любить и
жаловать.
- Ваш сын? - куда сильнее поразился Индиана. - Эта горилла?
- Да, сэр, ростом он удался. И ростом, и мозгами, даже завидно иногда
становится. Однако вернемся к нашим неприятностям.
- Вы правы, - спохватился Джонс. - Если микрофон не вы подсунули,
то...
- Где-то у нас случился прокол. Пока не знаю, где, но разберемся
обязательно. Это враг, мистер Джонс, поймите - главный враг Америки.
- Но почему немцы вдруг заинтересовались мной? - никак не желал
понимать профессор.
- Враг невероятно силен и опасен, мистер Джонс, теперь вы убедились
сами. Ни на секунду не забывайте об этом в Непале.
- Вы полагаете, в подобных обстоятельствах я все равно должен ехать?
- В подобных обстоятельствах, - жестко сказал майор Уильям Питерс, -
я попрошу вас отправиться на вокзал не завтра.
- А когда? - простодушно спросил профессор.
- Немедленно.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. НЕПАЛ. ОКТЯБРЬ. ЭКЗОТИЧЕСКИЕ КОШМАРЫ
1. ЗАПОЗДАЛОЕ СВИДАНИЕ
Непал похож на... Вспомните большой книжный шкаф. Внизу роскошные
издания, глянцевые обложки, золотые тиснения, кисточки закладок. На
средних полках приличные книги в кожаных переплетах. Ну, а наверху всякая
пыльная позабытая позаброшенная дребедень. Так и Непал. Начинается он с
тропиков, многоцветья, пестроты индуистских храмов, хохолков и криков
попугаев, задниц и визгов обезьянок, слонов и бананов. Дальше в гору кедр
и дуб, овес, свиньи и овцы, буддистские ступы. А в конце - скалы, хилые
цветочки, плоские крыши залепленные ячьим навозом, жалкие козы, редкие
пагоды. Все это переходит в лед, и наконец в близкое-близкое небо, с
которого смотрит вселенская душа.
Лилиан Кэмден забралась по гималайскому склону аж в Кхорлак, где даже
летом густой туман становится промозглой водянистой взвесью, а то и
изморозью. Тем не менее там росли березки, что было весьма трогательно.
Может, они и привлекли Лилиан в это странное, попросту чудовищное место.
Впрочем, по мнению доктора Джонса, она могла выкинуть и что-нибудь более
экстравагантное, например, поселиться в дупле дерева или в гнезде грифа.
Прежде чем осторожно встать на пороге того заведения, которое Лилиан
именовала "Двором Рамзеса II", Индиане пришлось преодолеть немалую
дистанцию.
Все, как обещал мистер Питерс.
От Чикаго поперек Америки до Сан-Франциско на поезде, от Фриско до
Гонолулу на "Дугласе", от Гонолулу до Манилы на гидросамолете. А потом
осточертевший Тихий Океан все-таки оборвался, но впереди были еще Сайгон,
Бангкок и Катманду. Там Индиана окончательно стало ясно, чем закончился
роман Лилиан с британским офицером. Гималайской глухоманью. Единственное,
что утешало - сам офицер Его Величества, завзятый картежник и пьяница,
тоже оказался не на курорте (если сплетни майора Питерса насчет назначения
Фергюссона в Родезию были верны).
От Катманду до Кхорлака на грузовике, далее от так называемой
гостиницы до "Рамзесового двора" на мохнатой лошадке. Этому животному не
только не угрожало попасть на картину или в бронзу конного памятника, даже
скакать на нем можно было лишь в клоунских целях. В лучшем случае его
мучили блохи, в худшем чесотка. Но оно отлично преодолевало ледяную крупу,
несущуюся с горных высот.
"Двор Рамзеса" снаружи представлял из себя сарай. Индиана оставил
свою шелудивую лошаденку породы пони и своего проводника из племени бхотия
на внутреннем дворе среди таких же псевдоконей и таких же бхотия.
Проводник мгновенно стал неразличим в обществе одинаковых тарелкообразных
физиономий.
Внутри "Двор Рамзеса" был не лучше. От сарая его отличала только
заметно оживленная публика, стойка с бутылками, кривоногие столы и большой
очаг. Публика была чем-то занята, на археолога пристального внимания не
обратила, тем более, что к людям европейского вида в этих краях уже
привыкли. Доктор Джонс уселся в дальнем углу и не отказался от
традиционных местных угощений - лепешек, вымазанных салом, и чая с жиром.
От которого стало немного не по себе, но дело спасла ячменная водка и
порция козлятины. Индиана принялся усердно бороться с недожаренным козлом
- который, намотав изрядное число миль на крутых горных склонах, оказался
весьма жилист, - и заодно пытался уяснить причину оживления в зале.
У стойки что-то происходило. Увы, не слишком чистые халаты публики
преграждали путь любопытствующим взглядам доктора Джонса. Местный язык не
был ему знаком, однако интонации давали понять, что возгласы носят
характер подбадриваний, вполне уместных на каких-нибудь соревнованиях.
Какое спортивное мероприятие может проводится у стойки? Причем не только
спортивное мероприятие, но и тотализатор. Господа в замурзанных халатах
делали свои ставки, мятые купюры лихо перекочевывали из одних немытых рук
в другие.
Подкрепившись, археолог направился к задним рядам зрителей, ожидая
увидеть потягушки вроде арм-реслинга. И увидел - все-таки американец
повыше был, чем худосочные бхотия. Вначале кряжистого узкоглазого мужичка,
похоже, из племени шерпов, тех самых, что привыкли таскать на себе в гору
стофунтовые вьюки. Мужчина пил. Ряд перевернутых пустых рюмок гордо
выстроился перед ним. Сейчас он заглотил очередную стопку ячменной водки,
на мгновение глаза его сбежались в кучку, но вот он икнул, встрепенулся и
снова был в форме.
Напротив него во главе своего ряда перевернутых стопок находилась...
Лилиан Кэмден. Остались далеко позади город Чикаго и штат Иллинойс,
родители-профессора, католическая частная школа, исторический факультет
Чикагского университета. Там она была на хорошем счету. Да, Лилиан
нравилась преподавателям, особенно пожилым, потому что всегда казалась
чистенькой и благовоспитанной девочкой, впрочем, и в способностях ей никто
не отказывал.
А сейчас, в этом вот вертепе, она берет четырнадцатую... нет
пятнадцатую рюмку и вливает себе в рот. Э, многовато будет. Щека ее
никнет, глаза прикрываются тяжелыми веками, чьи-то с