всерьез подбирали замену. Не сочтите за  резкость,  но
сказать вам кое-что неприятное я все-таки должен. Видите ли, доктор... То,
что прощалось вашему отцу, может не сойти с рук Джонсу-младшему,  вы  меня
понимаете?
     - Не нужно называть меня "младшим", - сдержанно попросил гость.
     - Почему? - искренне удивился хозяин кабинета. - Боже мой,  Инди,  ну
почему вы этого так не  любите?  Ваш  отец  -  большой  ученый,  что  всем
прекрасно известно, точнее сказать - был  большим  ученым,  и  я  не  вижу
причин, которые мешают вам добавлять к фамилии гордую приставку...
     - Джонса-младшего нет, - раздельно произнес гость,  рывком  встав.  -
Равно как и "старшего". Я  -  Джонс.  Просто  -  Джонс.  Послушайте,  шеф,
неужели меня вызвали ради того, чтобы отчитать, как мальчишку?
     Декан также встал и застегнул все пуговицы своего пиджака:
     - Собственно, вас вызвал не я, доктор Джонс. Меня  просили  передать,
что вас срочно ждут у ректора. Пришли какие-то господа, очень похоже,  что
из полиции, они хотят с вами побеседовать.
     - Срочно, говорите? - хмыкнул Джонс. - Если ректор спросит, где я так
задержался, я непременно перескажу ему наш разговор.
     - У вас неприятности, доктор? Зачем вы могли понадобиться полиции?
     - У меня все о'кей.
     - Значит, не хотите объяснить мне,  в  чем  дело?  -  спросил  декан,
пристально глядя в лицо подчиненного.
     Пришла очередь удивляться Джонсу.
     - Мои неприятности, а они у меня, разумеется, есть,  никаким  образом
не связаны с полицией.
     - Надеюсь, на факультет не ляжет пятно, -  вздохнул  декан.  -  Очень
надеюсь, доктор Джонс. Иначе даже и не знаю, что с вами делать...
     Гость молча повернулся, сделал  несколько  шагов  и  оставил  кабинет
хозяину.
     В коридорах было тихо: шли занятия.  "Срочно..."  -  думал  профессор
Джонс,  перемещаясь  по  свежевыкрашенным  магистралям  главного  корпуса.
"Терпеть не могу  всяких  там  "срочно"...  -  размышлял  он,  приветствуя
попадающихся навстречу коллег. "Полиция..."  -  катал  он  языком  во  рту
малоприятное слово. "Терпеть не могу полицию..."
     В самом деле, зачем он понадобился полиции? С этой грозной  инстанций
у него вроде бы не должно быть точек пересечения. А может,  господа  вовсе
не из полиции? - похолодело у профессора в груди. Может, они из  налоговой
инспекции? Вот некстати! Впрочем, господа из  налоговой  инспекции  всегда
некстати. Неужели что-то связанное с  магрибским  проектом?  Вот  ведь  не
везет...
     В офисе ректора его действительно ждали. Два человека - в штатском  -
энергично поднялись ему навстречу, а ректор с облегчением сказал:
     - Это он, господа.
     Итак, их было двое. Один - щуплый лысоватый  блондинчик,  похожий  на
всех  американцев  сразу.  Неопределенного  возраста,  впрочем,  ближе   к
зрелому, чем к молодому. Второй -  баскетбольных  габаритов  дебил,  очень
напоминающий  какого-то  актера  -  из   тех,   что   играют   вышибал   в
увеселительных заведениях. Очень веско они выглядели, дополняя друг друга,
как огонь и вода, как свет и тьма, как жизнь и смерть. Налоговая инспекция
такими компаниями не ходит, - мельком подумал вошедший, - так что опасения
были напрасны...
     - Вы Генри Джонс? - первым заговорил маленький. Очевидно, главным был
он.
     - Доктор Индиана Джонс. К вашим услугам, господа.
     Крепыш вопросительно оглянулся на ректора:
     - Мне нужен профессор Генри Джонс, сэр,  -  он  заглянул  в  записную
книжку и добавил. - Исторический  факультет,  кафедра  индейских  культур.
Работает у вас такой или нет?
     Ректор вдруг засуетился - как-то сразу, неподобающе:
     - Боже мой, это он и есть! Видите ли,  в  силу  определенных  причин,
неизвестных мне, но, вероятно, вполне уважительных, доктор Джонс не  любит
имя "Генри", - руководитель университета растерянно улыбнулся.
     - Так-так,  -  покивал  головой  человек.  -  Значит,  второе  имя  -
"Индиана"... - он сделал пометку в своей записной книжке. - Индиана -  это
по названию штата, мистер Джонс? В моих сведениях указано, что вы родом из
Старфорда, штат Иллинойс,  1898  года  рождения,  в  двадцать  пятом  году
окончили чикагский  университет,  остались  здесь  же  работать,  получили
магистра, затем доктора... Мои сведения точны?
     - С вашего позволения, я сохраню в тайне, откуда взялось имя Индиана,
- сухо известил доктор Джонс.
     - Сохраните в тайне? - неприятно удивился человек. - Зачем?  Впрочем,
ваше дело. Итак... - он вновь оглянулся на ректора.
     - Да-да, - сказал тот. - Вы, полагаю, простите меня,  господа,  но  я
вынужден ненадолго отлучиться. Работа, знаете ли, не ждет.
     Он удалился. Доктор Джонс посмотрел ему вслед и спросил:
     - Вы из ФБР, что ли?
     - Сержант!  -  не  потрудившись  ответить,  маленький  кивнул  своему
дебилообразному спутнику. Тот, ни слова не говоря, переместился к  выходу,
выглянул в коридор, затем прикрыл дверь и застыл по  стойке  "вольно".  Он
жевал резинку, отрешенно двигая челюстями.
     - И чтобы никто не вошел, - распорядился главный. Вдруг протянул руку
доктору Джонсу, широко улыбнувшись. - Здравствуйте,  профессор.  Извините,
что пришлось таким вот образом вас побеспокоить. Дело в  том,  что  у  нас
есть к вам вопрос чрезвычайной важности.
     - Вы из ФБР? - повторился Джонс.
     - Военная разведка. Подразделение "Сигма" при ВВС. Я  -  руководитель
подразделения майор Питерс. Уильям  Питерс,  сэр.  Итак,  к  сути,  мистер
Джонс.
     -  У  нас  есть  разведка?  -  по-детски  заинтересовался   профессор
археологии. - Здесь, в Штатах?
     - Нет сомнений, - серьезно ответил майор Питерс. - У немцев - РСХА, у
русских - НКВД, а у вас есть мы. Присядем, пожалуй.
     Разведчик естественно и непринужденно сел за стол ректора. После чего
продолжил:
     - Нас интересует вот что. Когда вы в последний раз видели  профессора
Иглвуда?
     - Кого? - не понял Джонс.
     - Иглвуда. Насколько нам известно, вы его ассистент. Или,  по  крайне
мере, были его ассистентом, не правда ли?
     - Я? - спросил Джонс, недоуменно вскинув брови. Даже  пальцем  указал
сам на себя - для ясности.
     - Вы хотите сказать, что наши сведения  не  точны?  -  неодобрительно
нахмурился разведчик.
     - Не знаю я никакого Иглвуда, - Джонс также  нахмурился.  -  Я  давно
вышел из возраста,  когда  был  чьим-то  ассистентом.  Я,  мистер  Питерс,
работаю на себя, ассистирую себе и одновременно руковожу сам  собой.  Темы
моих исследований совершенно самостоятельны,  это  всем  известно,  уверяю
вас.
     - А в прошлом? Вы  упомянули,  что  все-таки  были  в  том  возрасте,
когда...
     - Хотя, постойте, - сказал Джонс. - Существовал такой человек. Но это
попросту невозможно, - добавил он и засмеялся.
     - Я вас слушаю, продолжайте.
     - Каково полное имя вашего "профессора Иглвуда"?
     - Абрахам Иглвуд.
     - Абрахам? - челюсть Джонса на мгновение отвисла. - Но ведь Эйб...  В
общем, здесь какая-то ошибка, майор.
     - Может, и ошибка, - согласился разведчик. - Ошибки иногда  случаются
в нашей работе.
     - Во-первых, Эйб давным-давно умер,  еще  до  того,  как  я  родился.
Во-вторых, этот человек не имел никакого отношения ни к археологии,  ни  к
университетам, ни к науке вообще. Собственно, первого  вполне  достаточно,
чтобы я не мог с ним видеться, вы не согласны?
     - Подробнее, пожалуйста.
     - О чем?
     - Об Абрахаме Иглвуде.
     - Родственник по материнской линии, - пожал плечами  Джонс.  -  Давно
умерший, как я уже сказал. Двоюродный брат  матери,  работал  механиком  в
мастерской игрушек. Я запомнил его имя, потому что в  далеком  детстве  от
этого дяди мне досталось в наследство огромное количество ломаных игрушек,
иначе, конечно, знать бы не знал об этом своем родственнике. А в чем дело,
майор? Объясните вы наконец?
     - Неужели совпадение? - задумчиво произнес майор Питерс.  -  Но  ведь
этот человек назвал именно ваше имя, профессор. Странное совпадение.
     - О, Господи, - вырвалось у Джонса. - Вечно  я  во  что-то  вляпаюсь.
Неужели вы подозреваете меня... как бы помягче выразиться... в шпионаже?
     - Мы не из ФБР, - напомнил майор. - И не из Конгресса.
     - Что же тогда?
     - Для вас, судя по всему, ничего. Какой-то человек  позвонил  в  наше
консульство в Стамбуле, назвался профессором Абрахамом Иглвудом и спросил,
можно ли переправить очень важный пакет в США  с  дипломатической  почтой.
Секретарь  переключил  его  на  специального  сотрудника,  -   на   нашего
резидента, вы понимаете, - тот ему все вежливо объяснил, назначил встречу,
но человек не пришел  и  больше  не  позвонил.  Резидент  пытался  в  ходе
телефонного разговора расспросить о содержании посылки, о  причинах  столь
необычной просьбы, и выяснил  только,  кому  Иглвуд  собирался  адресовать
пакет. Своему ассистенту, профессору чикагского университета Генри Джонсу,
работающему на кафедре... - майор заглянул  в  записную  книжку,  -  ...на
кафедре индейских культур исторического  факультета.  Вот  так,  сэр.  Вас
действительно зовут Генри Джонс, здесь нет ошибки?
     - Формально, да, к сожалению, - неохотно подтвердил Индиана. - Почему
бы вам не поискать пресловутого "Эйба Иглвуда" в Стамбуле, а не в Чикаго?
     -  Мы  поискали.  Он  исчез,  точнее,  куда-то  уехал.  В  телефонном
разговоре он упомянул, что буквально завтра собирается улетать в  Непал  с
экспедицией, в какой-то горный район. Вообще, резидент отметил, что,  судя
по голосу, звонивший чего-то боялся.
     - Очень интересно, - кисло заметил Джонс. - Значит, покойник  Абрахам
стал профессором и решил со мной связаться.
     - В этом чертовом мире все может быть, - зловеще улыбнулся  майор.  -
Мне, впрочем, тоже не нравится такая версия.
     - А почему  ваш  турецкий  резидент  обосновался  в  Стамбуле?  Не  в
столице, не в Анкаре?
     - Наше консульство в Стамбуле раза  в  четыре  крупнее  посольства  в
Анкаре. Если не знаете, то знайте - Стамбул является центром всех разведок
в Европе, настоящей агентурной Меккой. Помните об этом, когда будете там.
     - Гадючник, - скривился Джонс. - Терпеть не могу змей.
     - Простите, но у вас чисто обывательская точка зрения.
     - Откровенно говоря, мистер Питерс, я не вижу, в  чем  важность  всей
этой возни. Ради чего вы приходили ко мне?
     - Вы не видите, а мы видим, мистер Джонс. У каждого  своя  работа,  -
руководитель загадочного подразделения  "Сигма"  встал  из-за  ректорского
стола. - Не смею больше вас задерживать, сэр.
     - И все-таки я настаиваю на объяснениях, пускай самых  формальных,  -
металлическим голосом сообщил доктор Джонс. - Я не привык, когда  со  мной
обращаются подобным образом.
     Разведчик внимательно посмотрел на него.
     - А ваш ректор,  по-моему,  с  пониманием  отнесся  к  нашим  методам
работы. В отличие от вас. Впрочем, вы правы. Дело в том, что Иглвуд хранил
или, возможно,  до  сих  пор  хранит  некий  предмет,  условно  называемый
"медальон". Этот предмет  чрезвычайно  интересует  наших  врагов  -  ваших
врагов, доктор,  врагов  Соединенных  Штатов.  Таким  образом,  "медальон"
автоматически интересует и нас. Достаточно?
     - Какого рода предмет?
     -  Очевидно,  нечто  древнее.  Это  следует  из  контекста  остальных
имеющихся в нашем распоряжении данных.
     - Древнее?  -  переспросил  Джонс.  Что-то  хищное  мелькнуло  в  его
взгляде. - Я археолог, майор. Не могли бы вы...
     - Это не в  вашей  компетенции,  доктор.  Сожалею,  но  это  закрытая
информация, - разведчик развел руки, как бы извиняясь,  и  добавил  вполне
приветливо. - Хотя, я уверен, что мы еще встретимся.



                     3. ЗАДОЛЖЕННОСТЬ, КАК ФОРМА ДРУЖБЫ

     Чикаго - это все первое, все самое. После Нью-Йорка,  конечно,  после
надменного, насквозь  лживого  Нью-Йорка.  Говорят,  будто  Чикаго  -  это
мухомор, гигантский ядовитый  гриб,  выросший  возле  вод  Великого  озера
Мичиган,  обильно  политый  долларами,  пустивший  грибницу  на   соседние
Хаммонд, Гэри, Ист-Чикаго, проросший в  идиллически  светлые  земли  штата
Индиана. Врут! Если Нью-Йорк - это медаль Америки, то Чикаго -  лента,  на
которой висит медаль.
     Автомобили, несущиеся  в  несколько  рядов  по  набережной;  с  одной
стороны дороги - бесконечное влажное пространство,  отделенное  от  города
шумом  разбивающихся  о  берег  волн,  с  другой  -  многомильная   полоса
небоскребов.
     Вонючие разваливающиеся улицы, похожие на маленькие  зоны  стихийного
бедствия, со сломанными заборами, покосившимися домиками,  кучами  ржавого
металлолома.
     Вечно дымящие трубы и непрерывно снующие  поезда  -  в  самом  центре
города. Буйство рекламных плакатов - "Кока-кола  -  кровь  нации",  "Виски
Джонни Уокер - огонь ваших сердец", "Бензин  "Шелл"  вашему  автомобилю  -
напоите своего коня".
     Чикаго   -    это    дух    практичности    и    предпринимательства,
сконцентрированный даже в архитектуре; только Первое, только Самое.
     Например, самое высокое в мире кирпичное здание - апофеоз 19-го века,
последнее крупное  здание  традиционной  конструкции  [здание  "Монаднок",
1889-1991 гг., 16 этажей, проект Д.Бернэма и Дж.Рута]. Вот оно  -  мощной,
утолщенной книзу стеной вздымается по странной кривой  над  узкой  улицей,
как символ американского рационализма.
     Громадный комплекс "Аудиториум" - оболочка  в  виде  отеля  и  офисов
вокруг театрального  зала,  разумеется,  крупнейшего  в  США  [4237  мест,
1887-1889гг., архитектор Луис Генри Сэлливен].
     Чикаго - это город великого  строителя-рационалиста  Уильяма  Дженни,
соорудившего в 1879 так называемое  "Первое  здание  Лейтера"  -  прообраз
конторского  здания.  Прагматичность  -   в   дерзкой   прямоте.   Хорошая
освещенность помещений, широкие окна, не дом, а стеклянная клетка.  Он  же
возвел первое в мире здание со стальным каркасом [офис страховой  компании
"Home Insuranse",  1885г.,  10  этажей]  -  сталепрокатная  промышленность
искала новые рынки сбыта и нашла их, разумеется, в очаге практицизма,  что
разгорался на берегах озера Мичиган. Короче говоря, Чикаго  -  это  родина
небоскребов.
     Вертикальность, простота, правдивость, современность - вот что  такое
Чикаго. Это больше, чем дух предпринимательства, это выражение времени  во
всех его формах. Однородный  сплав  хаоса  и  порядка,  где  заимствование
приобрело новое качество и стало частью нового целого  (примерно  так  же,
например, как как деятельность некоторых писателей).
     Но к чему все это рассказывалось? А к тому, что  профессор  Джонс  не
променял бы свой всесторонне  рациональный  город  ни  на  какую  красивую
нелепость вроде Нью-Йорка, потому что любил Историю и Честность. Просто он
ехал по душному полуденному городу и смотрел по сторонам - вот к чему  все
это.
     Он направлялся в Художественный институт, один из  крупнейших  музеев
США, что в парке Грант. В  котором,  кстати,  была  представлена  самая  -
САМАЯ! - большая коллекция древностей. И пресловутый "Аудиториум", кстати,
тоже был неподалеку. Чуть дальше - Большой Центральный  вокзал.  А  совсем
рядом - Публичная библиотека, очень  удобно.  Дело,  с  которым  профессор
Джонс шел в музей, было неприятным, но неизбежным.
     К менеджеру  он  попал  сразу,  без  формальностей.  Менеджер  Джи-Си
Бьюкенен по праву считался его хорошим приятелем. "Джи-Си"  -  это  Джеймс
Сайрус. А если попросту, то...
     - Хэлло, Джей!
     - Добро пожаловать, Инди! - человек обрадованно встал из-за  стола  и
пошел навстречу гостю. - Вы удивительно точны, - он  мельком  взглянул  на
часы.
     Последовало рукопожатие и приглашение присесть.
     - Это мой консультант, - сказал Бьюкенен, показывая куда-то в угол.
     Действительно - между  шкафом  и  книжными  полками  сидел  еще  один
человек, этак незаметно,  скромно.  Среднего  роста,  сухощавый,  в  дурно
сшитом сером костюме.
     - Впрочем, кажется, вы знакомы, -  продолжал  Бьюкенен.  -  Профессор
Ренар из Франции. Профессор Джонс, знаменитый археолог.
     Оба гостя приветливо покивали друг другу.  "Знакомы"  -  было  громко
сказано, просто виделись несколько раз в Европе, на конференциях.
     - Однако хотелось бы наедине... - обронил Джонс, вежливо улыбаясь.
     - Не тревожьтесь, Инди, доктор  Ренар  в  курсе  всех  наших  дел,  -
успокаивающе поднял руки  Бьюкенен.  -  Кроме  того,  он  непосредственный
участник проекта, о котором я собираюсь с вами поговорить после того,  как
мы обсудим текущие проблемы.
     - И все-таки, - настаивал  Джонс.  -  Мои  текущие  проблемы  слишком
интимны, Джей, вы же знаете.
     Француз вдруг резко поднялся, чтобы слегка поклониться:
     - Видите ли, месье Джонс, я проводил экспертизу  Корана,  который  вы
привезли из Алжира, - он говорил с заметным акцентом.
     - Вот как? - с вежливым интересом сказал гость.
     - Господа, - Бьюкенен, улыбаясь, снова поднял обе руки, - я предлагаю
обсуждать дела по порядку.  Мы  изучили  предметы,  которые  доктор  Джонс
привез из Гватемалы. О нефритовом каймане говорить не будем, поскольку,  я
полагаю, доктор Джонс  и  сам  понимает,  какова  его  ценность.  Керамика
гораздо интереснее. Инди, не могли бы вы пояснить, что изображено  на  том
блюде, которое было в вашем контейнере?
     - А где само блюдо? - гость огляделся.
     - Разумеется, не в этом кабинете. Да вы успокойтесь, дорогой Индиана,
я покупаю и каймана, и блюдо.
     - Коллега Ренар, если не ошибаюсь, не  смог  дать  вам  исчерпывающую
консультацию? - теперь уже привстал и поклонился французу доктор Джонс.
     Тот плавно перестал улыбаться.
     - Я даю господину менеджеру консультации по другим вопросам, - сказал
он без выражения. Акцент его  вдруг  обострился.  -  Я  не  специалист  по
Месоамерике, месье.
     - О, вы знаете нашу рабочую терминологию?  -  с  искренним  уважением
воскликнул Джонс. - Я, собственно, хотел  только  уяснить  для  себя  круг
вопросов,  по  которым  господин  менеджер  уже  мог  иметь   определенную
информацию. Надеюсь, я вас не обидел, коллега?
     Ренар размышлял некоторое время,  легко  поигрывая  желваками,  затем
положил ногу на ногу и сказал странно:
     - Продолжайте, господа, прошу. Я вам не мешаю.
     - На том образце керамики, который я прислал вам, - объяснил Джонс, -
изображены сцены так называемой "игры в  мяч".  Это  удивительное  явление
было распространено по всему месоамериканскому региону. Правила ее  внешне
похожи на баскетбол, игроки должны попасть мячом в каменное кольцо, но при
этом запрещалось касаться мяча руками или ступнями  ног,  только  бедрами,
ягодицами, плечами и локтями. В конце игры победитель получал право  убить
побежденного, а затем отрезать ему голову.
     - Бой гладиаторов, - снова подал голос Ренар. - Зрелище. Понимаю.
     - Нет, с Римом здесь нет аналогий, поскольку у индейцев  соревнование
носило чисто ритуальный характер, я бы сказал - магический, и было связано
с культом  плодородия.  Если  бы  вы  обратили  внимание  на  растительный
орнамент по краям блюда...
     - Разумеется, обратили, - откликнулся Бьюкенен. - Вы  нашли  блюдо  в
той пирамиде, которую разыскивали?
     - Да. Покойник, очевидно, был знаменитым  игроком  в  мяч,  а  блюдо,
вероятнее всего, предназначалось для того, чтобы класть на нее  отрезанную
голову побежденного соперника.
     - Да-да, очень интересно, - нетерпеливо согласился менеджер. - Ну,  а
как же насчет Шестого Солнца, за которым вы, собственно, ездили?
     - Экспедиция закончилась неудачей, -  опустил  взгляд  Джонс.  -  Вы,
дорогой Джи-Си, вынуждаете меня повторять это, хотя, по телефону я вам уже
сообщил о результате.
     - Две с лишним тысячи  долларов...  Я  хорошо  помню  наш  телефонный
разговор, Инди. Мы обсуждали возникшие в связи с вашей неудачей финансовые
трудности, и  еще,  конечно,  вернемся  к  ним,  но  послушайте,  дорогой,
хотелось