ости круглая башня-донжон, вдохновляли  его.  Нескольких  бросков
земли оказалось достаточно,  чтобы  лопата  наткнулась  на  каменный  люк.
"Волчья  глотка"  раскрылась,  приглашая  прыгнуть   в   жуткий   земляной
пищевод...
     Индиана Джонс  (а  это  был  именно  он,  как,  возможно,  кто-то  из
читателей уже догадался) встал и осмотрелся, подняв повыше лампу.
     Четырехлепестковый свод монастырского типа, стены из бутового  камня.
Несомненно, это нижний уровень древней башни, так называемого "донжона"  -
единственного сооружения, сохранившегося с рыцарских времен. Более поздний
замок Грумм был пристроен к ней, образовав этакий замкнутый прямоугольник,
состоящий из башен, башенок и домов с фронтонами... Отлично. Что дальше?
     Доктору  Джонсу  не  пришлось  долго   размышлять   на   тему:   "что
предпринимать дальше", поскольку события уже вновь тащили  его  за  собой,
неудержимо и властно - так, как  он  любил.  Послышались  далекие  голоса,
затем бодрый смех. Он затаился, закрутив лампу до нуля. В подвал спускался
человек, осторожно ставя ноги на ступеньки - лестница  была  крутовата.  В
руках вновь вошедшего  подрагивала  собственная  лампа,  яркая  и  чистая.
Человек был один, без товарища.
     - Чем пахнет?  -  спросил  он  в  пустоту,  принюхиваясь.  По-немецки
спросил, разумеется. Ничем особенным не  пахло:  ну,  разлитое  пиво,  ну,
погашенная керосиновая горелка, что ему не  понравилось  в  этих  невинных
запахах? Доктор Джонс не дал гостю времени поудивляться. Секунды  хватило,
чтобы зажать ладонью беззащитный рот,  еще  секунды,  чтобы  другой  рукой
взять выбритую прыщавую шею на захват и  сдавить,  прижимая  трепыхающееся
тело к  своей  груди.  Враг  недолго  разгонял  пыль  хаотической  пляской
конечностей, и доктор Джонс нежно уложил его на холодные плиты, чтобы тому
удобно было наслаждаться тишиной и покоем.
     Гость, собственно, таковым  не  являлся.  Наоборот  -  он,  очевидно,
представлял компанию  хозяев.  Черный  мундир,  галифе,  пилотка.  Петлицы
отсутствуют,  значит,  просто  солдат.  Солдат  СС.  Что   ж,   профессору
археологии не привыкать быть просто солдатом, самым низшим, не обласканным
милостью начальства, - из тех,  на  которых  держится  мир,  -  и  он  без
колебаний принялся раздевать безвольное тело.
     Мундир слегка жал в плечах, зато был  свободен  в  талии  и  в  паху.
Раздетый эсэсовец, очевидно,  не  слишком  усердно  занимался  физическими
упражнениями. Но выбирать не приходилось, и профессор, приведя новый наряд
в порядок, поправившись и заправившись, собрался было  на  выход.  Ему  не
терпелось  посмотреть,  с  кем  бывший  обладатель   эсэсовского   мундира
разговаривал, прежде чем спустился в подвал. Однако события развивались по
своему сценарию.
     - Гюнтер! - раздался властный оклик. - Ты что там застрял!
     Затем - скрип двери.
     И шаги.
     Когда новый посетитель появился в подвале, Индиана был  уже  готов  к
встрече. Эсэсовец с опрометчивым спокойствием преодолевал ступеньки, вдруг
замер, увидев своего подчиненного - тот  лежал  среди  мешков  с  овощами,
трогательно белея исподним, - но дотянуться рукой до кобуры не успел.
     - Тихо, - попросил Индиана, толкая его к стене. - Кроме тебя еще есть
кто-нибудь?
     Человек устоял на ногах. Однако явно впал в ступорозное  состояние  -
косил взглядом на приставленный к его голове кольт,  открывал  и  закрывал
рот, будто вытащенный из Дуная сом. Индиана освободил немца от парабеллума
и прошипел в самое его лицо:
     - Ты кто?
     - Заукер, - откликнулся тот, плохо владея голосом.
     - Звание? Должность?
     - Шарфюрер... Кто вы?
     - Здесь спрашиваю я, ублюдок, - продолжал шипеть  профессор.  -  Кому
принадлежит замок?
     - Великой Германии.
     Шарфюрер Заукер был усат: усы его обвисли, словно  бы  начали  таять.
Наверное,  вспотели  от  страха.  Он  завороженно  смотрел   в   отверстие
револьвера и откровенно трясся.
     - Ясно, что не Америке,  -  усмехнулся  Индиана.  -  Кто  тут  у  вас
главный?
     - Фон Урбах. А что вы собираетесь со мной...
     - Урбах! Что ж, я попал, куда надо... Где Генри Джонс?
     - Кто?
     - Ну, американец, пожилой человек. Почти старик.
     - Я ничего не знаю, - человек запаниковал, уже  все  его  лицо  таяло
вместе с усами, - я из хозчасти, у стажеров сегодня праздник,  им  выпивка
скоро понадобится, а ключи от арсенала только у меня и у  повара,  честное
слово...
     - Да, фельдфебель  вроде  тебя  вряд  ли  мне  поможет,  -  задумчиво
согласился Джонс,  разглядывая  младшего  чина  СС.  -  Придется  поискать
кого-нибудь другого... Кстати, у вас тут есть тюрьма?
     - Подопытных содержат в питомнике. В этой же башне, но  на  последнем
ярусе.
     - Подопытных? - поднял брови Джонс. - А где начальник тюрьмы? Он  уже
лег спать, наверное?
     - Штурмбанфюрер сейчас на празднике. А что вы со мной сделаете?
     - Праздник какой-то, - археолог мысленно перебрал даты. - Не  знаю  я
никаких  праздников  в  конце  января.  Не  день  же  смерти   Ленина   вы
отмечаете...
     - Да и нет в башне стариков, - продолжал о своем шарфюрер. - В  замке
таких не содержат. Вот в Дахау есть старики и дети, да, но тот  лагерь  не
мы придумали, матерью клянусь, это Гиммлер  с  Гейдрихом.  Не  надо  меня,
умоляю вас, меня-то за что...
     - Ладно, - решил Джонс. - Достаточно поговорили.
     - Нет! - всхлипнул человек. - Ой, нет! - Еще немного, и подвал  начал
бы трястись вместе с ним. - Что вы задумали? Только не меня!
     - Почему не тебя? - доктор Джонс улыбнулся широко, по-американски.  -
Чем ты хуже Гюнтера? - он указал на неподвижное тело.
     - Вы один не дойдете до третьего яруса,  -  клацая  зубами  заговорил
Заукер. - Эти умники как раз на втором  сейчас  празднуют,  мимо  них  вам
никак, они вас сразу обнаружат, вот увидите. А  Курт  Коппи,  дежурный  по
питомнику, он мой приятель.
     - Ты хочешь предложить помощь?
     Человек кивнул, шаря отчаянным взглядом по  лицу  собеседника,  и  на
всякий случай еще раз горячо  кивнул,  и  рот  открыл,  чтобы  подтвердить
словесно, но ничего больше выжать из себя не смог.
     - Имей в виду, - сказал тогда Индиана, - при первом  же  неправильном
жесте или звуке я перешибу тебя, слизняка, кулаком. Хотя, могу и  пулю  не
пожалеть. Ты предпочитаешь из моего кольта или из своего "Парабеллума"?
     Он взял шарфюрера за воротник и толкнул к выходу.
     - Не забывай ни на секунду о том, что я  очень  опасен  для  тебя,  -
добавил он. - И перестань ты дергаться, все же дело испортишь, трус!
     - Надо пиво с собой взять,  -  воодушевившись,  ответил  эсэсовец.  -
Будто бы для их попойки тащим...
     Через  несколько  минут  два  сотрудника  хозчасти  покинули  подвал,
прихватив один из бочонков. Они понесли пиво  старшим  товарищам.  Точнее,
младший офицер распоряжался маршрутом, а работу выполнял человек  в  форме
солдата СС - именно он нес на плече  ношу,  прикрывая  лицо  от  случайных
взглядов. Впрочем, до второго яруса они никого не встретили. Повсюду горел
тусклый электрический свет. В башне кроме подвальных  помещений  было  три
яруса, как и полагалось, причем  на  каждый  следующий  вела  только  одна
лестница, чтобы  легче  было  защищаться  в  случае  проникновения  врагов
внутрь.  Жилые  помещения  обычно  устраивались  на   последнем.   Древнее
сооружение вообще хорошо сохранилось, даже штукатурка, которой были залиты
стены из бутового камня,  не  везде  осыпалась.  Башня  была  внушительных
размеров, особенно для тех времен, когда строилась: толщина внешней  стены
не менее двадцати пяти футов, диаметр пятьдесят пять ярдов.
     Когда послышались гулкие звуки  человеческой  речи,  шарфюрер  Заукер
замедлил движение и пугливо сообщил:
     - Нам все равно не пройти к той лестнице наверх! Посмотрите сами, они
рядом свой алтарь придумали.
     Впереди  был  зал,  состоящий  из  готических  крестовых  сводов   на
нервюрах. Низкие толстые столбы держали нависающие над головами подпружные
арки. Профессор археологии, который вполне  достойно  смотрелся  в  черном
мундире, поставил бочку на пол и выглянул из-за столба.
     Зрелище впечатляло. Висели штандарты, как привычные,  со  свастиками,
так  и  красно-бело-черные   полосатые   знамена   средневекового   Рейха.
Центральный свод украшал  гигантский  круг,  размещенный  горизонтально  -
рунический лунный календарь. А точно под  этим  календарем  было  устроено
возвышение  в  виде  каменного  надгробия  с  многочисленными  барельефами
рыцарей. Эсэсовцы торжественным полукольцом окружали надгробие, они стояли
неподвижно,  абсолютно  сосредоточенно.  Все  без  головных  уборов.   Они
слушали. С возвышения им вещал человек...
     Хорхер!
     - Почему мы верим нашему фюреру? - бросал Хорхер в публику отрывистые
слова. - Потому что в нем - Германский Дух! Дух Водана  и  Тора!  Фюрер  -
воплощение Германского Духа!..
     В своем одеянии - черно-красная мантия со свастикой в белом круге,  -
с  поднятой  вверх  правой  рукой,  он  выглядел  как   священник.   Рука,
разумеется, была в перчатке. Служитель черного культа, кадровый разведчик,
садист и убийца...
     - Сюда! - зашептал Индиана Джонс, притягивая шарфюрера за шиворот.  -
Кто это говорит?
     - Из шестого управления РСХА, шеф  какого-то  отдела,  -  прошелестел
немедленный ответ. - Не выдавайте меня ему, умоляю, кому угодно, только не
ему...
     - Чего достоин народ, осквернивший Германский Дух?  -  спросил  между
тем оратор. И аудитория вдруг слаженно откликнулась, грозным рыком:
     - Смерть и забвение!
     - Имя! - потребовал "священник". - Дайте нам имя!
     - Израиль!
     - Еще?
     - Дети израилевы! Рабы израилевы! Друзья израилевы!..
     Доктор  Джонс  неслышно   прокомментировал:   "Иными   словами,   все
человечество."
     - Предки слышат вас, солдаты! -  возгласил  Хорхер.  -  Предки  видят
кровь наших героев и отворачиваются от слез израилевых праведников. Все ли
герои здесь? Зигфрид?
     - Здесь! - откликнулся кто-то.
     - Какой Зигфрид? - не понял Джонс. - Из "Песни о Нибелунгах", что ли?
     - Да, - подтвердил Заукер. - Вы не обращайте внимания,  они  тут  все
сумасшедшие.
     "Барбаросса!" - выкрикивал тем временем оратор. "Здесь!"  -  отвечала
аудитория. "Оттон Первый!" "Здесь!" "Хорст Вессель!" "Здесь!.."
     - Что происходит? - спросил Индиана. - Ты можешь объяснить?
     - Праздник Посвящения. Стажеров посвящают в солдаты Памяти.
     - Какой "Памяти"?
     - Ну, Памяти Предков.  Умники  университета,  не  люблю  я  их.  Чины
получили, и думают, что теперь чернее свастики.
     "Память предков, - пробормотал Джонс. - Память  предков..."  И  вдруг
вспомнил. Аненэрбе! [Аненэрбе - наследие  предков,  -  (нем.)]  Тот  самый
таинственный  институт!  Вот,  значит,  куда  его  занесло  -  в  один  из
законспирированных  филиалов,  -  вот,  значит,  кому  в  действительности
принадлежит замок... Он ободряюще похлопал шарфюрера по спине:
     - Ты не переживай, приятель, у тебя ведь тоже чин есть. Маленький, но
все-таки. Повысят, потом и тебя примут, наберись терпения.
     - Они посвящают только тех, у кого есть списки родни до 1648 года.  Я
такую родословную не могу представить.
     - Да, весело  живете,  -  согласился  Индиана.  -  1648-й,  говоришь?
Вестфальский  мир,  конец  Тридцатилетней  войны...  А  кого  они   теперь
вспоминают?
     Хорхер называл уже  совершенно  незнакомые  имена,  на  что  массовка
исправно отвечала: "Здесь, здесь, здесь..."
     - Это жертвы "пивного путча", - скорбно сообщил Заукер. - Они  всегда
с нами.
     - Наследники Зигфрида! - сказал Хорхер, форсировав голосовые  связки.
- Клянемся быть достойными славной памяти предков!
     - Клянемся! - рыкнул зал.
     - Честь и доблесть! - сказал Хорхер.
     - Честь и доблесть!
     Наступила пауза. Оратор медленно опустил руку, поправил мантию,  слез
с возвышения.
     - Прячемся, - заспешил Индиана. - Они закончили.
     - Еще нет, - отозвался Заукер нервно. - Послушайте, а что вы со  мной
сделаете после того, как мы дойдем до тюрьмы?
     - Поцелую. А потом возьму к себе в ассистенты. Да не  бойся  ты  так,
твои зубы на весь зал слышны.
     Странный ритуал и в самом деле  еще  не  закончился.  Хорхера  сменил
другой "священник",  отличающийся  тем,  что  на  голове  его  громоздился
рогатый рыцарский шлем, скрывающий лицо, а на рукаве - выделялся шеврон  с
несколько необычным рисунком. На шевроне был рунический знак,  похожий  на
букву "А", повернутую набок.
     - Чем скрепляется рыцарское братство? - очень спокойно, тихо  спросил
он.
     - Кровью! - хором ответили ему.
     - Сколько рун "Зиг" в сердце рыцаря?
     - Зиг хайль! Зиг хайль!
     Вверх взметнулись кинжалы - чистой пробы,  гордость  СС.  В  руках  у
нового оратора появилась ваза, точнее,  чаша.  Впрочем,  больше  речей  не
было, все дальнейшее происходило без единого слова.
     "Стажеры" царапают кинжалами свои левые руки.
     "Священник" ставит чашу на надгробие: все  присутствующие  поочередно
подходят и выдавливают в нее из ран по нескольку капель крови...
     -  Кто  это?  -  спросил  Индиана,   пораженный   до   самых   глубин
археологической души. - Который в шлеме - это Урбах?
     -  Урбах  не  из  СС,  -  покорно  ответил  Заукер.  -   Он   научный
руководитель, просто член партии, имеет право не участвовать в праздниках.
     - Тогда - кто?
     Шарфюрер до сих пор не  предпринимал  ни  малейших  попыток  убежать,
привлечь внимание или, например, промолчать,  спасая  служебные  тайны  от
посторонних  посягательств.  До  сих  пор   он   выполнял   любой   каприз
захватившего его в плен незнакомца. Однако сейчас послушание оставило его.
Заукер сжался, сморщился, словно бы ссохся, открыл  и  закрыл  рот,  затем
робким шажком отодвинулся назад к лестнице.
     - Меня убьют, если скажу, - еще немного, и он бы заплакал.
     - Тебя обязательно убьют, - подтвердил Джонс. -  Но  раньше,  чем  ты
думаешь, - притянул  труса  к  себе  и  взял  его  стальными  пальцами  за
подбородок.
     - Вы не понимаете... - еле  слышно  шепнул  тот.  -  Это  же  Мертвая
Голова...
     - Кто?
     - Я не знаю его имени. И никто не знает. Наверняка Урбах и  Вольфганг
тоже не знают, и этот, из РСХА, тем более...
     - Идиоты, - сказал доктор Джонс. - Язычники проклятые.
     Ритуал завершался очень красиво. "Священник" по имени Мертвая  Голова
обходил строй будущих солдат Памяти и  рисовал  на  лбу  каждого  кровавую
свастику - при помощи маленькой кисточки,  смоченной  в  чаше.  Стажеры  в
ответ пригубляли  чашу,  пробовали  на  вкус  собранную  там  жидкость,  в
результате чего губы у всех присутствующих сделались жуткими, ирреальными,
бесформенно красными. После такого причастия логичным  выглядел  финальный
жест жреца - он клал свой кинжал  на  язык  каждого  из  стажеров.  Кинжал
вместо облатки - красиво придумано...
     И это был конец ритуала.
     Немцы расходились без  церемоний,  разговаривая  свободно  и  весело.
Обнаружив бочонок с пивом,  обрадовались,  загорланили,  дружно  обступили
неожиданную находку. Индиана так и не успел придумать,  куда  здесь  можно
спрятаться, он остался, готовясь принять последний бой, однако  никому  не
было решительно никакого дела до скромно стоящих поодаль младших товарищей
по партии. Возможно, их  просто  не  заметили,  приняв  за  незначительную
деталь интерьера. Что ж, все правильно: раса хозяев  естественным  образом
разделяется на своих хозяев, разговаривающих  с  богами,  и  своих  рабов,
недостойных и секунды внимания. Так было, есть и будет. Очень удобно  быть
ничтожеством, - Индиана этого не подумал, надвинув пилотку до  бровей,  но
ощутил в полной мере. Особенно когда  мимо  проследовала  пара  нацистских
жрецов. Хорхер и его загадочный  шеф  удалились,  не  обратив  высочайшего
внимания   не   только    на    жмущихся    возле    стены    солдата    с
фельдфебелем-шарфюрером,  но  и  на  собственных  же  "посвященных".   Они
приглушенно беседовали.
     "...Искендерон..." - расслышал Индиана, что заставило его вздрогнуть.
И еще раз: "...Искендерон..." - от этого слова  злое  напряжение  пошло  в
суставы и жилы.
     Неужели пронюхали? Неужели и до Эльзы добрались?  Или  снова  Маркуса
допросили, применив изощренные готические пытки?
     Своего нелепого шлема "Мертвая Голова" так и не снял, поэтому Индиана
не увидел его  лица,  зато  разглядел  на  отвороте  красно-черного  плаща
зловещий значок со стилизованным черепом.
     Эсэсовцы между  тем  уже  скрутили  у  бочонка  крышку  и,  толкаясь,
дурачась, окунали в благословенный  напиток  оскаленные  хохочущие  пасти.
Кровавый узор  на  лицах  сменился  аппетитной  липкой  пеной.  Невероятно
вовремя здесь оказалось пиво, фантастически  вовремя.  И  пусть  никто  не
отдавал приказа: в такой  день  можно  забыть  о  формальностях.  Рабы  из
обслуги на то и существуют, чтобы угадать  невысказанные  желания  хозяев.
Прихватив бочонок, новоиспеченные рыцари ушли вслед  за  вождями,  оставив
только двух скучающих охранников возле надгробия.
     Злость  в  очередной  раз  помогла  доктору  археологии.   Приветливо
улыбаясь, не отпуская от себя проводника Заукера, он спокойно  приблизился
к охранникам и выключил их в два  движения.  Затем  добил  лежащих  их  же
кинжалами. Бесконечный стресс, в котором пребывал шарфюрер, вновь сменился
паникой, тоскливым причитанием: "...не меня, умоляю, только не меня...", и
доктор Джонс сказал ему: "Заткнись, ублюдок".
     Трупы были оттащены к стене и спрятаны в нишу, с  глаз  долой.  Когда
поднимались по  лестнице  на  следующий  ярус,  Джонс  бормотал:  "Значит,
говоришь, дружеская попойка будет? Как  обязательное  завершение  ритуала?
Как неотъемлемая часть рыцарского  празднества?  Ох,  язычники,  настоящие
язычники..." Затем он спросил перепуганного проводника: "У  вас  что,  все
праздники  такие?"  -  "Сегодня  праздник  не  крупный,  -  ответил   тот,
преодолевая пережитый минуту назад ужас. - Вот в конце  декабря  был  День
зимнего солнцестояния. Видели бы вы,  что  тут  делалось.  Жгли  во  дворе
костры,  голыми  по  снегу  бегали,  шлюх  из  Вены  навезли."   -   "День
солнцестояния? - в который раз поразился рациональный археолог. -  Что  за
игры в архаику! Я всегда  считал,  что  СС  -  это  всего  лишь  "охранные
отряды", жестокие, но очень современные." - "Я не  жестокий,  нет,  вы  не
думайте, я ведь из хозчасти..." - "Пришли, - сказал наконец Джонс. - Стой,
куда прешь."
     Они поднялись до решетки заграждения.
     - Зови своего приятеля, - скомандовал солдат шарфюреру.  И  встряхнул
его для ясности. - Вперед!



                          2. НАУКА ТРЕБУЕТ ЖЕРТВ

     Дежурного  по  имени  Курт  Коппи  не  пришлось  долго   уговаривать,
достаточно было показать ему взведенный кольт. Он заглянул в  наставленное
на него отверстие ствола и сразу впал в состояние гипнотического транса  -
эта типичная для местных сотрудников  реакция  было  уже  знакома  доктору
Джонсу. Точно так же среагировал некоторое время назад и шарфюрер  Заукер.
Они вообще были друг на друга похожи, два пугливых эсэсовца, даже тряслись
с одинаковыми частотными и амплитудными  характеристиками.  Что  ж,  иметь
дело  с  простыми  рабочими  парнями  всегда  удобнее,  чем  со  спесивыми
рыцарями, отягощенными вековыми капризами. Парни повиновались, не  вступая
в  утомительные  споры,  они  были  хорошо  выдрессированы.  Вероятно,   с
начальником  "питомника",  окажись  тот  на  месте,  пришлось  бы  изрядно
повозиться, а времени на  пропагандистскую  деятельность  у  археолога  не
было.
     Ни о каком "Генри Джонсе" дежурный не знал, хотя с искренней  натугой
пытался вспомнить, подбадриваемый нетерпеливыми движениями револьвера.  Он
жалобно скулил: мол, среди подопытного  материала  только  евреи,  цыгане,
ч