б давай!
     Колочение в дверь продолжалось минут десять, наконец она отворилась и
показалось два турка. Передний с пистолетом, задний с ружьем.
     - Устал от тэбэ, - произнес тот, кто с пистолетом,  пропуская  вперед
того, кто с ружьем. Человек  с  ружьем  ударил  доктора  Джонса  два  раза
прикладом.
     - Вот тэбэ бастурма, вот тэбэ бешбармак.
     Удар прикладом страшен,  это  Индиана  знал  со  времен  мексиканской
кампании. Однако и некоторая сноровка у него имелась с тех пор.
     Первый  удар  был  нацелен  на  грудную  клетку,  но  археолог  успел
полуобернулся  и  толкнуть  приклад  плечом.  Второй  удар  направлялся  в
эрудированную голову, но стоящий боком доктор  Джонс  заслонил  ее,  резко
подняв руку. Мозговое вещество не пострадало, однако при этом сам  Индиана
улетел в стенку.
     Решив, что "еды" на первое время достаточно, турки  стали  выбираться
из каюты-темницы.  Первым  вышел  человек  с  ружьем.  Затем  тот,  что  с
пистолетом - он и начал закрывать дверь, держась за ручку с  той  стороны.
На эту медную ручку, медлительный до поры, а сейчас резвый  Катанга  надел
петельку  оголенного  провода.  Щелкнуло,  полетели  искры.  Дверь   снова
отворилась, и поперек  порога  легло  слегка  подрагивающее  тело.  А  над
пострадавшим  склонялся  в  некоторой  растерянности  человек  с   ружьем.
Склонялся он недолго и  тоже  улегся.  Археолог  после  всех  обид  врезал
"душевно", кулаком по затылку. Оба  бесчувственных  тела  были  втащены  в
каюту, где лишились вдобавок униформы и оружия. И вот уже два новоявленных
турка выскочили в коридор.
     - Эта  дверь  ведет  в  машинное  отделение,  -  показал  Катанга  на
клинкетку. - Я думаю, есть смысл туда зайти.
     Беглые пленники съехали  вниз  по  поручням  трапа.  Индиана  съезжал
первым,  поэтому  спрыгнул  как  раз  на  колупавшегося  внизу  вахтенного
моториста. Тот получил ногами по ушам и надолго прекратил работу.
     - Ну, как у них машина, мастер? - поинтересовался Джонс.
     - Болеет, вся раздолбанная.  Вот,  например,  вместо  того,  чтоб  на
маслопровод уплотнитель надеть, просто баночку подставили под протечку.
     Катанга  несколько  раз  ударил  молотком  по   маслопроводу,   потом
квалифицированно трахнул кувалдой по кривошипно-шатунному механизму.
     - Через десять минут турки начнут терять мощность, - пообещал  он.  -
Пойдемте, экскурсия в машинное отделение закончена, доктор Джонс.
     Они  вскарабкались  по  трапу  и  в  дверях  столкнулись  с  каким-то
низеньким замызганным турком. Этот человек, не разглядев  чужаков,  что-то
спросил про Ярдымджы, наверное, про того самого вахтенного моториста.
     Но Катанга своим пухлым кулачком  ткнул  вопрошающего  под  дых.  Тот
согнулся и схлопотал удар по шее, дополненный  пинком  от  Индианы,  после
чего скатился кубарем вниз и составил компанию Ярдымджы.
     Теперь можно было закрыть машинное отделение на обед  и  двигаться  к
выходу на корму. А там помимо пулемета со  спаренными  стволами  пребывало
два матроса и офицер. Два матроса не успели среагировать должным  образом.
Одного из них подстрелил доктор Джонс, другого тюкнул прикладом  трофейной
винтовки Катанга. Офицер, правда, спрятался за пулеметный щит  и  принялся
разворачивать оружие  в  сторону  возмутителей  корабельного  спокойствия.
Индиана принял меры - в кувырке закатился под стволы. Потом  из  пистолета
шлепнул офицера через прицельное отверстие щита.
     Тут уж тишина окончательно была растревожена  и  на  мостик  высыпали
турецкие офицеры. Их срезал пулеметный огонь -  как  и  тех  моряков,  что
пытались  выскочить  через  дверь,  ведущую  на   корму   из   надстройки.
Крупнокалиберные пули отбрасывали  турков  на  несколько  футов,  вышибали
жизнь в виде кровавых фонтанов, кромсали мундиры, превращали  древесину  в
стружку, металл - в крошку.
     - Держите всех под обстрелом,  Джонс,  делайте  дырки  во  всем,  что
пытается двигаться, ползать, дышать! - орал Катанга. - Я  сейчас  нырну  к
нашему катеру, заберусь на борт и подведу впритык к турку! Прихватим пяток
глубинных бомб, которые отдыхают тут на корме...  -  После  этих  слов  он
действительно сиганул в воду.
     Доплывет ли капитан  куда  надо  -  было  непонятно.  По  нему  вовсю
стреляли турки, которые  высовывались  из  бортовых  иллюминаторов.  И,  к
сожалению, головы моряков не попадали в сектор обстрела  у  профессорского
пулемета. Однако капитан плыл быстро и метко, как камушек-голыш,  пущенный
по воде. Уже через несколько минут противолодочный катер стал  прижиматься
к корме турецкого корабля.  Турки,  что  есть  мочи,  лупили  из  открытых
иллюминаторов, но и Катанга особо не высовывался.
     Наконец нос катера  пристроился  к  борту.  Вовремя  ожил  оглушенный
прикладом матрос, Индиана  втолковал  ему,  куда  надо  таскать  глубинные
бомбы, используя вместо указки дуло пистолета. Увлажнивший штаны  турок  с
большим рвением взялся за предложенное дело. Он перекинул на катер  мостик
и  с  жалобными  стонами  "вах-вах"  покатил  тяжеленные  цилиндры.  Когда
переправка глубинных фугасов закончилась, Индиана последний  раз  прошелся
из стволов по надстройке. В завершение сцены  он  выстрелом  из  пистолета
раздолбал казенник пулемета и, прихватив винтовку,  перемахнул  на  катер.
Верткое суденышко резко отчалило от патрульного корабля.
     И хотя турки принялись разворачиваться в  сторону  дерзких  беглецов,
дистанция между ними резво увеличивалась. Наверное, потому  что  двигатель
патрульного корабля стал кашлять и сдавать обороты.
     Восточные люди слали  мощные  проклятья,  плевали  за  борт  и  рвали
пуговицы на мундирах. Индиана же  старался  держать  на  мушке  подходы  к
носовому пулемету патрульного корабля и уложил несколько турецких моряков,
которые хотели надавить на гашетку. Когда пулеметный расчет все  же  занял
свое  законное  место,  катер  окончательно  вышел  из  сектора  обстрела,
отгородившись  надстройкой  турецкого  корабля  от  напрасно   стрекочущих
стволов.
     - За что ребята боролись, на то и напоролись, - Катанга  принес  свои
соболезнования турецкому флоту и приладил гидрофонные наушники к ушам.



                         3. УЛОВ КАПИТАНА КАТАНГИ

     День второго сентября миновал. Наступила  третья  ночь  сентября,  за
которой должен был последовать решающий день.
     Где-то при первых рассветных лучах усталый Катанга произнес:
     - Ну, кажется, я слышу нашу рыбку. Слегка побулькивает  и  попикивает
где-то слева по борту, глубина футов  двадцать-тридцать.  Сейчас  попробую
взять ее пеленг.


     Тем  временем  на  центральном   посту   немецкой   подводной   лодки
гидроакустик обратился к командиру.
     - Господин капитан, нас опять преследует маломерное надводное  судно.
Я могу ошибиться, но, скорее всего, то самое, вчерашнее.
     Командир лодки оторвался от репитера гирокомпаса.
     - Всплываем под перископ.
     И трюмный старшина, торчавший неподалеку у распределительной  колонки
сжатого воздуха, получил команду на частичный продув цистерн.
     - Не ваши ли друзья увязались за  нами?  -  поинтересовался  командир
лодки "U-46" у Райнгольда фон Урбаха.
     Лучший археолог фюрера заглянул  в  окуляр  перископа  и  отшатнулся,
заметно изменив цвет лица.
     - Джонс! Не может быть.
     Он  вновь  приник  глазом  к  оптике,  а  голос  его   стал   густым,
театральным:
     - Этот жидомасонский демон просто неистребим!
     Капитан  лодки  за   время   перехода   уже   достаточно   насладился
чудачествами личного археолога фюрера.
     - Вы что, действительно  узнаете  парня,  который  стоит  на  палубе,
различаете черты его нахальной физиономии?
     - Нет, не различаю, - вынужден был признаться Урбах. - Но  я  требую,
чтобы вы немедленно уничтожили это суденышко. Торпедами или из пушки.
     - Сейчас мы бултыхаемся в греческих территориальных  водах,  господин
Урбах, а с Грецией у Рейха пока мир-дружба, поэтому такие резкие  движения
нам противопоказаны. Мы следуем прежним курсом на Измир, а  отловом  этого
катера пускай занимаются греки или турки.
     И перископ спрятался снова. Исчез и небольшой бурунчик,  торопившийся
по поверхности моря. Доктор Джонс оторвался от бинокля.
     - Кажется, мы не заинтересовали рыбку.
     Солнце давно  преодолело  верхушку  неба,  однако  не  убавило  своей
палящей силы. Стояла самая жаркая пора в этих  краях,  и  практически  все
острова с  островочками  архипелага  Южные  Спорады  превратились  в  кучи
выжженного камня. Катанга, не снимающий наушников гидрофона,  находился  в
мире  подводных  бесед,  монологов,  криков  и  прочих  глубинных  звуков.
Индиана, желая быть немного полезным, крутил ручки  радиостанции  и  вдруг
наткнулся на какую-то итальянскую передачу...
     - Мистер Катанга, в одиннадцать по Гринвичу Британия  объявила  войну
Германии, то же самое проделала Индия, Австралия и Новая Зеландия.
     Даже из-за такой сногсшибательной новости моряк не стал отрываться от
наушников.
     - Удивительно лишь то, что папуасы еще никому ничего не объявили.
     - На носу мировая война, Катанга!
     - Это уж точно. И мы с вами, док, растолкав локтями  всех  патриотов,
первыми ринулись в бой. В вашу честь на родине будет  обязательно  посажен
дуб, а в мою - пальма.
     Не обращая внимания на подкол, профессор прокричал:
     - Мой папаша был прав! Все сходится! Надо открыть Ковчег  не  позднее
трех дней от начала боевых действий!
     Капитан поморщился, он  не  любил,  когда  ему  что-то  объясняли  на
повышенных тонах. Особенно на борту судна.
     - Я понимаю, док, у вас перенапряжение всех  сил,  возможно,  нервный
срыв, но зачем меня-то пугать? Давайте сейчас хлебнем из фляжки, посмотрим
на облака и угомонимся.
     Капитан достал откуда-то сосуд с утешительностью  жидкостью,  вытащил
пробку большими зубами, доставшимися от деда-людоеда, и припал к горлышку.
Стало ясно, что Катанга - чувствительный парень.
     Доктор  Джонс  действительно  попытался   зарядиться   от   небесного
спокойствия, чтобы избавиться от болезненной крикливости.
     - Я понимаю, что если меня слушает человек  со  здоровым  мозгом,  он
вряд ли уловит какую-либо связь между Ковчегом и боевыми действиями. Отдаю
себе отчет в том, что буду  сейчас  говорить  совершенно  бездоказательные
слова, но... Эта каша заварилась первого сентября. Сейчас  пять  пополудни
третьего сентября, значит, в запасе у нас всего семь часов.
     Было  заметно,  что   Индиана   все-таки   попал   в   цель   честным
предупреждением о "бездоказательности слов". Поерзав, моряк не выдержал:
     - Мистер Джонс, вы разбираетесь куда лучше меня во всех этих страшных
пророчествах и прочих фокусах. Однако, единственное, что нам  по  силам  в
пять вечера третьего сентября - это попить чайку с кексами, которые еще не
засохли. Еще мы можем проводить субмарину до какого-нибудь порта,  а  это,
скорее всего, будет Измир. Там уж и попробуем перехватить реликвию.
     Катанга сунул в рот  сигару,  пытаясь  сосредоточиться.  Затем  хотел
вернуться к спокойной работе акустика. Но Индиана не  дал  ему  трудиться.
Потому что суп из слов кипел в нем и требовал  выхода  наружу.  Апокриф  -
правдив!
     Владыка страны гуннов, посланец Антихриста, готов проехаться по всему
миру на своем бледном коне. И вот уже увеселительная прогулка  началась  в
Польше. Отец поверил апокрифу не потому, что был параноиком или  юродивым.
Он просто работал с фактами, которые  не  лезли  в  общепринятые  схемы  и
другими учеными отшвыривались как мусор. Чаша Грааля чуть было не насытила
своей жизненной  силой  коричневую  нелюдь.  А  сила  эта,  между  прочим,
поразительна - вылечила старика от смерти, когда тот лежал с  пробоиной  в
груди. Хватило одного соприкосновения со Святой Кровью, чтобы рана,  через
которую со свистом выходил воздух, превратилась в несерьезную болячку. Так
вот, гунн-Антихрист остался без Чаши и,  соответственно,  бессмертия  лишь
благодаря  прозорливости  Джонса-старшего.  Папаша  Генри,  точно   следуя
апокрифу, искал камень, отмеченный Божьим  Светом.  И  действительно,  без
камня Шанкары сынку его, Индиане, вовек бы  не  попасть  в  Камеру  Карты.
Именно энергия этого камня сжала координату времени и позволила проникнуть
в тайны давно минувшего. А теперь сила Скрижалей Завета, которую давно уже
почувствовал старший Джонс, должна вырваться и сжечь плотное  облако  зла,
окутавшее Землю...
     - ...но если мой отец и есть воин-монах Х.Иоанос  из  страны  у  пяти
озер, тогда кто такой я? - искренне возмущался Индиана. - Почему  же  меня
авторы апокрифа не предусмотрели?
     Катанга пялился на вдохновенно разглагольствующего археолога, как  на
некоего диковинного зверя. Но постепенно в глазах слушателя-зрителя  стали
распаляться огоньки религиозного возбуждения, которые  отличают  настоящих
католиков.   Красивые   малопонятные   слова   и   образы,   льющиеся   из
чудака-археолога,  успешно  размачивали  суровую  морскую   душу,   отчего
мгновенно прорастали зернышки, зароненные еще в невинном детстве.
     Тяжелый воздух  джунглей,  копья,  стрелы,  дубины,  клыки,  колючки,
крючки, хоботки, челюсти,  яйцеклады  -  все  норовит  ударить,  оглушить,
впиться, ужалить, отравить, отложить яички. Малыш Катанга бежит  от  этого
безобразия под  сень  храма,  туда,  где  легко  дышится  прохладой  и  не
замечаешь своего болящего живота, расчесанной кожи,  саднящих  пяток.  Где
неземные лики уносят в мир золотистых грез,  к  небесному  граду,  который
весь до последнего кирпичика создан силой Его заповедей.
     Капитан, правда, еще пытался переключить мозг в нормальный логический
режим работы.
     - Может, и  беспокоиться  нечего?  Наверное,  Божественным  промыслом
изначально предопределено, что посланцу Антихриста ничего не светит  и  он
получит по заднице. Насколько до меня дошло, в  вашем  священном  апокрифе
уже записано, как там все случится в далеком будущем.
     - Вряд ли, мистер Катанга! Люди, составившие апокриф,  были  уверены,
что война неба и преисподней, сил "этой" и "другой" стороны, идет  в  мире
без паузы и антракта. Что не будет ни мира, ни дружбы между теми,  в  кого
вложены души ангелов, и теми, в ком сидят бесы. Короче, ни  одной  команде
не гарантирована победа.
     Наконец капитан Катанга "взорвался", застучал кулаком по борту:
     - Не знаю, псих вы или нет, но я за вас! Раз в Измире  будет  поздно,
мы уничтожим лодку сейчас! Затопим ее, и Ковчег не достанется  берлинскому
Антихристу!
     Индиана тоже застучал кулаком, только не от радости,  а  от  душевных
содроганий. Лилиан! Она обречена утонуть вместе с субмариной!
     Убить свою женщину фактически ради идеи - вместо того, чтоб при любой
войне жить счастливо, спрятавшись где-нибудь на Лимпопо или в Гренландии?
     Но, скорее всего, счастливо бы не получилось.  Ведь  в  то  же  самое
время бесы кромсали бы и раздирали мир, как стая гиен. И в какую  щель  не
заползи, мысль о том, что это происходит по ТВОЕЙ ВИНЕ, жгла бы мозг.
     - Приступим немедленно, - надтреснуто произнес Индиана Джонс. - После
наступления темноты, когда немец всплывет, с ним уже не управиться.
     По правилам охоты на подводного зверя бомбы должны  лечь  так,  чтобы
ему некуда было деваться. Пяти фугасов для этого совершенно  недостаточно.
Но расчет делался на эффект  неожиданности.  И  вот,  когда  солнце  стало
прощаться с небосводом, изливая розово-изумрудные  реки,  черные  цилиндры
принялись довольно кротко плюхаться в воду. Спустя же  пятнадцать-двадцать
секунд снизу поднимались не слишком большие буруны, а  Катанга  болезненно
морщился в своих наушниках.
     - Все, я не слышу винта! - заорал вдруг он. - Накрыли, накрыли лодку!
     - Лилиан... - только выдохнул Индиана.
     Чайки роняли сверху не то  крики,  не  то  всхлипы,  уходящее  солнце
расстелило кровавую дорожку, катер совершал  круг  почета  вокруг  морской
могилы. И  тут  оказалось,  что  торжественное  мероприятие  было  слишком
поспешным.  Жутковатой  глыбой  навстречу  смутному  сумеречному   воздуху
всплыла подводная лодка "U-46".


     Немецкий капитан совершенно не  ожидал,  что  с  какой-то  невзрачной
посудинки вдруг  начнут  сыпаться  глубинные  бомбы,  но  он  был  опытный
подводник, ходивший в торпедные атаки еще в первую  мировую.  Были  отданы
единственно  верные  маневровые  команды  старшинам,   которые   управляли
горизонтальными и вертикальными  рулями.  Четыре  раза  лодку  всего  лишь
тряхнуло, однако  на  пятый  раз  дурные  известия  проскочили  по  линиям
внутренней связи.
     -  Поврежден  носовой  горизонтальный  руль...  Пробоина  в   носовой
уравнительной цистерне... Поступление воды в первый отсек...  Лодка  клюет
носом...
     Ложиться на дно было нельзя, такая лежанка могла оказаться последней.
А раз так:
     - Продуть цистерны главного балласта!
     Лодка всплыла на расстоянии полкабельтова от катера, и ее пушка сразу
же стала разворачиваться.
     - Прыгайте,  Джонс,  -  напористо  скомандовал  Катанга.  -  Хватайте
спасательный круг и за борт. Мы в трех милях к западу от островка Устика.
     - А вы, капитан?
     - Повожу немца за нос. Если меня не накроют, я вас подберу.
     Когда первый снаряд вонзился в воду неподалеку, и лица обдала плотная
водяная пыль, Катанга просто швырнул  Индиану  за  борт,  следом  отправил
спасательный круг и тут же пошел на маневр. Но катер не муха. Доктор Джонс
видел, как следующий снаряд плюхнулся перед носом суденышка.  Вот  Катанга
выполнил поворот... И превратился в огненный столб.
     Индиана плыл и плакал. Что-то надорвалось внутри. Он  плакал  впервые
за последние тридцать лет, по Катанге и  сотням  других  отличных  парней,
которых тьма забирает каждую минуту...


     - Ну, и какие у вас  теперь  планы?  -  Урбах,  чьи  щеки  украсились
красными истерическими пятнами, почти что набросился на командира лодки.
     -  А  у  вас?  У  меня,  например,  самые  разумные.  Поскольку   ваш
жидомасонский друг Джонс превратился, так сказать, в брызги шампанского, я
собираюсь  подвести  лодку  поближе  к  острову  Устика.  После  чего   мы
переберемся на берег, а нашу доблестную "U-46" затопим.
     - Что, нельзя вызвать на помощь какой-нибудь корабль Райхсмарине?
     - Нельзя. Прежде чем подойдет  кто-нибудь  из  наших,  сюда  заявятся
два-три английских эсминца и хорошо  позабавятся.  Зато  мы  всегда  можем
напеть греческим властям, что в их священные воды нас загнали британцы,  а
вообще мы за нерушимую тевтоно-эллинскую  дружбу,  за  сертаки  и  бузуки.
Впрочем, эти успокоительные беседы предстоят дипломатам, потому что сейчас
я свяжусь с Измиром, и завтра всех нас, а  также  ваш  дорогостоящий  груз
вместе с не менее драгоценной фройляйн Лилиан, заберет гидросамолет.
     И Райнгольд фон Урбах не проронил больше ни слова, так  как  понял  -
все сложилось донельзя удачно. Сегодня ночью ему представится  возможность
пообщаться с Богом.


     Индиана Джонс тем временем плыл в сторону заката...




                              4. НОЧЬ ГНЕВА

     Вечернее купание в сентябрьских водах Эгейского моря. Есть мало вещей
на  свете,  которые  превосходят  по  приятности  эту  процедуру.   Слегка
колышется поверхность воды, разделяя неясной границей  ласковый  воздух  и
нежную воду, пробуждая смутные  воспоминания  о  морской  прародине  всего
живого, о богине любовных дел, поднимающейся из волн...
     Он плыл ненатужным брассом. Его  жизни  не  угрожали  медузы,  как  в
Индийском океане, скаты-хвостоколы как в Атлантическом, акулы как в Тихом.
До берега оставалось меньше трех миль. В такую благожелательную  погоду  -
смехотворное расстояние для человека,  послужившего  в  морской  пехоте  и
занимавшегося подводной археологией.
     Еще год назад, в безмятежном  сентябре  1938  года,  он  был  вольным
игроком, у которого на дос