садисту Урбаху. После того, что ты со
мной сделал, Индиана Джонс, знать тебя больше  не  желаю.  Надеюсь,  Урбах
найдет для меня ящик-другой виски, чтобы я покрепче про тебя забыла.
     Не просто сказала, отчеканила каждое слово - с медленным выстраданным
презрением. В общем, красиво ушла.
     А доктор Шнайдер плавно подплыла  к  своему  жениху,  чтобы  сообщить
утомленным шепотом:
     - Надеюсь, ты не подумал, любимый, что я действительно была близка  с
этим янки?
     Деловая, подтянутая, абсолютно недоступная женщина -  в  очередь  раз
она преобразилась.
     - Ты их поссорила, - криво усмехнулся тот. - Поздравляю,  с  успешным
выполнением задачи. - И почему-то  посмотрел  на  младшего  Джонса,  очень
внимательно,  оценивающе,  словно  бы  на   соперника   перед   боксерским
поединком.
     - Да, твой друг Урбах останется доволен. Хороший был спектакль?
     - Ты дьявол, - нежно прошептал Вольфганг в ответ.
     - О, как приятно это слышать...
     Нежность оберштурмбанфюрера была несколько  натянутой,  не  до  конца
естественной.



           4. РАЗГАДКА ВСЕХ ТАЙН - ЛУЧШЕЕ СРЕДСТВО ОТ СОНЛИВОСТИ

     Отца и сына заперли в комнате  без  окон,  что  было  истинным  актом
гуманизма. Ничто так не мешает жить, как искушения. Семейству  Джонсов  не
оставили ни малейших искушений, которые могли бы  толкнуть  свободолюбивых
американцев на необдуманные поступки: и дверь была  под  сигнализацией,  и
снаружи наверняка кто-то дежурил, несмотря на глубокую ночь.
     Гуманизм новых владельцев замка проявился и в том, что  пойманному  в
плен лазутчику отдали его же одежду, брошенную  в  подвале  башни-донжона.
Мало того, просто-таки заставили переодеться в  цивильное,  забрав  черную
эсэсовскую  форму.  Даже  шляпу  принесли.  Вместе  со  шляпой  к  Индиане
вернулась часть душевных сил, а то ведь  совсем  тоскливо  было.  Он  даже
прервал свои размышления о том, как ему не везет, и принялся беседовать  с
отцом.
     Вопросы его были точны и логичны. Впрочем,  суть  происшедшего  также
оказалась проста и легко понимаема. Отец случайным  образом  раскрыл,  что
ассистентка Эльза Шнайдер связана с нацистами, после чего понял вдруг, что
за ним следят. Он растерялся, не  зная,  как  поступить.  Он  ведь  всегда
опасался, что  фашисты  когда-нибудь  обратят  внимание  на  его  персону,
поскольку  проводимые  им  изыскания  напрямую  затрагивали  их  интересы.
Опасался, но раздраженно гнал от себя подобные мысли, чтобы  не  отвлекали
от работы. И вот теперь это случилось.
     Для начала отец решил спасти дневник.  Разумеется,  он  и  вообразить
себе не мог, что немцы уже скопировали самые секретные его записи... ("Они
все сожгли, Инди! - по ходу разговора  взгрустнул  отец.  -  Все  пропало,
Инди, я ничего не сумею восстановить!"  -  "Отнюдь  нет,  сэр,  ничего  не
пропало, - раздраженно отмахнулся Индиана. - Я помню  содержание  дневника
дословно. Что касается  карты,  из-за  которой  ты  наверняка  переживаешь
больше всего, то вот здесь находится ее детальнейшая копия, - он  постучал
себя по лбу. - У меня фотографическая память на такие вещи...")
     Итак,  отец  отправил  Эльзу  из  библиотеки  с  достаточно   сложным
поручением, чтобы она не скоро вернулась, а сам взял и сбежал  из  Венеции
на остров Лидо, в аэропорт. Там он сел на первый же  рейс  и  отбыл.  Рейс
оказался в Стамбул.
     Он собирался переправить дневник через американское консульство, даже
позвонил секретарю, проконсультировался, но вовремя  передумал  -  слишком
много  внимания  такой  способ  привлекал.  В  результате  просто   послал
бандеролью по почте. Из того же почтового отделения, не  теряя  набранного
темпа, он отправил телеграмму в Непал, на адрес Лилиан Кэмден. Потому  что
вторым пунктом в его плане стояло спасение части головного убора бога  Ра,
иначе говоря, "медальона", который  хранился  у  его  бывшей  ассистентки.
Заодно он рассчитывал по приезде в Непал заняться поисками одной штуковины
("Камня, отмеченного Божьим Светом", - кивнул  Индиана...),  давно  старый
Генри Джонс об  этом  мечтал,  даже  материал  кое-какой  собрал  по  этой
интересной проблеме. Однако немцы не позволили реализоваться ни одному  из
намеченных  пунктов  плана:  буквально  через  час  после  возвращения   в
гостиничный номер к отцу пришли гости, и следующим его  воспоминанием  был
уже замок Грумм... ("Отец, почему ты  сначала  решил,  что  камни  следует
искать в Сирии, а  потом  понял,  что  это  индуистские  камни  Шанкары?")
Простой вопрос, и несложный ответ. Сказано:  "Камень  находится  в  Голове
Змея", то есть, очевидно, в  головной  части  какого-либо  географического
объекта с изгибающимся рельефом.  Таким  объектом  может  быть,  например,
река. Отец начал поиски неведомого "Змея" с  Ближнего  Востока,  и  вскоре
наткнулся в одной из древних карт на речушку с названием "Офидия", что  по
древнегречески как раз и означает "змея". Река располагалась на территории
нынешней Сирии. Впрочем, называлась она ныне "Аль-Кахир", и была полностью
высохшей, сохранившись только в виде потрескавшегося русла.  Так  появился
"Сирийский вариант". Но отца смущало одно обстоятельство: в Сирии  никогда
не  существовало  культа  камней.  Червячок   сомнений   постоянно   точил
профессора Генри Джонса (точнее, Иглвуда, - отметил Индиана, - но о  столь
странном псевдониме нужно поговорить отдельно), и сомнения эти не  пропали
даром. Однажды к Генри Джонсу зашел в гости некий Фергюссон, муж Лилиан, -
тогда еще муж. Профессор был с  ним  знаком,  поскольку  имел  возможность
лично наблюдать начало красивого романа мисс Кэмден с бравым офицером  Его
Величества. Этот истеричный человек пришел  к  нему  якобы  просто  так  -
попрощаться, отправляясь к месту нового назначения.  Он  с  ходу  принялся
жаловаться на свою жену, которая отказалась ехать с ним в  Родезию  (позже
обнаружилось, что все в точности наоборот), и  мало  того,  обобрала  мужа
чуть ли не догола. Тут стала ясна истинная цель визита: шотландец попросил
в долг денег. Дело, кстати, было в Париже. Профессор пожалел человека, дал
ему сколько-то там долларов (до сих пор не получил  их  обратно),  угостил
его виски, и в  результате  состоялась  задушевная  беседа  двух  одиноких
мужчин. Подробности беседы  совершенно  неважны,  кроме  одной.  Продолжая
жаловаться, теперь уже на свою гималайскую  жизнь,  Фергюссон  упомянул  в
числе прочих диковинок о поездке по делам службы на юг Непала, в  гости  к
новому  радже  Дхангархи.  И  достаточно  ему  было  описать  место,   где
расположен дворец раджи, как в мозгу профессора будто что-то включилось...
     (Увлекшись своим рассказом, отец не сразу сообразил, что сын  слишком
уж компетентно задает вопросы. Но все-таки  сообразил:  "Постой,  младший,
откуда ты знаешь про Сирию и про камни  Шанкары?"  -  "Ты  же  сам  сделал
пометку на французском апокрифе. И не называй меня младшим!" - "Так  ты  и
про апокриф тамплиеров знаешь?" - "Гораздо хуже, что о нем знаю не  только
я." - "Чепуха, у немцев нет точного текста, я вовремя выбросил свою  копию
в Стамбуле. Они всего  лишь  знают  о  его  существовании  и  о  примерном
содержании - с моих слов." - "Я понимаю, что Хорхер вытряс из твоей головы
вместе с песком и все остальное, отец. Но Вольфганг ясно сказал: они очень
давно за тобой следили. Значит, у них была возможность украсть то, что  им
нужно. Не обольщайся, отец,  у  немцев  есть  текст  твоего  апокрифа,  и,
кстати, об этом самом средневековом документе...")
     Разговор об апокрифе не получился - ни "кстати", ни  "некстати".  Сэр
Генри Джонс в этой части ночного  выяснения  отношений  говорил  невнятно,
отвечал уклончиво, ссылался на плохую память,  в  общем,  странный  маразм
вдруг одолел его голову.  Правда,  человек  он  был  пожилой,  к  тому  же
невыспавшийся... Однако Индиана слишком хорошо  помнил  психологию  своего
родителя, чтобы  не  увидеть  очевидное  -  тот  что-то  недоговаривал,  а
попросту скрывал. Наверное, старый дурак  в  очередной  раз  трясется  над
своим научным приоритетом, - понял Индиана.  -  Иначе  как  объяснить  его
сдержанность, да  еще  в  такой  ситуации?  Профессиональное  недоверие  к
коллеге-сопернику, что может быть естественнее?
     Да,  профессор  Генри  Джонс  проявлял  большой  интерес   к   Ордену
тамплиеров, американская разведка не ошиблась. Потому что  эта  тема  была
впрямую связана с происхождением  древнего  документа.  Ну,  прежде  всего
сформулируем с предельной ясностью - текст документа подлинный.  Известный
в прошлом профессор не позволил бы себе связаться с фальшивкой, и не  надо
ухмылок, не надо!  Во-вторых,  написал  его  ясновидец  -  настоящий,  без
дураков. Только не будем называть имен, договорились? Как бы не относиться
к проблеме так называемого "ясновидения", но тот парень,  автор  апокрифа,
при жизни почитался именно как прорицатель, что есть установленный научный
факт. Он, правда, не принадлежал к Ордену тамплиеров, хотя, и разделял  их
дуалистические взгляды на мир. Он искренне  верил  в  вечную  борьбу  двух
начал, Доброго и Злого, что подтверждается  содержанием  апокрифа.  Однако
его также казнили,  поскольку  в  религиозные  взгляды  на  мир  органично
входили и политические взгляды. Вот такой  средневековый  сюжет...  Короче
говоря, Индиана решительно  не  понял,  чем  же  сочинение  ясновидца  так
заинтересовало отца. Даже если предположить, что отец поверил в истинность
древнего предсказания, отнеся к новейшей истории  двадцатого  века  -  что
само по себе странно для столь рационального человека,  -  все  равно  его
поступки совершенно необъяснимы. Утверждение ясновидца, что  "Сила  Божьих
Заповедей" сокрушит "посланца Антихриста", принявшего облик вождя  гуннов,
есть иносказание, нельзя же это понимать буквально! Однако нелепый интерес
отца  носил  отнюдь  не  теоретический,  а  ярко  выраженный  практический
характер...  Краткие   объяснения   закончились   совершенно   неожиданной
репликой:
     - Жаль, что немцы получили "медальон".
     Голос Генри был полон душевной муки.
     - Немцы в Непале ничего не получили, - спокойно возразил Индиана.
     - Как не получили? - старый профессор на мгновение вспыхнул  безумной
надеждой. - Лилиан же схватили!.. - и вновь погас. - Не утешай  меня,  мой
мальчик, я прекрасно знаю, по чьей вине  бедняжку  привезли  из  Непала  в
Германию. Я же им все выложил, Инди. Они так долго и нудно выспрашивали...
Потом гадость какую-то заставили выпить...
     - Тебя опоили?
     - Кошмарное какое-то вещество. Наркотик, наверное, из-за него  вдруг,
я полным болваном сделался... (Индиана не стал  шутить  по  этому  поводу,
только счастливо заулыбался, ведь улыбка была не видна во мраке камеры.) Я
плохо помню тот период, Инди, с рассудком что-то  непонятное  происходило.
Всего пару глотков сделал, и немцы сразу  хорошими  показались.  В  общем,
тогда я и рассказал им все, что знал, добровольно. Но  все-таки  пришел  в
себя - постепенно, через месяц...
     -  Немцы  в  Гималаях  ничего  не  получили  -  повторил  Индиана  со
сдержанной гордостью. - Ни "медальон", ни Лилиан, ни даже камни Шанкары. Я
успел раньше, неизвестно почему. Возможно, они просто включились в  орбиту
моей хронической невезучести, и так как немцев было больше, то и невезение
их было большим.
     - Что-то я не понимаю, Инди... - сказал отец после паузы. - Ты был  в
Непале?
     - Это очень долгая история, отец, не хочется вспоминать.  Но  ты  зря
переживаешь: когда ты все выложил немцам - не знаю, правда, что именно,  -
мы с Лили были уже далеко от Кхорлака. Спасибо майору Питерсу, царство ему
небесное. А Лили они нашли вовсе не из-за того, что ты  стал  болваном,  а
потому что следили за мной от самого Чикаго, это очевидно.
     Индиана замолчал, закончив свои признания. Он так и не  сообщил,  что
держал Шиву-лингу в руках,  да  не  в  единственном  экземпляре,  а  целый
комплект из трех камней. Нечего  ему  было  сообщить.  Индиана  не  терпел
хвастливых рыбацко-охотничьих историй, в которых рассказчику  для  большей
убедительности не хватает размаха рук. Если бы он  мог  не  рассказать,  а
показать - другое дело. Сунуть отцу под  нос  хотя  бы  один  из  "Камней,
отмеченных Божьим Светом" - красивый был бы жест. А  так...  Нет  научного
результата, нет и ошеломляющей истории.
     Отец также молчал некоторое  время,  размышляя.  Наконец  из  темноты
послышался его выразительный голос:
     - Вот ты сказал "следили", и я вспомнил кое-что. Живя в этой  тюрьме,
я  имел  хорошую  возможность  проанализировать  свои  ошибки,   поскольку
работать на немцев я отказался, а ничем другим мне не давали заниматься. И
я понял, что мою борьбу раскрыли  именно  в  то  время,  когда  я  целиком
погрузился в раскрытие секретов, связанных с местонахождением чаши Грааля.
То есть не так уж и давно...
     - Твою борьбу? - переспросил Индиана. - Какую борьбу?
     - Мою борьбу с фашизмом, -  веско  ответил  отец.  Он  был  серьезен.
Чувствовалось, что он просто-таки Очень Серьезен. Однако  сын  не  пожелал
принять торжественность момента:
     - "Моя борьба"?.. - выдавил Индиана, - "Майн Кампф" Генри Джонса... -
неуместный смех не давал ему нормально говорить. - Не слишком  ли  большую
ношу ты на себя взвалил, а?
     Отец поразительно смирно воспринял  непочтительную  реакцию  сына.  И
даже вдруг согласился:
     - Да, Инди, ты прав, знаешь ли. Столько лет отдано всему этому, можно
сказать - жизнь. Забросил работу  в  Университете,  о  чем  иногда  жалею,
оставил официальную науку. Они там, в Чикаго, наверное  забыли  про  меня.
Псевдоним был вынужден взять, потеряв своя имя...
     - Ты не только работу забросил, - сказал доктор Джонс-младший. - И не
только имя потерял. Вспомни про жену,  хоть  раз.  Испоганил  моей  матери
жизнь, и теперь ноешь.
     Не хотел он этого произносить. Крепко держал  в  себе,  не  пускал  в
саднящее обидой  горло,  стискивал  во  рту  зубами.  Вырвалось.  Случайно
получилось.
     Рука  отца  пронзила  окруживший  мрак  и  безошибочно   нашла   щеку
собеседника, сумев извлечь звонкий шлепок.
     - Зачем вообще было жениться, если уж  решил  зарыться  по  лысину  в
книги? - спросил Индиана, потирая ушибленное место.
     - У меня тогда не было лысины, - невозмутимо  сказал  Генри.  -  И  я
прошу тебя помнить, хотя и не настаиваю, что если бы я не женился,  ты  бы
не родился.
     На такой резонный довод возразить было нечего, и сын вновь  замолчал,
проклиная собственную слабость. Кто-кто, а он хорошо  знал,  что  пытаться
прошибить броню отца с помощью словесных упреков  было  бы  пустой  тратой
творческих сил. Зачем продолжать разговор? Старик наверняка  уже  забыл  о
брошенном ему обвинении и вернулся к мыслям о вечном  -  прошедших  секунд
вполне достаточно.
     Оказалось, все не так.
     - Впрочем, ты прав, к сожалению, - с тихой горечью признал сэр Генри.
- Я... как бы тебе объяснить...
     Индиана ждал, застыв от удивления.
     - В общем, я жестоко виноват перед твоей матерью, мой мальчик.
     И в камере как-то сразу стало уютно.  И  как-то  сразу  возобновилась
задушевная беседа близких родственников, не беседовавших по душам ни  разу
в жизни. Кстати о псевдониме, - припомнил сын. - Зачем было усложнять себе
жизнь? А как же иначе, - удивился отец. - Включаясь в этакую гонку, бросая
все, сжигая за собой мосты, необходимо подумать о безопасности, и себя,  и
дела. Отлично, - усмехнулся сын, -  но  только  твое  инкогнито  не  стало
препятствием для черных сил, с которыми ты решил побороться, зато показало
непробиваемую крепкость в отношении друзей и соратников, которые могли  бы
тебе помочь гораздо раньше и эффективнее. Да, - признался  отец,  -  глупо
получилось. Глупо и странно...
     - А почему именно "Абрахам Иглвуд", что за блажь такая -  присваивать
имена умерших родственников?
     Да, вероятно, это была одна из самых серьезных ошибок. Когда трогаешь
мертвых, результат может быть самым непредсказуемым... "Знаешь,  -  слегка
смутился отец, - в последнее  время  я  сделался  ужасно  суеверным,  даже
самому иногда стыдно..."
     Ну, просто не придумалось ничего другого, какие имена не перебирал  -
все казалось фальшивым, непристойным, да и не было желания  тратить  время
на такую мелкую проблему, как придумывание псевдонима, вот и  взял  первое
имя, которое на ум пришло. Эйб Иглвуд был отличным парнем - имеется в виду
настоящий  Абрахам  Иглвуд,  двоюродный  брат   миссис   Джонс,   владелец
магазинчика  игрушек  в   Старфорде.   Талантливый   механик,   обладавший
изумительными руками, жаль его, умер он плохо, спился на почве  несчастной
любви... Бывает же, - посочувствовал Индиана Джонс,  который,  разумеется,
никогда бы не спился из-за любви. -  Она  его  совсем  не  любила,  да?  Я
подозреваю,  -  сказал  отец,  -  что  эта  женщина  тоже  была   к   Эйбу
неравнодушна, очень сильно подозреваю. Так в чем  же  дело!  -  возмутился
Индиана. - Даже если эта женщина замужняя, не вижу  препятствий,  чтобы...
Все не так просто, мой мальчик, - оборвал его отец. -  Иглвуд  как  раз  и
запил в тот год, точнее, в тот месяц, когда она вышла замуж. Видишь ли, он
приходился ей двоюродным братом, так что никаких шансов у бедняги не было.
Кровосмешение в  наших  краях  не  принято.  Эта  женщина,  кстати,  стала
впоследствии твоей матерью. За  кого  она  вышла  замуж,  Индиана  уже  не
спросил. Ему неожиданно расхотелось задавать вопросы. Почему-то ощущалось,
как толкается сердце - напряженно,  торопливо.  Отец  завершил  эту  часть
беседы  самостоятельно,  глубокомысленным  предположением   о   том,   что
псевдоним "Абрахам Иглвуд" родился  чисто  подсознательно,  как  память  о
матери Индианы, как память о призрачной несуществующей молодости.
     Чтобы  отогнать  вырвавшиеся  на  свободу  образы  прошлого,  Индиана
поинтересовался: как появилась  статья,  подписанная  фамилиями  Иглвуд  и
Кэмден?
     Статья по египтологии. А  что  тут  особенного?  Ассистентка  оказала
профессору большую помощь. ("Ну, понятно...  -  скорбно  вздохнул  сын.  -
Интересно, каким способом молодая девушка помогала  пожилому  мужчине?"  -
"Стыдно, мальчик! - укоризненно сказал отец. - Как ты мог такое  подумать?
Она же мне  несколько  ночей  учетные  карточки  перебирала...")  И  хотя,
откровенно говоря, в статье нет ни одного слова, написанного рукой Лилиан,
мало того, материал был подготовлен к  печати  уже  после  того,  как  она
уехала с мужем в  Непал,  научная  этика  не  позволила  обойтись  без  ее
фамилии. Все просто. Во всяком  случае  свадебный  подарок  в  виде  части
головного убора статуи бога Ра, сделанный профессором  своей  ассистентке,
выглядит гораздо более странно...
     Кстати, зачем вообще нужен "медальон"? В чем его  ценность  -  кроме,
конечно, исторической?
     "Медальон" нужен для того же, для чего и "Камень,  отмеченный  Божьим
Светом", - загадочной  объяснил  отец.  -  Без  обоих  этих  предметов  не
отыскать другой предмет, куда более ценный.
     Отец  полагал,  что  "объяснил  загадочно".  Но   Индиана   мгновенно
вспомнил: "...без камня отмеченного Божьим Светом не  найти  сокрытого  от
глаз Ковчега со Скрижалями Завета...". Вспомнил и развеселился  -  неужели
ты собираешься  разыскать  ТАКОЕ?  Вот,  значит,  откуда  взялась  наивная
скрытность, вот что питало болезненный интерес к апокрифу тамплиеров? Ну и
мечты! Ну и размах! Сначала Чаша, а потом, потом...
     - Перестань паясничать, - устало попросил  отец.  -  Тебе  только  бы
посмеяться, когда все рушится.
     - Как же так? - спросил Индиана,  перестав  паясничать.  -  Затеваешь
дело невероятной сложности, и при этом доверяешь посторонним людям.
     - Кого ты имеешь в виду? Себя?
     - Ренара. Помнишь этого  француза,  этого  ничтожнейшего  из  научных
консультантов?
     - А что Ренар? Квалифицированный и порядочный ист