ста Владыки, занимающийся сношениями с Фиванским храмом.  Вот  ты  мне  и
нужен."
     Было время, когда  все  храмы  пресмыкались  перед  Большим  Домом  и
Владыкой,  как  верховным  жрецом.  Но  при  Тутмосе  III  и  Рамзесе  II,
изливавших свою божественную Мощь за пределы Кеме,  жрецы,  оставшись  без
присмотра, налились большой и  самостоятельной  силой.  Воители  требовали
крепкого тыла, и храмы содействовали, во-первых,  благонравию,  во-вторых,
внушению превосходства египетской  веры  и  порядка  перед  запредельными,
варварскими. Естественно, что и храмы тогда померились  силой  меж  собой,
орудуя магией, подкупами и отравой. И в итоге Фиванский храм Амона  уделал
все остальные. Наверное потому, что давно наложил руку на золото, серебро,
слоновую кость и магические растения, поступающие из Нубии и Эфиопии.
     При Владыке Меренпте, кстати, сыне Рамзеса Великого,  фиванский  храм
Амона, ревностно лелеющий превосходство египетского  миропорядка,  настоял
на  изведении  евреев  посредством  принудительных  работ.  Моисей  и  его
компания  показались  верховному  служителю  бога   опасными   последышами
свихнувшегося  еретика  Эхнатона,  который  безумно  и  бесчинно  возжелал
уничтожить все божьи дома.
     Владыки,  все  более  ощущая  силу  и  угрозу  храмов,  старались  не
противоречить им. Храмовые "девы радости"  пробились  на  уровень  "невест
бога", и в таком качестве сделались  великими  супругами  Величеств.  Дело
дошло до того, что жрец Херихор сам стал Владыкой.
     Но при Владыках Бубастидах, на чьих хоругвях красовалась кошкоголовая
Бастет, Совет Фиванского Храма удовольствовался  мирской  властью  лишь  в
Верхнем Египте, и только духовным авторитетом в Нижнем.
     Питхор Иосеф нашел Птахотепа в плавнях, где тот бил острогой огромных
сомов ради своего развлечения. Конечно, полковник выдал это за  совершенно
случайную встречу.
     - Ого, ваши сомы, о Южные Уста Владыки, видимо питаются моими утками.
     - Дорогой родственник, хвала  Тоту,  что  он  пересек  наши  пути.  Я
слыхал, вы весьма отличились перед Большим Домом,  доставив  в  резиденцию
Владыки колдовской ковчег израильтян.
     - Мы, кстати, больше родственники, чем вам  кажется,  поскольку  чати
Иосеф был и вашим предком. Недаром же вы замазываете черной краской рыжину
волос, столь не свойственную египтянам, однако имеющую прямое отношение  к
иври.
     - Или ливийцам, или ахейцам, - несколько встрепенулся Птахотеп.  -  И
вообще, у верных слуг Большого Дома различие кровей утрачено, в  их  жилах
течет одна лишь светлая преданность..
     - Тем не  менее  Сердце-Чати  подсказало  мне,  что  я  найду  в  вас
соучастие, правогласный Птахотеп.
     - Моя Ба говорит мне,  что  помощь  оказанная  вам,  станет  зернами,
брошенными в благодатную почву, - аккуратно высказался сановник.
     - С вашей Ба трудно спорить. О, родич Птахи, я благодарю Семь  Хатхор
за то, что именно  вы  заведуете  в  Совете  Большого  Дома  перепиской  с
фиванским храмом Амона.
     - Какая сила вдохнула в  вас  такую  проницательность?  -  попробовал
выяснить ушлый Птахотеп.
     - Переписка властителей - есть  кровеносные  жилы  государства.  Сама
благодетельная Маат намекнула мне, что такой Столп Большого Дома, как  вы,
обязательно должен поддерживать Владыку в столь ответственном  деле.  Ведь
от равновесия Большого Дома и Храма Амона зависит порядок в  стране  Кеме.
Лиши  вас  Владыка  этой  работы,  и  вы  вскорости  исчахнете  от  желчи,
переполнившей ваши благородные внутренности.
     - Слова Сердца вашего, Питхор Иосепт, проникнуты  мудростью  Тота,  -
согласился Птахотеп.
     - Я хотел узнать, не направлялось ли донесение  из  Большого  Дома  в
Храм Амона о скорой перевозке трофейного ковчега  в  какое-либо  известное
или потайное место?
     И тут Птахотеп запыхтел от внутреннего жара, несмотря  на  достаточно
свежий ветер, задувающий с моря.
     - Из ваших глаз, начальник  полка  Пта,  выглядывает  злой  демон,  -
наконец произнес он.
     - Вы происходите от Иосефа, поэтому и вам, и  вашему  Ка,  не  должна
быть безразлична судьба израильской святыни.
     - Я - египтянин  и  страж  южных  врат  Большого  Дома,  -  отчеканил
напряженный Птахотеп.
     - Да, и Столп Большого Дома. Но если  вы  не  поможете  мне,  то  Бог
Израиля непременно поразит вас своим гневом. А я уж нагляделся на то,  как
в Храме Соломона он превращал людей  в  квашню,  совершенно  негодную  для
изготовления даже самых посредственных священных останков.
     - Я вынужден немедленно расстаться с вами,  Питхор  Иосепт.  Ваша  Ба
замутнена дыханием злого Сета.
     - Надолго ли мы расстанемся? Ничто сейчас не освежает вашу память?  Я
стану вашей второй Ба и напомню,  что  храм  смог  заполучить  каменоломни
Пер-Неб-Она именно благодаря вам. И не с  вашим  ли  живым  участием  храм
Амона подсунул колдунью-жрицу в женский дом нашего Владыки?
     - Я все равно оставляю вас наедине с вашими  демонами,  Сет  вошел  в
ваше Сердце, - Птахотеп махнул рукой гребцам  и  плюхнулся  под  балдахин,
барка же под резкие выкрики "кхе-ху"  стала  удаляться  от  ладьи  Питхора
Иосепта.
     Тут и Ка, и Ба хором заорали полковнику, что Птахотеп заложит его,  и
тогда, в лучшем случае, светит ссылка в крепость Чар на границе со страной
Ретену, причем, нос и уши провинившегося будут отделены  от  головы.  А  в
худшем, ему пропишут сотню палок  и  дыхание  жизни  покинет  его  ноздри.
Недовольный Ка-хранитель навсегда оставил Питхора Иосепта и вернулся в дом
Пта, даже Ба шмыгнула прочь темной тенью.
     -  Ну  как  теперь,   Господь   Израиля?   -   сокрушенно   прошептал
военачальник. - Это ведь ты разлучил меня с богами Египта. Может,  вера  в
тебя правильна и благостна, но раб твой становится  жуком  на  дороге,  по
которой марширует отряд солдат. Упорхнул мой Ка. И Ба  стремглав  убежала.
Благая Маат с небесной Хатхор теперь не обратят в мою сторону свои светлые
лики, лишь  скверные  демоны  пустыни  совьют  мерзостное  гнездо  в  моем
опустевшем сердце.
     И вдруг Питхор Иосепт понял -  между  ним  и  Богом  нет  ничего,  ни
божеств, ни демонов. Все они, и дарители,  и  упыри,  оказались  рябью  на
воде. Питхор Иосепт сам был  полюсом  напряжения,  но  бесконечно  большим
полюсом являлся Господь, и вот между ними проскочила молния.
     - Слушай, Израиль, Господь Бог Наш, Господь Един...
     В этот момент перед баркой Птахотепа вспенился бурун,  будто  со  дна
заторопилось к поверхности животное размером с пять  упитанных  бегемотов.
Бурун ударил в борт, и трое гребцов кувырнулись за борт.  А  затем  жуткое
водяное явление приподняло барку и закружило ее.
     - Вода промыла мои глаза! - донесся жалкий голос Птахотепа. - Я вижу,
что был неправ, когда не слушал своего мудрого Ка,  дарованного  богами...
какой-то вредный демон сидел в моей утробе и нашептывал дурное...
     Тут волна плюнула ему в рот, и  он  поперхнулся,  но  немного  погодя
бурун спрятался  под  поверхность  воды,  и  барка  стала  замедлять  свое
вращение.
     Используя момент раскаяния, Питхор Иосепт пошел в наступление:
     - Похоже, уста моего друга выплюнули вредного демона и  дышат  сейчас
одной лишь правдой. Я знаю, что правогласный искусно  владеет  тайнописью,
которой Большой Дом пользуется для сообщения с фиванским храмом.
     - Но этой тайнописью не  составлялись  никакие  послания,  в  которых
имелся бы хоть один знак  о  ковчеге  израильского  бога.  Клянусь  Тотом,
создателем тайных слов.
     - Вы явно находитесь в благой власти Маат сейчас. Так отверзните  еще
раз свои уста, чтобы голая правда беспрепятственно текла из вашего Сердца.
Не  проходили  ли  через  вашу  Палату  донесения,  составленные  какой-то
незнакомой вам тайнописью?
     -  Да,  было  одно  такое  донесение,  -  после  паузы,   заполненной
мучительным кряхтением, Птахотеп все-таки выпустил правду  наружу.  -  Его
сразу же изъял начальник личных писцов Владыки. Я не смог понять в нем  ни
одного знака.
     - А какое имя у этого достойного человека?
     - Мериамон. Но он никогда не покидает обитель Владыки.
     - Я сам появлюсь там. Вы должны только заманить моего будущего  друга
Мериамона на гостевую половину. Там я угощу его  соком  одного  эфиопского
растения, и его Сердце-Ба раскроется как орех, а дух-Ка вознесется  высоко
в объятия небесной Нут.



                                 ВЗГЛЯД 4

     На  аудиенции  у  начальника  кавалерии  Питхор   Иосепт   безуспешно
выпрашивал конницу для укрепления полка Пта - но ему объяснили,  что  одна
лошадь стоит дороже десяти солдат. Затем дворцовый раб должен был провести
военачальника через Двор Услады Ра  к  Воротам  Добродетельного  Служения,
сквозь которые впускались-выпускались все чиновники средней руки.
     Они шли  по  дорожке,  усыпанной  красным  туфом,  среди  двух  рядов
аккуратно подстриженных магнолий, ниже которых ветвился  густой  тамариск.
Раб с жезлом чуть впереди, полковник на шаг позади.
     И вот на прямом отрезке дорожки никого кроме них нет.
     - Эй, достойный слуга своего властелина, сила  моего  зрения  ослабла
из-за песка пустыни,  но  мне  кажется,  там  под  кустом  покоится  тело,
принадлежащее благородному человеку. Вдруг в нем  еще  струятся  жизненные
соки? А если нет, то оно нуждается в превращении в  священные  останки,  -
заботливо произнес полковник.
     - Где оно, господин? - задался вопросом провожатый.
     - Да вот там.
     Подневольный человек стал вначале вытягивать голову, потом  туловище.
И в какой-то момент получил удар в основание черепа, после  чего  сам  был
заброшен в кусты.
     - Не было тела, так будет, - пробормотал Питхор Иосепт, забирая  себе
набедренную повязку, сандалии и парик доверчивого раба.
     Теперь - по правой дорожке, мимо водоема, заросшего белыми  лотосами,
мимо  плещущихся  золотых  рыбок,  затем  вдоль  галереи,  что  охранялась
гранитными изумрудоглазыми кошками... Тут заговорщик (которым, несомненно,
являлся Питхор Иосепт) и повстречался некстати с дворцовым служителем.
     - Ты, плевок Сета,  куда  тащишься?  -  прицепился  мелкий  начальник
дородной комплекции.
     -  Хранитель  Восточных  Палат  послал  меня  к   Воротам   Служебной
Добродетели встречать гостя,  -  слабым  голосом,  выражающим  покорность,
отозвался Питхор Иосепт.
     - Но эти ворота после полудня закрыты!
     - Боюсь, мой господин, я что-то перепутал. Небесный огонь  напек  мою
тощую голову.
     - Возвращайся к Хранителю  Восточных  Палат  и  передай,  чтобы  тебе
выписали двадцать палок по пяткам за глупость.
     -  У  вас  лямка  на  сандалиях  развязалась,  -  нашел  что  сказать
заговорщик, и когда служитель наклонился, вмазал кулаком по  правой  части
его складчатого затылка. Однако промахнулся, задел лишь ухо.  Жирняга  тут
же врезался ему в живот своей головой, увесистой, как медный котел. Питхор
Иосепт плюхнулся на дорожку, а его неожиданный противник широко  распахнул
рот, чтобы заорать.
     Трепетные слова не сорвались с языка, потому  что  служитель  получил
порцию песка в глотку. Тогда  он  захотел  садануть  дерзкому  заговорщику
ногой под ребро, но лежащий полковник  ухватился  за  жирную  щиколотку  и
пинком в  живот  уронил  дородного  человека  на  туфовую  дорожку.  Затем
отвесным ударом в лоб заставил Ка служителя временно отделиться  от  тела.
Однако и само тело надо было срочно девать куда-то.
     Ближайшая колонна галереи изображала лотос, имела множество  каменных
лепестков, на них и был своими подмышками надет  служитель  -  причем,  со
стороны,  противоположной  дороге.  Но  прежде  его  парик  с  набедренной
повязкой перекочевали к заговорщику.
     Далее  путь  некогда  правогласного  Питхора  Иосепта  пролег   через
террасу, крытую малахитовыми плитками с лазуритовыми сфинксами  в  четырех
углах. Стражники впустили его со двора, даже не  моргнув.  Вот  полковник,
притворившийся служителем, оказался уже в канцелярском крыле и заторопится
вдоль  ряда  дверей  и  боковых  переходов.  Управление  закромов,  палата
начальника закромов, палаты начальника матросов,  управление  гонцов...  В
дальнем конце галереи замаячили две фигуры: Птахотеп и Мериамон.  Укрыться
можно только за статуей Амона, стоящей в нише.
     Сандалии шлепают все ближе  и  ближе,  топчут  мраморный  пол  совсем
рядом. Мериамон останавливается... и оборачивается спиной к статуе,  лицом
же к  изваянию  расположился  Птахотеп.  Сановники  беседуют  о  мерах  по
улучшению службы гонцов. И тут две крепкие руки протягиваются к Мериамону,
притискивают его к каменному Амону, одна ладонь разжимает челюсть,  другая
вливает магический сок. Хрип чередуется с бульканьем.  Сок  проливается  в
нутро, резво проникает в жилы и достигает сердца. Там из  него  появляется
демон, который набрасывает темное покрывало на  Ба  и  изгоняет  Ка  туда,
откуда оно явилось.
     - Кто это? - голос Мериамона походил на скрип двери.
     - Земная Тень Амона хочет говорить с тобой, о правогласный  Мериамон,
- смело представился Питхор Иосепт.
     - Что нужно Владыке Небесному от его смиренного создания?
     - Соблюдения любезного ему порядка... Служители Амона  из  Фиванского
храма сокрыли от Великого бога свое Сердце, они затевают  недоброе,  хотят
внести в алтарь храма ковчег израильского демона и поклоняться ему...
     - Но служители Амона всей своей Ба возжелали уничтожить  Ковчег,  они
сразу решили утопить его на излучине за крокодиловым бродом.  Благая  Маат
свидетельница моим словам.
     - А когда? - стала уточнять "тень".
     - Сегодня после захода, неужто господину моему Амону неведомо это?
     - Он испытывает тебя, глупыш.
     - Но я всегда был верен...
     - Да ну тебя, надоел, - и Питхор Иосепт, надавив на  сонную  артерию,
прервал оправдывания Мериамона и отправил его в глубокий обморок.  -  Куда
теперь бедолагу засунуть-то?
     Впрочем, выбирать способ устранения тела пришлось недолго. Поблизости
находилась большая фаянсовая ваза из Фаюма, куда и был опущен  не  слишком
крупный Мериамон.
     - Два человека, которых я отправил по пути Озириса не слишком далеко,
могут вскоре вернуться назад, - обратился Питхор  Иосепт  к  Птахотепу.  -
Поэтому я должен срочно покинуть Обитель Владыки. Хотя, мне тут нравится.
     - Я провожу вас кратчайшим безлюдным путем, чтобы вам  не  надо  было
следовать через присутственные места, - сказал  Птахотеп,  заводя  Питхора
Иосепта в маленькую дверцу, за которой начинался узкий коридор, почти лаз.
- Но Ужас живет во мне, с тех пор как мы  повстречались  с  вами  там,  на
Реке. Чего хочет ваш повелитель, могучий демон из страны иври?
     - Он хочет, Птахотеп, много страшного и неприятного для нас. Чтобы мы
не убивали, не крали, не прелюбодействовали, не  лжесвидетельствовали,  не
желали жены и имущества ближнего своего...
     - В убийстве, краже и лжи мало пользы для Большого Дома и  для  людей
высокородных, - согласился столп Большого Дома. - Им и так все принадлежит
по  велению  Семи  Хатхор.  Поэтому  Владыка  и  правогласные  карают   за
беззакония, в основном, подлый люд, не знающий своего места.  Конечно,  не
всегда еще возмездие настигает виновного. Ведь страна  Кеме  велика,  а  у
Большого Дома столько других  забот  -  направлять  Нил,  поднимать  утром
солнце, сажать  его  вечером...  И,  кстати,  стоит  ли  порицать  слабого
человека за желания, которые внушаются богами?
     - Скрижали Ковчега говорят, что  за  злые  поступки  и  желания  кара
неотвратима как для высокородных, так и для низкого люда, и кара будет  от
Бога. Кроме того, там сказано: не имей богов кроме него, не твори кумира и
не поклоняйся образу, не прельщайся величием  солнца,  луны  и  звезд,  не
взывай к Богу всуе.
     - Какая нелепица! Что-то  дикое,  -  Птахотепа  даже  передернуло  от
отвращения. - Несообразное Ка и Ба, противное Истине и  Порядку,  хранимым
Маат.
     - Просто Он хочет, чтобы мысли и чувства не вкладывались в наши  души
высшими сущностями, чтобы  сонмы  богов  утратили  власть  над  частями  и
членами нашего тела, чтобы мы сами отвечали за свои намерения и  дела.  Он
забирает у божественной Девятки весь мир и отдает его нашему  исследованию
и нашей работе.
     - Но для этого всего человек должен обладать  великими  силами,  даже
большими чем у Владыки!
     - Мы сотворены по его образу и подобию, и этого достаточно.



                           ВЗГЛЯД 5, ПРЕРВАННЫЙ

     Пока Питхор Иосепт пробирался к Воротам Добродетельного Служения, ему
все мнилось, что шагает он слишком поспешно, чем выдает себя, что  вот-вот
забегают служители и стражники с воплями: "Святотатец в Доме Владыки".
     Но обошлось, "святотатец" покинул ворота и заторопился, насколько это
было  возможно,  не  переходя  на  бег,  по   мощенным   мрамором   улицам
Пер-Рамзеса...




                ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. ЕГИПЕТ. ЛЕТО. КОНЕЦ ИСТОРИИ


                      1. РАЗВЕДКА ГУЛЯЕТ САМА ПО СЕБЕ

     После похода в храм крестоносцев Индиана Джонс лежал пластом в номере
убогой искендеронской гостиницы, поднимаясь лишь для того,  чтобы  укусить
лепешку, глотнуть виски или  раскурить  сигару.  Обморочный  сон  сменялся
жутковатыми видениями и наоборот. То  тебе  картинки  из  древнеегипетской
жизни: парадный выход фараона, кормление мумии, звериноголовые боги и  все
такое прочее; то кошмары на тему первого крестового похода: скачущая  лава
арабской конницы, режущий уши визг, оскаленные  зубы  и  сабельный  свист.
Потом хруст костей  и  пространство  под  веками  заполняется  красноватым
сиянием. И снова провал...
     Сил не хватало даже на то, чтобы снять шляпу.
     Откуда-то в его комнате появлялись  бутылки  любимого  виски  "Джонни
Уокер", довольно свежая еда, кто-то платил за  его  проживание  и  забирал
пустую  стеклотару.  Это  происходило  как  бы  само  собой,  что   вполне
устраивало доктора Джонса.  Ему  не  хотелось  думать  о  мелочах.  Иногда
больному казалось, что  кто-то  стоит  рядом  с  его  койкой  и  о  чем-то
настойчиво спрашивает. Но именно в это время Индиана находился в забытьи и
слова долетали до него лишь в виде неясного рокота.
     Течение его болезни было, конечно, странным, но  не  более,  чем  все
происшедшее с ним ранее.
     Когда череда провалов и кошмаров  прекратилась,  когда  доктор  Джонс
очухался настолько, что даже  решил  побриться,  то  обнаружил  у  себя  в
номере...
     Клопика! Которого сейчас за незначительный вес  можно  было  прозвать
Микробиком. А еще сержанта-гориллу вместе с холмами плеч и  невыделяющейся
на их фоне головой.  Похоже,  Чак  Питерс  был  приставлен  к  мальчику  в
провожатые.
     - Клопик, ты по-прежнему жульничаешь при игре в покер?
     Это были первые слова выздоравливающего Индианы, а первый его  вопрос
звучал так:
     - Где мой папа?
     - Мистер Джонс в госпитале, где же ему еще быть.
     Обезьяночеловек Питерс все-таки умел разговаривать, и  голос  у  него
был совсем не грозный бас, а тихий скромный  тенорок.  Тщательно  подумав,
сержант добавил:
     - Все у вашего отца не как у людей. Пуля пробила  ему  правое  легкое
навылет. Однако пневмоторакс был минимальный  и  никаких  сгустков  крови.
Обошлось без инфекций и даже нагноения, хотя в  руках  у  докторов  мистер
Джонс оказался лишь спустя двенадцать часов после ранения. Но  врачи  меня
уверяли, что после ранения прошло не меньше  двух  недель  и  должно  быть
пациента уже лечили опытные хирурги, ведь входное отверстие  успело  стать
махоньким розоватым рубчиком. А  выходное  отверстие  сократилось  с  трех
дюймов до одного! И это у дряхлого в общем-то человека...  Вы  что,  мумие
прикладывали?
     - Есть многое на свете, друг мой  Питерс,  что  и  не  снилось  вашим
мудрецам, - Индиана машинально перефразировал Шекспира. - Но к  сожалению,
у меня в  голове  полный  нуль  насчет  того,  что  случилось  с